In between the lines

Вокруг Хосока темнота — густая, плотная, пугающая. Он стоит посреди ничего, а чернота клубится, зовет его к себе — ближе, ближе, ещё ближе. Хосок не знает, как оказался здесь, он не знает даже где это — здесь. Он поднимает руки, но не видит их, ни смутных очертаний, ничего — словно кто-то завязал ему глаза. Он делает шаг вперед, и гулкий звук, с которым подошва ботинка касается пола, эхом разносится вокруг. А из темноты ему вторит другой — глухое рычание, от которого волосы встают дыбом. Это не похоже на собаку или волка, Хосок не уверен, что это вообще животное. Звук нарастает, рычание с каждой секундой всё ближе, Хосок слышит царапанье когтей, шаги позади себя, а потом резко наступает тишина. Хосок не может пошевелиться, запоздалый ужас накрывает его с головой — дрожь разносится по телу, ноги прирастают к полу. Он осторожно оглядывается, до боли в глазах всматриваясь в темноту, но по-прежнему ничего не видит. Проходит несколько минут — или несколько часов? Хосок не уверен — в этом месте он не чувствует времени. Тишина и темнота давят, вытаскивают из глубин подсознания затаенные страхи: образы монстров из фильмов ужасов, чудовищ из кошмаров, тварей, мечтающих оторвать от него кусочек. Хосок не может унять дрожь от мыслей, что завтра для него может не наступить. На пробу делает маленький шажок и замирает, чувствуя, как от напряжения начинает сводить мышцы. Ничего не происходит. Набравшись смелости, он делает ещё шаг, а за ним и ещё один, пока не срывается на бег. Хосок не знает, куда бежит, не видит конца и края в этой тьме, но не может остановиться. Он мчится вперед, не замечая ничего вокруг, слышит стук крови в висках и своё тяжелое дыхание. А потом до него доносится другой звук, от которого сердце в груди заходится в панике, начиная гулко биться о ребра — глухое рычание, что с каждым мгновением настигает его. Хосок ускоряется, бежит так быстро, как только может, но преследователь не отстает, наоборот, он всё ближе. Когти заскребают по полу, рычание раздается почти возле самого уха, а в нос забивается запах мокрой шерсти. От неожиданности Хосок дергается в сторону и, запутавшись в ногах, падает, едва успевая выставить вперед руки. По инерции прокатывается несколько раз и замирает навзничь. Боль пульсирует во всем теле — Хосок сдавленно стонет и пытается подняться, но у него ничего не выходит. А затем он снова слышит это глухое рычание, слышит, как когти вспарывают пол прямо возле его головы. Чувствует зловонное дыхание на своем лице — запах крови, который ни с чем не спутать, и сладковатый — мертвечины, от которого тошнота подкатывает к горлу. Хосок открывает рот, чтобы закричать, позвать на помощь, даже если это бесполезно — но голоса нет. Тварь наклоняется к нему всё ближе, проводит языком по щеке, урчит довольно, а потом чернота перед глазами окрашивается красным. Словно издалека Хосок слышит звуки разрываемой плоти, громкое чавканье — кто-то беззвучно кричит, и Хосок не сразу понимает, что это он сам. Боль проникает в каждую клеточку его тела — будто жидкий огонь, она растекается внутри и снаружи, заполняет собой всё его естество. Красная тьма вьется вокруг, глумится, зовет, и Хосок поддается, закрывает глаза, позволяет ей забрать его к себе. *** Кто-то зовет его по имени, трясет, что-то говорит, но слов не разобрать. Хосок выныривает из темноты, жадно глотая ртом воздух — пульс зашкаливает, пот заливает глаза, а дыхание сбивается. Чимин нависает над ним — в глазах паника, а нижняя губа мелко подрагивает, словно он вот-вот заплачет. — Ты кричал, хён, ты так кричал, — в голосе Чимина такая боль, что Хосоку становится не по себе. Он откидывает одеяло и садится, чувствуя, как его самого трясет, опускает босые ноги на пол, подносит ладони к лицу и рассматривает так, словно видит впервые: длинные худые пальцы, выступающие вены, едва заметные царапины и синяки. Руки, как руки. На пробу несколько раз сжимает и разжимает пальцы, хлопает себя по щекам и только потом обращает внимание на Чимина, который так и стоит рядом, дрожа, будто от холода. Хосок не знает, что ему сказать. «Кошмар приснился» — это и так очевидно. «Всё в порядке» — он не уверен. «Ложись спать» — глупо, вряд ли кто-то из них сможет сегодня снова уснуть. Хосок может только догадываться, как сильно он кричал, раз довел Чимина до такого состояния. Становится стыдно. Он несмело касается ладони Чимина кончиками пальцев, а другую руку кладет ему на талию, лбом утыкается в живот и замирает. Хорошо. От Чимина пахнет корицей, авокадо и немножко мятой — причудливая смесь ароматов из геля для душа и кондиционера для белья. Хосок жадно вдыхает этот запах, прогоняя из памяти другие — мокрой шерсти, крови и мертвечины. — Хён, — зовет Чимин тихо, — что тебе снилось? Хосок мычит неопределенно и качает головой — он не уверен, что сможет описать это, даже если захочет. Он помнит кромешную тьму, помнит парализующий всё тело ужас и помнит боль. Хосок тянет Чимина ближе к себе, обхватывает руками за бедра, а лицом зарывается в живот. Он боится снова потеряться в чернильной мгле, боится снова окунуться в кошмар. Чимин выдыхает едва слышно — Хосок ощущает это всем телом — и, наклонившись, обнимает его в ответ. От Чимина веет теплом, заботой, домом — рядом с ним Хосок, наконец, начинает чувствовать себя в безопасности, а дрожь, сотрясающая тело, сходит на нет. — Спасибо, — бормочет он, зная, что Чимин точно его услышит. — Пожалуйста, хён. Хосок улыбается уголками губ и, нехотя, выпускает Чимина из объятий. Тот смотрит на него обеспокоенно, в глазах читается невысказанный вопрос — Хосок пожимает плечами и снова забирается в постель, натягивая одеяло до подбородка. Чимин переступает с ноги на ногу, закусывает губу и переводит взгляд с Хосока на часы на прикроватной тумбочке, которые показывают половину четвертого ночи. — Попробуй поспать ещё немного, — советует Хосок, наблюдая за его метаниями. Чимин проводит рукой по волосам, откидывая со лба челку, порывается что-то сказать, но в итоге вздыхает тяжело и возвращается в свою кровать. Хосок наблюдает, как тот укладывается — ворочается с боку на бок, шуршит одеялом и, наконец, затихает. Хосок закрывает глаза, слушая, как тихонько посапывает во сне Чимин, долго всматривается в черноту под веками, пока сам не проваливается в сон. …А по ту сторону красная тьма снова гостеприимно распахивает свои объятия, зовёт — ближе, ближе, ещё ближе; невидимый монстр заскребает когтями по полу, а в нос забивается тошнотворный запах крови.