ННД - Никому Не Доверяй

Следующая неделя была относительно спокойной для Леви, если не считать постоянные встречи с Эрвином. А он, как казалось самому Аккерману, был повсюду: вот куда бы Леви не пошел, кроме своей камеры, непременно столкнется с этим шкафом. В их отношениях прослеживалась явная динамика — от тихой ненависти и тяжелых непрерывных взглядов они перешли к «случайным неприятностям». Случайно кто-нибудь кому-нибудь на ногу наступит, случайно один другого толкнет под локоть, пока второй несет полный поднос еды, кто-нибудь кому-нибудь испачкает робу в непонятной субстанции и «где он вообще, блять, это дерьмо нашел, сука, не оттирается же», или, например, пройдется в грязнющей обуви по месту, где только что было отмыто вторым по указу надзирателя. Каждый старался не повторяться и ловил реальный кайф, когда другой обнаруживал детсадовский прикол и бесился на этой почве. Это было действительно очень глупо, но в пределах столь замкнутого и ограниченного ресурсами пространства это был единственный способ, чтобы насолить друг другу. Фарлан сначала не понял прикола: двое взрослых мужиков, причем серьезных, ведь получили же они за что-то пожизненное, вели себя как школьники-придурки и не собирались прекращать, но потом сам Черч втянулся и ржал, как конь, когда Аккерман, пышущий яростью, прошелся мимо него в робе с огромной дыркой в области пятой точки. Выпросить новую робу и объяснить, что произошло со старой, было очень непросто. Леви тогда пообещал Фарлану (а, на деле, больше самому себе), что в долгу не останется. Все же добившись новой одежды, Аккерман переоделся и под конвоем вернулся в свою камеру. Было довольно поздно, время прогулок заключенных закончилось. Когда решетка с грохотом закрывалась, преграждая путь к свободе, каждый заключенный невольно смотрел на неё с некоторой тоской в глазах. Леви не был исключением. Пожалуй, если бы не Эрвин, он бы совсем со скуки стух… Эрвин, Эрвин, Эр… Интересно, а почему Робин Гуд? Его слишком много в голове. Леви лег на койку. Камера была сырой, затхлой и холодной. Несмотря на то, что день на острове был очень жарким, ночь была не менее холодной. Воздух остывал резко, становился влажным. Камень, из которого было сложено здание тюрьмы, не успевал прогреваться. Думать о чем-либо было невозможно — назойливо чесалось бедро с правой стороны. Леви сначала упорно игнорировал мерзкое покалывание, но потом не выдержал и сдался. Коснувшись, он неожиданно почувствовал что-то инородное. Приподнявшись и сев на кровати, Аккерман тщательнее пощупал это «что-то»: по характерному шуршанию, это была небольшая бумажка. Её наспех зацепили булавкой с внутренней стороны не облегающих штанов. Леви медленно встал с койки и подошел к решетке. Никого не было. Надзиратели были заняты пустым трепом, находясь при этом на достаточном расстоянии, чтобы возможно было остаться незамеченным при совершении чего-либо запрещенного. Аккерман, развернувшись спиной к решетке и, на всякий случай, подойдя к толчку, чтобы было похоже на то, что он справляет нужду, приспустил штаны и отцепил бумажку. Булавку предусмотрительно оставил, спрятав в ту самую щель, из которой вечно появлялись тараканы. Развернув мятый листочек, Леви без труда узнал знакомый почерк. Отправитель мог бы и не подписываться. Так к Леви мог обратиться лишь один человек на всем белом свете.

«Крысеныш, 14 июля лодка будет ждать тебя с восточной стороны острова. Будь добр, не сдохни до этого момента. Кенни.»

 — Будь добр, сдохни сам, — прошипел Леви и, услышав звук приближающихся шагов, быстро бросил бумажку в туалет и поспешно нажал на кнопку слива. Естественно подтянув штаны, Аккерман, как ни в чем не бывало, с привычно бесстрастным выражением лица повернулся и увидел, как мимо прошел один из надзирателей. Тот кинул на заключенного подозрительный взгляд, но Леви это ничуть не смутило — все вертухаи так смотрят на зеков.  — Эй, начальник, — окликнул Аккерман, подойдя к решетке, когда тот почти скрылся из виду.  — Че тебе? — брезгливо ответил тот, с непонятной гордостью закинув голову.  — Какое сегодня число? Надзиратель помолчал, а затем небрежно бросил, уходя:  — Первое июля. Но тебе спешить некуда. На этом разговор был окончен. Аккерман вновь лег на койку, от долгого пребывания на которой начинала нещадно ныть спина. Добавилась новая почва для размышлений: осталось чуть меньше двух недель, а Леви за это время нужно придумать разумный план побега. Хоть Аккерман, будучи изначально намеренным сбежать, и пристально наблюдал за поведением, порядком дня и, главное, смен надзирателей, но ничего полезного для побега не заметил. Одним словом, план побега продвигался плохо. И даже больше — замер на мертвой точке. Единственное, что Леви знал наверняка, так это то, что одному ему не справиться. На секунду Аккерман задумался, что тот, кто так наспех приколол ему эту бумажку, наверное, очень сильно должен Кенни. Да так сильно, что, даже если сдохнет ради него, то все равно должным останется. Сон ударил обухом по голове, и Леви отключился. Новый день начался уже привычно — с мерзкого, слишком звонкого голоса надзирателя:  — Подъем, уроды! Леви привычно послал его в пешее эротическое и повернулся на бок. Надзиратели шли мимо камер с заключенными и громкими ударами по решеткам отрезвляли ото сна. До своего злополучного попадания в эту дыру Аккерман часто страдал бессонницей: мог спать полчаса в день, а мог и вовсе не спать, но, если говорить на данный момент, начиная с путешествия на корабле и заканчивая всеми последними днями, Леви будто впал в спячку. Аккерман не ощущал в себе привычной бури энергии, это злополучное место высасывало её, лишая всякой надежды и заставляя смириться, что единственное, что осталось в этой жизни, — это серые каменные стены и отвратительная каша. Но письмо Кенни обнадеживало. Даже очень. Леви все же заставил себя преодолеть налитые свинцовой тяжестью веки и открыть глаза. Помятый и растрепанный, он вышел из камеры. Там его уже ждал для обыска надзиратель. Аккерман по команде уперся лбом в стену, широко расставил руки и ноги и, пройдя проверку, мог быть свободным на все четыре стороны, если так позволительно выразиться в данных условиях. Леви шел в сторону лестницы, чтобы спуститься на первый этаж, где располагались столы. Аккерман, кинув беглый взгляд вниз, увидел, как Черч занял один из них. Резкий толчок в плечо заставил Леви дернуться и напрячься.  — Опять ты, блять, как ты заебал, смотри, куда прешь! — прорычал он, гневно сверля в спине стремительно удаляющегося Смита дырку.  — И тебе доброе утро! — махнув рукой и чуть обернувшись так, что Леви увидел пробежавшуюся по губам улыбку, крикнул Эрвин. Аккерман шикнул и про себя невольно отметил, что вторая рука Смита была не в расслабленном состоянии –она была согнута и, кажется, удерживала что-то, прижимала к телу. Сам Эрвин шел неестественно быстро и потому подозрительно. Глаза Леви дрогнули в прищуре и сверкнули любопытством. Леви, быстро переставляя ноги, спустился по лестнице и, сделав еще несколько крупных шагов, оказался рядом за столом, за которым его дожидался Фарлан. Черч кинул на Аккермана беглый взгляд.  — Доброе утро.  — Доброе, — глухо отозвался Леви, сложив руки на столе и чуть повернувшись корпусом.  — Ты какой-то напряженный. Что-то случилось? — спокойно поинтересовался Фарлан и чуть наклонился в сторону, чтобы иметь возможность увидеть, что же такого интересного рассматривает его собеседник.  — Мне передали записку. От дяди, — с секундной паузой выдал Леви, резко выпрямившись и посмотрев в глаза Фарлану. Черч в недоумении вскинул брови и нагнулся ближе к Аккерману.  — И что там было?  — Он предоставит нам лодку для побега. Нужно придумать, как выбраться из этого гадюшника и добраться до берега. Фарлан, никак не ожидавший такого развития событий, невольно приоткрыл рот.  — Идеи? — спросил Леви, скрестив руки на груди.  — Буду думать. Фарлан встал из-за стола и скрылся в толпе заключенных. Аккерман последовал его примеру уже через несколько минут, когда увидел, как Смит, пройдя мимо него, вышел во двор. Леви направился в том же направлении, откуда пришел Эрвин — по направлению к камере Смита. Она была открыта и на вид не представляла ничего интересного — так подумал бы ищейка-дилетант, но Леви был профессионалом. Быстро проверив самые очевидные тайники, такие как места под подушкой, в наволочке, под кроватью, Аккерман охватил всеобъемлющим взглядом всю камеру и остановился на поржавевшей раковине, а точнее на небольшой щели между ней и каменной стеной. Мизерный уголок бумаги предательски виднелся и разыгрывал любопытство Леви. Ловко подцепив, Аккерман вытащил сложенную вчетверо мятую бумажку. Леви развернул её и, пробежавшись взглядом, утвердился в предположении, что это письмо. Аккерман несколькими быстрыми движениями сложил письмо по тем же складкам, спрятал его под рубашку робы и уже собирался уходить, но, уже собираясь сделать шаг, заметил у самой ноги выпавшую небольшую фотографию. На ней были запечатлены улыбающиеся Эрвин и еще трое человек — одна женщина и двое мужчин. Они обнимались и казались самыми счастливыми людьми на земле. Леви помедлил минуту, рассматривая незнакомые лица, но после поспешил покинуть чужую камеру, прихватив и фото. Аккерман блуждал по территории тюрьмы в поисках укромного места, чтобы перепрятать находку. И нашел его под напольной деревяшкой в дряхлом сарайчике, где хранились палки для уборки мусора и прочая дрянь. Ждать ответной гневной реакции долго не пришлось. Не успел Леви перешагнуть порог входа в здание, как на него уже накинулся кто-то, жаждущий немедленных ответов на свои вопросы. Он одним толчком в грудь прижал Аккермана спиной к стене. Леви, не ожидавший атаки, шикнул и зажмурился, но уже через секунду смотрел в голубые глаза, полыхающие огнем ярости.  — Где оно?! — прошипел Эрвин, вдавливая Леви плечами в стену и наваливаясь всем телом.  — О чем ты? — не дрогнув ни одним мускулом, спросил Аккерман.  — Не прикидывайся, — вена на шее Смита пульсировала, выдавая уровень бешенства своего обладателя. — Письмо. Только ты мог украсть его.  — А, письмо. Да, я его взял. На хранение.  — Ты шутить со мной вздумал?!  — Откуда оно у тебя? Все передачки и свиданки здесь под запретом.  — Не заговаривай мне зубы, — сжав до скрипа челюсть, Эрвин тряханул Леви и повторно ударил его спиной.  — Ай, больно, — наигранно проныл Аккерман, но уже через секунду снял с себя маску никудышного актера и продолжил серьезно, смотря прямо в глаза разъяренному быку, из носа которого чуть ли не шел пар, — Что ты можешь предложить мне за это письмо? Сдвинутые к переносице брови Эрвина поползли вверх от удивления. Леви же уже порядком надоело быть в столь некомфортном и двусмысленном положении, поэтому он поддался вперед, намереваясь освободиться от нежелаемого натиска.  — Подумай, а письмо пока побудет у меня. Это воспитательный момент, чтобы ты больше не думал вжимать меня в стену, когда тебе вздумается. Хватка Смита ослабла, и Аккерман незамедлительно этим воспользовался: скинул его руки и сделал несколько шагов в сторону, чтобы образовать хотя бы небольшую дистанцию. Они пристально смотрели друг на друга еще минуту, которая показалась обоим вечностью, и за это время в полной, всепоглощающей тишине они поняли больше, чем возможно выразить словами. Леви, прервав гляделки, развернулся и ушел. Весь следующий день Леви и Фарлан провели в компании друг друга, обмениваясь наблюдениями и замечаниями по поводу устройства тюрьмы. Черч облазил все вдоль и поперек, посмотрел везде, где мог посмотреть, но плана эвакуации (например, в случае пожара) а, значит, и плана здания он не нашел, что, конечно, мало удивляло. Посиделки за чаем, по консистенции сравнимым разве что с мочой, прервал надзиратель, который отправил Леви в очередной раз подметать двор. После того, как Аккерман и Смит дружно оказывались в карцере, надзиратели без лишних усилий запомнили их номера, фамилии и лица, что пагубно сказалось на каждом из них — всю грязную работу как-то случайно вешали на них, а точнее на того, кто оказывался в непосредственной близости. Обоих это ужасно бесило, но отказаться возможности не было, поэтому Леви, чертыхнувшись, променял компанию Фарлана на пыль со двора, летящую во все стороны. После получасовой уборки Аккерман чувствовал себя, как самая настоящая свинья: пот тек ручьем, так как был самый разгар дня и солнце палило безжалостно и на убой; голова будто покрылась сединой из-за покрывшего черные волосы слоя пыли и песка. Леви, отчитавшись, бросил орудие чистки в тот самый сарай и, получив разрешение, направился в душ. Снять с себя эту ужасную пропахшую насквозь потом робу было самым настоящим наслаждением, таким же, как и снять мерзкие носки и голыми ногами влезть в резиновые сланцы. Конечно, Леви не был фанатом общественных душевых и предпочел бы понежиться в собственной ванной, но выбирать здесь не приходилось, потому Аккерман чувствовал себя в раю и в тот момент, когда первые капли упали на грудь. Леви опустил голову и подставился под струю теплой воды. Она стекала с головы на спину, тело покрывалось мелкими приятными мурашками. Леви, закрыв глаза, полностью погрузился в чарующую прострацию, закинул голову и прошел по волосам руками. Наслаждаясь редкими минутами уединения и истинного наслаждения, Аккерман не обратил внимания на то, что в душе он далеко не один. В дальнем углу еще до его прихода было занято три места. И, кажется, этих людей душ заботил меньше, чем наблюдение за тем, как при каждом малейшим движении играют мышцы на накаченном, хищном теле Леви. Глаза Аккермана были прикрыты, шум приближающихся шагов заглушали бьющиеся о плитку капли воды, а вот резкий толчок Леви уже не мог не заметить. Кто-то со всей силы вжимал его в стену. Резко распахнув глаза и вывернув голову так, чтобы хотя бы иметь возможность видеть лица нападавших, Аккерман не без удивления узнал того парня в необычных очках. Он заломил Леви руки и ногой заблокировал все возможные движения, практически лишая возможности каким-либо способом выкрутиться.  — Наконец-то у нас есть возможность познакомиться поближе, — с хитрой улыбкой выдал тот, надавливая коленом.  — Такие близкие знакомства я предпочел бы избегать, — прорычал Леви, дернувшись, но собеседник сразу же пригвоздил его обратно лицом к стене, больно взяв за волосы.  — Меня зовут Зик, а это мои друзья, — спокойно, в будничной обстановке продолжал тот.  — Я охуеть как рад, — стиснув зубы, ответил Аккерман, пытаясь сообразить, как можно освободиться от такого крепкого захвата.  — Знаешь, мы с парнями занимались взрывными механизмами. Вручную собирали. Дело не шло поначалу, но потом как-то к нам обратился твой милый дядя, нехило так у нас затарился, раскрутил нас — товар хороший, качественный, надежный. Все было заебись, пока он не свел нас с одним мужиком, которого, оказывается, прослушивали. Сечешь, чем это закончилось? Статьей за терроризм.  — Тогда тебе стоит охотиться за очком Кенни, а не за моим.  — К сожалению, на данный момент, доступ у меня есть только к твоему, — наклонившись к самому уху Леви, прошептал Зик, потянув при этом Аккермана за волосы на себя. Зик надавил на спину Леви, заставляя выгнуться и поддаться телом навстречу. Аккерман предпринял очередную попытку выбраться, изначально понимая, что она не увенчается успехом, так как мало того, что Зик держал его слишком крепко, да еще и его дружки, с которыми он вряд ли справится один. Но помощь пришла оттуда, откуда не ждали: Леви вдруг почувствовал, как вся навалившаяся на него масса отпряла. Послышался грохот, плеск воды, после последовал трехэтажный мат. Аккерман резко обернулся и увидел, что крепкая спина заслонила его. Двое других мужланов, не думая и мгновенно среагировав, накинулись на заступника, и Леви, оставив вопрос «Нахуя Эрвин влез и помог мне?» на закуску, подсечкой вывел из игры одного из них. Он поскользнулся и с треском полетел на плитку, ударившись спиной и глухо взвыв. Со вторым тем временем разобрался Смит, который ловко увернулся от захвата и, перехватив инициативу, впечатал того рожей в стену, сломав нос и испачкав тем самым все в крови. Алая жидкость смешалась с водой, растекаясь по напольной плитке. Зик тем временем, до этого приходивший в себя после толчка на пол и последующего удара головой о плитку, нашел в себе силы и начал медленно подниматься сначала на колени, а затем и на ноги, но не успел — Леви со всего маху дал ему под дых, уложив в начальное положение. Аккерман, чувствуя, как кипит кровь от бешенства в жилах, ударяя в голову, уже хотел нанести контрольный удар ногой по голове, но не успел.  — Леви, стой! — крикнул Эрвин, порываясь вперед. Крик, разнесшийся по всей душевой эхом, заставил Леви остолбенеть и повернуться к Смиту. Эрвин смотрел на него выпученными глазами, в которых читался страх. Страх того, что он мог бы не успеть остановить Аккермана и позволить убить, а, значит, обречь на суровое наказание. Леви замер. Его расширенные зрачки, которые заняли почти всю радужку и за которыми не было видно серого цвета глаз, начали медленно сужаться. Аккерман, не моргая, смотрел на Смита, который также постепенно успокаивался, осознавая, что гнев Леви сходит на нет, что Аккерман все же услышал его и внял его словам. Дальше все было как в тумане — надзиратели, которые вечно поспевали к самому концу, а не тогда, когда были нужны, сбежались на крики и заломали всех пятерых. Троих сначала определили на медосмотр, после чего всем участникам потасовки были выписаны внеочередные путевки в карцер, который для Леви уже был вторым домом и просто прекрасным местом, чтобы все обдумать.