Созвездия: Сказка

Новая неделя началась как обычно. Впрочем, слово «обычно» не совсем подходит под описание этого мира. И всё же Вереск начал привыкать. Утром в понедельник Микель всучил ему литровую банку не слишком вкусно пахнущего жира и попросил теперь мазаться им, объяснив это тем, что наступает циклон жары и со всех щелей полезут гадкие насекомые. Сунув банку в рюкзак, Вереск отправился к первому отмеченному Микелем дереву. Вот только, запустив пилу, отметил, что орудие труда начало барахлить. После обеда слетела цепь, и это заставило понервничать. Пришлось тратить время на то, чтобы снова натянуть её. После он взял временный перерыв, чтобы перекусить. Но стоило поднять пилу и дёрнуть дроссель, как Вереск понял, что пила сломалась окончательно. Присев на корточки, он окинул рабочий инструмент взглядом, дёрнул ещё раз дроссель. В ответ верная подруга рыкнула и заглохла. Вскрыв крышку корпуса, Рашт заглянул внутрь, почистил внутренности от опилок, внимательно осмотрел детали и чертыхнулся. Полетел барабан сцепления. Нужно менять. И поскольку под рукой запасного не было, Вереск отставил пилу и взмахнул топором. Это дерево тонкоствольное, но высоченное. По плану было ещё толстое и могучее, вот с тем придётся повозиться. Могучий встретил его величием. За пышной кроной Вереск не увидел вершины, это говорило о том, что стоящее перед ним дерево — настоящий великан. Обойдя этого здоровяка, понял, что такой громадины ему ещё не попадалось. Почесав макушку, Вереск присел на заросший травой пенёк, рядом с которым проклёвывались две милые сосенки, и задумался. В обхвате великан будет раз в шесть, а то и больше, этого. Махать топором придётся если не до утра, то до ночи точно. Без пилы дело затянется надолго. Работать ночью, когда ни хрена не видно, опасно, да и зверьё выходит на охоту с сумерками. Развернув рабочий лист, окинул взглядом заполненные строчки. Шесть деревьев, с этим было бы семь, вот и весь план на сегодня. Спрятав листок, Вереск взвалил на спину рюкзак, затолкал в ремни топор — его, кстати, надо подточить — взвалил на плечо пилу, подхватил бензиновую бутылку. Время три дня, до дома пилить час, а то и больше. Завтра придётся снова пораньше встать, чтобы «уболтать» этого парня отдать Древесному Богу душу. Но сначала отремонтировать пилу. В избушке никого не оказалось. Если так подумать, то заходи, бери, что хочешь. Но здесь, в гуще леса, на Сказке — это казалось непривычным и сказочным. Да и что брать-то? Если только денежные карты? Или своровать еду? В общем, Вереск скинул рюкзак в комнате, перед этим занеся пилу и топор в сарай. Помещение для хранения утвари было довольно просторным. Здесь можно было найти всё: запасных деталей хватало, точильный камень и станок ждали своего часа. Первым делом Вереск решил наточить топор, но передумал. Всё же, пока день, нужно заняться пилой. Вернув топор на законное место, прошёл вдоль стеллажной полки, выискивая нужные инструменты и детали. Дойдя практически до конца сарая, посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Зачем там нужна лежанка, никто не знал, но сеном оттуда пахло знатно. Интересно, кто заготовил золотистый настил? Подхватив всё, что нужно, Вереск вернулся к пиле. Сколько он потратил на неё времени, Рашт не знал, однако, услышав гул машины и речь людей, глянул на часы. Начало седьмого. Отрываться от работы не хотелось, солнце палило нещадно, в сарае стояла духота. Вереск скинул комбинезон, оставшись в одних трусах, даже сапоги снял и носки. Перемазанный в машинном масле и в опилках, Рашт смазывал детали, кстати, пришлось поменять не только барабан. Сменил цепь, хорошо прочистил внутренности пилы. Скрип двери, которую Вереск оставил открытой, чтобы больше света входило в помещение, да и не было так сильно душно, заставил оторваться от работы. Вернувшиеся с работы товарищи возвращали на места пилы и топоры, бутылки, спрашивали, что стряслось, и предлагали помощь. Вереск отказался, в принципе, он уже закончил. Положив пилу на место, посмотрел на топор, но решил наточить его после ужина. Да и помыться не мешало бы. Смазка и бензин отмывались долго, Вереск тёр тело несколько раз, а потом ещё помыл руки специальным мылом. Опилки все вымыть тоже не удалось, они прятались в волосах, у самых корней. За ужином не хватало Микеля, Вереск не стал спрашивать, где бригадир, хотя этот вопрос его интересовал больше, чем обсуждение прошедшего дня. Вереск старался не отвлекаться от общей темы, пересказал свои проблемы — не жаловался, а просто поддерживал разговор. После ужина, помыв за всеми посуду, отправился в сарай точить топор. Солнце уже спряталось за вершинами деревьев. Через несколько минут на этот клочок планеты опустятся сумерки, а следом придёт и ночь. Стоило выйти из дома, как его сразу же окружили надоедливые насекомые: мелкая падаль, которая всё время норовила залезть в глаза, нос, рот и уши. Не успел Вереск пройти два шага, как его окликнула Рада. — Эй, Вереск, зажги факелы, — попросила она и кинула ему коробок со спичками. Факелы спасали от насекомых, они состояли из сбора трав и кореньев, состав был известен только девчонкам и Микелю. Отмахиваясь от мелких кровопийц, Рашт взял лестницу и обошёл ту часть здания, которая не примыкала к обрыву. Приставляя к очередному столбу стремянку, он забирался наверх, чиркал длинной спичкой, поджигал сбор, лежащий в металлических чашах, и спускался назад, чтобы перенести лестницу к другому столбу. Через тридцать минут дом окружил свет, а насекомые тут же устремились к нему, сгорая в искристом пламени. Вернув стремянку в сарай, Вереск включил лампочку и взялся за топор. Зажужжала механика, завизжал камень, стоило металлу коснуться крутящегося колеса. Несколько минут внутри помещения стоял неприятный слуху шум, а потом смолк. Проверив топор пальцем на остроту, Вереск присел на стул и взял точильный камень. Смахнув краем футболки со лба пот, Рашт приступил к работе, намереваясь пройтись по лезвию не один раз. Ощущение, что за ним наблюдают, прошлось по телу стадом мурашек тогда, когда топор был уже достаточно острым. Подняв взгляд, Вереск столкнулся со стоящим на пороге Микелем. Прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, Доулта смотрел на Вереска, не скрывая своего вожделения. Рашт сглотнул. Дверь он не закрывал в надежде, что вечерняя мгла принесёт прохладу. Ага, размечтался. Теперь две деревянные створки были прикрыты, только тонкая щель оставлена, будто позволяя подглядывать за происходящем в сарае.  — Привет, — пробормотал Вереск. Эти дни Доулта не искал с ним встреч наедине, а вот сейчас… Впрочем, может, начальнику нужен, например, точильный камень? — Здоров, — проговорил Микель, продолжая стоять у входа, будто пустил там корни. — Слышал, у тебя пила накрылась. — Да, я уже заменил запчасти, — ответил Рашт. В этот момент Вереск осознал, что вцепился в топор и камень, как будто в этом было спасение. Вот только от чего? От того, чтобы не наброситься на Микеля? Или чтобы Доулта не набросился на него? — Решил оставить того могучего парня на завтра. Топором бы я его за вечер не осилил. — Это точно, — ухмыльнулся Микель и сделал шаг вперёд. Вереск встал, вернул топор на место и камень тоже. Сердце гулко стучало, тело, потное и горячее, бросало в жар ещё больше. Стало тяжело дышать. До сих пор непривычная, тишина планеты оглушала, сдавливала виски и затылок. Рашт чувствовал желание Микеля, ощущал кожей его взгляд, пробирающий до костей, вдруг понял, что Доулта завалит его прямо здесь и сейчас. И наплевать, что их могут увидеть, главное, что они вновь друг другом насладятся. Если Микель этого хочет, Вереск не станет отказываться. Потому что он сам хочет и потому что Микель ему нравится. Рашт обернулся и угодил в объятия Доулта. Вроде это было ожидаемо, однако всё равно удивляло. Микель поцеловал его так же, как тогда в душе. Язык проник в рот, губы смяли губы Вереска, они были пошлыми и жадными. Рашт задыхался в своей алчности, хрипел, обнимал за шею и прижимался сильнее к крепкому мускулистому телу. Крышу рвало так, как если бы он нанюхался суланской дури. Оторвавшись друг от друга только через несколько минут, они некоторое время восстанавливали дыхание. Потом Доулта схватил Вереска за руку и потянул к лестнице. Они поднялись быстро, но чуть не завалились на последней ступени. Микель кинул Вереска на солому и попутно сдёрнул с него футболку. Рашт сам снял штаны, а Микель скинул одежду с себя. В этот раз Вереск не смог рассмотреть партнёра — было темно, и даже в маленькое окошко, что было прорублено под крышей сарая, не проникали сумерки вечера. Но Доулта всё равно перевернул его на живот. Солома впилась в тело, исколола грудь и живот, воткнулась в налившийся кровью член. Вереск хрюкнул, опёрся на локти и подогнул колени. Микель уже хозяйничал на его спине: целовал, лизал, покусывал и снова целовал. Вереск прогнулся в пояснице, выпятил задницу, закусил губу. Микель обслюнявил палец и протолкнул его в дырку. Рашт запыхтел, ткнулся лбом в солому. Одна из соломинок ткнулась ему прямо в глаз, уколов. Раздражённый этим, Вереск откинул её прочь и почувствовал, как губы Микеля спускаются по позвоночнику ниже, до самого копчика. Прикусив одну из ягодиц, Доулта укусил вторую, а потом раздвинул половинки и провёл языком по ложбинке. Из Вереска выбили дух. Такой откровенной сцены он не ожидал. Сжав в кулаках солому, закусил одну из сухих травинок, раздвинул ноги шире и прогнулся в пояснице сильнее, показывая, как ему нравится то, что делал Доулта. Микель некоторое время игрался: то вводил в анус пальцы и растягивал проход, то вылизывал дрожащее кольцо мышц, то кусал ягодицы, чтобы затем зацеловать их и снова прикусить. Затем заставил Вереска приподнять задницу выше и коснулся яиц. Лизнув их, поигрался мошонкой. Упав на спину, Микель протиснулся головой между ног Вереска и принялся ласкать его член. Рашт застонал, приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Микеля, но было так темно, что он снова закрыл их и отдался во власть ощущениям. Шире раздвинув ноги, Вереск потянулся чуть назад, и член мягко вошёл в рот Доулту. Когда его поглотило горячее нутро, Вереск захрипел от наслаждения, зарылся лицом в солому и начал двигать бёдрами. Стоило ему пару раз подмахнуть, как в анус проникли пальцы. Рашт никогда бы не мог подумать, что это так классно. И всё же долго развлекаться Микель был не намерен. Выпустив член, он вернулся на своё место, занял нужное положение и, придерживая Вереска за бёдра, вогнал член по самые яйца. Снова больно. Слёзы из глаз, в ушах гул, сердце провалилось в пятки и там затрепыхалось, как подлетевший слишком близко к огню мотылёк. Но даже это не позволило Вереску отвлечься от возбуждения. Микель крепко схватился за бедра, потянулся назад, потом толкнулся вперёд, поменяв угол проникновения. Вереск застонал, сжимая солому в кулаках. Услышав стон одобрения, Доулта схватил Вереска поперёк груди, сел на колени и насадил партнёра на член. Рашт запыхтел, закинул руки назад, вцепился в волосы Микеля, ощущая вместе с тем сухую траву, которую так и не выпустил из зажатых ладоней. Запрокинул голову, уложив её на плечо Микелю. Несколько толчков и член снова задел сладкую точку. Вереск застонал, дёрнулся вверх, потом сам же опустился на стояк, и снова вверх. А потом они сорвались оба. Не сговариваясь, будто только и ждали молчаливого телепатического приказа. Микель, как и тогда, был резок и груб, Вереск подпрыгивал на коленях партнёра, выстанывая и хрипя одновременно. Доулта рычал, кусал плечи и шею, ласкал языком ухо, а потом кинул Вереска на солому, вцепился в бёдра и принялся ожесточённо вытрахивать, заставляя Рашта кричать. Сколько времени прошло, минута или секунда, Вереск не знал, на мгновение ему показалось, что сама вечность. Он до последнего не дотрагивался до члена, сходил с ума от возбуждения и желания, хотел большего. Хотел сгореть, развратить весь мир, остаться так навсегда. В конце концов Микель хрипнул, схватил его за член и так приласкал, что Вереск сжался и кончил в руку Доулта, ощущая, как кончает и тот. Они содрогались долго: хрипели, стонали, кричали и рычали. Вереск сжимал проклятую солому, выцеживал анусом член Микеля, бился в его кулак и тыкался потным лбом в настил. Этот оргазм был таким же долгим и наполненным диким наслаждением, как и в душе. Вереску казалось, что его разум — это сладкая вата, которая под адским палящим солнцем превращается в маленькую лужицу сиропа. Он ни о чём не думал, даже забыл собственное имя, так сильно было хорошо. Когда всё закончилось, Микель упал на Вереска и ткнулся лбом в его спину, прямо между лопаток. Обнял крепко за талию и, тяжело дыша, некоторое время продолжал так лежать. Вереск не двигался, этот миг казался таким трогательным, что не хотелось его нарушать. Так бы и уснуть, но солома колючая и здесь душно. Хотя это всего лишь отговорки, просто Рашт даже не мог подумать, что у них будет так, как у других, что Доулта позволит себе остаться рядом с мужиком на всю ночь. Но уже через минуту ладони Микеля скользнули по груди, коснулись бёдер. Почувствовав боевой настрой Доулта, Вереск позволил вновь увлечь себя в дикий танец страсти. К чёрту мысли, чувства, переживания. Надо наслаждаться, просто понимать и наслаждаться! Ведь жизнь одна, и не просто так ему дали второй шанс!..

***

После сеновала настало вновь затишье. Доулта вёл себя как обычно, Вереск старался быть таким же. Задница ныла, напоминая о том, что было. Они сделали это три раза, в душе — два. Третий раз Доулта сорвался, и Вереск подумал, будто он таранит его дубиной. Ему показалось, что член стал больше и толще. В итоге Микель вытрахал его так, что Вереск отрубился сразу же как кончил. А когда проснулся, рядом никого не было. Доулта ушёл, накрыв его футболкой. Нашёл же «одеяло». Вереск не обиделся. Вернее, сделал вид, что всё нормально и ничего между ними не было, всего лишь секс. Микель продолжал улыбаться, трещать с девчонками, заглядываться на сиськи Рады, играть в покер, составлять отчёты, выводить на карте кружочки, которые потом превращались в галочки… С тем здоровяком Вереск управился за полдня. Трудный парень ему попался. Хорошо, прихватил запасную цепь и маховик, иначе снова бы пришлось отставить сруб на другой день. На середине процесса бензопила не выдержала. Пришлось менять деталь, натягивать новую цепь, прочищать внутренности от пыли и опилок. Духота стояла неимоверная, Вереск выдул вторую полторашку воды меньшее чем за час, мелкая мошка стайками парила в нескольких шагах от него, не приближаясь из-за намазанного на тело жира. Но пот лил градом, и Вереск переживал, что такими темпами станет тростиночкой. В такую духоту не хотелось даже есть, только пить, но вода закончилась. В итоге здоровяка Вереск завалил к обеду. Падая, тот поломал ещё несколько тонких деревьев и кустарников. Присев на огромный пень, Вереск выдохнул, снял бандану, выжал её от пота, снова повязал на голову и окинул взглядом местность. Только сейчас он вдруг подумал: странно всё же, нигде нет волоков, дорог, лишь только узкие тропинки, которые моментально зарастали травой. Как ребята будут тянуть этого великана на лесоповал? Как вообще они тянут деревья? Особой техники нет, да и, опять же, дороги где?! Впрочем, Вереск тут же отбросил эти мысли. Не его это дело. Ему надо рубить и обрубать ветки, а остальное не его забота. И на данный момент работы до вечера, а по плану ещё три дерева. Хотя те, которые повалил громила, можно вписать как внеплановые и закрыть сегодняшний День. Вереск так и поступил. Вернулся он, когда почти стемнело. Микель встретил его с лестницей и спичками — сегодня он зажигал факелы. Спросил о прошедшем дне, забрал рабочий лист и карту, направился в сарай. Вереск посмотрел ему в спину, подумал, стоит ли зайти следом, но направился к избушке: устал, да и Микель явно был не расположен к какому-либо общению, кроме рабочего. В воскресенье, когда долгожданный выходной поманил долгим сном и ничегонеделанием, Вереск был перехвачен Микелем и девчонками. Он как раз стоял возле Рокви, вслушиваясь в его шелест. Тот жаловался на Тилли. Тилли сорвал без спроса у него листик. А Рокви листики берёг, их и так у него мало, а тут ещё старший над ним издевается. Рокви всхлипывал, по тонкому стволу тёк сок. Деревце уже обогнало Вереска в росте, однако ствол был всё ещё тоненький. — Ну, ты же будущий мужик, чего хныкаешь, — бурчал по-доброму Вереск, — может, Тилли хотел с тобой подружиться. Рокви обиженно зашевелил листвой и веточками, потом надулся, Вереск так и видел перед собой обиженную детскую мордашку. — Ладно, я с ним поговорю. Не хныкай и не дуйся. В этот момент Рашт застукал себя на мысли, что с деревьями разговаривает только он. Ни разу не видел, чтобы это делал кто-то другой. И всё же ему это нравилось. Нравилось быть сумасшедшим. — Вереск, — Рашт вздрогнул, не ожидая, что его обхватят за шею и повиснут на нём, как обезьяна на лиане, — чем полезным занимаешься? Да, у Рады были большие прелести, особенно когда она носила коротенькие топы с довольно низким декольте. Видно, швея жалела материал для нормальной майки или тырила себе, пошивая в сторонке другой заказ. Преступлением было надевать такую одежду, но будь Вереск бабой, он бы тоже такие носил. Наверное. — Да-а… — Ну не скажет же он, что болтает с деревом. — Вроде как отдыхаю. А что? — Айда в город, — сказала весело она. — Тут такое дело, у нас билеты в театр, нужен шестой. Бросив взгляд в сторону, она чуть отвела Вереска от Рокви. Как раз к Микелю, который, скрестив на груди руки, смотрел на них, слегка улыбаясь. — Короче, у Сенти свидание, Джорум будет ждать у театра, он с другой бригады. А мой кобель дёру дал. Короче, один билет свободен. Ну, давай, соглашайся. — Я… Театры не люблю, — буркнул Вереск. Вот ещё, ехать с ними. Смотреть на то, как Микель заигрывает с девчонками и пялится на сиськи? Лучше дома, с малышнёй, примирить их, хватит уже ссориться. — Да ладно, Вереск, — Микель неожиданно обнял его за шею, пристроившись с другой стороны. — Кончай ломаться. Я тоже не люблю, но иногда надо себя выгуливать. Город у нас шикарный, театр, правда, не совсем традиционный, но и насрать. Главное, отдохнуть. — Если поедешь, на завтра Микель даёт отгул, — поиграла бровями Рада. — Ну. Ну же! Давай, соглашайся. — Если хочешь, сходим в ресторан, — зачем-то сказал Микель, и Вереск выдохнул. Доулта в этот момент выглядел как-то странно, будто приглашал его туда, куда боялся пригласить. Словно ждал отказа и верил, что Вереск не согласится. — Вереск, — Рада схватила его за скулы и повернула лицом к себе, сильная у неё рука. — Я тебе пончик куплю. Рашт нахмурился, Рада была серьёзна. Но стоило ей сжать губы, стараясь сдержать улыбку, как Вереск хмыкнул и хохотнул. Она рассмеялась тоже. — Ну? — Хорошо. — Аллилуйя! Девочки, мы едем в город! В доме послышался писк, и Рада упорхнула в избушку. — Ты не пожалеешь, — сказал, улыбнувшись, Доулта, продолжая обнимать его за шею. — А я никогда ни о чём не жалею, — сказал Вереск, глядя Микелю прямо в глаза и намекая на всё, что между ними было. — Тратить время на жалость слишком дорого. — И то верно, — с какой-то грустной улыбкой отозвался Микель и, оторвавшись от него, направился в дом. — Встречаемся здесь через час. Девчонки раньше не принарядятся. Зачем Вереск принял душ, он не знал. Побрился — понятное дело, театр — это процесс тонкий. Однако вымыл Вереск себя тщательно, а потом ещё духарился, чуть сам не обрыгался от стойкого запаха одеколона. Тилли, вылезший из ствола будто выпуклая марионетка, а потом ставшая вдруг человеком, оценил вид Вереска и, сморщив носик, на котором всё ещё была прилипшая корка, заявил, что слишком много одеколона. Надеть в театр Вереску было нечего, поэтому он вытянул из шкафа новую футболку с длинным рукавом и светлые штаны. Погладил, примерил, понял, что с длинным рукавом в такую духоту разве что ненормальные ходят. Однако короткий рукав в театр посчитал слишком вульгарным, поэтому, стянув её, сунул в сумку, чтобы потом переодеться перед тем, как посетить театр. В дорогу натянул серую с уродским рисунком. Выходной обуви не было тоже, раньше у него значились для таких дел одни туфли, но в итоге Вереск их надевал только по армейским праздникам — раз в год. Через десять лет кожа потрескалась, и их пришлось выкинуть, как раз перед тем, как он чуть не отдал Богу душу. Поэтому выбор был невелик: либо сапоги, либо ботинки. Почесав затылок, прыгнул в ботинки с двумя замками на боку и шнуровкой, предварительно начистив их кремом. Девчонки оценили вид на пять с минусом, но Вереск лишь пожал плечами и сел на переднее сиденье рядом с водителем. Микель был в лёгкой рубашке с коротким рукавом и светлых брюках — всё, как надо для театра. Вид Доулта Вереску понравился, как и девчонок — что ни говори, а женщина и в дикой местности женщина. Платья с декольте и открытыми спинами — просто взрыв мозга. Будь Вереск нормальным мужиком, ему бы пришлось по сердцу. Впрочем, при своей ненормальности, он оценил девчонок на пять с двадцатью пятью плюсами. Чертовски шикарно! Микелю, наверное, тоже нравится — вон, слюни сглатывает. В какой-то момент Вереск почувствовал себя мазохистом. Взял и влюбился в такого мужика. Не по своей воле, конечно, но позволил, разрешил себе это чувство, понимая, что Микель не его, он больше по бабам, а секс с Вереском — это всего лишь разгрузка, лёгкое развлечение. И ведь Рашт знает, что будет больно, осознаёт, что их отношения неправильные, и всё равно лезет на те же грабли. Мазохист — это диагноз. Ни одни наниты такое не вылечат. — Вереск, ну ты и здоровяка во вторник завалил! — Рада чуть нагнулась вперёд, опираясь на спинку сиденья, на котором сидел Рашт. Пришлось повернуть голову, чтобы видеть её лицо. — Мы целый день его пёрли, кое-как до лесоповала дотащили. — Это была пытка, — согласилась Сенти, улыбаясь. — Как вспомню, так вздрогну. — А… Ну… Я сам на него день потратил, — заикаясь, ответил Вереск. — А вообще, как вы его тащили? Вы его тащили?! — Как-как, молча, — ответила Авалина, жуя жвачку. — Он ещё длинный, зараза, скорей всего, это портило всю малину, — повернулась к подругам Рада. — Мы, пока тянули его, ещё пару деревьев повалили. — Но это не Вереска вина, а вон того товарища, — ткнула пальчиком в Микеля Авалина. — Ты на фига такого нашёл? — Его давно надо было завалить, — хмыкнул Доулта, глянув в зеркало заднего вида, он уверенно, но медленно вёл машину, объезжая ямки, деревца, кустарники и даже животных — мелких грызунов. — Теперь там есть место, чтобы другие выросли. — Ага. А нам капец как сложно было, — сказала Авалина и надула пузырь. — А как вы его пёрли? — не унимался Вереск, он не мог понять. — На чём? — На себе, — с непосредственной наивностью отозвалась хрупкая Сенти. Вереск посмотрел на Раду, та загадочно улыбнулась, потом на Микеля, тот бросил на него весёлый взгляд. — Девчонки у нас дриады, они оттаскивают деревья на лесоповал, — хмыкнул Микель и подмигнул им в зеркало заднего вида. Рада вернулась на место, посмеиваясь, а Вереск, не зная, как вести себя, стал смотреть в лобовое стекло. Заигрывания Микеля не шли ни в какие ворота, а такие шутки… Хотя это не шутки, просто Вереск сам особо не интересовался этим. Значит, вот почему нет волоков и дорог. Дриады носят деревья на себе. Или как? В общем, опять неважно. Главное, теперь Вереск знает одну из тайн. Хотя он сомневался, что это тайна. Когда они вырулили на трассу, машина побежала чуть быстрее. Девчонки тихо переговаривались, иногда вовлекали и их в разговор, посмеивались, обсуждали какие-то нововведения, вновь вспоминали того здоровяка, на которого потратили всю среду. Вереск и Микель не разговаривали. Доулта на полпути включил радио, нашёл волну, иногда голос ведущего пропадал, иногда фонил, чаще всего слышался хорошо, но с лёгкими помехами. Музыка играла всякая, но больше гаражная, деревенская, переливаясь то более тяжёлыми мотивами, то совсем уж народными. Стоило проехать терминал, как километров через пять дорога снова стала ухабистой, сельской. Они въехали в густой лес, спрятавший солнце за своими кронами. Этот лес показался Вереску другим, тёмным и высоким, стволы более широкие, и пространства между ними больше. Через ещё несколько километров, когда дорога, виляя, поднялась на пригорок, а потом так же спустилась вниз, они встретили человека. Микель чуть притормозил, пожал руку через открытое окно. — Девчонки, привет. Может, заглянете в гости? — спросил, улыбаясь, мужчина. Рада показала ему средний палец и ответила за всех: — Иди в жопу, Джимми, мы не твоей поляны ягоды. Микель даже не собирался останавливаться, вжал педаль, продолжая путь. Вереск посмотрел в зеркало заднего вида: Джимми улыбался и шаловливо болтал языком. Рада некоторое время показывала ему средний палец, а после вернулась в обычное положение, высказавшись про встреченного Джимми яснее некуда. На двадцать минут между девчонками завязался обычный женский разговор, и Вереск не позавидовал Джимми, о нём он узнал многое — от размера члена до вонючести стопы. Как он понял, когда-то Рада с ним встречалась. Просёлочная дорога через долгие километры вывела снова на трассу. Им встречались машины, но очень редко. Несколько раз Микель останавливался, заправлял кристаллическую пыль — ссыпал мешочек кристаллов в бак и продолжал путь. Три раза они остановились в кустики, один раз для того, чтобы перекусить. В итоге, проехав ещё через один лес, где Авалина заметила близнецов-живых, указав на них тонким пальцем и высказавшись о том, что Тирпину везёт на двойняшек, они проехали ещё около часа и выехали на развязку. Вереск не думал, что в этом мире может быть такое. В центре огромной развязки стояло мощное дерево, Рашт сразу понял — оно живое. Огромные ветви закручивались в дуги, являясь дорогой: одна вела в город, об этом говорили указатели, другая к терминалу, третья к лесу Ладин, четвёртая к лесу Пиаскаля, пятая в какое-то поселение с очень странным названием. Развязка оказалась просторной и длинной, а ещё ровной, будто отполированная доска, Микель чуть прибавил скорость. Когда они съехали с развязки и покатили по обычной асфальтированной дороге, Доулта остановился возле развалившегося в кресле на обочине старика, дымящего трубкой и читающего газету. Над ним стоял зонтик, в нескольких шагах от кресла ровными рядами росли ёлочки. — Мармок, привет, — крикнул ему Доулта, чуть нагнувшись к Вереску, старик находился с его стороны. Девчонки припали к окну тоже, в разнобой выкрикивая приветствия. — А-а, сопляки, здорова, — отозвался старик, оторвавшись от газеты лишь на секунду и снова в неё вперившись. Микель вжал педаль, и машина покатила дальше, продолжая объезжать трещины, ямки и деревца на асфальте. — Мармок — древний, — пояснил Доулта, нарушив между ними тишину. — Та развязка — это он. Не сказать ему привет — неуважение с нашей стороны. — О, — только и сказал Вереск, охренев от услышанного. Мило они проехались по старикашке. Город из себя ничего особенного не представлял. Окраина их встретила деревянными невысокими домами, многочисленными кустарниками, цветущими клумбами и тонкоствольными деревцами. Однако стоило оказаться в центре города, как архитектура поменялась. Здания устремились вверх, к небу, представляя отдельное произведение искусства. И снова деревья, кустарники, цветы, трава, кое-где Вереск видел даже белок, бурундуков, птиц и прочую живность. Театр стоял между высокими небоскрёбами, являясь трёхэтажным домиком из сруба с покатой крышей. Он походил на терем, впрочем, здесь их было предостаточно. Спектакль и правда был необычный. Артисты прыгали, пели песни, что-то изображали, ходили замороженными курицами по сцене. Вереск сидел рядом с Микелем. Иногда Доулта клал ладонь ему на колено, опираясь на другую руку и делая вид, что происходящее на сцене безумно интересно и он не может даже на секунду отвлечься. Иногда он прижимался своим плечом к плечу Вереска, кресла были узкими, особенно для габаритов Доулта. Одно действие, длившееся полтора часа, заставило даже прикорнуть, однако ладонь Микеля, под конец осмелевшая полностью, вырвала из дрёмы. — Ну что, в ресторан? — спросил после спектакля Микель, глядя на него радостными глазами. Кажется, ему весело, а вот Вереск чувствовал себя как-то не очень хорошо. Всю жизнь избегал вот таких моментов, когда о тебя ноги вытирают и считают шлюхой, а теперь, получается, из-за своей любви стал совсем глупым и позволил себе опуститься ниже канализации. Для Доулта это игра, и Вереск потакал этому. Как мало надо, чтобы опуститься в грязь, растоптав свою гордость сапогами. Но, с другой стороны, с гордостью каши не сваришь. Вот и остался Вереск один в тридцать шесть.  — Ладно, парни, мы пошли, — Рада махнула рукой, держа под руку Авалину. — Встречаемся в двенадцать на стоянке. Хорошо? — Ага. Отлично отдохнуть, — как-то рассеянно махнул им Доулта. — Надеюсь, я найду себе мужика на эту долбаную ночь, приличного и нормального. Двойняшек хочу, — услышал недовольный голос Авалины Вереск и даже удивился. — Найдём, не боись, — уверила подругу Рада. — И всё будет как в красивых фильмах. Шикарный мужик, через десять лет милые двойняшки. — Да срать мне на фильмы, — бурчала Авалина, идя с Радой прочь от Микеля и Вереска. — Главное, чтобы нормальный, а не звезданутый. И чтоб двойняшки были: девочка и мальчик… — У нас пять часов в кармане, — Микель посмотрел на часы. — О, к чёрту ресторан, пойдём в парк аттракционов. И пошёл к пешеходному переходу. Вереск посмотрел на его широкую спину, опущенные плечи и почувствовал себя ещё хуже. Микель хотел в ресторан, и Вереск тоже хотел в ресторан. Не жрать, а просто посидеть с ним за одним столом. Словно парочка. Будто свидание. А потом… Впрочем, парк аттракционов тоже хорошо. Вздохнув, Рашт поспешил за Доулта, глядя на то, как большой тяжеловоз, гружённый деревом, притормаживает, чтобы пропустить идущих по пешеходному переходу Микеля и ещё нескольких человек.