***
Грязь и слякоть. Дождь размыл дороги; это ещё более затруднило поиск извозчиков. Наконец судьба, вдоволь поиздевавшись надо мной, предавая стоянию на пронизывающем холодном ветру, лукаво улыбнулась мне. Вскочив в пойманную пролетку, я приказал вести туда, где можно было отобедать. В поезде я не ходил в ресторан. Я мог только догадываться, какую популярность бы обрёл за один вечер… Впереди столпотворение. Мы ждём, однако мое поистине ангельское терпение неумолимо сгорает. Но до моего слуха вдруг долетает музыка и веселые крики. Я совсем не заметил, что рядом возвышался дом. Вероятно частный. Все окна горели ярким желтым светом. Не раздумывая, я приказал вознице развернуться. Думаю то, что если в гости заглянет такой нелюдимый тип как я, ничего интересного не случится. Эти русские сами бывают порой слишком бесцеремонны! Едва передо мной распахнулись двери, в глаза ударил яркий свет. Как же я отвык от него… Пришлось снять шляпу. Лакей, принимавший с моих рук мокрую одежду, поначалу даже и не заметил мою маску. Однако, когда со всем было покончено и низкорослый человек развернулся ко мне, улыбка, что до этого блистала на его красном лице, медленно сползла. Откашлявшись, он вежливо попросил меня пройти в залу. Хм, любят же русские всякую роскошь! Высокие колонны, люстры, у которых каждый мелкий хрусталик поблескивал всеми цветами радуги, золочённые канделябры, расписные вазы… Сколько в этом ненужного пафоса! Однако же он никак не бросался в глаза, что не могло меня не радовать. Сквозь этот шум было слышно фортепиано, поэтому, не раздумывая, я скрылся в тени углов и незаметно для всех стал пробираться к услышанным звукам. Вокруг хохот; карточные столы завалены всяким добром, которые пьяные достопочтенные господа щедро высыпают из своих глубоких карманов. И вот наконец я вижу: недалеко в уголке стоит скромное пианино, а за ним сидит молоденькая русская Венера. В своём светло-голубом наряде она казалась хорошенькой фарфоровой куколкой. Сидя за инструментом со склоненной головой, она прилежно тренькала какую-то польку-мазурку. Я подкрался совсем неожиданно и тихо примостился у инструментишки, оперевшись локтем на крышку. Поначалу она даже и не замечала меня, чему я нисколько не удивился, но потом, будто почувствовав мой взор на себе, вскинула головой, воззрившись на мою тень испуганными серыми глазками. Страх на лице русской Венеры скоро исчез, уступив удивлению, чьи задорные искорки весело запрыгали у неё в глазах. «Похвально.» — опустил я голову, внимательно разглядывая появляющиеся на её прелестном личике розовые пятнышки. «Благодарю, monsieur. — торопливо проговорила девушка, выпятив вперёд грудь и по-птичьи опустив голову, улыбнулась своими жемчужными зубками. — Сегодня на этом вечере много людей. Такое, сколько помню, было не всегда.» Посколько к тому времени я был совершенно бессилен в чужом наречии, то сразу же перешёл на французский. «Занятно.» — проронил я, вновь посмотрев на компанию за столом. «А Вы ещё и не представились.» — лукаво улыбаясь, вдруг сказала девушка. Ага! Втирается в доверие, невинно и так ласково. «А с кем я имею честь быть знакомым, сударыня?» — бросил я в ответ. Услышав это, русская Венера прижала свой полненький подбородок к груди и в искреннем непонимании распахнула дымчатые очи. Впрочем, уголки её губ дёрнулись вверх; и, пробежавшись по мне своим игривым взглядом, она сдержанно ответила. «Анна Павловна. Ершова. Monsieur?» Нетерпеливая… «Вы можете звать меня просто. Эрик.» Глаза Пандоры загорелись лихорадочным живым блеском. «Эрик? Эрик… — протянула девушка, «пробуя на вкус» звучание мягко перекатывающейся буквы. — Вы, что же, скандинавец? «Нет, француз.» Не успел я это сказать, как отовсюду послышались бурные восклицания и аплодисменты. Музыканты играли вальс. Сквозь кружащуюся толпу я увидел, как к нам направляется молодой человек, одетый в юнкерскую униформу. Девушка вдруг хихикнула, а позже я почувствовал, как она схватила меня за руку, а другая ладонь легла мне на плечо. И мы заскользили по начищенному полу. Русская Венера смеялась, но едва взгляд того юнкера смотрел в нашу сторону, она сразу же тянулась ко мне, шепча на ухо глупые шуточки. Но вот я вижу как молодой человек начинает пробираться ближе к нам. Девушка вдруг закружилась и потянула меня за руку, увлекая за собой в темный коридор. Тихонько смеясь, она бежала впереди, иногда оборачиваясь и с улыбкой, с придыханием шептала: «Идемте. Идемте скорее.» Мы остановились перед тёмной дубовой дверью. Девушка огляделась по сторонам, а потом, пошарив по голубоватым складкам, выудила оттуда маленький ключик, которым она ловко и быстро отворила дверь. Она проскальзывает мимо меня и бежит к столу, что-то ищет там. «Эрик, идите же сюда!» — взволнованно и умоляюще говорит она, зажигая свечи в канделябре. Я неторопливо прошествовал на середину комнаты. Девушка, проскочив мимо меня, вновь оказалась у двери. С тяжёлым грохотом последняя захлопнулась и раздался быстрый щелчок. Я обернулся; русская Венера в изнеможении приложилась к двери. Тяжело дыша, она медленно разворачивалась, и вот её глаза уже смотрели на меня в смущённом, напряжённом выражении. «Я прошу прощения, сударь. — начала она, неловко теребя ткань перчаток и приближаясь ко мне. — Тот человек… Мой давний друг, но после одного случая… Ах, простите…» «Продолжайте.» — холодно прервал её я, опустившись в кресло и изучая русскую Венеру внимательным взглядом. Опять начинаются истории моей жизни… Ох, как я от этого устал. Но бедняжка слишком разволновалась, потому было бы лучше выслушать, тем самым утешить открытую русскую душу. Девушка вздрогнула и стушевалась. В тусклом свете свечей её лицо обрело маковый цвет. «Нет. Я так не могу! — она заметалась по комнате; подбежала к буфету, достав оттуда высокую бутыль благородного вина и пару гранённых бокалов. — Помогите мне, пожалуйста.» Венера была на грани слёз, грусть вперемешку с накатывающей истерикой заскользили в её голосе. Открыв бутылку, я налил рубиновую жидкость в бокал и передал его девушке. «Присаживайтесь.» — сказал я, указывая на близстоящее кресло. Не буду рассыпаться в подробностях; скажу только, что последовал душераздирающий рассказ о любви и ревности совсем ещё молодого солдата, только недавно получившего должность юнкера, к русской Венере; повествование иногда прерывалось и в тишине комнаты были слышны тихие рыдания и дальний гул резвящейся толпы. Гм, если я и дальше буду сидеть на месте, клянусь, я вскоре засну. Поэтому, делая вид, что все ещё слушаю её сбивчивую речь, я встал и стал обходить комнату. Красные стены и этот приглушённый свет (свечи скоро догорят) приносили странное умиротворение, но где-то в глубине души я находил оттенок комнаты вульгарным. Что с тобой стало, Эрик? Неужели стареешь? Нет! Стареть ещё слишком рано, особенно мне!.. Рассматривая, как оказалось, весьма скромное убранство комнаты, я не заметил, что в воздухе повисла тишина. О, а это ещё что? Я метнулся в темный, неосвещённый угол; небольшая чёрная тень пряталась во мраке. Любопытство одержало верх, и порывистым движением руки я сдёрнул эту проклятую ткань, обнажившую передо мной пианино. Да, и тут оно было. Отыскав в том же углу и вертящийся стул, я уселся за инструментом и открыл крышку. Тонкие, чёрные, выцветшие и ставшие темно-синими и некогда белые клавиши сложились в длинную лесенку. «Monsieur?» — послышалось из глубины, а потом по полу раздались торопливые шаги. Только я положил пальцы на продолговатые клавиши, как тут же моя душа растворилась в немом, созвучном страдании. Звуки, полные отчаяния, рвались наружу. «Вспомни, вспомни Эрик! — раздалось на задворках сознания голос Эрика Благоразумного. — Как страдала, как любила тебя твоя бедная матушка. Лишь она не взирала на твоё уродство. Ты мог часами лежать, положив голову на её колени, и слушать как её речи сливаются с шумом дождя, рождая на свет чудные сказания…» «Замолчи! Черт тебя дёрнул появиться прямо сейчас!» «Как это грубо с твоей стороны обращаться ко мне в таком тоне. — протянул Эрик Благоразумный. — Вот ты и оказался в варварской России, лишенный всего: наследства, титула…» «Молчать!» Я начинаю разрывать инструмент своей чудовищной музыкой, заглушая голос в моей голове. О, если это безумие продлится ещё несколько дней, то я сойду с ума! Мне нужно работать!» Я кончил, и ещё некоторое время в комнате был слышен тяжёлый, низкий гул. Наконец очнувшись, я поворачиваюсь к Венере, которая стояла подле меня, глядя на меня широко раскрытыми глазами, в которых стояли слезы. Открытая, ранимая душа. «Эрик… Вы. — услышал я её гнусавый голос. — Это было… Ах, я даже не смогу описать это словами! Скажите, а Вы?» «Музыкант. У меня много профессий, мадемуазель. — прервал я девушку. — Однако, мне надо спешить.» Да, я так замечтался, что только сейчас вспомнил, что надо успеть наведаться в гостиницу. «Уже? — воскликнула она с удивлением. — Мы увидимся с Вами?» «Никто не знает, что будет делать Эрик завтра, даже сам Эрик.» — ответил я в своей привычной манере и, провернув ключ в двери, вышел в коридор, и оставив русскую Венеру, двинулся к зале, откуда ещё слышны были музыка и гогот пьяных мужиков.***
Она стояла передо мной, маленькая и совсем юная. На вид ей лет семнадцать. «Добрый вечер, мсье. — проговорила она, поднимая взор своих зеленоватых глаз на меня. — Я приложу всевозможные усилия, чтобы мы смогли найти общий язык.» Прошла неделя как я основался в гостинице. Добрая старушка, которую часто можно было найти встречающей новых постояльцев, даже не обратила внимания на мою маску. Она мило обращалась со мной, величая «Господином в маске». Но два дня назад ко мне заявилась какая-то барышня. Невысокого роста, утончённая, она заявилась ко мне, когда я меньше всего этого ожидал. Она застала меня за чертежами новых механизмов, которые вполне могли сойти за достойный реквизит для выступлений на Нижегородской ярмарке, которую я ожидал с ребяческой нетерпеливостью. Я был без маски, поэтому когда услышал тоненький перезвон колокольчиков, которые я повесил при входе в комнаты, метнулся за ширму, ища там проклятую вещицу. Но она видимо увидела меня, так как из груди её вырвался испуганный вдох. Тем не менее, разобравшим с лентами, я явился к нежданной посетительнице. Бледное лицо с аристократическим носом и тонкими, но не лишенными цвета губами. Тёмные волосы были собраны в аккуратный пучок. По одежде можно было судить, что она отнюдь не бедна. Женщина представилась графиней Хрусталёвой. Ах, вот оно что! Хм, история путаная, ну что ж? Значит, уроки? Не раздумывая ни минуты, я охотно принял предложение.***
Этот взгляд; испуганный, она смотрит прямо в мои глаза. Что-то ещё пролепетав себе под нос, она в нерешительности притянула мне свою тонкую руку. Что во мне вспыхнуло в тот момент? Ошеломлённость. Никто на свете не хотел прикасаться к такому уроду как Эрик, кроме матушки и её. Девочка стояла, в ожидании держа руку; вот она дёрнула ей, будто хотела её убрать, но я прежде успел поймать её и торопливо сжать тёплую ладонь. После чего, не помня себя, я метнулся в прихожую, вылетев на улицу и наконец вдохнув холодный осенний воздух. Что это было, Эрик? Что теперь должна подумать её мать? Опять начинают кровоточить старые раны. Нет, не время! Я такой же гражданин, как и все обычные люди. Я Эрик, которого нелегкая забросила в Россию…