* * *
Джойя неслась по улицам Последнего города со всех ног, сама не понимая куда бежит, зачем бежит, и в какой стороне ее родной дом. Каждая улочка, каждое деревце, каждая высотка — все для нее было чужим. Она не могла узнать ничего из того, что ее окружало. И это пугало ребенка еще сильнее, нежели то, что она сотворила несколькими минутами ранее. Джойя сама толком не сообразила, как воткнула нож в бок этой женщины в белом. Просто она очень желала покончить с той несправедливостью, которая на нее в один миг навалилась. Девочка безумно соскучилась по своей матери, она хотела больше всего на свете воссоединиться с ней и забыть канцлера, как страшный сон. Забыть то, что совершила. Уже темнело, тусклые фонари едва освещали холодные улицы, вся ее одежда вымокла до нитки. Джойя сильно замерзла и хотела есть, но пищи взять было неоткуда. Очередная автобусная остановка стала пристанищем для маленького, уставшего и голодного ребенка. Но желание вернуться в родной дом стояло выше всех трудностей. Девочка верила, что доберется, она дойдет, она справится, она сумеет. Главное — не отчаиваться. Ведь больше врагов у нее нет, не считая мерзкой погоды и голода.* * *
Через полчаса Дженсон уже находился во дворе дома Авы. Но из машины не спешил выходить, а пытался прислушаться к своему сердцу. Оно билось неровно, и это естественно. Нет, не из-за того, что Ава решила завести себе самолично еще одну проблему на голову в лице очередного объекта, как окрестил девочку Дженсон. Да пусть канцлер делает, что хочет! Ведь именно так он думал, уезжая два дня назад. Хоть пытает ее у себя дома! А сегодня мужчина уже считал совсем иначе. Волнует его состояние доктора Пейдж и ничего он с этим не может поделать. Он смотрел на лобовое стекло, в которое бились крупные капли дождя, и думал, как же он соскучился по ее нежной коже, выразительным глазам, ее светлым волосам, да вообще по этой женщине, без которой он уже смутно мог представить свою жизнь. Но мог, конечно, но ему совсем не хотелось видеть свое будущее без Авы. Нет, тогда это уже будет совсем не то, что ему нужно. Вспомнились последние слова Энни. «Переживала». Дженсон и сам сейчас чувствовал какую-то необъяснимую тревогу, которая не давала ему покоя уже не один час. И чтобы окончательно от нее избавиться, надо спуститься с небес на землю и прекратить грезить мечтами. И поговорить с канцлером, а заодно и посмотреть на очередного объекта. Дверь в ее квартиру была открыта. Первое, что бросилось Дженсону в глаза, это какие-то непонятные рожицы на стене красного цвета. Насколько он помнил, у Авы всегда была стерильная чистота и не могла она добровольно допустить такое художество у себя в гостиной. Потом опустил глаза на пол. Он сверкал, как новый. Это было доказательство тому, что память его не подвела. — Ава! — громко произнес Дженсон, а потом бросил ключи на тумбу. — Ты дома? Мужчина захлопнул дверь, а потом, не раздеваясь, решил обойти квартиру и собственным видом показать канцлеру, что вот он здесь. Разрисованная ванная комната и порванные занавески заставили мужчину четко уяснить для себя, что что-то здесь не чисто. Не может Ава по определению жить в таком беспорядке. Рисунок на двери ее спальни вообще заставил Дженсона насторожиться и достать на всякий случай пистолет. Он вдруг вспомнил про маленького объекта, которого взяла на свое попечительство доктор Пейдж, и предположил, что это дело рук этой Джойи. Причем явно не с доброй воли канцлера. Затем широкими шагами, держа пистолет на готове, сократил расстояние до второй комнаты и, только перешагнув ее порог, увидел женщину, лежащую на полу около дивана. А рядом с ней — приличную лужицу крови. Дженсона словно током ударило. Охватил жар. Он бросил пистолет на пол и рывком приблизился к доктору. Опустился перед ней на колени и позвал по имени, но никакой редакции не поступило. Дженсона охватила тревога. Тогда он коснулся ее плеча и аккуратно перевернул на спину. — Твою мать! — вырвалось у него в ту же секунду, когда его взгляд пал на торчащий нож. — Ава! АВА! — снова закричал мужчина, неимоверно желая получить от доктора Пейдж ответа, а потом резко встал. Через несколько секунд он уже вернулся из ванной с намоченным полотенцем и тут же приложил его к кровоточащей ране. Дженсон ума не мог приложить, как ему сейчас действовать, потому как еще через пару секунд его начало трясти. Он не знал, как быть в такой ситуации, что сделать, чтобы не усугубить состояние женщины. Он обхватил ее лицо двумя ладонями и снова позвал: — Ава! Ты слышишь меня? Ава! О, черт! ЧЕРТ! К Дженсону медленной поступью начала закрадываться паника, он жадно осматривал обстановку комнаты, наверное, полагая, что в ней сможет найти ответы на свои вопросы. Ведь нож — не привычная ему пуля. И что с ним делать — тайна за семью печатями. Все коротенькие знания из области медицины тут же покинули его сознание, и Дженсон ума не мог приложить, какими должны быть его действия: вытащить этот нож... Оставить... Но на его счастье в следующую секунду пришла верная мысль: отвезти Аву в ПОРОК. Немедля, не теряя больше ни секунды. И при этом ее нужно очень аккуратно доставить до маленького автомобиля. — Дженсон... — вдруг мужчина услышал слабое шептание. Знал бы он сейчас, каких только сил стоило женщине произнести его имя. Но она была счастлива. Эти минуты равнялись тем чувствам, которые Ава испытала в тот час, когда Дженсон спас ее из горящей лаборатории, и в тот день, когда ее организм освободился от Вспышки. Но сейчас она была еще счастливее, потому что ее страх не оправдался. Она смогла его увидеть. В последний раз. Наверное, это равнозначно награде за что-то хорошее в ее жизни, которое сделала людям. — Ава! Молчи! Молчи! Но ей так нужно было очень много ему сказать. Да только сил совсем не было: все утекли на бессмысленную борьбу с самой судьбой. Боль выедала каждую клеточку, каждую молекулу, легким не хватало необходимого кислорода. Каждый вдох — отдельная пытка. Поэтому она едва слышно, запинаясь, произнесла такую коротенькую, но очень важную для самой себя фразу: — Я... Так боялась... Что больше никогда тебя... Не увижу... Внутри Дженсона все сжалось, сердце предательски защемило... Он, не отводя от нее своего тревожного и одновременно решительного взгляда, такого, который доктор Пейдж никогда не сможет забыть, нашел ее ладонь и несильно сжал. Прошла всего лишь одна секунда, а Аве казалось, что утекла в какой-то неизведанный мир вся ее жизнь. Она считала это высшей наградой — уйти из этого мира, ощущая тепло родного человека и одновременно зная, что все-таки сумела его дождаться. Дженсон еще что-то говорил, умолял, звал, требовал, но все это для женщины оборачивалось неприятным фоном, а потом и вовсе и до того расплывчатый образ мужчины окончательно померк. Ее больше не посмели потревожить никакие внешние раздражители. Когда Дженсон переместил свою ладонь к ней на шею и не прочувствовал там пульса, то его самого едва ли не коснулся шок и потеря элементарного понимания, что делать дальше. Он быстро сложил полотенце в несколько раз и промочил им рану, а потом осторожно взял женщину на руки и, больше не теряя драгоценного времени на разговоры, понес ее к машине. Мужчина больше всего боялся, что вот пройдет еще минута, и будет конец, сердце канцлера не выдержит всей этой боли и непосильной нагрузки.* * *
С максимальной осторожностью Дженсон уложил Аву на заднее сиденье автомобиля и со всей скоростью порулил в ПОРОК. Сердце мужчины беспокойно сжималось, а при допущении одной мысли, что Аву уже не спасти, оно рухнуло куда-то вниз, будто бы его вместе с тяжелым камнем насильно отправили на дно. В следующую секунду мужчина приказал себе выбросить все дурное из головы и сосредоточиться на дороге. В ПОРОКе канцлеру обязательно помогут, она справится. И не такое пережила. В ее жизни были и сложнее обстоятельства. Она сумела их преодолеть. Дженсон был уверен, что и сейчас все обойдется. Правда, так сразу избавиться от гадких и мерзких мыслишек не получалось потому как понимал, насколько рана серьезная. Это не палец порезать. К тому же мужчина не знал, как долго Ава пролежала с этой раной в боку, но судя, по количеству вытекшей крови, достаточно, чтобы отключиться от восприятия мира. А далее Дженсон незамедлительно выяснит, чьих рук это дело, и самолично прикончит эту тварь, которая решила свести счеты с главой его организации. Не смотря на все протесты, Дженсона выставили за дверь в прямом смысле слова, как только лаборатория заполнилась несколькими врачами, среди которых была и Энни. Мужчина очень хотел остаться рядом с Авой, хоть и знал, что ничем ей не поможет, все что он мог, уже сделал. Но он видел бы ее, хотя бы морально мог поддержать. Все лучше, чем сходить с ума от неизвестности за стенкой. И от этого становилось невыносимо гадко и тревожно на душе. Время длилось бесконечно... Оно еще больше угнетало атмосферу этого неведения. Мужчина нервно мерил шагами клочок коридора напротив лаборатории, пытаясь как-нибудь настроить себя положительно. Но не получалось. Едва он вспоминал побелевшее лицо женщины, ее рану и лужу крови около нее, а потом эти вымученные, сказанные на последнем издыхании слова, то Дженсону становилось не по себе. За что ей такие муки? Кому она помешала в этой жизни теперь, чтобы расправиться с ней таким способом? Но ничего, кто бы это ни был, он живет последние часы. Скоро, совсем скоро Дженсон подкорректирует его судьбу. Сейчас главное узнать о состоянии Авы. Минуты превращались в часы, и нервы Дженсона постепенно сдавали. Он едва выносил эту неизвестность и не знал, куда себя деть от съедающих душу и сознание мыслей. Мужчина поймал себя на мысли, что еще никогда прежде так ни за кого не волновался. Ни за одну живую душу. Но не было в его жизни такого момента, чтобы так сходить с ума. Сейчас был особенный случай. Упаднические мысли одна за другой разрывали сознание главы отдела безопасности, несмотря на то, что он приказывал себе не думать о плохом. Он представлял: вот сейчас выйдет Энни, снимет с лица врачебную повязку, будет прятать растерянный и убитый взгляд, а потом мертвецким голосом произнесет, что они сделали все, что могли, но, увы... Нет! Еще минута неведения — и сам Дженсон точно сойдет с ума, если хоть что-нибудь не будет знать о состоянии здоровья канцлера. На его счастье в следующее мгновение из лаборатории вышла Энни. — Что с ней? Что?! — потребовал Дженсон. — Говори!! Энни замялась, чтобы подобрать нужные слова. — Доктор Пейдж, она... Она... — Да говори же!! — заорал мужчина на весь коридор, сверля девушку волнующим взглядом. — Она потеряла очень много крови, — выдохнула Энни. — И... До сих пор без сознания. — Твою мать!! Пусти меня! — Нет! — Энни тут же прислонилась спиной к двери. — Нельзя. Нельзя сейчас. — Пусти, я сказал! — чуть сдержаннее произнес мужчина, хотя в душе все полыхало огнем от тревоги. — Нет, Дженсон. Не пущу! — девушка продолжала настаивать на своем, потому как знала, что пострадавшей поможет только полный покой, а не визиты даже самых близких людей. — Нельзя к ней. Без всяких церемоний он достал пистолет и быстро приставил ко лбу Энни. Девушка тут же почувствовала комок, подступивший к горлу, и крепко зажмурилась. — Я прикончу тебя через секунду, если ее не увижу, — процедил Дженсон и снял пистолет с предохранителя. — Убивайте, но я не пущу, — вполголоса заговорила девушка дрожащим голосом. Мужчина и в правду может выпустить ей в лоб пулю, если она не донесет до его сознания, что он в лаборатории станет лишним. — Поймите же, что нельзя. Ей нужен покой. Пожалуйста, поймите. Я не могу вас пустить. Ей плохо. Ей очень плохо. Ей хуже, чем вам во много раз. Пожалуйста, Дженсон, нам всем нужно набраться терпения. Помедлив с решением и сверля Энни холодным взглядом, мужчина через несколько секунд опустил руку, а потом убрал пистолет и прикрыл глаза. Выдохнул прочь все свое негодование и сделал пару шагов назад, к противоположной стене. От слов девушки стало еще невыносимее. — На данный момент мы сделали все, что могли, — робко произнесла Энни, чтобы хоть как-нибудь поддержать мужчину. Но разве тут уже словами поможешь? — Остается только ждать. — Сколько? — Я не знаю. К счастью, нож не задел никакие органы, но крови потеряно много. Все зависит от организма доктора Пейдж. — Убью того, кто это сделал! — Держитесь. Энни еще раз скорбным взглядом посмотрела на Дженсона, всей душой ему сочувствуя, но большего она не могла сделать для успокоения его души. Их всех теперь рассудит только время. Девушка вернулась обратно в лабораторию, а мужчина развернулся лицом к стене, уткнулся в нее лбом и сильно зажмурился. Его изъедал страх за Аву, каждая клеточка была натянута до предела, и ему хотелось по одному лишь всплеску волшебной палочки разом избавить доктора от этих несправедливых страданий. Именно несправедливых! За что они ей? В чем Ава провинилась перед жизнью в его короткое отсутствие, что судьба ее испытывает на прочность? И почему Дженсона снова не было рядом в трудную минуту? Он ненавидел себя за то, что уехал. Был бы вместе с ней, ничего подобного не случилось. Он знал это! К тому же его выводило из себя то, что он не может ее увидеть. В Жаровне Ава почти всегда была у него на виду, плохо ли ей, не очень, он всегда мог по ее лицу прочитать то, что кипит в душе. А сейчас их разделяла всего лишь стена, но мужчине казалось, что между ними целая пропасть. Несмотря на то, что доктор Пейдж явно обрадовалась ему в квартире, Дженсон по-прежнему чувствовал, что успел перед уездом навалить дров. И вот поэтому сейчас ему так тяжело. В эти минуты, когда жизнь Авы, его Авы висела на волоске, он отчетливо понял, насколько дорога ему эта женщина. И сейчас дорога еще сильнее. Он никогда себе не простит, если ей станет хуже. Сейчас Дженсон готов был плюнуть на все былые размолвки, на все свои дурацкие страхи перед Авой, перед коллективом, даже перед самим собой. Плевать, что все потом будут думать! У него тоже есть чувства! Он тоже способен испытывать боль за близкого человека, ведь, кроме доктора Пейдж, у него никого нет, а былому одиночеству хочется плюнуть в лицо и послать куда подальше. И до того сильный дождь, который не прекращался уже почти сутки, стал еще сильнее. Капли били по окнам, слабый серый туман повис над небоскребами Последнего города. Природа будто так же сочувствовала состоянию Дженсона и переживала вместе с ним. Постепенно темнело и город медленно затихал. Даже в коридорах ПОРОКа и то народу заметно поуменьшилось, чему мужчина был несказанно рад. Он очень желал побыть сейчас в тишине наедине с самим собой. Спустя какое-то время к Дженсону подошел один из охранников в форме. — Сэр... Там... — Чего тебе? — недовольно буркнул Дженсон, не поднимая головы на своего коллегу. — Там... Народ за стенами... Опять взбунтовал. Что делать? — Сами разберитесь! — отдал мужчина приказ без лишних подробностей. Он был слишком морально вымотан, чтобы думать о каком-то народе. Вечно ему что-то не так. — Но... Как нам поступать? — Сами, я сказал, твою мать!! — не выдержал Дженсон, повысив голос. Он и так был весь на нервах, а тут какой-то солдат мелит всякую чушь про каких-то людей. Здесь за стенкой жизнь в опасности, а ему пытаются сообщить совершено бесполезную информацию. Сейчас никто для Дженсона не был важнее Авы. Никто и ничего. Если даже с неба выпадет красный снег или обрушится метеорит, ему плевать. Все это не важно. Главное — жизнь Авы. Мужчина ни о чем не собирался думать сейчас, только о ее выздоровлении. Она обязана выжить. Она должна поправиться. У нее нет иного пути! Жаль, что от Дженсона ничего не зависело. Даже уже не зависело от тех врачей, которые колдовали над ее раной. Они выполнили свою миссию. Теперь все решал только организм женщины. Сейчас рядом с ней находилась только Энни. Она постоянно дежурила в лаборатории, никуда не отлучаясь. Она вышла к Дженсону спустя несколько часов, но ничем положительным обрадовать его не смогла. Девушка отчетливо видела, насколько сильно он переживает. Сейчас и у нее самой внутри все кипит. Ведь в состоянии доктора Пейдж все осталось по-прежнему. — Почему домой не идешь? — первым спросил девушку мужчина тихим голосом. — Я останусь с доктором Пейдж на ночь. Мало ли что... Дома все равно никто не ждет. Дженсон отвернул голову в другую сторону. Как бы он хотел сейчас оказаться вместе с Авой дома в тишине и покое. — Кто это сделал? Вы ведь найдете того, кто это совершил? — Из-под земли достану, — четко ответил Дженсон. — С кем Ава имела близкий контакт в эти два дня? — Да, кроме Джойи, ни с кем. А где она? — Ты меня об этом спрашиваешь? В квартире Авы ее не было. — Доктор Пейдж рассказывала, что девочка очень избалованная и совсем не желала идти на какие-либо компромиссы. Дженсон как-то странно посмотрел на Энни, соображая, какую пользу можно изъять из того, что он узнал об этом объекте, и решил, что будет правильно найти его. Приказ охране поступил в следующую минуту. — Постойте! Вы даже не знаете, как она выглядит, — сказала Энни. — Это не проблема. Говорить-то она умеет. Дженсон полагал, что любой объект под дулом пистолета скажет то, что надо, если хочет жить. Так что и Джойя не исключение. — Не думаю, что это поможет, — неуверенно произнесла девушка. — Она очень настороженно относится к чужим людям. Вот и доктора Пейдж не приняла. — И что ты предлагаешь? — Давайте я поеду вместе с вашими коллегами. — Нет. Ты останешься с Авой. Найди тогда того, кто знает ее в лицо, и скажи, пусть ждет у главного входа. — Конечно, — Энни кивнула. — Я все сделаю. Врач быстро скрылась в глубине коридора, а Дженсон снова остался один на один с неизвестностью и своими заупокойными мыслями, борясь с желанием зайти в лабораторию и побыть хоть несколько минут в обществе Авы. Но нет. Он не стал поддаваться своему желанию, ведь совсем не хотел, чтобы Аве стало хуже после его визита. А он потерпит. Уж как-нибудь справится со своими внутренними терзаниями.