***
Никори никогда раньше не гуляла в районе, отведённом для клана Учих, но сейчас, идя под боком у Шисуи, она подумала, что никогда и не захотела бы, потому что воздух здесь ощущался уж слишком тяжело. Здесь вообще было тяжело находиться. — Все... смотрят на меня. Так странно, — бубнила девочка, постепенно ускоряя свой шаг. — Тебе кажется, ты слишком мнительная, Никори. Это просто прогулка, а это просто люди, которые заняты своим делом. — Ты разве не ощущаешь? Здесь настолько гнетущая атмосфера, что даже находиться на ваших улицах сложно. И это не потому, что я себе что-то там навыдумывала, на меня действительно смотрят, как на врага деревни. Шисуи волнительно огляделся. Этого ему только не хватало, чтобы его почти ничего не имеющего общего с Учиха сестра допытывалась до самого сокровенного и грязного. Ну уж нет. Приобняв её за плечи, он ласково встряхнул девочку. — Да брось ты, может, сходим на поляну? Там сейчас в свете солнца должно быть очень здорово. Как-то же мне нужно тебя развлечь, пока ждём Итачи. Почему ей постоянно кажется, что от неё многое скрывают? Сузившая в подозрении глаза, она вздохнула и приобняла брата в ответ. — Тебе ведь не скажешь «нет»? Идти до уютной поляны, которую местные дети часто использовали для своих игр, было не так далеко, но палящая жара немного противилась тому, чтобы брат с сестрой дошли быстро. Периодически приходилось шнырять по отбрасывающим тени домам, чтобы уж совсем не угореть в аномальном пекле. Когда они наткнулись на тень дома Шисуи, девочка вздрогнула. — Твой дом? — заворожённо спросила она. — Да, я здесь живу. — Всё так аккуратненько. Так и представляла то место, где ты мог бы жить. На неё смотрел квадратный домишко, двор которого сочно усеивали несколько зелёных деревьев и пёстрых кустов. Рядом виднелся блестящих прудик с дёргающимися камышами. — Хочешь увидеть отца? Её сердце вздрогнуло в пугающейся потуге. — Ч-что? — Наш отец сейчас дома, поэтому... если ты хочешь познакомиться с ним, то... — Шисуи, не стоит, — заплетающимся языком резко сказала она и потянула его за рукав. — Не хочу знать отца. Мне повезло с тобой, этого достаточно на всю жизнь. Большего не нужно, понимаешь? Чем больше людей ты знаешь, тем больше придётся страдать. А один человек может перекрыть тысячи знакомств, и за этого человека Никори сейчас держалась самой своей цепкой хваткой. — Я всё понимаю... Хочешь, уйдём? Не нужно было вести тебя в этот район. — Не подстраивайся под меня, всё х-хорошо. Мне же нужно привыкать к моей новой большой семье, м? Учих много, пусть смотрят на пополнение в виде меня, — натянуто улыбаясь, она понадеялась, что скрасит ситуацию непринуждённым оптимизмом, но сделала только хуже. Он не хотел, чтобы она считала Учих семьёй. Не сейчас, по крайней мере. Глупо было приводить её сюда. Дурак-Шисуи.***
Итачи до тёплого чувства в груди нравилось то, как он мог сказать «доброе утро» и как счастливо мог услышать в ответ двухголосое «доброе!». Шисуи и Никори всегда ждали его на полигоне, всегда были рады поздороваться с ним и молча разделить все тревоги. Другого мальчику не хотелось, только бы это удержать и не потерять. — Ты сегодня быстро, — улыбнулся ему Шисуи и подбежал поближе к другу. Никори же уже наскучило швырять кунаи в деревья и проигрывать своему брату, поэтому, спохватившись, она тоже стремительно рванула к Итачи, растягивая губы в незаметной улыбке. Ну, она думала, что улыбается незаметно. — Ты снова пропустил тот прекрасный момент, когда кунай Шисуи перебивает мой. — Всё потому, что ты совсем не тренируешь меткость, — как само собой разумеющееся пояснил ей брат и радостно посмотрел на Итачи. — Всё спокойно? — Да. Кажется. У Учих ведь никогда не бывает спокойно. — Мы хотели сегодня посмотреть на полнолуние, Никори почему-то подумала, что просиживание на крыше в холодную ночь похоже на приключение. — Эй! Это будет весело, не надо мне тут жаловаться, будто тебе не интересно! — с красным лицом проголосила она в ответ. Шисуи ей лишь мило улыбнулся. Его улыбкой можно излечивать, так думал каждый, кто когда-либо видел юношу. Его рука сама потянулась к кудрявой её копне волос, чтобы задиристо переворошить аккуратно уложенную причёску. Вот так бы всегда, подумал тогда Итачи. Непринуждённо, тихо и, самое главное, мирно. С друзьями, с семьёй. — Итачи, скажи ему, что посмотреть на полнолуние лучшая моя идея, — уворачиваясь от руки брата, она пыталась сохранить хоть какой-то порядок в своих волосах, но неудачно. — Хорошая идея, мне нравится. Втроём будет тепло. — Слышал, Шисуи? Я ещё приготовлю что-нибудь горяченькое, чтобы совсем не умёрзнуть. В ответ она тоже начала лезть к такой же кудрявой голове брата, подхватывая задорный настрой и коварно улыбаясь во все зубы. — Я тоже могу что-нибудь сделать, — Итачи не мог не улыбнуться им сейчас. — О, Итачи отлично готовит онигири... я помню, ты мне давал попробовать, когда я гостил у вас. — Тогда не обделишь и меня? — умоляюще протянула Никори. Итачи рассмеялся. — Сделаю много, чтобы тебе досталось побольше.***
На крыше многоэтажного дома в центре деревни ночной воздух ощущался жёстче – северный ветер грубо бил по щекам и даже морозил пальцы, но друзьям холодная проблема не показалась огромной помехой, поэтому, удобно расположившись на колючей черепице, они устремили свои ожидающие чуда взгляды в небо, как и планировали. Ночь встретила их чёрным небом и бусинками-звёздами. На секунду могло показаться, что появилась возможность с крыши ухватить большую и светящуюся Луну в руку. Брат и сестра облепили Итачи с двух сторон – Шисуи уселся под правый бок другу, а Никори под левый. И никуда они не отпустят его, будут бессменно сидеть рядом с ним, близко-близко, подпирая усталыми руками и укладывая тяжёлые головы на его узкие плечи. Итачи ведь не был против. — Я принесла горячий чай, — только усевшись, подпрыгнула Никори и принялась доставать из вместительного рюкзака овальный термос. — Как всегда предусмотрительно, — принимающий в руки кружку от сестры, Шисуи был очень счастлив в данный момент, поэтому не мог не улыбаться свойственной лишь только ему улыбкой, одновременно милой и стеснительной. — Итачи, помнится, ты обещался угостить нас своими кулинарными шедеврами. У Итачи с собой целый рюкзак, который был явно побольше вместилища подруги. Из него он вытащил три коробочки, от которых по ветру развеялся еле уловимый, пробуждающий аппетит, запах. — Угощайтесь. В начале дня ты бессердечный убийца на службе у родины, а ночью ты мягкий, готовящий онигири с лососём, друг. Неужели так нельзя всегда? Почему так нельзя всегда? Чтоб без лишних проблем, давления семьи и возлагающихся на твои плечи надежд целого клана, ведь на хрупких плечах не поместятся и ненавистные обязательства, рядом с которыми постоянно война, и уставшие головы твоих друзей. Что-то одно, плечи удержат что-то одно. Обязательства или друзья, это уже другой вопрос. — Итачи, это умопомрачительно! — разогнала ненужные мысли друга Никори, голося без стеснения комплименты. — Так вкусно... — Наверное, ты особенный не только в деле шиноби, в кулинарии ты такой же гений, — тоже одобрительно похвалил его Шисуи. Вот в чём дело. Он особенный, и поэтому у него есть ответственность. Которую он не просил. Домой оттого ему совсем не хотелось, потому что там отец, который не видит за своими желаниями процветания клана истинных чувств собственного сына. Дома нелегко, дома пространство давит в голову, не даёт спокойно выдохнуть, дома не получается отдыхать. А здесь Итачи отдыхал. Вместе со своими друзьями в холодную ночь на вдавливающейся в подмятые под себя ноги черепице. — Вот бы здесь всю ночь просидеть, — словно прочитала его мысли Никори. Итачи вздрогнул. Шисуи обеспокоенно вздохнул. — Ты снова? — спросил её брат. — Что? — Эта резкая идея провести где-нибудь ночь... ты снова из дома сбежала? — Шисуи! — грубо шикнула она, оскалившись. — Не твоё дело, сколько можно повторять? — Вот именно, что моё. И возразить брату она на эти его заботливые слова, естественно, не смогла. Неловко было только то, что Итачи всё слышал и теперь знал о насущных проблемах подруги. — Никори сбегает из дома? — с опасением поинтересовался он. — Несколько раз уже, да, сестра? — в его словах улавливался маленький укор. — Знала же, что не стоило тебе рассказывать об этом с твоим комплексом старшего брата. Постоянно опекаешь меня, будто я ещё из пятилетнего возраста не вышла. — Комплекс старшего брата?.. — задумчиво пролепетал Итачи и повёл бровью в ярком осенении. — Шисуи, ты ведь и правда постоянно нездорово беспокоишься за близких. Дай Никори немного свободы. Благодарная реакция девочки не заставила себя ждать. — Спасибо! Понял? — грозно обратилась она уже к брату. — Почаще обращай внимание на себя, а не на других. Ладно, если бы только за мной приглядывал, так ты же всегда ещё и за Итачи шныряешь своими нравоучениями. Раньше Итачи не замечал подобного, но сейчас, открыв глаза на происходящее, понял, что внимание со стороны драгоценного друга его не отталкивает так, как отталкивает Никори. Итачи ценил это, ему было приятно, потому что факт того, что Шисуи негласно считался его старшим братом, заставлял вибрировать в груди, раскаляя светлое чувство, от которого хотелось улыбаться. — Чего вы на меня взъелись? — по виску у молодого шиноби пробежала полоска пота от неловкости момента. — Итачи, неужели я правда перебарщиваю с опекой? — Нет, в отношении меня всё в порядке. Я благодарен тебе за всё, что ты делаешь, ты это знаешь... Ты действительно не даёшь Никори свободы, но мне кажется, что она начала это для того, чтобы увести первоначальную тему в другое русло. Итачи, гадёныш! — Ну, Никори никогда не отличалась навыком скрытности, — ухмыльнулся Шисуи и пожал плечами. — Она обещала больше не сбегать из дома, а в итоге... — Почему ты сбегаешь? Итачи осознавал, что, возможно, лезет не в своё дело, но та его часть, которая отвечает за дружеский аспект, пересилила банальный такт, и вопрос возник сам собой. — Аргх! Кому-то дома хорошо и комфортно, а кому-то просто не хочется жить... жить дома, не хочется постоянно ссориться с матерью... не хочется чувствовать эту тупую давящую атмосферу... не жду от вас понимания, я знаю, что это глупо, но всё же я сейчас сижу здесь, а не засыпаю в кровати. Значит, причина веская и осуждать её вы не имеете права. Боги, знала бы она, что Итачи ещё как понимает. Понимает чересчур, абсолютно и максимально. Он ведь тоже сейчас не засыпает в своей кровати. Он здесь, рядом с ними, смотрит испуганными глазами на девочку подле себя и чуть ли не плачет. Шисуи почувствовал возникшее между друзьями странное напряжение, перемешанное с толикой сочувствующего понимания, и тогда его пробило осознание – его родная младшая сестра и его названный младший брат чертовски похожи. — Мы не чужие для тебя люди, Никори, — за двоих ответил ей брат. — Иногда можно себе позволить принять заботу со стороны друзей. Девочка смутилась и стыдливо опустила взгляд вниз. Наверное, она впрямь была слишком грубой сейчас. — П-простите. Забавный факт: до этого Никори никогда не извинялась. — Расслабься, сестра. У меня, конечно, есть предчувствие, что, если мы начнём вразумлять тебя вернуться домой, это будет впустую с твоим упёртым характером, но всё же сегодня мы тебе не позволим сидеть на холоде всю ночь. — Да... — дрожащим голосом вторил ему Итачи. — Можешь переночевать у меня. — Шисуи, спасибо тебе, но я сама разберусь с тем, где мне провести эту ночь. Сейчас я с вами и пока что вопрос решён. — Из-за отца не хочешь остановиться у меня? Итачи приобнял колени, вслушиваясь в разговор друзей. — Что-то вроде того, — честный ответ от неё стоило ожидать. Вдруг в голове у девочки неконтролируемо ярко и отчётливо появилась картинка – они с братом живут вместе, совсем одни, и в этой секундной фантазии, наверное, ей явилось само счастье. Сильно сожмурив глаза, она избавилась от надоедливого воображения, от которого теперь будет болеть внутри. — А что, если переночевать у меня? — невинно предложил Итачи. Наверное, рядом с ней ему не так тяжко было бы находиться дома. Реакция Никори – долгая, непонимающая и туговатая. Потом – улыбающаяся, но ненадолго. — С-спасибо, но не хочу доставлять дискомфорт твоей семье, Итачи. Да и неловко будет. Я лучше... придумаю что-нибудь. Реакция Шисуи – ох, чёрт, эти двое... Происходящее ему нравилось. У Никори был кто-то кроме него. Взял на заметку. — Итачи теперь жутко неудобно и обидно из-за того, что ты отказалась от его предложения, — незаметно лукаво, по привычке улыбаясь милейше, сказал её брат. — Придётся придумать отговорку посерьёзней какого-то дискомфорта... Шисуи оказался гадёнышем поболее Итачи. Девочка напыжилась, как птица на холоде, налилась румянцем в щеках и в меру рассердилась. Ладно, они добились своего. — Итачи, я не смогу переночевать у тебя, потому что вернусь домой, — выпалила Никори и по-детски злобно надула губы. — Глупый брат... ты доволен? — Очень, горжусь тобой, — на полном серьёзе ответил он ей. И как теперь скрывать от него чувства, если глаза предательски заслезились и всё тело задрожало от переполняющих эмоций? То, как она тряслась, заметил Итачи и поспешил достать из рюкзака мягкий плед. Движений друга девочка не замечала и поняла, что он уже давно не сидит между ней и братом, когда на девчачьи плечи плюхнулось что-то тёплое. Укрыв её со спины, Итачи закинул на себя рюкзак и подошёл к обрывистому краю светящейся в лунном свете крыши. — Чтобы не замёрзла совсем, — пояснил он перед тем, как двинуться ещё ближе к краю. — Спасибо... — застенчиво прошептала Никори, ухватываясь за плед как можно сильнее. — Ты уже уходишь?! — Да, нужно домой. Не сидите долго. Шисуи понимающе ему кивнул и помахал на прощание. Без Итачи стало грустней обычного. — Он такой загруженный, — смотрела она в сторону его дома, а позже объяснилась: — Беспокоюсь. Брат аккуратно пододвинулся к сестре, чтобы та не чувствовала себя одинокой. — На Итачи многое свалилось. Понять можно. — Что? — заволновалась Никори. — Он ни о чём не рассказывает, поэтому я... — Он и не расскажет. Однако всё лежит на поверхности. — То есть? — Он талантлив во многом, поэтому его семья слишком многое хочет. Но то, что хотят от нас родные люди, не всегда соотносится с тем, что... — Хотим мы сами, — перебила тихо и закончила она за брата. — Он... так сильно переживает из-за этого? — От него ждут исторических поступков, он фактическое оружие в руках своего отца, с помощью которого добиваются будто бы справедливости в ущемлении клана. Итачи сложно, потому что, будь его воля, он бы искоренил такое явление как война из этого мира на долгие тысячелетия. Кто-то живёт войной, кто-то её не принимает, а Итачи просто не переносит её. И получается так, что живёт он в большом противоречии, потому что именно войны от него и ждёт отец. — Я не думала, что всё настолько серьёзно... — Всё очень серьёзно. На уровне внутренней политики деревни, потому что, рано или поздно, то, что делает его отец, выльется в гражданское противоборство. Рядом с Учихами всегда льётся кровь. — Поэтому ты ограждаешь меня от клана? Он может стать зачинщиком будущей войны? — Грубо говоря, да. — И почему я узнаю об этом только сейчас? Шисуи, опираясь на руки, откинулся немного назад и внимательно всмотрелся в Луну. Он решил не говорить сестре о том, что она ещё о многом не знает.***
Всю ночь Никори не могла уснуть. Не из-за очередной ссоры с родительницей, не из-за плохого настроения, какое обычно у неё бывает, когда она оказывается дома. Сна не было ни в одном глазу из-за раздражающих мыслей, постоянно держащих голову в активном состоянии. Никори думала об Итачи и о том сложном пути, по которому он идёт. Это было не сочувствие, это была злоба на людей и обстоятельства, которые не давали её другу свободы. Хотелось справедливости, хотелось по щелчку пальцев создать спокойствие вокруг Итачи, хотелось сказать ему, что всё наладиться. Некоторые люди умеют чрезмерно хорошо ставить себя на место других. Никори была из таких. Шисуи, кстати, тоже был из таких. В этом девочка и ощутила их родство в первую очередь – не в общей крови, в общем отце и в общем клане, а в их схожести, за которую, чувствовала она, не ощущалось страха отдать и жизнь. Противно для самой же себя, Никори понимала, что мало чего может сделать для Итачи. Единственное, что ей удалось бы – просто быть рядом, разделяя все невзгоды напополам с Шисуи и не давая такому важному для неё другу увянуть морально. Так она и поступит, она будет рядом. Решив значимую для своего будущего проблему, сонная Никори почувствовала, как сладко затрепетало в груди. Размышления об Итачи согревали без пледа. Поэтому девочка на следующее утро проберётся в рубку наблюдения – она заберётся по крышам на высоченное рубленное здание, постаравшись свести своё присутствие на минимум (неудачно и с последствиями), с небольшим страхом заглянёт в окно рубки, убедится, что там находится один только Итачи, и тогда юрко влезет внутрь. Итачи почувствовал её чакру, но подсознательно, толком не проанализировав, не стал подавать виду, чтобы не разрушать иллюзию сюрприза. Для него ведь тем ещё удивлением оказалось ощутить, что Никори пробирается к нему на почти что работу. Нелюбимую работу. — Итачи! — радостно заголосила она, полностью вынуривая с деревянного подоконника, за который по неаккуратности зацепилась ногой в последний миг. — Что ты здесь делаешь? — удивлённо привстал он. А на его лице - радость, неожиданность, сомнение. — Ты два дня занят, я не хотела ждать, поэтому вот. Предвкушая поднятое её подарком настроение друга, Никори довольно протянула ему наспех приготовленный обед. Но Итачи больше показался ей рассерженным, чем довольным. Она, чёрт бы её побрал, пробралась на территорию АНБУ. Это опасно. Чем больше Итачи смотрел на девочку, тем сильнее хотел взять её и быстро вывести за пределы видимости рубки, чтобы наверняка отвадить от неё ненужные неприятности. А ненужные неприятности, так или иначе, заметили её. Ведь тёмный Корень повсюду. Никори поняла, что ей здесь, как оказалось, не особо рады, однако она настойчиво глянула на друга и упрямо положила вкусность на ближайший стол, мол, захочешь – перекусишь. А потом набрала много-много воздуха в лёгкие, словно готовясь к чему-то... отважному. — Тебе нужно уйти отсюда, — смог выдавить из себя Итачи. — Я убегу сейчас, угомонись, только... я хотела сначала... — медлила она, ступая небольшими шажками по направлению к другу. — Я хотела сказать, что очень рада знакомству с тобой, Итачи. Непонимающий Итачи склонил голову к плечу. — Что? — Я бесконечно ценю то, что ты делаешь для меня. Я самая счастливая, раз у меня появился такой друг... Каждое её слово – каждый шаг ближе, пока она не оказалась совсем впритык к нему, поднимая ласково руки и определяя их на шее мальчика. Объятие получилось скомканным, кривым, но обретающим всё. Вообще всё. Так чувственно Итачи ещё не обнимали. — Ты всегда можешь довериться мне, — в носу у неё щипало жутко, но она всё равно сквозь неудобство, поморщив нос, прошептала. — Ты отмечен Судьбой, поэтому всё будет хорошо. Всё получится. Ты должен был это знать. Вот так вот выдернув его из повседневного, заставив ощутить целый вихрь эмоций, Никори открыла глаза Итачи на одно очень важное и многое определяющее желание. Итачи просто захотелось жить.***
Но жить хотелось ровно до того момента, пока ему не исполнилось тринадцать. За два быстро пролетевших года в Итачи почти не произошло заметных изменений – только голос стал грубее, лицо обрело побольше мужественности, руки омозолились и понимание жизни испарилось. Никори же по-женски округлилась. Теперь это девушка, не на официальном уровне даже куноичи, счастливая сестра и Учиха без клана. А Шисуи стал мужчиной. И даже так запутавшийся в себе юноша, девушка с распущенными кудрявыми волосами и стеснительно улыбающийся мужчина по-прежнему собирались на крыше, чтобы по-детски смотреть на Луну. — Котоамацуками. Я использую эту технику на главенствующих лицах клана, чтобы свести на нет весь воинствующий настрой, — серьёзно рассказал друзьям заветный план Шисуи. А черепица всё так же колола ноги. — Котоамацу-ками? — попыталась вспомнить его сестра функционирование названной техники, но не могла припомнить нужную информацию. — Я столько выучила этих техник шарингана, но всё без практики, и теперь кажется, что впустую. Что за Котоамацуками? — Контроль разума. Шисуи тренировал эту технику чаще других в последнее время. Слушать пробирающий до основания голос Итачи для неё – наслаждение и боль в одном флаконе, потому что голос его надрывался и дрожал периодически. — А-а-а, это та техника... Шисуи, ты уверен? От тебя, по сути, зависит судьба деревни. Я не сомневаюсь в твоих силах, брат, но сомневаюсь в том, что всё пойдёт по плану. Править судьбами людей без их ведома - довольно опасное дело, не мне тебе говорить об этом. — Всё в норме, не беспокойся, — натянуто улыбнулся он ей. — Если я располагаю необходимой силой, значит, и я её должен использовать, пока есть возможность. Всё пройдёт гладко. У Шисуи образовался комок в горле. Он слишком многое на себя взял. — Не знаю... — не унималась Никори. — Плохое предчувствие. Итачи будет на задании, ты останешься совсем один в этой своей правительственной мисси. Может, мне... Он предчувствовал её следующий вопрос. — Нет, я не разрешаю. — Пойти... — Нет. — С тобой. Э-э-э? Шисуи! — Тебе должно быть достаточно и того, что я вообще рассказал об этом. Злость не шла к его доброму лицу. А Никори грустно кивнула, потому что была мягкой и покладистой в общении с братом. На первый взгляд. — Погодите, — мешался необычно задорный Итачи. — Шисуи, ты тренировал Котоамацуками... но на ком? — Эм... — Надеюсь, не на нас? — Ну как бы... Влепить подзатыльник брату – давняя мечта Никори. Наконец-то повод для осуществления мечты нашёлся. Жаль, что весёлая атмосфера быстро сменилась, когда Шисуи, оправляясь после шуточного удара сестры, задумчиво посмотрел в сторону, будто бы стараясь навести себя на определённые мысли. — Завтра тяжёлый день, — подытожил он. Завтра ему предстоит изменить историю. — Я... волнуюсь за тебя, братик. И из-за этого её сердце болело. — Ничего непредвиденного не сможет произойти. Всё будет под контролем, я действительно на максимум овладел этой техникой. — Шисуи, — смотря в одну точку, проговорил Итачи, — в любом случае, будь осторожней. — Буду. Тогда почему он опустил взгляд вниз и подумал о том, что стоит написать предсмертную записку перед началом миссии?***
В каждой стране должен быть человек, ставящий интересы национальных взглядов превыше морали. Таким был Данзо. Безжалостным и решительным, потому что эти качества - обратная сторона медали любой политики. Любой успешной политики. Поэтому, когда он в жестоком порыве вырвал глаз Шисуи, нигде не упала звезда и нигде не треснули горы. Так должно было быть. Он вырвал Мангекьё без капли сомнения и стиснул в крепком кулаке кровавые ошмётки вместе с заветным артефактом, открывающем ему новые возможности. Ведь только так, по его мнению, можно было добиться безопасности деревни. Шисуи так не думал. Как угодно, но не так. Война – не перезапуск и не начало с нуля, война это грёбанные смерти и море неутомимой боли. Итачи этого не допустит, промелькнуло в гудящей голове Шисуи, когда он твёрдо решил идти до конца и атаковал Данзо и его прихвостней Корня огненной техникой. Пустая глазница изнывала от боли, кровь щекотила кожу лица. Неужели это его конец? Данзо не знал о преимуществе Шисуи – он не боялся смерти. Гений Мангекьё боялся потерять друга, сестру, покой в деревне, но не свою жизнь. Шисуи победил изначально в их схватке. Захлестнувшуюся битву сначала заметил Итачи. Послав к чёрту задание, которое заняло бы сутки его жизни, он решил сегодня быть рядом с другом, на плечи которого выпала куда более значимая миссия. Итачи обязан помочь. Поэтому, когда он увидел бойню, окровавленное лицо друга, его избитое тело, в голове отчаянно пронеслось: нетнетнетнетнет, только не это, только не он. Только, пропади всё пропадом, не Шисуи. Издалека, беспокойно тренируясь на полигоне, в ветвях лесистых деревьев Никори заметила пробудившееся бледное зелёное Сусаноо. Его Сусаноо. Девушка молила всех богов, чтобы ей хватило скорости добраться до увиденного вовремя. Ей же хватит, она же тренировалась. Тем временем Итачи, гневно внедряясь в битву, обезвредил оставшихся членов Корня, на которых сил Шисуи не хватило, и дрожащими руками подхватил уставшее тело друга. Теперь всё в порядке, он удержит и не отпустит его, защитит. — Мой глаз... — прохрипел Шисуи, опираясь о дерево, у которого Итачи его аккуратно усадил. — Данзо забрал его... — Всё в порядке, — хотелось плакать, — мы со всем разберёмся. Никто не подозревал, что Шисуи – ходячее оружие с абсолютной и мощнейшей техникой в глазах. Но Шисуи ведь не боялся смерти. — Нужно идти, — одноглазый шиноби услышал неподалёку углублённую реку. Скорее всего, обрыв. То, что нужно. — Куда? — возразил Итачи, но бессмысленно. Раненный с усилием поднялся, хватаясь сначала за крону дерева, потом за товарища. — Шисуи?.. Что он творит? Решительным шагом Шисуи побрёл вперёд, выбираясь из вечернего леса. Скалистый обрыв, внизу – смертоносные камни, бугры и разрезающая воздух вода. Идеально. — Данзо не верит в мой способ разрешения конфликта, — вздохнув, начал он. — Данзо сделает что угодно ради Конохи. Мой правый глаз лишь начало. Скорее всего, Корень придёт и за левым. Стоя на обрыве, Шисуи чувствовал полную свободу. Боги, неужели только смерть может даровать свободу? Ветер окутывал его с ног до головы, дышаться становилось всё легче и легче, словно тело понимало, что это его последний шанс ещё раз насладиться чистым воздухом. Вдалеке Шисуи ощутил родную подбирающуюся сюда с нереальной скоростью чакру. Пора заканчивать. Он посмотрел на Итачи, а тот потерян и не понимает толком, что происходит, не догадывается о том, что Шисуи прощается. Такой забавный. — Шисуи? — Я отдаю тебе мой глаз. Распорядись им, как посчитаешь нужным, — чавкающий щёлк, и последний Мангекьё у него в красных липких пальцах. — Ты мой единственный друг. Ты единственный, кому я могу доверять. И он тянет к Итачи кулак, мол, бери, бери и не спрашивай, это моё последнее желание. Итачи, бери. — Прошу тебя... позаботься о Никори. Она поначалу без меня не справится, а с тобой ей легче. Сбереги мою сестру от всех бед. От Данзо. Чёрт, что он делает? — Шисуи, что ты... — Защити деревню и имя клана Учиха. Наверное, он действительно на себя многое взял. Прикосновение его рук холодное. Итачи принимает глаз, смотрит на него и в наивной глупости не может понять – зачем? — Но я... Как он защитит деревню и клан? Они же хотели вместе... — Глаз – не единственное, что я тебе даю. Я даю тебе новую силу. Силу Мангекьё. Всё встало на свои места. Сердце Итачи пропустило болезненный удар. — Шисуи, нет! — Я не смогу здесь больше помогать тебе. Исполни моё предсмертное желание, — в последний раз он уложил обессиленную руку ему на плечо. — И не смотри на меня этим растерянным взглядом, который можно увидеть даже без глаз. Отныне спокойствие твой друг. У тебя же всё получится, помнишь? Да, тебя ждёт полный боли тёмный путь вниз. Путь, полный страданий... Чёрт, нет, не делай этого, дурак-Шисуи. — Не... — Прости меня. Я не смогу разделить с тобой этот путь. Но я надеюсь, что ты не собьёшься с него. Ты ведь особенный. Ты шиноби Конохи, в которого я верю. Итачи не знал, что зубы могут болеть, если их так сильно сжимать. Солнце садилось и этот вид, этот момент, когда светило меняет Луна, Шисуи хотел увидеть больше всего в свою последнюю минуту. — Спасибо тебе за всё. Ты справишься. Итачи, ты справишься. Добежавшая до обрывистого места Никори, увидела резкий прыжок. Не успела, скорости не хватило. Шисуи оттолкнулся и камнем полетел вниз. Он уже не видел, как Итачи с последней надеждой в блестящих от слёз глазах протянул руку к нему, лишь бы успеть ухватить, он уже не слышал кричащую ему в ужасе сестру. Он оставил всё на друга. Взвалил всё на его плечи. Никори с разбега, не останавливаясь, чуть не бросилась за упавшим братом, но её вовремя схватил трясущийся и пробудивший Мангекьё шиноби. — Т-твои глаза... — сквозь слёзы обратила она внимание на красный свет, исходящий от лица друга, и от нехватки воздуха громко всхлипнула. Держащий её за запястье, он посмотрел и в лицо ей. В таких же лисьих, как и у её брата, глазах Никори кружились томоэ. С этой ночи её постоянно будет сопровождать красный цвет. Теперь всё зависит от тебя, Итачи.