Созвездия: Сказка

Зайдя в комнату, Вереск скинул рюкзак на пол у кровати. Только когда снимал комбез, понял, что Тилли в комнате нет и что Тилли — это тот самый сосед, который занимает часть южной стены. Глянув на витиеватый ствол, Вереск вспомнил Тиннель, затем вернулся к мальцу. Они отличались всем, но кое-что у них было одинаковое: цвет кожи. Является ли это признаком, свойственным всем дриадам разного возраста и пола или нет, Рашт не знал, но атмосфера вокруг обоих была немного странной, отдающая теплом и свежестью. Подобные мысли напугали и бросали в жар. Вереск почувствовал себя сумасшедшим. Мотнув головой, чтобы прогнать наваждение, он отбросил на кровать комбинезон, прыгнул в штаны, натянул футболку. Схватив туалетные принадлежности и полотенце, направился в душ. Думать о Тиннель и Тилли не хотелось, но Вереск понимал, что рано или поздно надо будет с этим смириться и уже окончательно для себя установить факт того — реальность это или плод его воображения. От комнаты, которую он занимал, ванная находилась далеко, однако Рашт не привередничал. Дом, в котором жила бригада, был удивительным, водопад, мимо которого Вереск постоянно проходил, завораживал, как и растущие внизу деревья. Что за водоём находился за густыми кронами — озеро или река — видно не было, но от этого ситуация становилась ещё более загадочной. Душевая оказалась пустой. Сегодня Рашт вернулся из леса рано, до конца рабочего дня оставалось минут сорок. За это время Вереск мог бы завалить ещё одно дерево и вернуться намного позже, но не подчиниться бригадиру было как-то не по-Вересковски. Годы службы сказывались на характере тоже. Бывают особенности, которые сложно выкорчевать даже через сто лет. Кстати, завтра можно встать пораньше и начать с того дерева. Ванная делилась на четыре кабинки без дверей. Под ногами настилы из досок, через каждые три шага решётки для слива. Деревянные стены создавали эффект бани, Вереску нельзя было принимать подобные процедуры — импланты и протезы не любили пар, как и наниты. А наниты ещё не сдохли, так что соваться в баню — себе дороже. Заняв самую дальнюю кабинку, Вереск включил воду. Прикреплённая к низкому потолку лейка исторгла поток тёплой воды, заставив Вереска блаженно и чуть слышно застонать. Намылив голову и хорошенько растерев кожу, вновь подставился под потоки воды и услышал, как хлопнула дверь. На мгновение замерев, подумал было о девчонках. Выглянув из-за перегородки, неожиданно для себя натолкнулся на Микеля. Полностью обнажённый и задумчивый, Доулта трепал свои волосы и смотрел перед собой таким взглядом, от которого Рашта пробрало. О чём он думал? Но только стоило Микелю встретиться с Вереском взглядом, как он изменился. Рашт сглотнул. — О, Вереск, а я думаю, кто здесь яйца намывает? — улыбнулся Доулта и, сделав несколько шагов вперёд, остановился у перегородки, которая разделяла дальнюю и соседнюю с ней кабинки. — Здоров, — только и сказал Рашт, глядя на Микеля и не в силах оторваться от созерцания, по его мнению, идеального тела. Доулта был шире в плечах и на несколько сантиметров выше, казалось, что он состоял из одних бугров мышц. На лицо был довольно симпатичный… Ранение исправило некоторые нюансы и во внешности Вереска: врачи, вставляя импланты в нос и челюсть, немного подправили природную угловатость, и теперь Вереск вроде тоже был ничего. К тому же наниты, запущенные в правый глаз, изменили его цвет, отчего радужка правого была чуть синее левого. Это различие можно было заметить, если сильно присмотреться. Рашту вроде нравилось то, что он видел в зеркале, вот только щетина неровно росла, что говорило о вращенных биоматериалах. Шрамы на лице убрали, на теле оставили — за отдельную плату, не слишком и дешёвую, готовы были сделать косметическую операцию, но Вереск отказался. Чтобы спрятать уродливое прошлое, Рашт на рёбрах и боку набил чёрно-белые рисунки с каплями синей и зелёной краски. Татуировки витиевато спускались от подмышек и с груди на бедро, укрывая собой следы боли и страха. Впрочем, он мог этого не делать, но прошлое не отпускало и так, а тут ещё это уродство. — Вереск, — неожиданно прохрипел Микель, облокотившись на тонкую перегородку. Нет, он был явно выше и больше Рашта, а до этого мгновения казался не таким огромным. Только сейчас Вереск заметил то, что Доулта тоже рассматривал его. — Че? — Вереск почувствовал, как перехватило дыхание. — Ты жопу помыл? — спросил Микель и сделал шаг вперёд. Не то чтобы Вереск влюблялся во всех подряд, особенно если это был красивый мужик, нет, просто жизнь иногда подкидывала сюрпризы и очень редко ласкала его, одаривая чем-то схожим с любовью. Скорей всего, то была потребность. Ну, например, Арому он хотел вставить, потому что хотел, член просил, да и с красивыми это делать всегда приятно. От Арому постоянно вкусно пахло, он был идеален и пропорционален: стройные длинные ноги, гладкое лицо, ухоженный, одет с иголочки. У него, наверное, и лобок гладенький, и под мышками нет волос… А вот Микель другое дело. Микель — мужик. И тоже симпатичный. И не сказать, что вонючий, ну, после трудового дня пахнет от него порой не слишком приятно, как, впрочем, и от Вереска, но Рашт все эти дни ловил себя на мысли, что ему этот парень нравится не потому, что член на него реагирует, а потому что… потому! А если появилось в твоей жизни «потому», значит, это больше, чем потребность организма. В Микеля Вереск влюбился. Он это понимал. Желание, чтобы этот человек принадлежал только ему, красноречиво говорило само за себя. О позициях Вереск никогда не задумывался. В своей жизни он был и сверху, и снизу — ему всё одно. Но чтобы быть пассивом, нужен хороший партнёр, когда-то ему попался не очень, поэтому Рашт и опробовал позицию актива. Но даже в этой роли не смог найти того, с кем было бы по-настоящему хорошо. А когда шлюха Питтиф сказал, что больше с ним трахаться не будет, потому что не понравилось, Вереск загрустил. Не только ему попадались говно-партнёры, оказывается, он сам был не асом. Поэтому напряжение снимал в большей степени сам. А вместе с этим и опыта набрать так и не смог… Короче, с Микелем Вереск будет снизу, он это понимал и нисколько не пытался этого избежать, и даже не думал о том, что ему не понравится. Он хотел близости с Доулта, и плевать, каким образом. Единственное, что напрягало, это понравится ли Микелю такой партнёр, как Вереск? — Обязательно мыть? — запоздало прохрипел Вереск, когда стукнулся спиной о стену — Доулта, наступая на него, загнал Рашта в угол. Глупый вопрос, но отчего-то он сорвался с губ. — Просто хочу сам помыть, — криво ухмыльнулся Микель, взял из мыльницы кусок мыла и, неотрывно глядя на Вереска, намылил ладони. Рашт, удивляясь себе, повернулся к нему спиной, упёрся ладонями в стену и оттопырил задницу. Это был призыв, и Микель вступил в бой. Горячий язык прошёлся по спине, зубы прикусили грубую кожу на плече. Вереск закусил губу, опустил голову, сжимая кулаки. Два прикосновения, и член уже в боевой готовности — ещё немного, и он взорвётся сотнями искр. Сердце Вереска забилось так часто, что он запереживал, как бы орган не остановился, с таким адреналином наниты могут начать ускоренный курс восстановления. Микель навалился со спины, прикусил ухо, но стоило Вереску повернуть голову к нему, как он закрыл ладонью его глаза и впился в губы. Таких поцелуев у Рашта никогда не было: требовательных, алчных и властных. Доулта будто заявлял на него свои права и тем самым говорил, что он главный и слушаться в этой битве надо только его. Горячий язык сразу же проник в рот, жадные губы Микеля впились в губы Вереска, перекрывая доступ к кислороду. Рашт задохнулся, но отстраниться даже не подумал. А когда пальцы проникли в анус, застонал, выпятив задницу ещё больше. Доулта не нежничал и даже не пытался показаться милым и ласковым, но Вереску всё равно нравилось. Он чувствовал, что сходит с ума. Когда умопомрачительный поцелуй закончился, Рашт с минуту хватал ртом воздух: у него кружилась голова, он боялся упасть. Ткнувшись лбом в стену, закрыл глаза и принялся подмахивать бёдрами, насаживаясь сначала на два пальца, а потом на три. Микель целовал плечи, прикусывал кожу, блуждал ладонями по груди, теребил соски. В какой-то момент, когда Вереск почувствовал подступивший оргазм, Микель вынул пальцы и пережал ему основание члена. Некоторое время они так стояли, будто беря передышку перед самым главным прыжком. Доулта дотянулся до мыльницы, снова намылил руку кусочком сиреневого мыла, нанёс пену на свой член и с разгону вогнал его в разработанный анус, нисколько не заботясь о том, что чувствует Вереск. Впрочем, Рашт чувствовал себя хорошо. Даже слишком. Вереск застонал, стукнулся лбом о стену, прогнулся в спине, сжался. Продолжая закрывать ему глаза ладонью, Микель повернул его голову в сторону и вновь увлёк в глубокий поцелуй, заставляя Вереска окунаться в наслаждение снова и снова. Они целовались долго, наверное, минуту, а может, больше. По душевой разлетались пошлые звуки, слышался сдавленный хрип и рык. Вереск обнаглел и откинулся на мощную, каменно-твёрдую грудь Микеля, полностью отдаваясь его власти. Это опьяняло так же, как и то, с какой жадностью Доулта целовал Рашта. Пьянило и от ощущения члена в заднице — он был горячим и пульсировал, заставляя анус дрожать, а яйца поджиматься; пьянило от грубой ладони на глазах, словно повязка, — в таком полумраке ощущения казались острее; пьянили капли воды, атмосфера деревенского душа и нереального мира за окном. Пьянил каждый миг, прожитый Вереском, и при этом он чувствовал себя до невозможности счастливым. Когда Доулта начал двигаться, Вереск сам оборвал поцелуй и снова ткнулся лбом в стену. Сильнее оттопыривая задницу, он упирался руками в стену, подмахивал бёдрами, пыхтел, шипел, закусывал губу, прогибался сильнее в пояснице. Микель навалился со спины так, что колени Вереска подогнулись, но сильные руки Доулта не позволили упасть. Они схватили крепко за бёдра, а член, словно бур, входил и выходил — сначала резко и медленно, а потом быстро и жёстко. Наслаждение. Вереск то зажмуривался, то распахивал глаза, то цеплялся за руку Доулта, то за стену. В какой-то момент он повернул голову к Микелю, но тот схватил его за затылок и не дал возможности глянуть на партнёра. В этот момент Микель сменил угол проникновения, и Рашт взвыл от дикого наслаждения. Опустив руки на свой член, он сжал яйца, потом несколько раз яростно провёл по стволу, обласкал шары и вернулся к члену. Доулта таранил уже с такой яростью, что в глазах Вереска зажигались звёзды. Не к месту вспомнился какой-то стих из школьной программы, а потом вылетел из головы. Вырывая из глотки Вереска крики, Микель доставлял несказанное наслаждение, и думать о чём-то другом было невозможно. Кончали они долго и обильно. Микель даже не подумал вытащить ствол из задницы Вереска. Возможно, его поступок был грязным и пошлым, но сам Вереск не хотел, чтобы было по-другому. Когда оргазм схлынул, они некоторое время ещё стояли не шевелясь, прилипнув друг к другу — Вереск, навалившийся на стену, а Доулта на него со спины. Рашт ощущал лишь приятную негу. Так хорошо ему никогда не было. Ушедшие во время секса звуки, возвращались медленно и будто нехотя: шелест льющейся воды, тихая трескотня птиц, жужжание насекомых. Вереск прислушался к тому, что происходило в доме, но ничего не услышал — то ли вода помешала, то ли так и надо было. Шевельнулся Микель, взяв за плечо, повернул его к себе и провёл тыльной стороной ладони по щеке. Вереск осмелел окончательно. Ну и пусть Микель трахает и баб тоже, пусть для него Вереск лишь средство для снятия напряжения, пусть девчонки и дриады виснут на нём, как на вешалке. Если Микель разрешил Вереску тоже там висеть, то он не станет отказываться. Шансы выпадают один раз, а подобные, в его возрасте, всё реже. Оторвавшись от стены, Вереск прижался к губам Микеля, и тот не стал отстраняться, лишь толкнул Рашта на стену. Широкая ладонь накрыла чувствительный член, и Вереск застонал. Тогда, будто отвечая на этот звук, Микель сжал яйца, затем приласкала их, а после развернул Рашта спиной к себе и принялся делать с ним всё то, что было сделано всего лишь парой минут назад. Вереск подумал было о том, что Микелю нравится со спины больше, но противная мысль, что он делает так, потому что ему противен Вереск, засела в сердце жалящей иглой, от которой он избавился только тогда, когда Микель вошёл в него снова.

***

Вереск вполз в свои апартаменты со скоростью улитки и с одним только желанием — завалиться спать. Ванные процедуры с Микелем заставили его забыть всё, что сегодня случилось, и высосали все силы. Нет, ощущения были отпадные, такого он не испытывал никогда, и даже то, что анус ныл и в заднем проходе чувствовался дискомфорт, не могли испортить поднятого на сто уровней вверх настроения. Переступив порог и прикрыв за собой дверь, Вереск кинул на кровать полотенце и туалетные принадлежности и замер, нелепо глядя перед собой. В комнате его ждал сюрприз. За столом, стоявшим у окна, сидел мальчишка. На нём была длинная белоснежная сорочка в пол. Косматые волосы в жутком беспорядке торчали в стороны, как и выглядывавшие из них веточки и листочки. Мальчишка сидел к нему спиной, поджав коленки к груди, но даже рубашка не скрывала его худобы. Когда Рашт вошёл, паренёк не соизволил оглянуться, продолжая заниматься своим делом: сжимая тонкими пальцами карандаш, Тилли что-то рисовал на белоснежном листе, и это дело занимало все его мысли и силы. — Э-э, привет, — слегка удивлённо и осторожно проговорил Вереск. — Привет, Вереск, — звонко отозвался сосед, не отрываясь от рисунка. Его сосредоточенность была слишком непосредственна и мила, не соответствуя тому возрасту, на который он выглядел. Тилли можно было дать лет десять, однако Рашту показалось, что на самом деле пять или шесть. Но точно Вереск не знал. Но если вспомнить Тиннель, то она вела себя не как старушка, а скорее, как юная девушка, и выглядела при этом не дряхлой бабкой. — Вереск, — окликнул его Тилли и помахал рукой, в которой зажимал карандаш. Теперь он смотрел на Рашта через плечо и улыбался. На лице паренька была заметна кора: болотно-зелёные пятнышки, словно веснушки, украсили щёки, лоб и нос, и только на скулах проглядывали белые «лепёшки». Больше всего пугали золотистые глаза, а над правой бровью, вернее, вместо брови, проглядывало несколько почек, вот-вот, и распустятся листики. Пальчики, сжимавшие карандаш, были тонкими, мизинец и безымянный — казались и того веточками. — Я сегодня у тебя переночую, — заявил мальчишка звонким голоском — будто ручеёк. — Потому что ночью будет дождь. А я мокроту не люблю. Тем более понижение температуры. Но на следующей неделе установится духота. Так всегда перед сезоном жары. После своего делового заявления Тилли вернулся к рисунку и продолжил прерванное занятие с удвоенной силой, от натуги поджав губы и запыхтев. — Ладно, — ответил ошарашенный Вереск, не зная, ждут от него ответа и разрешения или нет. Глянув на довольно просторную кровать, Рашт к своим словам ещё и кивнул, подумав о том, что если это внеземное существо просит, надо исполнить желания ребёнка. К тому же… это всё галлюцинации? Могут быть. Тилли в ответ что-то промычал, а Вереск спросил, не хочет ли он есть. — Не-а, — ответил Тилли, слегка отстранившись от рисунка, чтобы увидеть целостность картинки. — Я ещё пока маленький. Я питаюсь только солнечными лучиками, водичкой и землёй. Когда мне стукнет двадцать лет, тогда я смогу выбрать себе тело и уже кушать взрослую еду. Тилли снова посмотрел на Вереска золотистыми глазами, ткнувшись подбородком в острое плечо. Наивности в этом взгляде было хоть отбавляй. Ну точно ребёнок! — Я хочу поскорее вырасти, — и улыбнулся, показав белоснежные зубы. Кора на середине носа чуть треснула, но не осыпалась. — А сколько тебе? — Четырнадцать, — ответил мальчик и вернулся к рисунку. Сменив карандаши — где он их взял? — Тилли занялся фоном. — Но по человеческим нормам я выгляжу лет на десять. Да? — Ага. — Какой смышленый мальчик. — Вот, а по нашим на четырнадцать: десять лет в виде росточка и четыре года в виде полноценного дерева. Итого четырнадцать. Но я всё равно ещё маленький. Но когда мне стукнет двадцать, — повторил он, — это совершеннолетие, я смогу быть таким, как ты или Микель. А может, как Штирх. Ты Штирха знаешь? — Нет. А кто это? — Он на юге растёт. Штирху уже сто семь, он высокий, худой и высокомерный. Никогда не разговаривай с ним, он говорит, что я дурачок, раз вырос рядом с людьми. Но мне тут нравится. — Я сегодня Тиннель встретил, познакомился с ней. — Какой странный разговор. Вереску казалось, что это не он, а кто-то другой. А он стоит рядом и на всё это смотрит. — Бе-е, — высунул Тилли язычок. — Вредная старуха. С ней тоже не разговаривай, у неё вся молодёжь — глупые сосунки. Вот так она выражается. И людей не любит, говорит, что они чудовища. Дурная старуха. Люди хорошие. — Не все. — Ну, по крайней мере, те, кого я знаю, хорошие, — упрямо повторил Тилли, и Вереск не стал его в этом переубеждать. Не сегодня. Сейчас всё же стоило поесть и завалиться спать. Может, утром всё пройдёт, галлюцинация исчезнет и ощущение нереальности уйдёт? — Ясно, — и Вереск не удержался от улыбки. Мальчишка, а сколько всего понимает и знает. И растёт здесь. Интересно, как они общаются? Он ходит по лесу? Или же с помощью ветра, когда шелестит крона? Господи, что за мысли?! — Я пойду на ужин, — ткнул Вереск пальцем в дверь. — Ага, — сказал Тилли и сменил карандаши. Нет, где он их взял? Ужин пришлось разогревать самому, но это и хорошо. Как раз подошли остальные, и Вереск взял на себя обязанность разлить суп по тарелкам. Микель подсуетился подогреть котлеты и картошку. Когда он стоял рядом, тело Вереска наливалось приятным теплом, отзываясь сладостью внизу живота. Доулта ничем не показывал их недавний порыв, болтал с девчонками, собирал рабочие листы и карты, чтобы потом засесть за отчёт. Всё было как обычно, и Вереск даже радовался этому, хотя понимал, что на другое рассчитывать не стоит. Между ними просто секс, как между другими членами команды — просто товарищеские отношения.

***

— Меня родила Орилк, — подложив ладошки под щеку и поджав ноги под грудь, Тилли трещал без умолку, говоря обо всём, что взбредёт в голову. Загнанный Вереском к стене, он даже и не думал спать. Завалившись с краю, Рашт укрыл тощее тельце покрывалом, подоткнув так, чтобы голова была открытой. Тилли смешно вздёрнул подбородок, когда Вереск отгибал край, чтобы открыть его губы. — Я десять лет вылуплялся, укреплял корешки, пробивал росточком землю. Было тяжело. Но стоило только вырваться из темноты и увидеть солнышко, как стало легче. Мы очень быстро растём, за четыре года я вон как вырос. А потом только укрепляем древесину и ветки, насыщаем крону листвой. У меня ещё не очень крепкая крона и не пышная, но к совершеннолетию я сделаю её самой красивой, все обзавидуются. Вереск не перебивал. Отчего-то слушать этого мальчишку было приятно. Он будто чистая капля воды в том жизненном растворе из дерьма, в котором некогда вращался Вереск: искренний, наивный и честный. Дети — они все такие, даже несмотря на то, что являются галлюцинацией. Хотя, морок ли это? Вереску с каждым словом Тилли казалось, что всё происходящее с ним — реально. — И ствол сделаю шире, он будет тут на всю стену, — вдруг Тилли вскочил и раскрыл руки, разведя их в стороны, будто показывая каким он будет. — Вот таким. Нет, ещё больше. — Ясно-ясно, давай, ложись и спи, — уложил его обратно Вереск, укрывая снова покрывалом и подгибая так же края. Никогда он не думал о семье, геи семью не имеют, потому что мужики рожать не могут. Да и она ему как-то была не нужна. Видя смерть, Вереск понимал, что есть у тебя могила, нет её — всё одно: плоть сгниёт, а душа… Есть ли это аморфное нечто, которое до сих пор не разгадали? И всё же неожиданно проявившаяся забота о мальчишке вновь заставила задуматься о будущем, о том, что одному быть тяжело и что у каждого человека должен быть кто-то, кто его похоронит и оплачет. В ком он продолжит жить. Об этом Вереск снова думал, слушая звонкий голос Тилли и глядя в его невозможные золотистые, полные наивности глаза. — Тебе завтра рано вставать? — Рано, — ответил Вереск, вспомнив о будильнике. Дотянувшись до тумбочки, взял круглые часы с колокольчиком наверху, перевёл маленький выключатель и вернул их на место. — Я тоже, когда вырасту, буду работать. — Да ну? — Ага. Тоже буду лесорубом. — О как... — Поэтому мне надо выбрать такую же форму, как у тебя. — Хочешь быть брутальным красавцем? — хмыкнул по-доброму Вереск, вспоминая, сколько месяцев он трудился над этой грёбаной фигурой. После того как его заново слепили, поддержать форму помогли лечебные гимнастики и тестирование. — И рисунок на теле такой же сделаю, — ткнул тоненьким пальчиком Вереску в бок Тилли. Рашт вздохнул и потрепал паренька по волосам. — Обязательно. А теперь спи. — Ла-а-адно, — протянул мальчуган, прикрыл глаза и тут же провалился в сон. Вереск долго не мог уснуть, а когда впал в некую дрёму, его разбудил грохот грома и шум дождя. В комнате похолодало, и Вереск сдёрнул с кресла тёплый плед. Аккуратно забрав у Тилли покрывало, которое было в два раза больше пледа, укрыл мальчишку одеялком, прикрыл окно, завалился на кровать и вновь провалился в дремоту. Проснулся Рашт без будильника, можно было полежать ещё минут сорок, но вспомнил, что хотел раньше встать. Содрав тушку с постели, посмотрел на продолжавшего сопеть мальчишку, отключил будильник, тихо собрался и выполз из комнаты. Бросив рюкзак у входной двери, почистил зубы, умылся, позавтракал, взял три банки каши и полбулки хлеба, налил воды, подхватил из кармашка со своим именем карту, рабочий лист и выполз из дома. Ночная гроза принесла прохладу, сырость и лёгкий туман. Поёжившись, Вереск затянул узел на затылке, поправил бандану и пошёл в сарай. Набрав в бутылку бензин, сунув в карман пару карандашей кристаллической пыли, проверив бензопилу, подхватил топор и вышел из домика. Путь до следующего дерева лежал неблизкий — по лесу нескорым шагом минут пятьдесят. Добравшись до заветной цели, Вереск сразу же приступил к работе. Остальная часть недели прошла более спокойно. Вереск работал, выполнял план. Микель трудился со всеми наравне. Больше они не занимались непристойностями, но Вереск этого ждал. Доулта хоть и был по привычке любезен, весел, прост, порой облизывая его пошлыми взглядами, но до того дикого секса, даже до зажиманий в коридорах, не доходило. Вереск сам не лез, стеснялся, да и понимал, что Микелю нравятся больше женщины — Доулта с огромной любовью заглядывался на сиськи Рады и Сенти. Однако иногда накатывали неясная обида и ревность, от которой, как ни странно, спасал Тилли. Он заночевал с Вереском ещё две ночи, а потом исчез. Ну как исчез... Просто перестал появляться в человеческой форме. Но Вереск его чувствовал: присутствие, настроение, и порой казалось, что в шуме листвы слышал звонкий, полный наивности голос. В субботу, возвращаясь из леса — пришлось задержаться, восьмое дерево было у самого лифта, — Вереск попал в ситуацию, мимо которой в другом мире прошёл бы и не заметил. Тилли шумел кроной, при том что ветра практически не было, и кидал листья в сторону уже достаточно вытянувшегося деревца, которое они выкопали с Микелем на дороге. Доулта назвал его Рокви, и он уже достиг роста Вереска. Рашту показалось, что Тилли кричит, а Рокви, отвечая ему, шелестит редкими листочками и вроде как делает это с лёгкой иронией. Постояв немного посреди двора, Вереск услышал собственное имя. В этот момент Тилли громче зашумел, бросив ворох листьев в Рокви. — Эй-эй, хватит, — проговорил Рашт и почувствовал себя странно — вот стоит тут с бензопилой, одинокий, весь потный и в опилках, и разговаривает сам с собой. Однако Тилли чуть приостыл, а Рокви даже вроде как и шмыгнул. Плакать собрался? Погодите, откуда он это знает? Вереск вздохнул, глянул на небо и поставил себе диагноз: шизофрения. Совсем двинулся умом, старый вояка! Ну что ж, и такое бывает. — Чего шумим? Что за ссора? — всё же спросил он. Деревья так и остались стоять смирно, чуть покачиваясь на ветру. Однако в следующую секунду на его руке, что держала пустую бутылку из-под бензина, повис мальчик. Вереск посмотрел на косматую макушку, из неё торчали веточки, на которых уже распускались листочки. — Вереск, скажи ему, — большие золотистые глаза были полны детского недовольства, губы подрагивали, а сам Тилли сопел от возмущения, — что я старше и меня надо слушаться. Он непослушный, вредный и злой, — он ткнул в Рокви тонким пальчиком, на конце которого показался листик. — Пусть уходит отсюда. Вереск посмотрел на Рокви, который не выказывал никаких эмоций, но Рашт чувствовал лёгкое недовольство и грусть. А ещё детскую обречённость. — Тилли, ты старше, ты должен уступать маленьким. И подружись с ним, он не такой плохой. Ему просто страшно. Мы его привезли из другого места. — Ну и что? — надул губки Тилли и спрятал мордашку, ткнувшись Вереску в бок. — Он первый начал. Он меня всё время поддевает. — Потому что он маленький и глупенький, — повторил Вереск. На слово «глупенький» Рокви зашумел листвой. Вереск хмыкнул и посмотрел на стройное деревце. — Ладно-ладно, не шуми. — Тилли показал язык, сопроводив его звуком, и потянул Вереска в сторону сарая. — Пошли от него, пусть будет один. Дурак. — Если что, приходи, — зачем-то сказал Рашт деревцу, позволяя Тилли увести себя к сараю. — Он не придёт, он ещё маленький. У него нет другого тела. Когда ему исполнится полных десять лет, тогда у него будут ноги и руки. И лицо. И голова. И туловище… Да, Тилли спасал от неприятных мыслей, от возникающих желаний соприкоснуться с Микелем, вновь заставить его войти в себя. После этого инцидента отдушиной стал и Рокви. Он тихонько что-то нашёптывал на ухо Вереску, и Рашту становилось тепло и хорошо. Тилли ревновал, дулся, но всё равно иногда захаживал в гости. Три рисунка, которые паренёк нарисовал и оставил на столе в комнате, Вереск приколотил к стене тонкими гвоздями. Радости не было предела, Тилли пообещал нарисовать ещё, а Вереск не стал отказываться. Эти «картины» стали неким украшением. На одной из них были нарисованы овалы, круги, соединенные палочками: над самым большим было корявыми буквами написано — Микель, над другим — Вереск, над третьим — Тилли. На втором листе расположился корявый дом с ветками и корнями, можно было подумать, что это дерево. На третьем — солнце и дерево, над ним написано — «мама». Всё это давало отдельное тепло, наполняло комнату светом и уютом. Вереску казалось, что он здесь уже много лет, будто родился на Сказке. Это наводило на отдельные мысли, но пока Вереск старался об этом не думать. Слишком мало времени прошло, планета и правда странная, и от мысли, что у него галлюцинации, Вереск ещё не отказался.