променяла меня на ошейник со стразами, на миску с мясами разными. обещала всегда рядом быть в дни ненастные. для нас всё серым, что красное.
Кристина потом эту песню в записи нашла и узнала, что парня этого Максимом зовут и ник во всех социальных одинаковый. Дальше всё уже известно: постоянно спускалась в подземку, чтобы голос его и музыку аккуратно в кровь себе пустить, дома песни его на всю громкость играли, она рисовала его портреты, обложки, метро, виски на другой конец города, просмотр статей о нём, интервью, ведь однажды, проснувшись утром, она поняла, что парень этот известным стал, благодаря тому, что ускорился вовремя. Кошелева часто ловила себя на мысли, что ей жутко не нравятся фотографии с фанатками, где он так по-хозяйски их обнимает. Постоянно одергивала себя от этой мысли и в голове крутила: «Успокойся, Крис! Он известный человек, а ты девчонка, которая так на него зависла. Тебе ничего не светит. Это другой уровень». Сейчас девушка уже подходит к студии, где сегодня она запишет свою первую песню. Это будет песня о нём. Кристина уверенно открывает дверь, поднимается на второй этаж, где уже во всю кипит работа, и парни серьёзно спорят о чём-то. Девушка не решается войти в помещение, дабы не мешать им и не разозлить никого, хотя, казалось, один из них уже точно было изрядно зол, а ведь ему сегодня еще помогать ей записаться. — Всё, Серёжа! Я всё сказал! Никакой группы мне не надо, тем более в состав которой входят эти суки, — кричит блондин, выйдя в коридор, закрывает дверь в кабинет, не дождавшись ответа, и поворачивает голову в сторону Кристины, — Привет, малая, — он улыбается (что?) этой малышке, которая чуть ли не вжалась в стену. — Привет. Кажется, я не вовремя, — она смущается, опускает глаза в пол и грустно улыбается. — Не придумывай. Иди в 21 комнату и жди меня там, а я покурю и вернусь, — она ничего ответить не успевает, а он разговаривает быстро. Анисимов не понимает, что с ним. Неужели волнение какое-то? — Можешь пойти со мной, если хочешь, — спускаясь по лестнице, кричит ей. Кристина долго не думала и сразу же побежала за парнем, который уже открывал дверь, что ведет на улицу и, увидев девушку, идущую за ним, придерживает тяжелую дверь для неё и улыбается тому, как каре этой девчонки разлетается в разные стороны при ходьбе. Анисимов с самого утра с другом спорит, убеждая его, что не нужна ему группа, с которой он будет музыку делать, ибо группа эта его кинула однажды, а сейчас они так искренне рады за него и вновь готовы играть, только вот он каждый раз кричит о том, что они не нужны ему. Трущев настаивает на том, что он рок-артист, а без группы не прокатывает, и то, что блондин в топах ещё — огромная удача. Это началось еще в квартире, когда Максим хвост неаккуратный собирал и думал о том, что нужно Кошелевой напомнить о записи, а тут друг его с дежурной фразой и из головы всё вылетело, вспомнил о ней только, когда пять минут назад в коридоре увидел. Парень затяжку своих любимых ментоловых делает и в сторону девушки выдыхает в тот момент, когда та голову в сторону отворачивает, пытаясь дым избежать и воздуха неотравленного в легкие набрать. — Не переносишь? — увидев её реакцию на сигаретный, выдавливает из себя Анисимов, новую порцию выдыхая. — Когда как. Сейчас вот что-то не пошло, — на самом деле, у нее была жуткая ненависть к табачному дыму и каждый раз, когда курил кто-то около нее — ругалась сильно, а сейчас сама не поняла, зачем с блондином попёрлась. Максим хмыкает. — Интересно, — хитро на девушку смотрит сквозь сигаретный дым. Сам не замечает, как ее рассматривать начинает: волосы ее эти под каре состриженные, слегка завитые, челка неприглаженная, косметики явной на лице нет: выделяются лишь длинные и, кажется, накрашенные ресницы; на ней черные джинсы и зефирная белая куртка, больше похожая на пуховик, хотя на дворе начало апреля и, наверное, стоило бы ее сменить на что-то более тонкое. Забавная и миниатюрная. Милая. Сигарету Максим докуривает в полном молчании. — Ну что, погнали? — Пойдем. В здание заходят на ускоренном шаге, потому что и ей, и ему уже хочется поскорее приступить к работе. На самом деле, процесс создания песни — что-то такое волшебное, что-то сокровенное, трогательное. Оно происходит здесь и сейчас, музыка вырисовывается, слова накладываются, бэки — все это так сильно воодушевляло Максима, что порой даже не верилось, что все происходит с ним. А вот Кристина это чудо опробует только сейчас. От нетерпения увидеть ее удивлённое и счастливое лицо покалывало в кончиках пальцев. — Бросай пуховик свой на диван, — быстренько говорит Максим девушке, заходя в комнату. — Это ку-у-уртка, — с улыбкой тянет Кошелева. Так, будто она уже устала всем отвечать, что это, блин, не из зимних вещей атрибут. Максимум демисезонка. — Ага-ага, вижу. Начало положено: атмосфера приятная, лёгкая. При таких условиях чудесно работать. Это была первая запись на студии для Кошелевой, хотя в институте ей кучу раз предлагали записаться, ибо песни её были живыми и такие, что слушать хочется круглые сутки, а уж тем более с тембром её необычной и фишкой, которой она одна так умела со всего потока пользуется. Текст песни, который она так боялась забыть, уже красовался на пюпитре, наушники находились на своем законном месте, а микрофон настроен заранее. Максим кивает звукорежиссеру, над дверью снаружи загорается красная лампа. Помещение в одночасье заполняется мелодией, которую блондин умело дорабатывал ночью, добавляя туда звук мчащегося поезда метро, ибо так атмосфера песни цепляет с первых секунд.ты уже в сорока градусах
Им хватило час времени, чтобы записать её вокал. Час, чтобы она тонула-тонула-тонула в его море. Час, чтобы его начало затягивать в это омут. Это была её личная победа: она не забыла слова ни разу, она не фальшивила, она не уходила с ритма и не растерялась, когда услышала доработки в аранжировке. — Умница! Записалась, Крис! — кричал довольный блондин, когда звукорежиссер оповестил его о том, что всё супер и можно приступать к сведению. Кошелева радостно из комнатки маленькой, что вся звукоизолирована наглухо, выбегает и на диван, рядом стоящий, падает, выдыхая облегченно. Максим запись воспроизводит и к ней поворачивается, чтобы глаза эти горящие видеть. Комната вновь звуком заполняется и голосом её тонким, который иногда на расщепление переходил, дабы необычного звучания песне придать. Она ноты высокие без труда берет и из верхнего регистра в нижний в секунду переходит, что восхищение невероятное у Анисимова вызывает, и он большие пальцы рук вверх поднимает, нос морща от того, как нравится ему вся эта история. За то время, что они провели за работой, он не пожалел ни разу, что именно эта малышка, про которую друг ему все уши прожужжал, сейчас здесь песню свою первую записывает. — Максим, — как только мелодия заканчивается, девушка к нему обращается, — возможно это прозвучит глупо и вообще по-идиотски, но, мне кажется, что здесь твоего голоса не хватает. — Типа бэки? — уточняет блондин, рядом с ней присаживаясь, и голову назад запрокидывает. — Да. — Ну это же твоя песня. — Вот именно, поэтому я делаю с ней всё, что только в голову придёт, — она улыбку свою спрятать пытается, но не получается, когда он, словно кот домашний, на диване уложиться пытается и строчки из песен напевает, — Так ты согласен? — Как отказать ребёнку? — снизу вверх на неё смотрит, ибо развалился, как дома, и подмечает, что у девочки этой родинка на нижней губе смотрится очень нежно. — Эй, вообще-то мне двадцать! — возмущенно заявляет она и, скрестив руки на груди, в другую сторону отворачивается, в знак того, что обиделась, а сама не засмеяться пытается. — Двадцать ей, — вздыхает парень и поднимается, в сторону двери направляется и под нос бубнит что-то, а сам в зеркало маленькое, что напротив стоит, смотрит и подмечает, что она вслед ему смотрит и улыбается так искренне и тепло, — Я всё вижу, обиженка. Пошли на улицу и пуховик не забудь, — специально «пуховик» выделяет и наблюдает за тем, как она опять глаза закатывает. Максим ловит себя на мысли, что раньше не смотрел на неё, как на девушку, а она такая женственная, улыбается ему и глаза эти карие так к себе притягивали. Правило своё вспоминает и не понимает, зачем он вообще думает об этой мартышке. Потом вспоминает как тепло рядом с ней, да и смешная она в куртке этой своей воздушной. Ещё она на маму его до безумия похожа. Одергивает себя, когда друга своего видит, что взгляд на него вопросительный бросает. — Что, Сережечка? — выдыхает устало и назад оборачивается на девушку, которая, куртку свою воздушную одевая, в дверной косяк врезается и от удара морщится, — Аккуратнее, ребёнок! — она глаза вновь закатывает и воздух набирает в лёгкие, чтобы сказать что-то, но не успевает, —Да-да, двадцать тебе, я помню. — Я так понимаю, что вы записались уже, — Кристине рукой машет, в ответ улыбку получает и тихое: «Привет». — Не совсем, — Анисимов руку в сторону Кошелевой вытягивает, подзывая к себе. — Максим часть свою запишет и готово! — с улыбкой во все тридцать два, на парней смотрит и рядом с блондином встаёт, вопрос немой в глазах Трущев читает. — Прикинь, этот двадцатилетний ребёнок хочет, чтобы я в её песню вписался, говорит, что там это необходимо. — Значит надо записать, Макс, — брюнет на друга смотрит, пытаясь его убедить, хотя он уже согласился давно. Трущев изначально её заметил, когда прямой эфир проводили в аккаунте Максима. Он даже следил за ней в социальной сети, фотографии разглядывал, которые так тепло в её профиле располагались. Периодически считал себя маньяком и улыбался грустно. На концерте, что заключительным в туре был, в толпе её увидел, когда она вместе со всеми фонарь на своем телефоне включила, уходя на восход. Дар речи потерял, когда она на кастинг пришла и был уверен, что его творчеством интересуется, только потом понял, что он просто приложение какое-то к Анисимову, на которого она с глазами горящими смотрит и каждое слово его ловит. Однажды даже мысль о том, что она типичная его фанатка, пронеслась, которую он откинул сразу же, ибо девочка эта совершенно не такая. Сейчас опять о ней задумался, когда она перед ним шла к выходу и с Максимом активно запись песни обсуждала. Понравилась она ему и именно сейчас пожалел, что не настоял на том, чтобы девочка с голосом необычным его команду рэперов и андеграунда разбавила. Серёжа точно помнит, что договорился с другом вечером посетить один из баров города, где куча алкоголя, отличная музыка с живым исполнением и огромный выбор девушек, с которыми можно отвлечься от этих тянущих глаз Кошелевой. Теперь, узнав, что блондин должен записать свой вокал в песню Кристины, Трущев был не уверен, что этот вечер и ночь они проведут так, как планировали. Брюнет хотел выговориться, ибо слишком многое накопилось в его голове за то время, пока там основательно и бессовестно поселилась девочка, чья длина волос едва достигает половины шеи, про таких говорят — девочка с каре. Напомнив об этом Анисимову, слышит как тот объясняет девушке, что и как нужно будет записать и сообщает о том, что продолжат они на следующий день, а сейчас она может идти домой, дабы отдохнуть от всех событий, произошедших с ней сегодня. После рэпер видит как Кристина падает в объятия его блондинистого друга и, попрощавшись, убегает в сторону метро, напоследок даря парням улыбку.***
Клуб, в который сегодня эти двое наведались, находился в одном из переулков города и имел выход на крышу, с которой открывался невероятный вид. Каждый человек, который так или иначе связан с творчеством, был здесь и полностью погружался в атмосферу этого места, ночного города, творчества. Уличные художники в дальнейшем расписывали стены построек такими картинами, что дух захватывало и впечатление складывалось, будто ты в какой-то галерее на мгновение оказался; современные писатели, вдохновившись здесь, писали-писали-писали, пока пальцы не огрубевали от того, как часто они по клавиатуре стучали; музыканты за один вечер, проведенный в этих стенах, на следующий день могли уже сидеть на студии и записывать очередную песню, которая сто процентов найдет своего слушателя и её поймут. Они часто приходили сюда, будучи обычными парнями из подземки и черпали всё. Так появился «Еще один шаг» и «Так бывает», которые через два месяца с момента написания, они исполнили в каждом городе, в который с туром приезжали. Сегодня они здесь совершенно по другим причинам. Можно даже сказать, что причина одна и единственная у обоих. Кристина Кошелева. Серёжа успел заметить, что общий язык Максим и Кристина нашли достаточно быстро, да и темы для разговоров у них общие какие-то появляются, чего он сказать о себе не может. Он все еще неуверенно смотрит в сторону девушки, кивает или машет рукой, вместо такого простого «привет-пока» и не может завязать с ней разговор. В свои тридцать он стал невероятно стеснительным. Странно, за ним никогда не замечалось подобное, ведь в любой момент он мог заполучить абсолютно любую девушку, которая уже в эту же ночь будет стонать на его постели. Кошелева другая, с ней хотелось молчать, гулять по городу и наслаждаться закатами, а потом приходить домой и смотреть, как она в очередной раз рисует что-то. — Макс, — сидя за одним из столиков, они потихоньку пили виски, который, казалось, с каждым глотком развязывал их языки, — как там дела с Кристиной обстоят? — Хорошо. Она умная девчонка, отзывчивая, добрая. Записались без истерик и всяких недовольств, что я аранж немного ей переделал. Умница она. Блондин замолчал. Он уже давно понял, что эта малышка разожгла что-то в сердце старика Трущева и, возможно, он даже ревнует её. Хотя, Анисимов и за собой какое-то странное поведение замечать начал. Они знакомы два чертовых дня, а он уже позволяет себе обнимать её на прощание, обнимать во время разговора, тогда, когда та ёжится от порыва ветра и получать маленькими кулачками по грудной клетке и плечам, когда вновь начинает подкалывать её с пуховиком, возрастом, ушами, что так мило топорщатся из-за коротких волос, а главное это прозвище, которое он дал ей, после того, как она по студии радостно прыгала. — Серёж, ты влюбился в неё? — напрямую, как и любит, спрашивает Анисимов, залпом допивая свой стакан, пытаясь затуманить перед глазами улыбку это мартышки. — В кого? — их правило приходится нарушать; но ведь любая жизнь — игра с нелепыми правилами, которые просто необходимо нарушить, чтобя выйти на следующий уровень. — В Кристинку. — Да, Макс. — Старик сдал, — поясняет блондин и ставит опустевший стакан на стол, — А как же это твоё: «Зачем нам любовь? Мы птицы свободного полёта и любовь может существовать только к музыке!». — Макс, иди в жопу! Она хорошая. По ней видно это. — Да я знаю, — Анисимову алкоголь уже не помогал, в его голове все так же сидел образ и голос этой девочки с каре, которая другу его единственному в душу запала, а ведь у мужчин правило есть: девушка моего друга не может нравится мне. Максим на такой случай всегда план второй имел: не помогает алкоголь — переспи с кем-нибудь, да так, чтобы это был твой лучший секс в жизни и думать ты мог только о нём, а не какой-то там Кристине. Парень бар взглядом окидывает, пока на улицу идет, ибо ментоловая сигарета — вторая страсть, после музыки. Примечает, что за стойкой барной девушка симпатичная сидит и нервно пряди блондинистых длинных волос поправляет. Он в своей голове решение принимает, что Кошелева куда счастливее с другом его будет, чем с ним, ибо в любой момент он может напиться и любую девушку, которая только посмотрит на него похотливо, в туалете того же клуба или бара трахнуть и со спокойной душой домой вернуться, ложась под бок девушки фактической. Кристине не надо всего этого, ей ведь нормальный мужик нужен, а не мудак, а Серега отличный кандидат, да и присмотрит за этой глупышкой в случае чего. Максим, пока тело этой блондинки в стену своей квартиры вдалбливает, пытается о Кошелевой не думать, да только не получается ничего. Принимает решение, что чем жестче с этой девушкой, имени которой даже не знает, тем лучше для его внутреннего «я», а та уже не от удовольствия кричит, когда парень на спину ей изливается и на волосы назад тянется. — Тебя как хоть зовут? — Кристина, — пытаясь отдышаться, произносит она. — Блять!***
— Гуд монинг... — хриплым от сна голосом поздоровался Максим, заходя на кухню. Сережа сидел за столом, поджав под себя ноги, и пил черный кофе, смотря в телефон. Максиму всегда казалось и кажется это каким-то извращением пить настолько горький напиток — там ведь совсем нет сахара! Фу. Гадость. — Доброе. Ты как? — Трущев оторвался от экрана, чтобы взглянуть на своего друга, и едва сдерживает смешок — уж очень смешно спутаны у Максима волосы, а лицо помятое от неудачного положения во время сна на подушке. Сразу видно, каким образом было проведено время сегодня ночью. — Видимо, отлично. Смотрю на то, что налито у тебя в кружке, и понимаю, что, очевидно, лучше, чем ты. Как ты это пьешь до сих пор и не траванулся? — Ой-ой-ой, бе-бе-бе. Отстань! Максим заглянул в холодильник, так как остро ощущал голод, и, обнаружив там куриные яйца, довольно улыбнулся. Да здравствует яичница с колбасой и помидорами! Пока режет продукты, засматривается в одну точку впереди себя. До сих пор осмысливает сказанные Сережей ночью слова. Возможно, он даже понимает, каково ему сейчас — сам неоднократно попадал в подобные жизненные жестокие ловушки. Это ужасно сложно. И ощущается это, черт возьми, вдобавок как какое-то предательство: ну ведь они договорились, что никакой любви, а музыка, музыка и ещё раз музыка. Но разве может он друга оставить в беде? После того, как он услышал, с какой тоскливой и.. завистливой, что ли, интонацией Трущев спросил у него про девушку, то ему стало невыносимо больно за сердце друга. Максим ведь не виноват, что Кристина самостоятельно, по своей воле, кажется, тянулась к нему. Но и поделать ничего не может. Сука! Или?... А что, если Кристине побольше о Сереже рассказать? Ну, в смысле, провернуть все так, чтобы она сама в нем заинтересовалась? Рассказать о его поступках, чертах характера, достижениях. Да она, черт возьми, такого человека упускает! Их определенно надо познакомить ближе! Максим экстренно быстро дожаривает яичницу им на двоих и спешит поделиться своей придумкой с виновником торжества. — Сереженька. — А? — Я тут тебе помочь хочу, — непринужденно начинает он беседу, вилкой ковыряя кусочек колбасы. — С чем? — С Кристиной. Сережа на секунду даже прерывается в пережевывании пищи, недоуменно смотрит на друга, а после, откладывая столовые приборы и отодвигая тарелку с завтраком, подпирает руками подбородок, ожидая дальнейшей речи. — Что ты задумал, Макс? — Я хочу побольше порассказывать Кошелевой о тебе, чтобы она сама заинтересовалась тобой. Ну, типа, расскажу ей, какой ты хороший. Вот. — Ты ей собрался меня навязывать? — недоверчиво выгибает бровь Трущев, на что Максим тут же начинает отрицательно махать руками и головой. — Да нет же, блин. Просто ей расскажу о тебе и намекну, что неплохо было бы вам познакомиться поближе, начать общение. — Ох, ну, я не знаю.... — Все под контролем, Серый. Все будет чики-пуки, не переживай!