Black And Yellow

Вероятно, он заснул прямо на Микки, полностью измотанный своим нервным срывом. Он не знал, как долго плакал, и понятия не имел, сколько минут или часов Микки ласкал его спину и говорил ему, что все в порядке. Потому что для Йена ничего не было в порядке. Их воссоединение позволило Йену наконец почувствовать то, что он почти потерял навсегда. И это причиняло боль. Это было чертовски больно. В сочетании с чувством вины, которое он испытывал по отношению к своему возлюбленному, это буквально выбивало почву из-под Йена. Вернуться в Микки, почувствовать его полностью под собой и поглощать его, было слишком для него на тот момент. Микки позволил ему снова почувствовать любовь, и это разрушило каждую каменную стену, которую Йен строил, чтобы справиться со своей жизнью без человека, которого он всегда любил. Что он наделал? Как он мог так поступить с ними обоими? Это были единственные два вопроса, которыми он задавался во время своих рыданий, дрожа в сильных руках Микки. Брюнет неустанно говорил ему, что все в порядке и единственное, что имеет значение, это то, что они теперь вместе. Но это помогло лишь частично. Бремя, которое чувствовал Йен, было слишком велико. И он должен был избавиться от него как можно быстрее. Он хотел быть настоящим мужчиной для Микки. Хотел быть таким же сильным для него, каким тот всегда был для Йена. Плач, по крайней мере, избавил его от самого большого сдерживаемого давления и позволил ему истощиться физически. Но большая часть боли все еще коренилась в его сердце, и ее нужно было вырвать оттуда. Существовало так много вещей, которые Йен должен был сказать. Так много вещей, которые Микки заслуживал знать. Им нужно было поговорить. Сейчас. Потому что Йен больше не мог справляться с чувством вины за то, что позволил Микки пересечь границу одному, без объяснения причин. Он с трудом мог вынести тот факт, что Микки, вероятно, подвергал сомнению любовь Йена тысячи раз за последние несколько лет. Его сердце разрывалось при мысли, что, возможно, Микки считал себя недостаточно достойным, чтобы Йен оставил все позади и был с ним. Потому что, по правде говоря, было нечто прямо противоположное, что заставило Йена принять подобное решение. Подняв голову с груди Микки и слегка подвинувшись рядом с ним, Йен возвращался в сознание. Он понятия не имел, который час, но на улице уже было темно и тихо. Даже крики других заключенных прекратились. Скорее всего, сейчас была ночь, и он, вероятно, возненавидит себя за то, что не сможет заснуть на следующее утро, но он должен это сделать. Ради себя, но в основном ради Микки. - Мик? – тихо прошептал он ему на ухо, целуя чувствительное местечко под ним. – Ты не спишь? Дыхание брюнета стало немного быстрее, когда он вытянул ноги, стараясь вырваться из сна в реальность. - Сейчас сплю, - пробормотал он сонно, и его рука, которая не переставала лежать на плече Йена в течение всего сна, притянула того ближе. Приятное тепло тела Микки начало обволакивать Йена, заставляя его почти заснуть от чудесного ощущения. Но нет. У него были другие планы. - Мне нужно поговорить с тобой, - объяснил он причину ночного пробуждения. - Поговорить? – проворчал Микки во сне. Красота его глаз все еще была скрыта под закрытыми веками. - Я был бы признателен, если бы ты разбудил меня, чтобы действительно трахнуть. Но поговорить? Серьезно, Галлагер? Йен захихикал, а Микки ослабил хватку на его плече, перевернувшись, и заворачиваясь в простыню, чтобы снова заснуть. Йен толкнулся носом в затылок Микки, целуя его там. - Это важно, - прошептал он. Он услышал вздох Микки, прежде чем брюнет снова заговорил. - У тебя всегда все важно, не так ли? – он повернулся, и даже в темноте Йен видел искрящиеся голубые глаза, которые пристально смотрели на него. – Хорошо. Что случилось? - Я люблю тебя, - как ни в чем не бывало, сказал Йен. - Каждую чертову секунду каждого чертового дня. И никогда меньше, - он остановился, чтобы посмотреть на изумленного мужчину. Лежа грудью к груди, Йен чувствовал, как сердцебиение брюнета начало учащаться. Микки нахмурил брови в замешательстве, заставляя бывшего рыжего задуматься о причинах этого. Он просто не понимал, был ли разбужен только для того, чтобы Йен признался в любви или же он ему не верил? Если последнее, то он должен был изменить это немедленно. - Моя любовь к тебе росла, даже если ты мне не веришь. Это не всегда было очевидно, но это всегда было так, - Йен видел, как Микки тяжело сглотнул и закрыл глаза, утонув в словах Йена. Высокий парень взял Микки за руку и положил ее туда, где под его теплой кожей бешено билось сердце. - Я всегда любил тебя, Мик, - прошептал он, а затем замолчал, чтобы слова впитались. Микки заслуживал этого. Внезапно другая его рука была убрана с бедра Микки и уложена на грудь брюнета, где находилась рыжая лиса. И они просто так и лежали. Держа свои руки на руках друг друга, на сердцах друг друга, позволяя пройти секундам, возможно, даже минутам. - Почему? - это вопрос, который внезапно прорывался сквозь их успокаивающее молчание. Йену не нужно было спрашивать, о чем именно говорил Микки. Он это знал. - Потому что я любил тебя. Люблю тебя, - Йен заметил растущее замешательство в глазах возлюбленного, и попытался все объяснить, как можно лучше. - Потому что я уже страдал в детстве от биполярного расстройства, только тогда оно было не мое. Но я на собственном горьком опыте узнал, как мучительна эта болезнь для тех, кого ты любишь. Микки ничего не говорил, но Йен знал, что ему не хватает слов. Биполярность - сложная тема для них обоих. И после того, как Йен расстался с Микки, потому что единственная вина брюнета заключалась в том, что он слишком заботился о здоровье своего парня (да, Йен был дураком!), бывший рыжий знал, что Микки пытался вести себя сдержано. Когда Йен отправился с Микки к мексиканской границе, беглец только один раз спросил его о его состоянии. Это было только краткое «Ты в порядке?» в тот момент, когда их охватывала только тишина, и Йен сразу понял, что он имел в виду. Поэтому неудивительно, что Микки молчал и ждал, пока Йен продолжит свои объяснения, переходя к сути всего разговора. - Лип, Дебби, Фиона, Карл, Лиам. Как и я, они прошли через многое только из-за небольшого нарушения в нашей ДНК. Сначала речь шла о Монике, потом обо мне, - Йен должен был разорвать зрительный контакт: ему все еще было трудно говорить об этих старых днях. - Думаешь, я не знал, как истолковать выражение каждого из вас, твое и остальных, когда болезнь была диагностирована? Жалость, отчаяние, чувство вины, беспомощность, стыд. Я чувствовал это в отношении своей матери, когда был маленьким ребенком, и я не мог вынести мысли о том, что теперь сам был причиной этих чувств. Особенно когда это касалось людей, которых я люблю, - Йен собрал все свое мужество и посмотрел в голубые глаза, которые сейчас были окутаны болью. Но он должен это сделать. Нужно было наконец-то дать ему первый ответ, которого Микки заслуживал. - Именно по этой причине я порвал с тобой, - говорил он, и его разочарование в себе все еще оставалось сильным и ясным в его голосе. Микки просто слушал его молча. - Я не хотел ставить тебя в такую ситуацию, в которой ты неизбежно оказался бы. Йен облизнул губы и нахмурил свои брови при мысли о том, как лучше сказать и объяснить следующие слова. - Я пытался защитить тебя, но моя любовь просто посадила тебя за решетку. Тогда мне было стыдно еще больше. Микки закрыл глаза от откровений Йена. Возможно, он уже знал об этом. Может, он просто догадывался. Но, в конце концов, это не имело значения, потому что Йен никогда не говорил этого вслух. Вот что, в итоге, нужно было сделать, чтобы их отношения перешли на следующий уровень. От легкого прикосновения левой руки к щеке Микки, последний снова открыл глаза, тяжело дыша. В этот момент Йен заставил себя продолжить. - Если бы я не был таким эгоистом в то время, когда мы начали дурачиться, убеждая тебя, что мы принадлежим друг другу. Если бы я просто оставил тебя в покое, как ты и хотел, то ты бы никогда не влюбился в меня, и у тебя бы не было причин вырубить Сэмми. Это была моя вина. Я во всем виноват. - Йен, - не более чем вздох пробился сквозь тяжесть слов Йена. Но он был. И он был слышен. Но Йен не хотел, чтобы его снова успокаивали. Не хотел слышать то, что собирался сказать Микки, так как точно знал, что скажет ему его любовник. И эта жестокость разрывала сердце Йена на куски, снова и снова. Но результат того стоил. - Нет, дай мне закончить, - умоляюще произнес он, пытаясь разобраться в словах, которые он хотел сказать дальше. Слова, которые Микки должен был услышать спустя годы. - Я пытался забыть тебя. Старался держаться от тебя подальше, чтобы ты смог забыть меня, потому что я был токсичен для тебя, - Йен раскрывался, тряся своей головой. - Да, была и эгоистичная причина, по которой я не мог видеть тебя за стеклом. Не мог вынести того, что я с тобой сделал. Поэтому я спрятал тебя в углу своего сознания. По крайней мере, я пытался, - объяснил он, как раз перед тем, как выпустить насмешку сквозь сухие губы. Он горько хихикнул при мысли о том, что скажет дальше. - Пытался заменить тебя другими мужчинами. Думал, что смогу уберечь тебя, если больше не приближусь к тебе. Микки сжал губы, его голубые глаза блестели от слез боли, которые начали скапливаться в уголках. Йен знал, как тяжело Микки это слышать. Но и ему нелегко было говорить об этой ужасной части своей жизни. Он усмехнулся над своими воспоминаниями. - Но знаешь что? На самом деле, я мог отвлечь только свой разум. Но я никогда не мог обмануть свое сердце, - он позволил правде немного задержаться между ними, прежде чем продолжить. - Оно всегда принадлежало тебе, Мик. Всегда, - на веснушчатом лице Йена расцвела улыбка. Быть, наконец-то, в состоянии сказать Микки правду, это радовало его во многих отношениях. Но затем жестокое разочарование распространились по телу Йена: последствия этого разрыва оставили горький привкус во рту. - Вот почему я жил пустой жизнью. Я чувствовал пустоту. Я отказал себе в единственном чувстве, которое, как я знал, наполняет меня. Жизнь стала простой чередой движений, - Йен сделал небольшую паузу, прежде чем сказать очередную жесткую для себя правду. - Я пытался заполнить пустоту, которую ты оставил, с помощью других парней, но это было скорее раздражающим, чем удовлетворяющим во многих отношениях, - Микки был полностью сосредоточен на услышанных словах, пока его глаза прорывались сквозь темноту комнаты, концентрируясь на Йене. Даже несмотря на то, что это перекручивало все внутри него. Будучи не в силах отвести взгляд от его выражающего боль лица, которое все еще лежало под кончиками пальцев Йена, парень продолжил. - Когда ты сбежал из тюрьмы и пришел, чтобы найти меня, скрытая любовь, которую я чувствовал к тебе, внезапно заполнила все мое тело огнем и энергией вновь. Я был охвачен ей. Я больше не мог думать ясно. Все, чего я хотел, чтобы ты был со мной. Быть с тобой, - признание вызывало иронический смех у Микки, от которого Йену тут же стало стыдно. Конечно, Микки ему не верил. Как он мог, после всего, что сделал Йен?! Но это была правда. Йен сейчас находился перед ним полностью открытым. Он никогда не делал этого раньше. Но это то, что ему нужно было сделать, чтобы начать все снова с Микки. - Парень, который у меня был тогда, был забыт в ту же минуту, когда я услышал твое дыхание по телефону, - признался он. - Поэтому я пришел к тебе и прошел с тобой весь путь до границы. Я этого хотел, Мик. Всегда хотел быть с тобой, - он так надеялся, что Микки ему поверит. Что глубоко внутри он знал, что Йен никогда не сомневался, что они предназначены друг для друга. Брюнет слегка поморщил лоб, прежде чем его темно-синие глаза встретились с зелеными. Вот когда Йен продолжил. - Реальность вернулась только тогда, когда мне позвонили Тревор и Лип. Внезапно мне показалось, что я вижу себя издалека, за пределами своего тела, оценивая свои действия. Как будто моя настоящая, странная жизнь призвала меня вернуться. Потому что быть с тобой было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Конечно, это могло продлиться всего два дня. Йен жевал свои губы, когда понял, что Микки снова закрыл глаза. Это было трудно слушать. Но Йену было гораздо труднее, признаваясь во всех своих неправильных решениях, и зная, какую боль это им причинило. - Они спрашивали, где я был. Они искали меня, - продолжил он, позволяя большому пальцу скользить по закрытым векам Микки к бровям, прорисовывая их. - Это напомнило мне о тех временах, когда Моника сбегала. Мы искали ее целую неделю, обыскали все переулки и потайные места, боясь, что найдем ее мертвой, - он тяжело сглотнул при мысли об этом. - Мы были детьми. Мы не думали, что мать может оставить своих детей и мужа, - его большой палец скользил по напряженной челюсти Микки, к идеальным пухлым губам, которые Йен хотел бы поцеловать. - Но она это сделала. И чем чаще это происходило, тем меньше мы беспокоились. Мы усвоили свой урок. Даже несмотря на то, что каждый раз, черт возьми, было больно терять ее снова. Пока его палец мягко скользил по губам возлюбленного, глаза Микки снова открылись, глядя прямо сквозь боль Йена. Не делая многого, он заставлял болезненное воспоминание быть еще менее болезненным, просто своим присутствием. Перекрашенный рыжий глубоко вздохнул, не сводя глаз и признался: - Я не мог сделать этого со своей семьей, Мик. Независимо от того, как сильно я хотел быть с тобой, желание не быть второй Моникой для моей семьи было сильнее, - Йен решил, что почувствовал легкий кивок Микки, надеясь, что он поймет его безумное упрямство по поводу болезни. Его ладони снова сжали щеки Микки. - Пока мы были в дороге, я думал обо всем, что создал для себя за последние несколько лет: я был стабилен на своих лекарствах, я принимал их каждый день. Я работал на работе, которую любил, зарабатывал деньги, которыми мог пополнить семейный фонд. У меня были отношения; да, это было пиздец скучно, но, по крайней мере, они были стабильными, верно? Что за глупый вопрос. Как будто Микки на это согласится. Йен замолчал на мгновение, и его взгляд переместился от Микки к плечу брюнета через темноту комнаты, и обратно к его любви, колеблясь, хочет ли он говорить дальше. - Я делал все это лучше, чем она. Убежать, даже если это любовь всей моей жизни, с единственным человеком, который мог заставить меня чувствовать любовь и жить, разрушило бы это в одну секунду. Моя семья посчитала бы это маниакальным решением, даже если бы это было не так, - темноволосый мужчина молчал. По крайней мере, он позволил Йену прикасаться к нему. Поэтому бывший рыжий прижался к нему, грудью к груди, нос к носу. Он вдыхал его запах, удерживая тот внутри. Это давало ему силы продолжать. - Я думал о том, чтобы вернуться домой и уйти правильно. Бросить работу, и найти новую в Мексике. Получить рецепты на мои лекарства и найти психиатрическую помощь в непосредственной близости от того места, где находился ты. Внезапно Микки стал выглядеть спокойнее, его лицо, кажется, немного смягчилось от признания, что Йен действительно хотел найти его. Высокий мужчина дал ему несколько минут, чтобы вздохнуть, и оправиться от последствий и боли их ошеломляющей любовной истории. Закрыв глаза и позволив прошлому накрыть себя, Йен добавил: - Но потом я подумал обо всех вещах, в которые я снова тебя втяну, когда я маниакален или подавлен. И, к сожалению, это не сценарий "что, если". Это то, что есть, - сказал он, слегка пожимая плечами. Он больше не притворялся. - Время от времени я становлюсь маниакальным или подавленным. И речь шла не о том, чтобы не верить, будто ты сможешь помочь, потому что на самом деле, ты, вероятно, был бы единственным человеком, способным мне помочь. Ты был бы лучшим вариантом для меня в такие трудные времена, чем кто-либо другой. Но все дело было в том, что я понимал - тебе придется столкнуться с этой ситуацией в одиночку, - они были так близко друг к другу, что Йен чувствовал, как Микки резко вдохнул воздух, пока руки другого парня все еще сжимали его мягкие щеки. Он быстро чмокнул Микки в кончик носа, прежде чем снова продолжить. - Лип, Фиона, Дебс или Карл, они были друг у друга, когда со мной становилось тяжело. У тебя бы не было никого. И я больше не мог так с тобой поступать. Мне надоело быть токсичным для тебя. Ты заслуживаешь счастья и свободы, - его голос был сухим, а вот глаза - нет. - Вот почему я отпустил тебя, Мик, - признался он шепотом. - Даже если это разбило мне сердце. Йен боролся с комком в горле, медленно продолжая. Теперь тема становилась еще более чувствительной, и ему становилось все труднее и труднее говорить об этом. - Я думаю, мне не нужно упоминать, что моя жизнь стала самой испорченной версией реальности. Я был сломлен. Я снова потерял тебя, уверенный, что больше никогда не смогу увидеть тебя. Чувствовать тебя. Дышать тобой, - он сделал глубокий вдох, прежде чем выдохнуть. – Это выбило почву из-под ног. Йен заметил, что нос брюнета слегка ударяется о его нос, чувствовал, как рука более крепко обхватывала его талию. Он чувствовал себя воодушевленным. В безопасности. Конец уже был виден, и оставалось еще лишь несколько вещей, которые ему нужно было сказать, чтобы Микки все понял. Чтобы Микки смог простить его. - Я просто омертвел с того момента, как ты уехал. Вернулся домой и попытался продолжить свою жизнь, свою рутину. Но после того, как я снова попробовал тебя на вкус, эти беспомощность и одиночество стали тяжелее, чем когда-либо прежде. Все эмоции исчезли. Омертвение было все, что я мог чувствовать, - он знал, что Микки может убить его за то, что он собирался сказать дальше. Но это не имело значения. Он раскрывал свою душу перед своим мужчиной. Единственным человеком, который заслуживал знать все. - Поэтому мне пришлось принять решение: покончить с собой или столкнуться с жестокой реальностью всей жизни без тебя, насколько это было возможно. Принять большую дозу лекарств было бы легко. - О, боже мой, Йен, - парень впервые услышал, как он заговорил за все это время. Его голос был хриплым шепотом в тяжелой тишине. Он знал, что ему будет больно. Вот почему Йен никому об этом не сказал. Даже когда Фиона пришла к нему в комнату и спросила, что случилось. Йен точно помнил этот болезненный момент. Он лежал в постели и снова думал о своих возможностях. Место, где Микки лежал рядом с ним, казалось огромнее, чем это было возможно. Йен только сказал ей, что это более серьезная проблема, чем его лекарства. Но больше он ничего не мог ей сказать. Он знал, что это сломает ее. Так же, как эта тишина разрывала Микки все больше и больше. Вот почему он быстро добавил: - Но я не смог этого сделать. Не смог так поступить с моей семьей. Тогда мы только что похоронили Монику, - выражение лица Микки сменилась от удивления (вероятно, из-за смерти Моники) до более темного оттенка. Йен полагает, что это из-за того, что он пришел в бешенство. И единственной причиной, по которой Йен не покончил с собой, был страх за благополучие своей семьи после его ухода. Но именно так оно и было. Жизнь без Микки была просто немыслима для него. - По правде говоря, я даже завидовал этой сучке за то, что она была под землей. Йен чувствовал, как челюсть Микки напрягается под кончиками пальцев, его рваное дыхание щекотало кожу. Ему нужно было быстро преодолеть этот момент. - Я решил найти выход из этой безысходности, в которой жил. Я даже пытался восстановить отношения с Тревором. Потому что я думал, что так поступают нормальные люди. Стабильные люди, - несмотря на то, что его семья начала сомневаться в том, что он стабилен после того, как вернулся из поездки до границы, и вел себя еще более странно, чем раньше. - Я увидел шанс снова чем-то наполнить свою жизнь, когда пытался помочь безнадежным детям в приюте. Пытался быть идеалом для отчаявшихся подростков-геев. Пытался дать им поддержку и почву под ногами, которую они не получили дома. И вдруг я снова что-то почувствовал, - он закусил нижнюю губу, наблюдая, как Микки смотрит на него. - Что-то стоящее того, чтобы вставать каждый день, хотя это все еще была скучная жизнь. Но отвлечение было достаточно хорошим, чтобы удерживать мои мысли от того, чтобы 24/7 возвращаться к мексиканской границе. Йен опустил глаза, открывая следующую жестокую правду: - Тем не менее, даже со всеми отвлекающими факторами, я чувствовал себя мертвым внутри. Но в этот момент моей жизни мне нужно было снова почувствовать себя так плохо. Вот почему я прошел через все крайности и понял, насколько все бесполезно, и насколько я все еще мертвый, независимо от того, что я делал. Не важно, насколько безумными стали мои действия. Я понял, что всегда буду жить бессмысленной жизнью без тебя. Слеза скользнула из-под век Микки, когда он сжал сильнее глаза. Йен не знал, боль это или облегчение. Это не имело значения. Большой палец Йена поймал ее и вытер, лаская его щеку в успокаивающем жесте. Я здесь. Мы тут. Вместе. Горькая правда наполняла камеру, когда он произнес следующие слова: - Я никогда не хотел быть Моникой. Я никогда не хотел причинять боль тем, кого люблю. Но ирония в том, что это было именно то, чем я стал. Я ранил единственного человека, которого искренне любил всем сердцем: тебя. Последовала короткая минута молчания. Мгновение, в течение которого они просто смотрели друг на друга и понимали, что они на одной странице их истории, с одинаковыми шрамами и тем же самым сокровенным желанием: оба ранены, оба хотят исцелиться вместе. - Понимая это, я уже был в слишком большой беде, - продолжил Йен, выходя на финишную прямую. - Я покрасил волосы и хотел бежать к тебе. Найти тебя. Быть с тобой. Внезапно я оказался в той же ситуации, что и год назад. Только теперь я тоже был беглецом, и угрожал твоей новой жизни, - он сделал глубокий вдох. - И снова, я не мог этого сделать. Одна из рук Микки сползла с бедер Йена и переплелась с его пальцами на щеке брюнета, явно тронутого этим заявлением. Йен слегка улыбнулся этому чувству, которое давало ему последние силы рассказать конец их истории. Той, что его любовник превратил в их новое начало. - Я решил, что жизнь в тюрьме не сильно отличается от той, что у меня уже была на воле. И именно поэтому я сдался полиции, - глубоко вздохнув в последний раз, он суммировал все, что сказал, несколькими словами. - Прости. За все, что я сделал, Мик. Мне так жаль. Вот и все. Все было сказано и сделано. Тяжелое бремя, которое Йен нес в течение многих лет; простая истина, которая только и ждала, чтобы быть услышанной Микки, вышла наружу. Зависнув в моменте между ними, она дарила Йену надежду быть понятым и прощенным человеком. После срыва во время катастрофического секса, случившегося ранее, он теперь был слишком уставшим и измученным, даже чтобы плакать. Он чувствовал пустоту. Или другими словами, свободу. Освобождение от боли, которую он держал внутри годами. Он был готов снова наполниться. Готов к тому, что Микки вдохнет в него жизнь. Осталось сказать только одно. - Я люблю тебя. И это все.