Созвездия: Сказка

Они приехали рано утром, небо только начало сереть. Вереск не стал принимать душ и даже умываться, скинул футболку и штаны и завалился на кровать, сразу же проваливаясь в сон. Ничего не снилось, но утро было бурным. Тилли шумел так, что ветки били по крыше, царапали стёкла, а ствол дерева скрипел и трещал, готовый поломаться. Вереск долго успокаивал малышню, потом слушал сопливые оправдания Тилли, утирая льющиеся градом слёзы. Рокви заявил, что не хочет жить на этой полянке, очень бурно шумел веточками, обронив из-за этого четыре листочка. Потом долго плакал, и казалось Вереску, что тонкое деревце стало ниже на несколько сантиметров. Из-за чего произошла ссора, никто из них толком не объяснил: то Тилли пнул, то Рокви сказал противное слово, Тилли в ответ ещё больше противных слов, Рокви… В общем, Вереск уже на второй секунде запутался в их трескотне. Рашт снова сделал попытку примирить их, но всё оказалось тщетным. Тилли упрямился, Рокви и подавно. Вздохнув, Вереск утащил Тилли к его дереву, запретив ему разговаривать с малышом. После пошёл в душ и завтракать, на часах было только десять утра. В итоге Вереск отправился работать, потому что заняться было нечем. К тому же Микель отгулом не воспользовался, девочки тоже. Подхватив пилу и топор, а также рюкзак, Вереск уверенно взял курс к одному из отмеченных Доулта деревьев, решив оставить третье, у старого лифта, напоследок. Работа текла легко и просто. Вереск о многом размышлял, вспоминал минувшие день и вечер. Театр, конечно, был скучный, но вот парк аттракционов оставил особое впечатление. С другой стороны, хорошо, что они не пошли в ресторан, в парке были качели и карусели, деревянное колесо обозрения и древесные фигуры, висячие мосты остались в памяти навсегда. Но самым шикарным Вереску показалось расположенное на кроне высоко над землёй маленькое кафе, где очаровательные девушки угощали посетителей коктейлями и сладкими пирожками и пончиками. Они с Микелем около часа сидели на одной из веток, смотрели вниз и ели сладости, доставая их из большого бумажного пакета, запивали коктейлем из сока разных ягод и фруктов, наслаждаясь при этом лёгким ветерком и открывшимся видом. Они говорили обо всём, но только не о том, что между ними происходило. И Вереску казалось это нормальным, правильным… Первое дерево он свалил без особых хлопот. Второе оказалось больше и выше. Более того, рядом с ним располагалось сразу три живых. Окинув красавцев взглядом, Вереск почувствовал исходящее от них лёгкое недовольство. Смахнув пот с лица, выжал бандану — духота так и стояла — стянул верхнюю часть комбинезона, повязал рукава на поясе, намазал руки жиром и взялся за топор. Определив маршрут падения, сделал насечки и принялся выпиливать ствол. Хорошо, что живые стояли в одной стороне, а то было бы трудно завалить этого парня. Третье дерево расположилось практически на границе лифтовой площадки. Конструкция, наполовину ржавая и с облупившейся краской, стояла на просторной полянке, на которой уже поросли не только трава и кустарники, но и деревья. Невысокое одноэтажное здание терминала было настолько заросшим, что туда даже соваться не стоило. Сама труба лифтовой шахты располагалась через три метра от здания, имела широкий пульт, стоящий на большой бочке. Вереск любопытства ради обошёл эту конструкцию, чуть не угодив в логово змей. Хорошо, на нём были сапоги, а то кто знает, может, и загнулся бы от укуса двух детёнышей. Помеченное пылью дерево Вереск нашёл за терминалом. Оно оказалось не таким высоким, но достаточно широким. Вереск вспомнил о том, как девчонки жаловались на того великана, почесал макушку, стянул бандану, чтобы в который раз её выжать от напитавшегося в ткань пота. Вернув бандану на место, Рашт вздохнул, присел на землю, глянул на часы и задумался: стоит ли тратить оставшиеся три часа на работу, когда он может не успеть и к сумеркам свалить этого толстяка? А к избушке пилить час, не меньше. Обойдя его несколько раз, Вереск примерился — в обхвате метра четыре точно. Осмотрев пилу и топор, всё же решил ещё немного поработать. Глотнул из бутылки воды, заправив пилу бензином и почистив её от опилок, взялся за дроссель. В этот момент он услышал шелест листьев и хруст ломающихся веток. Нахмурившись, Рашт разогнулся, прислушался, ладонью отирая потное лицо. Может, зверь? Микель как-то упоминал, что это владения медведей, и пусть они не такие опасные, как тигры и львы, но и их бояться стоит. Отложив пилу, Вереск выудил из кобуры пистолет, снял с предохранителя, переключил его на электрошокер. Шорох стал ближе и, как показалось Вереску, начал окружать его. Означало это одно: зверь не один. Рашт оглянулся, затем глянул в другую сторону, прислушался и снова вернулся к первоначальному звуку. Как раз в этот момент из-за ещё одного пузатого дерева — здесь была небольшая роща таких толстячков — вышли два мужика. Они, пока что не замечая его, волокли какой-то пень или деревце — Вереск не смог толком разглядеть. Нахмурившись, Рашт медленно вскинул руки с пистолетом. Два шага через траву-плетёнку, что устилала полянку собой, успев расцвести сотнями мелких сиреневых цветочков, и вот один из людей вскидывает голову, чтобы определить курс. В этот миг он натыкается на Вереска. Рашт быстро оценил обстановку: футболка с уродливым рисунком, поверх накинута куртка, бандана, штаны с карманами, сапоги с высоким голенищем, на бедре пистолет, за спиной торчит ружьё, на боку висит мешок с кристаллами — вот ведь минерал, его пыль используется чуть ли не для всего, что может придумать мозг человека и не только. — Здоров, — проговорил мужик, криво ухмыльнувшись. Его вид сказал о многом — встретить здесь Вереска он вовсе не ожидал. — Браконьер? — спросил Вереск, точно зная ответ. — Э-э… — напряг извилины мужик, а Рашт краем глаза заметил, как среди деревьев мелькнула третья фигура. Второй остался стоять на месте, сбитый с толку неожиданно повернувшейся к нему задницей фортуной. Без особых сожалений Вереск нажал на курок, и мужик повалился на землю, окутанный электрическим зарядом. Вереск выстрелил во второго и точно попал в цель, потом в третьего, вынырнувшего из-за дерева и готового спустить курок ружья. Просвистевшая над ухом пуля заставила Вереска пригнуться, схватить рюкзак и кинуться в сторону, чтобы избежать смерти. Его выстрел пропал впустую. Лавируя между стволами, Вереск слышал свист картечи, брань и хруст веток. Нырнув в укрытие — за очередного пузатика, — Рашт прополз вправо и залёг в кустарнике и высокой траве, подмяв под себя рюкзак и быстро сменив режим на пистолете. Затем притих, практически перестав дышать. — Найти суку и грохнуть, — услышал он тихое рычание и сразу определил троих чужих, медленно идущих в его сторону. Ситуация была внештатная. Другими словами — жопская. Вереск понял, что наткнулся на браконьеров. Задаваться вопросом, когда они сюда прибыли, не стал, скорей всего, либо ночью, либо рано утром. Следов у лифта он не видел, и неудивительно — этот мир зарастает травой за один день, он производит древесину с космической скоростью, и это своего рода нонсенс. Сейчас главным вопросом было то, сколько их всего. Двоих Вереск пока что оглушил — на тридцать минут о них можно забыть. На троих сейчас смотрел не моргая, четвёртого слышал, но ощущение того, что их больше десяти, присутствовало. Несколько минут вооружённые бандиты потратили на то, чтобы обойти тот участок, на котором прятался Вереск. Они не переговаривались, они пересвистывались. Похоже свистели птицы: красиво, переливисто и тонко. Но в этих голосах было что-то инородное, неправильное. Когда миновали опасные минуты и трое бандитов взяли немного правее от того места, где прятался Вереск, Рашт выполз из укрытия, расстегнул рюкзак, достал мешочек с кристаллами, спички, взял топор и направился к лифту. Первым делом он вернулся к тому месту, где стояло помеченное Микелем дерево. Бензопилы там, где он её оставил, не нашлось, но вот двое бандитов так и лежали на земле, мелко содрогаясь от шокера. Оглядевшись, Вереск подошёл к одному из них, вынул у того пистолет из кобуры, заглянул бандиту в большие, наполненные страхом и ненавистью глаза. Глянув на оружие преступника, оценил глушитель и приставил его ко лбу браконьера. Нажал на курок, посмотрел на выбитые мозги и кровь, нисколько о содеянном не жалея, подошёл ко второму. Доулта говорил, что с браконьерами нужно поступать только так. Дерево, которое они несли, исчезло. Позаимствовав у преступников ещё один пистолет и ружьё, Рашт, стараясь быть тихим, метнулся к лифту. Тиннель он узнал сразу. Дриада лежала на земле, неестественно вывернув шею и глядя стеклянными глазами куда-то в небо. Кожа её была красной. Сначала Вереск подумал, что Тиннель умерла, но потом вспомнил, как ему говорили про какое-то снотворное или наркотик, которые усыпляют живых. Веки Тиннель подёргивались, а зрачки расширялись и снова сужались. Рашту даже показалось, что она его видела. Что за юноша лежал рядом с ней, он не знал, но он тоже являлся дриадой. Худой, невысокий, он казался чуть старше Тилли. Мысли о Тилли заставили сердце сжаться. А что, если эти ублюдки добрались до избушки? Там же никого нет, никто не охраняет опушку! Мысли оборвали голоса: тихие и грубые. Вереск занял позицию за высоким и широким деревом, практически таким же великаном, как и то, что он завалил тогда. Отсюда просматривались двери в лифт, пока что они были закрыты. Оглядевшись, Рашт заметил четверых мужчин и двух женщин. Шесть. Сразу же после этого он увидел, как из-за лифта вышел ещё один, застёгивая ширинку, а следом за ним женщина. Восемь. Послышались голоса справа, и Вереск сделал два шага в сторону, чтобы скрыться от чужих глаз. Через пару секунд выглянув, отметил ещё троих. Одиннадцать. И трое, если они не вернулись, ищут его. Итого — четырнадцать. Многовато для одной банды, или они такой компанией и ходят на дело? — Чего ждать? — пробасил один из компании, отвечая на бормотание старшего. — Загружаем живых и валим. И пусть он прыгает по кустам, как заяц. — А если он тебе в спину нож воткнёт? — говорил тот, что отдавал приказы. — Нет уж, его надо найти. Девки остаются, остальные на поиски. Только когда живые будут на борту, только тогда сваливаем. — И надо было ему лохануться, — протянул кто-то ещё. Вереск задумался: если карта была сегодня готова, значит, метки Микель ставил позавчера. Не увидеть метку, горящую яркими цветами, очень сложно. Тем более в темноте. Значит, они надеялись, что успеют до того, как лесоруб придёт свалить дерево или… Зачем об этом думать? Надо поджигать кристалл и валить этих ублюдков! Вереск так и сделал. Вернее, сначала обдумал всё же план действий. Поджечь камень будет просто, кристаллическая пыль горит на раз-два, но вот после нескольких секунд кристалл имеет свойство взрываться. Более того, поджечь камень означает определить место своего пребывания. Впрочем, этот вопрос был решён просто: отметив расположение дриад, Вереск довольно ухмыльнулся. Практически вся братия собралась чуть в стороне, они спокойно перекуривали и вроде как никуда не спешили, несмотря на то, что старший их подгонял. Вдаваться в подробности их отношений Вереск не стал — вот ещё, голову ломать да думать, — вполне вероятно, они ещё не поняли, куда и зачем попали. Спрятавшись за дерево так, чтобы его не было видно, Рашт чиркнул спичкой и поджёг кристалл. Пыль загорелась. Сжав камень в искусственной руке, Вереск размахнулся и запустил его в компанию браконьеров. Эффект получился неожиданным, но многие успели отпрыгнуть в стороны. Досмотреть итог своей атаки Вереск не смог, со спины на него напала та самая троица, которая была отправлена его искать. Пуля угодила в плечо, Вереск рыкнул, дёрнулся, успел заметить шевеление, вскинул руку, выстрелил. Хлопки выстрелов, и над головой Рашта пуля разорвала часть ствола, осыпав его щепками и корой. Рашт побежал прочь, метнулся за другое дерево. Кристалл вспыхнул ярким светом, столб взлетел в небо, старший крикнул, что пора сматываться. Вереска накрыло волной свинцового дождя, но он успел скрыться за толстячком. Пули рвали кору и древесину, листву и ветки, воздух и траву. На мгновение Вереску показалось, что он вернулся в Суланск: война, до сих пор не забытая, острым клинком вошла под рёбра, всколыхнула воспоминания, мелькнула перед глазами размазанной по бетону кровью. Вспомнились разорванные тела, останки товарищей, одна на пятерых фляга с самогоном, пот, крики, визг, вой и предсмертные слова. Вспомнилась боль! Вереск присел на корточки, закрылся руками, продолжая крепко сжимать позаимствованный у браконьеров пистолет. Свинцовый дождь продолжался несколько минут, и Вереск уже не думал, что останется в живых. Вот только рана на плече и пуля, угодившая в ногу, вырвали его из прошлого и бросили в реальность, заставив вновь бороться и сражаться, и не только за свою жизнь. Кристалл взорвался, разлетевшись мелкой яркой пылью, которая продолжала стоять высоким столбом и кричать об опасности. Взрыв заставил прекратить стрельбу и рухнуть на землю. Рашт вышел из-за укрытия. Первого он нашёл сразу же. Пуля угодила точно в голову. Стрелять на поражение он мог: война научила не оставлять от врага даже напоминания. Второй, третий, четвёртый. До пятого Рашт не дошёл, юркнул за дерево, потому что тот вскинул большой пулемёт. Такие пушки давно устарели, их сняли с производства: они были тяжёлыми, недоработанными, иногда заедал патрон, отчего случались взрывы. Но тот здоровяк, видно, любил подобный раритет. Вереск переждал лавину выстрелов, шмыгнул за другое дерево, определил очередную жертву. Выстрелил, но попал в руку. Затем снова лавина, закончившаяся через пару секунд. Доля промедления со стороны врага, и Вереск снова ринулся в атаку. Выстрелы, крики и ругань. Сколько битва продолжалась, Рашт не знал. Однако опомнился он тогда, когда сменил второй пистолет браконьеров и когда увидел, как женщины тащат в лифт Тиннель. — Уроды, — захрипел Рашт и взял браконьершу в прицел. Нажал курок. Десять грамм свинца попали точно в цель, но вторую Вереск завалить не успел. Его подстрелили в протез руки, а потом с рыком дикого зверя повалили на землю. Вереск не сразу понял, что здоровяк-браконьер собирается сломать ему череп тем самым пулемётом. А когда понял, то даже его новомодный протез руки, которую он выставил для защиты, заскрипел и захрустел, ощутив на себе всю прелесть силы старого орудия. Как браконьер его поднимает, Рашт знать не хотел, но в этот момент Вереск осознал, что, вполне вероятно, перед ним устаревшая модель киборга, и понял он это не потому, что у противника была морда наполовину железная, а потому что человек не поднимет такую махину одной рукой. Второй удар приняла снова рука, отозвавшись болью в теле. Вереску показалось, что он слышит, как трещат швы. Попытавшись отклониться, Рашт угодил под выстрелы. Правда, стрелявший промахнулся. Раны адски болели, тело, совсем недавно собранное по кусочкам, вновь готово было развалиться на составляющие. Но Вереск сражался, не собираясь так легко сдаваться. Топор и рюкзак он оставил у дерева. Бензопилы не было. Единственная надежда на пистолет, который он выронил, когда на него налетел здоровяк, и на свои силы. Когда браконьер в очередной раз замахнулся пулемётом, Вереск услышал родной звук бензопилы. Прожужжав над ухом, она врезалась в землю рядом с его головой. Рашт вовремя успел уклониться. Здоровяк зарычал, бензопила снова взлетела вверх, чтобы опуститься, но на этот раз на пулемёт противника. Вереск, воспользовавшись замешательством браконьеров, спихнул с себя киборга, пнул того, что крепко держал его бензопилу, вскочил на ноги и, не обращая внимания на боль в ранах, кинулся к лифту. Но не успел пробежать и трёх метров, как кто-то повалил его на землю. Ловко извернувшись, Вереск ударил протезом по лицу врага, и тот захлебнулся кровью. Пострадал и Рашт. От удара рука повисла паклей, и свой родной пистолет пришлось доставать раненной, с неудобной стороны. К тому моменту здоровяк уже оторвал бензопилу от своего пулемёта, отбросил её и направился к Вереску. Рашт сделал попытку метнуться за конструкцию терминала, но всё, на что его хватило, это несколько шатких шагов в сторону. Завалившись на бок, он привалился к стенке лифтовой трубы. Попытавшись крепко сжать пистолет, выронил его. Здоровяк, нагнав Вереска, ударил пулемётом в грудь. Рёбра из биоматериала, закрывавшие сердце и бывшие вместо родных, костяных, затрещали. Вереск задохнулся, схватился за пулемёт, попытался его оттолкнуть, но всё оказалось тщетным: протезированная рука не работала, а родная была ранена и истекала кровью. Здоровяк состроил безумную морду, надавил сильнее, Вереск рыкнул, биоматерия внутри заскрипела. Посмотрев в сторону, Рашт заметил в шаге от себя родной пистолет, попытался до него дотянуться, но шансов не было: пулемёт давил на рёбра, ломая их и сгибая, добираясь до сердца. — Машина, отойди! — крикнул кто-то, и здоровяк оглянулся. В нескольких метрах от Вереска стоял человек с пистолетом, остальные, оставшиеся в живых, полукругом, с ненавистью смотря на Рашта. Громила взвалил на плечо пулемёт и отошёл в сторону. Человек сделал шаг вперёд, Вереск почувствовал, как ему не хватает воздуха. — Ты новенький? — спросил тот, что с пистолетом. И не дожидаясь ответа, хмыкнув, сказал: — Будешь мёртвеньким. — Стоять! Вереск сделал хриплый вдох, потом ещё один. Мир перед глазами поплыл, но он упрямо оставался в сознании. Кристаллическая пыль всё ещё сверкала высоким и толстым столбом, отмечая опасное место. — Ты кто? Вереск понял, что от него отвлеклись. С трудом повернул голову в сторону. — И ты что, решил нас грохнуть этим пистолетиком? Это же деревяшка. Бандиты насмехались, а стоявший у кромки деревьев Микель — нисколько. Он держал в ладонях деревянный пистолет, больше напоминавший револьвер, и явно был настроен решительно и серьёзно. — Дриада, — прошептал одними губами тот, что собирался убить Вереска, и сделал шаг назад. — Чё… Договорить никто не смог, а понять, как оказалось в руках Микеля два револьвера и как он мог так быстро нажимать на курки — и подавно. Из стволов вылетели пули, во время секундного полёта они превратились в короткие стрелы. После проигрыша Вереска в живых оставалось шестеро браконьеров, через десять секунд после появления Доулта — двое: старший и киборг. Громила взмахнул пулемётом и сделал шаг к Доулта, намереваясь обрушить оружие на Микеля, но Микель ушёл в сторону, выронил револьвер, положил ладонь на лицо киборгу. Всего лишь мгновение, но через удар сердца пальцы Микеля удлинились, превратившись в цепкие и сильные ветки и лианы, окутали голову здоровяка и сдавили её. Киборг зарычал, а Доулта приподнял его, как плюшевую игрушку, и швырнул на землю, продолжая сжимать голову. Через несколько секунд на её месте было кровавое месиво, в котором можно было разглядеть кости, мозг и металл. — Доулта, — шептал, выстанывая имя бригадира, старший. Сначала Вереск не мог понять, почему тот не убежал и почему не стреляет — рука с пистолетом была опущена. Но потом увидел, что ноги бандита опутали корни, а пистолет с рукой — ветки. — Я тебе говорил, Маркус, что в моём лесу тебе делать нечего? — спросил сиплым голосом Доулта, подходя к бандиту и тыкая в его лоб указательным пальцем. — Говорил. В прошлый раз я отпустил тебя, потому что ты уверял меня, что начнёшь новую жизнь. Но теперь я вижу, что все твои слова — трёп. Сдохни, мудак. — До… Маркус не успел договорить, потому что его голову прошила нитка ветки, которая тут же начала расти, превращаясь в кустарник — он легко ломал кости и пробивал мозг, и уже через полминуты на месте Маркуса росло дерево.

***

Вереск понял, что на мгновение отключился, когда его легонько потрепали по щеке и заглянули в глаза. — Вереск, — видеть перед смертью того, кто глубоко пустил в твоём сердце свои корни, одно наслаждение. Даже тот факт, что Доулта — дриада, нисколько не делал этот момент хуже. — Вереск, смотри на меня. Голос у Микеля был хриплый, не похожий на прежний. Он был взволнован, а в глазах мелькали печаль и боль. Он тяжело дышал и облизывал сухие губы, по лицу текли капли пота. Вереску до сих пор было тяжело дышать, веки становились тяжёлыми, но он упрямо хотел остаться в реальности, чтобы смотреть на Микеля — любимого. — Потерпи, я сейчас, — сказал Доулта, и тело Вереска прошила новая боль. На этот раз не такая сильная, но какая-то противная. — Я сейчас попробую отогнуть рёбра, чтобы они были чуть дальше от сердца. Потом отнесу тебя домой. Мы вызовем службу спасения, и тебя доставят в больницу. — Она так далеко, — невнятно прохрипел Вереск. — Неважно. Ты у нас сильный, ты их дождёшься, — Микель улыбнулся, и Вереск только сейчас отметил, что кожа у Доулта потемнела, кое-где проглядывали болотные пятна. Глаза стали другими, нечеловеческими, в волосах появилась ветка, она изогнулась и теперь казалась рогом, выпустив ещё несколько наростов. — Значит ты дриа… да? — Вереск кашлянул и поморщился. Потом задохнулся. Микель схватил его за лицо рукой и зашептал: — Смотри на меня. Смотри. — Смотрю. — Говори со мной. Рашт покачал головой, мир сразу же перевернулся, и он зажмурился. — Хорошо, — сказал Микель, и Вереск открыл глаза, сфокусировав на нём взгляд. Появился зелёный цвет, на скулах проступила кора. Ветка в волосах стала пышнее, на ней пробились почки. — Я буду говорить, а ты смотри на меня и слушай. Вереск чуть улыбнулся, давая понять, что понял. — Я дриада. Я родился сразу после Затишья. Я был первый, — Микель облизал губы. Рашт подумал, что хотел бы их поцеловать. — Ты мне понравился сразу. Я ещё тебя не окликнул, только увидел профиль, но мне показалось, что ты был рождён для меня. А потом я уже и оторвать взгляд не мог. В тебе всё было неземное, неестественное и в тот же момент сумасшедшее. Ты даже представить не можешь, как мне хотелось к тебе прикоснуться… — Могу… — прохрипел Вереск. Так много хотелось сказать, но не получалось. Боль в теле продолжала нарастать, дышать было всё так же тяжело, мысли путались, горло саднило жаром. Рашт дышал рвано и через рот. — Мне никто так не нравился. До безумия, до звёздочек в глазах. А когда я к тебе прикоснулся, весь мир перестал существовать… Вереск… Вереск, посмотри на меня, не отрубайся… Ты невероятен. Не зря моё сердце ухнуло в пятки, когда я тебя увидел. Не знаю, кто мог бы мне понравиться настолько сильно, но я рад, что ты прилетел ко мне… Сюда. Много лет, грёбаных четыреста лет я тупо трахал всё, что отдавалось мне: и женщин, и мужчин, и дриад, и не дриад… И вот появился ты. Я бы вечность так прожил, но без тебя уже не смогу. Ты пустил в меня свои корни, ты стал моей частью… Вереск… Вереск. У тебя даже имя, как лес. Смотри на меня. Не отрубайся, чёрт возьми. Смотри… — Почему?.. — Что? — Ты… Все… Больше… с сено… тогда… — Вереск… Погоди, не отрубайся… Дискомфорт в теле исчез, Микель тут же, будто пушинку, подхватил Вереска на руки. Рашт захрипел от новой волны боли, зажмурился, потом раскрыл глаза и некоторое время смотрел на Доулта. Микель летел по лесу будто сумасшедший. Такой скорости от дриады Вереск не ожидал. Пока он сражался с подступившей тошнотой, болью и нехваткой воздуха, пока перед ним мир вращался по только ему ведомой орбите, Доулта долетел до избушки. За считанные минуты. По дороге он странно рычал и выл, кричал и обрастал всё новыми и новыми ветками — та, что вылезла из волос, распустила листочки; кожа в некоторых местах покрывалась коркой, глаза приобрели красный оттенок, а ресницы удлинились, на нескольких распустились листики. Микель взлетел по лестнице быстрее ракеты. Ворвался в свою комнату, и Вереск её увидел. Доулта сделал несколько шагов вперёд и уложил его во что-то полукруглое, овальное, больше похожее на капсулу. Вместо простыней и матраца были ветки и листья, до ужаса мягкие и приятные на ощупь, хотя Рашту было всё равно: боль отступала, наваливалась вялость и появилось ощущение того, что он становится легче пушинки. — Вереск, — снова позвал Микель, касаясь тыльной стороной ладони его щеки. — Посмотри на меня… Рашт смотрел, потому что хотел этого, потому что смерть дышала ему в спину, и в этот момент единственный, кто был с ним рядом, оказался тем человеком, кого Вереск любил. Когда-то он умирал один, сейчас умирать было нестрашно. Просто обидно. Почему же несправедливо всё? Он нашёл себе пару, но так и не успел почувствовать, что такое счастье. — Смог бы я тебе понравиться, узнай ты, что я… кх, — Микель невесело хмыкнул, — дерево? Я думал, тебе противно… Мне неловко, никогда не признавал свою слабость, но, чёрт… Я дерево, и мне казалось, что тебе будет противно, если ты узнаешь. Я не думал, что то, что я почувствовал к тебе, окажется сильнее меня… Когда я к тебе прикоснулся, будто током прошибло… Доулта продолжал говорить, но Вереск уже его не слышал. В ушах шумело и гудело, потом начало звенеть. Глаза медленно закрывались. — Вереск, — тряхнул его Микель, Рашт услышал прорезавшийся голос, открыл веки и посмотрел на то, что уже не принадлежало человеку. Перед ним было нечто, то, в чём впервые предстала перед ним Тиннель… Кстати, как она и тот юноша?.. А комната была вся увита корнями, ветками и листьями… И Вереску было хорошо и спокойно. Вереску казалось, что в шуме, который он слышит, прорезается стук сердца, и он точно мог сказать, что это сердце Микеля. — Это я… Дом — это я… — …устал… — прохрипел Вереск, прикрывая глаза. — Я уст…л… — Вереск, — услышал он отдалённый голос, а потом наступили тишина и темнота.