Constante

       Это был уже второй день, как наступила весна. В России она хоть и слабо, но ощущалась. Заметно раньше начало вставать по утрам розовое солнце, и за горизонт оно пряталось гораздо позже. Днём температура держалась почти всегда около нуля, так и подстёгивая людей снять тёплые шапки. Зимние шубы и пуховики постепенно начали прятаться в душные шкафы, а лёгкие куртки, появляясь, стряхивать с себя пыль и нафталин. Настроение омрачал лишь снег до недавнего времени пушистый и белый, благодаря «чудесному» метаморфозу, за один день превратившийся в грязную, жидкую, хлюпающую кашу. Каша эта распространялась с невероятной скоростью повсюду: на дорогах, тротуарах; залезала в салоны машин; мокрыми следами расползалась по домам и офисам, создавая огромную проблему желающим пройти по улице, оставаясь чистым, и тем, кто хочет пройти мимо уборщицы, не услышав от нее классических слов: «Куда грязными ногами по помытому?!». А в остальном всё было прекрасно…        В сумрачной даже днём прихожей типичной рязанской квартиры щёлкнул ключ в замочной скважине, открылась дверь, и, слегка прихрамывая, через порог переступил высокий парень с пакетом из ближайшего супермаркета. Он шмыгнул носом, поставил пакет на тумбочку, повесил ключи на специальный крючок, не наклоняясь, аккуратно снял грязные и насквозь мокрые кроссовки, повесил чёрную, лёгкую не по погоде куртку и направился в свою комнату. Недолго раздумывая, он устроился перед компьютером, надел большие наушники, уже навёл привычным движением мышки на иконку игры, но внезапно, посмотрев на часы, перевёл курсор на браузер и открыл трансляцию матча (к его удивлению оказавшуюся платной).        Оставалось пять минут до начала. Начала важного пути для Них в этом году. Костя привычным движением руки откинул эту-чёртову-чёлку-которую-давно-пора-подстричь, откинулся на спинку стула и стал нервно перебирать пальцами. Его мучало странное чувство. Нет, не предчувствие поражения, Костя даже не хотел думать об этом. Он был в Них уверен. Но что-то казалось неправильным; что-то не так, не как обычно. Но что? Костя не знал, и мысль о последствиях этого «чего-то» заставляла ногу нервно подёргиваться. «Всё, хватит, это уже маразм от беспомощности, не иначе, — подумал он, — с такими мыслями совсем крыша поедет». Пара минут, и матч начался. Костя оценивающе окинул взглядом стартовые составы и отметил, что обе команды собирались атаковать. Игра обещала быть интересной. Начало было сразу ярким: хороший прессинг, опасные моменты, ловкие комбинации, разве что мяч катается медленно (или после Испании так кажется?); но спустя 20 минут всё поменялось: стали впускать на свою половину, тяжелее проходить центральную зону, а к концу первого тайма совсем сели к своим воротам. Костя занервничал снова. Вообще, если он смотрел матчи в одиночестве, то спокойно, почти всегда бесшумно, лишь делая важные заметочки у себя в голове. А тут вдруг к перерыву стал нервничать. В его голове снова промелькнула мысль о предчувствии. «Бред, нельзя об этом даже думать. У Них нет прав на такие ошибки», — уверял себя Костя. Прозвучал свисток на перерыв, и он, неожиданно для себя, шумно выдохнул, снимая наушники и закрывая неморгавшие всё это время глаза. Выдохнул так, будто сам этот тайм отбегал. — Мама, мама, а Костя грязные кроссики у двери оставил! Тут грязная лужа! — где-то в другой комнате ябедничал маленький брат. — Костик! Ты когда научишься обувь на место ставить? — крикнула мама старшему, который лишь поморщился, притворившись, что не слышал. Не до этого ему сейчас.        Спустя несколько минут снова раздался недовольный упрёк: — Костя, ты опять без шапки и в летней куртке ходил! Совсем играть не хочешь?        Последние слова больно ударили по сердцу парня; как ножом вспороли рану, которая только начала заживать. Он хотел было ответить что-то резкое, но вовремя одёрнул себя. Нельзя себя так вести; окружающие не всегда понимают, в какой душевный шрам они тыкают простыми словами, как иглами. Костя закрыл лицо руками, ещё раз шумно выдохнул и продолжил гипнотизировать экран, ожидая начала второго тайма.        «Сейчас Михалыч им напихает, и всё переменится, точно переменится», — Костя в голове строил картины, представляя, какие слова говорил главный тренер, разъярённо стуча кулаком по планшету; как парни сидят с опущенными в пол лицами, изредка поднимая взгляд, чтобы посмотреть на тактику, а пот, несмотря на мартовскую погоду, капает с них на пол; как Макс Головлёв* скачет по раздевалке то к одному, то к другому, молниеносно переводя на разные языки речь, некоторые выражения которой иностранцы понимали и в оригинале; как запасные робко стоят чуть в стороне, посматривая с сочувствием на основу, принимающую основной гнев тренера на себя; и как готовящиеся замены уже через минуту, хлопнув дверью, вылетают из горячей раздевалки на поле, в тайне радуясь, что не придётся огребать от злого Михалыча. Костя всё это прекрасно представлял и чувствовал, ведь он был их частью. Больной настолько, что даже комментаторы, вспоминая о травмированных, уже не называют его, но частью.        Начался второй тайм. Счёт нулевой. Костя снова надел наушники, отрезав себя от внешнего мира и переместившись всем чем можно в Грозный, оставаясь в Рязани лишь физически. Он буквально влился в экран, анализируя каждый пас, каждый навес, каждый удар, мысленно перемещаясь по полю. Сразу, с самого начала он заметил, как схема начала меняться: Ваня сместился на левый фланг, Наба ушёл глубже… Но увидел это не он один. Контратака: левый фланг, штанга, правый фланг — гол «в домик».        «Доигрались, — прошептал Костя, — это когда-нибудь бы случилось. Поверить не могу, что первый гол этого года Игорь пропустил «в домик». Но после штанги сразу было понятно, что ситуация фатальна. Не его вина». Парень недовольно покачал головой. «Ещё 40 минут времени, но если ничего не изменится, это конец». Время идёт, но игра не особо меняется. Костя уже шепотом называет имена игроков, совершающих действия, ошибки. 30 минут до конца. Он видит, что всё не так, что предчувствие его не обманывало. Раз за разом выпадают Арнор, Кристи, Ваня, Ильза, даже Марио; Чал, просто отрезанный защитниками от всех, то и дело опускается вниз; Родриго и Мага едва успевают отбиваться. 20 минут до конца. Чал наносит хороший, плотный удар, но каким-то чудом вратарь выцарапывает мяч из-под перекладины. Костя почувствовал и услышал рядом с собой реакцию друга, но это была лишь иллюзия. Всеми силами Они идут в атаку, но пропускают соперников снова и снова; комментаторы язвят, что противнику уже всё равно по какому флангу лететь вперёд. 10 минут до конца. Костя верит, что Они не сдадутся, верит, что это так не закончится. Он подёргивает ногой от нетерпения, от неописуемого желания помочь. 5 минут. Есть ещё шансы, есть дополнительное время. Костя сжимает кулаки так, что суставы сквозь светлую кожу белеют. Он бы все силы свои им отдал, сам бы побежал и забил... если б мог. Ах, если б не это всё, не Рязань, не не начало февраля. "Почему именно он, а никто другой?" - вопрос этот уже задавать себе устал. Теперь сразу Дзагу вспоминает, и вопросы отпадают. Судьба так испытывает значит. От напряжения жарко в толстовке становится, но он не реагирует, только пальцы сильнее сжимает, что ногти, кажется сквозь ладони пропечатаются. 88 минута. Очередная быстрая атака. Раз, два, три... гол. Фатальный гол. Всё решено. Внутри что-то оборвалось. Костя смотрит на счёт, разжимает пальцы, снимает наушники и, громко пнув стол здоровой ногой, откатывается от него. Шансов нет. Он откидывается на спинку стула и закрывает глаза. Не верит. Слов у него нет. Услышав громкий звук, легонько приоткрыв дверь в комнату, заглянула мама и, оценив, что со старшим сыном всё в порядке, но его лучше не трогать, удалилась. Костя это слышал, но реагировать не стал, не до того. Спустя минуту он возвращается, досматривает до конца уже без звука. Моменты были, но безуспешны. 3 очка потеряны. С финальным свистком Чал, что сил осталось, эмоционально запускает мяч в Грозненское небо. Костя тоже бы так сделал, если б мяч был рядом, но он за разочарованно ударил себя кулаком левой руки по бедру, чуть выше колена и зашипел от боли. "Ну вот, ещё себя доломать осталось", - подумал он, закрывая трансляцию и потирая ушибленное место. - Мама! Мама! А Костя себя бьёт! - раздался детский голосок и топот маленьких ножек, убегающих от двери. - Этого только не хватало. Почему я его не заметил? - Костя покачал головой, - Вот ведь врунишка. - Костик, что случилось? Почему Кирилл* говорит, что ты себя бьёшь? - обеспокоенным голосом спросила мама. - Мам, никого я не бью. Всё нормально, - Костя отвечал низким голосом, с нотками разочарования, которое было трудно скрыть в душе, всё ещё сидя с закрытыми глазами и искренне надеясь, что она не будет задавать вопросы про его состояние. - Точно? - Точно. - Смотри у меня. Не забывай, что ты только 2 дня без костылей. Береги ногу. - Хорошо, мам, - Костя всем своим существом просил, чтобы его оставили одного со своим чувством нереализованности.        Как только мама закрыла дверь, парень снял, наконец, тёплую толстовку, которая, несмотря на свой огромный размер, жала и давила будто бы изнутри. Затем закатал спортивные штаны и посмотрел на бедро. "Ну да, синяк останется, силу-то девать некуда", - вздохнул он. Костя снова устроился на стуле, взял в руки телефон, посмотрел на время, хотел уже написать Чалу, но передумал. Не до него ему сейчас, в другой раз на базе поговорит. Откладывая телефон, взгляд его упал на календарь, на котором были отмечены дни до примерной даты возвращения. "Я должен вернуться раньше. Должен", - сказал он себе и зачеркнул ещё один день, второе марта.