***
Чуе было тогда всего тринадцать лет, и его мать повторно вышла замуж. Родного отца мальчик не помнил, тот умер, когда Накахаре было всего четыре. И вот, в их доме появился Мори Огай, работающий в той же больнице, что и мать мальчика. Отчим был высок, красив, хорошо сложен и на редкость тепло отнёсся к приёмному сыну. Чуе он нравился. Ровно до той ночи, когда мать уехала на суточную смену. Мальчик проснулся от того, что почувствовал лёгкое удушье и тяжесть, вдавливающую его в собственную кровать. Не понимая, что происходит, он попытался сбросить с себя одеяло, взмахнул руками, но тонкие запястья были тут же перехвачены сильными пальцами, сжаты вместе и заведены ему за голову. Чуя попытался закричать, но звонкий удар по лицу, заставил прикусить язык. - Тихо, - в темноте звучал знакомый хриплый голос отчима. - Огай? - дрожа всем телом спросил мальчик, совершенно путаясь в происходящем. - Что... - Я сказал тебе заткнуться, сопляк! Новая затрещина вызвала калейдоскоп красок, распустившийся перед глазами, и ребёнок едва не потерял сознание. Хотя в тот момент Чуя очень жалел, что не отключился или не задохнулся, когда его перевернули и уткнули лицом в подушку. - И запомни, - пыхтел над его ухом мужчина, - если ты кому-то расскажешь, этот кто-то может очень пострадать. С той ночи в нём поселился страх. Он залез под кожу и каждую ночь скрёбся о грудную клетку, холодными костлявыми пальцами душил горло. Чуя боялся засыпать. Он кутался в одеяло, включал фонарик и замирал в ожидании чего-то неизбежно ужасного. Страшнее всего становилось, когда мать уходила на ночную смену, ведь мальчик знал, что скоро к нему в комнату придёт Огай. Однажды матери на работе стало плохо, и она вернулась домой через несколько часов после ухода, застав в комнате сына невообразимую картину. Женщина кинулась к телефону, крича о том, что вызовет полицию, но муж перехватил её. Мори затащил вырывающуюся жену в ванную и закрыл дверь. Чуя рыдал, подминая под себя одеяло и звал маму. Десять минут спустя отчим вышел из квартиры с бесчувственной женщиной на руках. "Скончалась по пути в больницу от остановки сердца" - звучал официальный диагноз, поставленный несчастным мужем, пытавшимся спасти свою жену и довезти на своей машине в больницу. Так Чуя остался один на один со своим отчимом и опекуном. Иногда он таскал у Мори деньги и покупал сигареты. Для своих неполных четырнадцати лет Накахара чувствовал себя слишком взрослым и затраханным жизнью и отчимом. Ему шёл пятнадцатый год, когда парень понял, что домой он больше не вернётся. Если знать, где искать, то в Йокогаме можно найти трущобы, в которых живут такие же беспризорные дети, каким стал Чуя. Сироты и те, кто бежал от своих родителей, - мелкие отбросы общества, вышвырнутые из системы и никому не нужные. За их жизни никто не даст и жалкой монеты, зато впервые за долгое время Накахара засыпал, свернувшись калачиком за мусорным баком, и не боялся мужчины с тёмными волосами и красными бликами в глазах. В помоях можно было найти вполне ещё пригодную еду, а то, что временами болел живот и тошнило, это не страшно. Страшно сидеть дома под одеялом и бояться каждого звука из прихожей. Со временем Чуя привык к трущобам, обзавёлся местными знакомыми - такими же мальчишками, как и он. Без этих связей в мире улиц было не выжить, одиночки быстро исчезали. Новые "друзья" научили воровать продукты с прилавков и мелочь из карманов прохожих, выделили старый рваный матрац, от которого жутко воняло, в углу полуразвалившегося дома, где они скрывались. Зимой там было жутко холодно, зато не страшно. Когда Чуя впервые убил человека, ему было семнадцать. Сейчас он уже и не помнил, из-за чего повздорил с одним из обитателей нового дома, но в руке юноши оказался нож, позже вскрывший горло другого парня. Зато Накахара хорошо помнил, что в тот момент не ощутил ни страха, ни сожаления. Наоборот, стоило ножу и рукам окраситься алым, а дёргающемуся телу упасть к ногам, как парень почувствовал невероятное облегчение. Он словно переродился в смерти другого человека. Он понял, что может убить, не страшась этого. Там, в грязных трущобах Йокогамы, среди отбросов общества, родился Рыжий Кот, начавший свой путь к тому, чтобы спустя пару лет стать одним из самых дорогих наёмных убийц города.***
Чуя приподнялся с распростёртого под ним тела и убрал ладонь с губ Мори. Он сделал пару шагов в сторону, глядя в потолок и покачиваясь. Достал сигарету и вновь закурил. Огай тяжело дышал, его била крупная дрожь. - Мне было тринадцать, - оторвав сигарету от губ, выдохнул Чуя. - Понимаешь, урод? - он опустил взгляд на отчима. - Скольких детей, включая меня, ты трахал? Эта девочка, какая она по счёту? - Не знаю, - прохрипел Мори, закрыв глаза и пытаясь выровнять дыхание. - А мне кажется, что ты пиздишь, - парень открыл бутылку виски и понюхал. - Так какая она по счёту? - Не знаю. Десятая или одиннадцатая, - мужчина дёрнулся. - Ты думаешь, что я вас, гадёнышей, считал? Ты что делаешь?! Рывком Чуя обнажил мужчину полностью, поднимая простынь, прикрывавшую до этого его гениталии. Держа в зубах сигарету, он нашёл угол ткани и полил его алкоголем. Поставил виски обратно на пол, склонился над отчимом и, крепко сжав нижнюю челюсть, открыл его рот, запихивая в него смоченный край, имитирующий кляп. Мори снова задёргался. - Тссс, - похлопал его по щеке Накахара, делая затяжку. - Одиннадцатая, значит. Стряхнув пепел на пол, парень повернулся к обнажённому паху. В его движения сквозила лень и безразличие. - Первый маленький плачущий мальчик, - тихо произнёс Чуя, опуская руку и прижимая сигарету к головке вялого члена. Мори дёрнулся так, что едва не оторвал руки от пола. Упираясь пятками, он приподнялся, мыча сквозь кляп и извиваясь. - Лежать, блять! - Накахара с силой ударил ногой по коленям отчима, слыша лёгкий хруст. - Ты ведь никому об этом не расскажешь, или этот кто-то может пострадать, - передразнил парень слова Мори девятилетней давности и вновь затянулся сигаретой. - Вторая маленькая плачущая девочка, - он вновь опустил руку под глухой вой боли. - Третьим был ещё один мальчик... Чуя как раз досчитал до одиннадцати и использовал три сигареты, когда Дазай вернулся в квартиру жертвы. Демон присвистнул, наблюдая за действиями напарника. - Мне точно не надо ничего знать? - Однозначно, - в том же меланхоличном тоне, что отсчитывал прижигания, ответил убийца, вставая на ноги, но неотрывно наблюдая плоды своих действий. Осаму окинул его взволнованным взглядом, приблизился к Мори и накрыл его лицо свободным куском простыни. Его руки легли на талию Чуи, поворачивая парня к себе. Ладонь коснулась щеки, поглаживая пальцами. - Ты в порядке? - вкрадчиво спросил Осаму, заглядывая в глаза. Парень смотрел на него стеклянным взглядом, словно не видел демона, который продолжал молча оглаживать его лицо, ожидая. Пару долгих минут спустя, Чуя смог придти в себя и заморгал, сцепляя руки за спиной Дазая и склоняя голову ему на грудь. - Всё нормально, - выдохнул Накахара, чувствуя, как его немного потряхивает. Не от жалости к Мори, нет. От осознания того, что ему действительно хочется причинить этому человеку как можно больше боли прежде, чем оборвать его жизнь. - Ты как-то спросил, почему я стал наёмным убийцей. Чуя отстранился от Дазая и скинул простынь с лица Мори. - Я вас познакомлю. Огай, это Осаму Дазай. Он демон, который заберёт у тебя... Что ты заберёшь? - уже обращаясь к Осаму, уточнил Накахара. - Почки. - Он заберёт твои... Что? Всего лишь почки?! - парень нервно полез за сигаретами. - Даже несправедливо как-то. Ну да ладно. Осаму, - он смотрел на демона, ожидая его реакции, - это Огай Мори, мой отчим-педофил. Дазай склонил голову к плечу, разглядывая поверженного противника без особого интереса. А потом улыбнулся так, что у любого кровь застыла бы в жилах. - Я должен поблагодарить вас, господин Мори, - демон согнулся в поклоне. - Если бы не Вы, я никогда бы не встретил это чудо, - его ладонь скользнула по талии Чуи, притягивая парня. Губы нашли другие, с терпким привкусом табака. - Но Вы причинили ему боль, а этого я простить не могу, - он забрал из пальцев Накахары сигарету и, затягиваясь, отошёл в сторону. - Давай, Чуя. Если хочешь отомстить, я подожду. Ужас в глазах Огая достиг своего апогея. Кажется, что только в этот момент он осознал, что больше не встанет с этого пола. Мужчина стал дёргаться с утроенной силой, рассекая руки о лезвия ножей. - Куда, блять, собрался?! - Чуя наступил на рукоять ножа ботинком, не позволяя отчиму освободиться. Тот выл в простынь и дёргался, словно в конвульсиях. - Я давал тебе шанс исповедаться, но ты отказался. А ведь я предупредил, что сегодня за тобой пришла смерть. Убийца извлёк из ножен последний - третий, - нож и провел им перед лицом Огая, позволяя рассмотреть, как блики света играют на лезвии. - Как же я ненавижу тебя, - прошептал парень, касаясь кончиком ножа щеки педофила и оставляя на ней тонкую красную полосу. Он протянул её через челюсть по шее и вниз от судорожно вздымающейся груди до низа подергивающегося живота к изуродованному члену. - За меня, - шептал он. - За каждого трахнутого тобой ребёнка. За каждую сломанную и отнятую жизнь, - Чуя сам дышал так тяжело, словно ему не хватало воздуха. Дазай даже напрягся за его спиной. - Я приговариваю тебя... Даже кляп не мог полностью заглушить визг Мори, когда острый нож полоснул снизу. Чую едва не рвало от собственных действий. Он пытался убедить себя в том, что это должное воздаяние за грехи Огая, но в глубине души понимал, что вершит собственную месть. Колени ударили о пол, когда парень уселся на живот отчима. Нож вонзился в грудь с отвратительным звуком, разрезаемых тканей. Тело мужчины дёргалось под ним, пытаясь сбросить ношу, но не могло. - Ненавижу тебя! Ненавижу! - кричал Накахара, раз за разом опуская нож. Кровь залила его руки и лицо. Кровь брызгала во все стороны, а он продолжал колоть, не видя перед собой ничего. За каждую ночь страха. За каждую боль прикосновения. За каждую загубленную жизнь. За каждую жизнь, отнятую после самим Чуей. - Ненавижу! Время потерялось, как и весь мир вокруг. Болело плечо и запястье, но парень не останавливался. Он просто не мог этого сделать. Весь страх прежних лет перед этим человеком слился в одно мгновение. Чуя совершенно не слышал Осаму, в его ушах громко звучали собственные детские крики, которых никто не слышал. В какой-то момент он осознал, что болтается в воздухе, сдавленный поперёк живота чьей-то сильной рукой и вонзает нож в другую, что была немного впереди на уровне его груди и раны на которой быстро затягивались. Тело Огая лежит перед ним на полу и, за исключением головы, рук и ног, мало напоминает человеческое. Просто рваный кусок мяса. Накахара с силой вогнал нож в тонкое предплечье и заорал, осознавая, кто его держит. Он забился в истерике, пытаясь вырваться, но Дазай не отпускал. Прижав к себе невменяемого парня, демон зубами вытащил нож, уронив его на пол. - Тише, - приговаривал он, ладонью освободившейся руки закрывая Чуе глаза. - Я с тобой. Не сразу, но Накахара перестал орать и вырываться. Он почувствовал, как силы разом покинули его, и, когда Дазай поставил его на пол, парень стал оседать вниз. Он рухнул бы, как подкошенный, но Осаму держал крепко и медленно опустил вниз, сев рядом и прижимая к себе. Чую трясло. Одно дело убивать - точным выстрелом в сердце, и совсем другое - подобное линчевание. - Я чудовище, - прошептал он в плечо Дазая. - Я монстр. - Тише, - продолжал говорить демон, сжимая его в объятиях и поглаживая по спине и волосам. - Я с тобой. Он говорил это так, что Чуе хотелось спать. Закрыть глаза и представить, что он видел страшный сон. Или это Дазай околдовывает его? Но веки действительно тяжелели, открываясь с трудом. - Осаму, - непослушные пальцы в окровавленных перчатках шарили по шеи и груди демона, - мы должны уходить. Скорее. - Тихо, - горячие губы обожгли висок. - Не думай ни о чём. Чуя, не раскрывая глаз, почувствовал, как Дазай отстранился, прислонив его в чему-то твердому спиной. Без него стало страшно, и парень обхватил себя руками, поскуливая и раскачиваясь вперёд-назад. Потом заботливые руки провели по бедру, что-то прижав к нему, и оторвали от пола, придерживая за спину и под коленями. Осаму продолжал говорить с ним, но Чуя лишь грелся о его грудь, обнимая руками шею. Он совершенно не помнил возвращения домой, придя в себя только когда напарник усадил его на стол в кухне и принялся стаскивать ботинки. Накахара, наконец, смог открыть глаза и посмотреть на взволнованного демона. Его пальцы расстёгивали ножны на бедре. Чуя молча следил за ним. То, как осторожно Дазай стащил с плеч плащ, повесив на стул, снял и положил на пол снятые с груди ремни с пистолетами. Он тонул в карих заботливых глазах, глядящих на него, пока Осаму расстёгивал рубашку. Нужно в душ, Чуя не хочет спать в крови Огая. Он пытается спрыгнуть со стола, но Осаму вновь подхватывает его на руки, попутно стаскивая штаны. - Ванная, - всё, что может выдавить из себя убийца, прижимаясь к любовнику. Тот покорно несёт его и ставит под тёплые струи воды, прислонив к стене. Быстро избавляется от собственной одежды и присоединяется, обнимая и придерживая парня, цепляющегося за него, как утопающий за соломинку. Чуе кажется, что если Осаму отпустит его, то он рухнет вниз. Не на пол, а гораздо ниже. Будет лететь, пока не провалится в свой собственный Ад. - Что дала тебе месть? - спрашивает демон, перебирая пальцами запутанные мокрые пряди рыжих волос. Накахара целует плечо Дазая, собирая с него губами воду, и долго молчит перед тем, как ответить. Действительно, получил ли он то, чего хотел? - Ничего, - срывается с дрожащих губ вместе с каплями воды. - Только осознание, что я такое же чудовище, как и он. Прикосновения Осаму успокаивают. Он больше не дрожит и старается не думать о совершенном возмездии. Это так страшно - дать волю ненависти. Это ужасно - увидеть зло, живущее внутри тебя. Словно убиваешь сам себя. Чуя молчит, сцепив руки за спиной возлюбленного, пока тот осторожно смывает с их тел кровь. Его лицо умывают и, заглянув в глаза, оставляют на губах лёгкий поцелуй. "Я с тобой". Надолго ли?***
Осаму вылезает первым, быстро промокнув волосы и кожу полотенцем, берёт сухое и оборачивает в него Чую, вынимая из ванной. На руках несёт в спальню и, словно хрупкое сокровище, опускает на простыни. Он видит и чувствует, как парень выжат до предела и физически, и эмоционально. Он не сможет оставить его. Никогда. Слишком привязался. Потерять его, и не будет смысла в вечной жизни. Дазай видел сегодня, что даёт месть. Лишь новую боль и страдание. Он найдёт способ защитить Чую, не покидая его. Ведь сражаться стоит только за то, что действительно дорого. И это вовсе не трон. Это хрупкий смертный с яростной душой, рыжими локонами и... - Чуя, - Осаму склоняется близко к лицу своей самой большой слабости. Светлые ресницы дрогнули, с трудом распахнулись веки, являя Дазаю самые красивые глаза, которые он когда-либо видел. Рыжик медленно поднимает руку, и его пальчики нежно касаются свисающих каштановых прядок. Он очень хочет спать, но пытается сфокусировать всё своё внимание на лице демона и том, что он хочет сказать. - Если ты позволишь, я никогда не покину тебя. - Глупый демон, - слегка улыбаясь, шепчет Чуя, роняя ладонь себе на грудь и проваливаясь в сон. Может ли демон испытывать счастье? Может. Дазай чувствовал, как оно мягким теплом разливается в груди. Оставалось дело за малым - найти сердце и вернуть свои полные силы, запечатанные в нём. А с помощью них он сможет защитить любимого. Окрылённый этой мыслью и принятым решением, Осаму подошёл к окну, распахнув занавески. Ещё никогда знаки не были столь яркими. Его окутал саван белого света сияющей прямо над головой звезды.