Судьба дворянки

Всю зиму Лена проработала в больнице. Девушка усиленно изучала то, чему их обучали на занятиях, и пыталась запомнить как можно больше. Нельзя было сказать, что Лена так поступает, потому что планирует и дальше работать в больнице — девушка решила, что она до замужества будет вот так же иногда подрабатывать, чтобы не сидеть дома и не скучать, однако, та самая привычка хорошо учиться, заложенная еще в годы обучения в гимназии, не позволяла Лене поступать иначе. Иногда Лену ставили в пример перед всей группой как человека, который работает так, как должны работать все и который учится, как необходимо учиться всем. Лена не стремилась взять как можно больше смен, приходила на работу больше от скуки, чем для заработка, но в эти смены девушка действительно работала, а не проводила время в каком-нибудь укромном уголке за чашкой чая или, еще того хуже, за стопкой разведенного медицинского спирта. — Ленка, ты зачем так надрываешься, что, думаешь, тебе больше за это заплатят? — спросила одногруппницу Галя. — Галя, я уже говорила, деньги мне не нужны, я здесь просто работаю, потому что мне это нравится, — ответила Лена, — И если мне нравится хорошо работать, зачем лишать себя этого удовольствия? — Дело хозяйское, — произнесла Галя, которая никак не могла согласиться с точкой зрения Лены и предпочитала никуда не высовываться, чтобы ее не загрузили лишней работой. Едва природа начала просыпаться от зимнего сна и на улице появились первые проталинки, Лена ненадолго задумалась, а потом, подковырнув носком сапога корочку сугроба, сказала Вале: — Вот и весна пришла. — Да, скоро будет совсем тепло, — ответила Валя. Девушка посмотрела на подругу, которая ничего не ответила и продолжала молчать, а потом добавила, — Ты про дело? — Да, про него именно, — подтвердила Лена, — Ну что, завтра встретимся, как обычно, и поговорим? — Хорошо, — согласилась Валя, — Сегодня после учебы уже слишком поздно будет, а при чужих людях о таком не поговоришь. В этот день Лене пришлось труднее: сосредоточиться девушке получилось не сразу. Вместо того, чтобы сразу же включиться в работу, Лена пыталась придумать, что именно они будут делать с Валей, но мысли никак не шли в голову. «Значит, после учебы подумаю», — подумала девушка. Весь вечер Лена тоже провела в размышлениях, но ничего в голову не приходило. — Лена, о чем ты думаешь? — спросила сестру Женя. Практически бесшумное появление сестры в ее комнате удивило Лену. Девушка поняла, что она зря не закрыла дверь в комнату и поэтому ее увидела сестра, однако, выгонять Женю восвояси Лене не хотелось. — О курсах, — соврала Лена. Говорить правду сестре девушка не хотела. Несмотря на то, что Женя вряд ли бы выдала Лену родителям, втягивать в свою будущую явно незаконную деятельность еще и сестру Лена не планировала. — А что у тебя на курсах? — спросила Женя, — Знаешь, Лена, как-то странно получилось. То родители постоянно с тобой говорили обо всем на свете, а теперь перестали, снова почти не разговаривают. — Ничего особенного, — ответила Лена, — Просто думаю, как лучше работать: с утра, с обеда или в ночь? А мама с папой за меня, наверное, волновались, вот и расспрашивали постоянно, как дела. — С утра, наверное, — подумав, сказала Женя, — Вечер будет свободным. — А мне, наоборот, больше с обеда нравится, — возразила Лена, — Утром поспать можно подольше, да и вообще, я люблю дневные прогулки в больницу и вечерние обратно. — Значит, работай с обеда, — ответила Женя. — Наверное, так и поступлю, — подытожила Лена. Отправив сестру обратно в комнату, Лена загрустила окончательно. Если после того случая в жандармерии девушка постоянно была в центре внимания родителей и это даже нравилось Лене, то со временем все начало забываться: и жандармерия, и неоправданно жестокое наказание, и искренние разговоры с родителями. Разговоры в семье снова свелись к банальным расспросам о том, как прошла учеба на курсах, сколько больных лежит в палате и прочим малосущественным мелочам. Иногда Лене хотелось, чтобы родители снова на нее обратили внимание. Даже та цена, которую пришлось девушке заплатить не так давно за эту нужность для родителей, не казалась Лене слишком высокой, в принципе, Лена была бы готова и повторить все снова. «Но ведь, говорят, в других семьях подобное есть и постоянно: родители спрашивают детей, как дела, причем, не тогда, когда что-то случится, а независимо ни от чего…» — думала Лена и от подобных мыслей девушке становилось слишком больно. И в этот день Лена почувствовала все то же самое. Девушка закрыла дверь, улеглась на кровать и заплакала. Лене хотелось, чтобы кто-нибудь к ней сейчас подошел, спросил, почему она плачет, утешил, посоветовал, как делать, но, с другой стороны, девушка старалась плакать потише, чтобы не пришла мать и не начала задавать вопросы, что произошло на курсах, раз Лена так расстроилась. Осознавая, что она больше хочет заниматься тем, чем затеяла, не ради протеста перед родителями, а именно потому, что хочет, чтобы все хорошо жили, Лена постепенно успокоилась. На следующий день Лена, как и обычно, встретилась с Валей возле Казанского собора. — Где будем сегодня гулять? — спросила Лена. — Там, где поменьше лишних ушей, — ответила Валя. — И где же это? — удивилась Лена. — У меня дома, — ответила Валя. Подруги неспешно пошли на подворье, где жила Валя. Но неожиданно Валя позвала подругу не в дом, а в теплый сарай, который располагался вдалеке. — В этом сарае тоже есть мой уголок, — ответила Валя, глядя на недоуменный взгляд подруги, — Отдельная комнатка, можно и так сказать. Девушка привела Лену в то самое помещение. Первое, что бросилось в глаза Лены, была чистота. — Это же моя вторая комната, по сути, — сказала Валя, — Здесь и пряталась в детстве от мамы с папой, когда они были в гневе из-за моих плохих оценок, здесь и храню какие-то свои секретики. Помню, какой-то год я завела себе второй дневник, для двоек и замечаний, так он обитал именно здесь. Целую четверть он у меня прожил, пока родители не смекнули, что дело нечисто и что не могут выйти тройки по математике и русскому, если у меня были почти все оценки четверки да пятерки. Долго меня расспрашивали, в чем дело, за ремень хватались, а потом, когда я во всем призналась и показала этот дневник, снова взгрели. На этот раз уже не за успехи в учебе, а за обман. Сначала Валя остановилась, а потом продолжила: — Неплохо мы жили, жаль, что папки не стало. Девушка оглядела взглядом комнатку и сказала: — Чего здесь только не лежит… И тот дневник, как памятник моей глупости, и уже ненужные тетрадки, и какие-то старые платья, которые и не продашь, и никому не отдашь — уже совсем потертые, а выбросить жалко. Сама же шила, может, еще плохо, но уже сама. Валя протерла рукой лавочку, смахивая тонкий слой пыли, а потом пригласила подругу сесть. — Довольно уютно у тебя тут, — сказала Лена, осматривая уголок. В комнате одну стену занимали полки до самого потолка. Какие-то из них были пустыми, а на некоторых из них лежали вещи. Вторую стену от края и до самого края занимала лавочка. Возле окна был маленький столик, прибитый к стене, а угол, который прикрывала открытая дверь, скрывал еще одну небольшую угловую полочку. — Мама знает, что это моя вторая комнатка, но не приходит сюда, — повествовала Валя, — По ее мнению, здесь лежит всякий хлам, что недалеко от истины. Но иногда, если мне хочется побыть в тишине, я прихожу именно сюда и отдыхаю душой. — Как необычно… — сказала Лена, — Я даже не думала, что такое может быть. — И, самое главное, нас никто здесь не подслушает, — ответила Валя, — Если кто-то зайдет в сарай, что маловероятно, мы сразу это услышим. Лене даже не хотелось ничего обсуждать. Девушка оглядывала помещение и любовалась им. Наконец, Лена взяла себя в руки и сказала: — Ну так что, что делать будем-то? — Не знаю, — честно ответила Валя. — И я не знаю, — сказала Лена. Неожиданно для себя девушка предложила подруге, — Валя, может быть, тогда поговорим в другой раз? Заодно и мысли нужные придут. — Наверное, ты права, — согласилась Валя, — Что-то меня на воспоминания потянуло, даже и говорить ни о чем не хочется.