Судьба дворянки

Владимир был в больнице по долгу службы: нужно было допросить одного из свидетелей, который после неожиданной травмы попал на больничную койку. Молодой человек уже возвращался домой, как вдруг увидел на окне пачку листков. Какое-то профессиональное чутье заставило Владимира подойти ближе и рассмотреть тексты. Сразу же молодой человек понял, что это листовки. Сперва Владимир решил, что эти листовки написаны теми же людьми, которые агитировали в общежитии, но тот факт, что они были написаны от руки, а текст был совершенно другой, заставил Владимира усомниться в своих мыслях. На дворе стоял поздний вечер, возвращаться в жандармерию не хотелось, поэтому Владимир принес листовки домой. Лиза, как обычно, встречала мужа дома и ждала, когда Владимир начнет рассказывать ей о чем-нибудь, произошедшем сегодня. Однако молодой человек не был настроен разговаривать. — Володя, ты устал? — спросила Лиза супруга. — Нет, задумался, — ответил Владимир, — Смотри, листовки нашел на окне в больнице, но это дело рук совершенно не тех людей, на след которых мы уже вышли, это кто-то новенький появился в поле нашего зрения. «Тот кружок, который накрылся осенью, вроде бы, уже не воскресить», — подумал Владимир, — «Так что это тоже не они». — Почерк Ленкин, — рассмотрев одну из листовок, сказала Лиза, — Помню, было дело, она в детстве решила над родителями подшутить и печатными буквами написала записку, будто некто Иванов хочет продать отцу корову по дешевке, а если папу устраивает эта сделка, он должен прийти на угол Фонтанки и Невского, чтобы купить эту самую корову. Папа с первых же строк понял, что это розыгрыш, допросил нас всех троих с пристрастием, после чего Ленка сразу же во всем созналась, что хотела просто развеселить папу, а он слишком серьезно воспринял эту шутку. Папа вполне ожидаемо не развеселился, а сказал, что теперь пришла его очередь шутить и вместо пряников сегодня Лена получит к чаю черный хлеб. — Лена, значит… — задумчиво сказал Владимир, — Лизонька, я тебя прошу, никому ничего не говори, надо Лену проучить хорошенько. Да, под суд за такое не отдашь — крамолу еще доказать придется, а вот напугать бы не мешало. Совсем девонька страх потеряла. — Буду молчать как рыба, — ответила Лиза. На следующий день, едва Лена успела встретиться с Валей возле дома подруги, произошло задержание по всей форме. В момент Лена оказалась лежащей на земле с заломанными руками и, пусть в этом не было необходимости — девушка при всем желании вряд ли бы сопротивлялась, Владимир решил максимально напугать свояченицу. Лену и Валю усиленно повозили лицом по грязи и, рывком подняв, запихали в полицейскую карету. Не слишком людная улица была выбрана специально, чтобы не привлекать внимания людей, ведь операция проводилась с одобрения ближайшего начальства и при полном неведении начальства вышестоящего. По дороге в жандармерию Лена попыталась вытереть грязь с лица, но это не удалось сделать плечом, а руки девушки были до сих пор связаны за спиной. Возле жандармерии Лену и Валю с силой выпихнули на улицу, из-за чего Лена чуть было не упала. — Поосторожнее, — сказала девушка. — Поговори у меня тут, — прикрикнул жандарм и толкнул Лену в сторону входа в жандармерию. — Ну что, Елена Константиновна, ваших рук дело? — спросил жандарм, показывая Лене листовку. — Нет, это ошибка, — ответила Лена. — Напишите печатными буквами «ради счастья народа придется пойти на жертвы», — сказал жандарм. — Не хочу, — ответила Лена. — А я не хочу время терять, — сказал мужчина и встал из-за стола. Жандарм подошел к Лене, намотал косу на руку и спросил, — А теперь хочешь? — Сначала косу отпустите, — ответила Лена. — Не в вашем положении диктовать условия, — сказал жандарм, — Пишите. — Тогда не буду, — ответила девушка. Лена почувствовала, что ее с силой дернули в сторону двери. Не удержав равновесие, девушка упала на пол. — Вставай, — сказал жандарм. Лена осторожно встала и почувствовала, что ее снова дернули в сторону, на этот раз, к стулу. — Теперь пиши, — скомандовал мужчина. — И смысл писать, если все равно бьют? — спросила Лена. — Тебя еще не начинали, — ответил жандарм, — Пиши. Лена написала первые два слова, а потом, осознав, что она не успела сообразить, как изменит почерк, остановилась, а потом скомкала лист бумаги. Практически сразу же девушка почувствовала сильный удар по лицу. — Пиши заново, — скомандовал жандарм. Почерк на переписанной Леной листовке практически не отличался от оригинала. После пары отказов и еще нескольких пощечин Лена дописала до конца текст и сказала: — И все равно, не мое авторство. — Почерк все сказал за тебя, — сказал жандарм, после чего распорядился увести Лену в камеру. В одиночной камере Лена расплакалась. Девушка не понимала, как все так произошло и была готова раскаяться во всем. Когда к вечеру Лену вызвали на допрос, девушка со слезами на глазах с первых же вопросов полностью призналась во всем и заявила о своем искреннем раскаянии. — Черт с тобой, закрою глаза на все, — сказал жандарм заранее заготовленную фразу, — Но помни: будет хоть одна жалоба на то, что произошло — пойдешь по верхней границе Уложения о наказаниях, на каторгу пойдешь пешочком. Будешь мыть золото, лишенная всех прав состояния, где-нибудь у черта на куличах. Для Лены это уже было лишним, девушке вполне хватило всего, что уже произошло, для того, чтобы впечатлиться на всю жизнь. Однако план, согласованный с начальством, было решено выполнять до конца. — Вадим, принеси розог, — сказал жандарм какому-то молодому человеку в форме. — Откуда? — удивился Вадим, — Здесь жандармерия, а не полицейский участок. — Тогда плетку давай, была же где-то, — скомандовал жандарм. Едва Вадим отлучился, жандарм сказал побелевшей Лене: — Платье расстегивай, не мне же этим заниматься. Дрожащими пальцами Лена начала расстегивать платье. Девушка была готова упасть в обморок и с трудом держалась. — Так-то, по-хорошему, врача звать положено, — сказал Вадим, вернувшись в кабинет, — Вдруг ей сейчас плохо станет? — Так-то, по-хорошему, с подследственными положено иначе обращаться, — раздалось в ответ, — А она вообще из благородных, узнает вышестоящее начальство о самоуправстве — плохо будет всем. И Владимиру, который все это придумал и у которого сейчас вторая барышня, и нам с тобой, как соучастникам, и начальнику, который знал, но прикрывал. Лена ничего не слышала из того, что говорилось полушепотом, девушке было плохо. — Ложись, — скомандовал жандарм и девушка в состоянии полного шока выполнила это требование. — Допустим, хватит, — сказал жандарм, глядя на Лену, которая уже была на грани обморока. Вадим обработал Лене спину и, за неимением нашатыря, дал понюхать ватку, смоченную спиртом. Лена поморщилась от резкого запаха и, едва шевеля губами, выругалась. — Дома будешь ругаться, — услышал фразу девушки жандарм, — Вставай, одевайся и домой иди. В следующий раз так просто не отделаешься. Не до конца понимая, что происходит, Лена встала и, кое-как одевшись, пошла домой. Мария сразу заметила по походке дочери, что что-то произошло. Первой мыслью женщины было то, что дочь по какой-то причине пьяна. — Лена, это что за поведение, почему ты среди бела дня пьешь так, что тебя качает? — спросила Мария, — И почему ты вообще возвращаешься так поздно без предупреждения? Однако услышав пересказ дочери о произошедших событиях, Мария обеспокоенно сказала: — Раздевайся и ложись в постель. Женщина сразу же пошла к мужу и рассказала ему все, что произошло. — Скажи Жене, чтобы она никуда не уходила из дома и, если что-то Лене понадобится, принесла, — сказал Константин, — А нам с тобой зятя навестить не мешало бы. Пусть ответит, что это за самоуправство. Ничего не сказать, хорош зятек, законы так нарушать, даже пусть и из благих побуждений. Лена лежала в состоянии, близкому к забытью. Девушке было плохо до невозможности, но говорить что-то Жене, которая была уверена, что сестра простудилась, Лена не хотела. Кроме того, девушке было слишком тяжело разговаривать. С огромным трудом Лена протянула руку, взяла стакан воды, заботливо оставленный матерью, и выпила половину. «Я же не должна помереть?» — подумала Лена, — «Наверное, можно поспать». Убедив себя в том, что сон не будет ей вреден, девушка быстро уснула. Тем временем, Мария и Константин пришли в дом к старшей дочери. Лиза не ожидала увидеть родителей так поздно, поэтому девушка удивленно спросила: — Мама, папа, что-то случилось? — Лиза, нам надо поговорить с Владимиром, — сказал Константин, — Он же дома? — Да, только что пришел, — ответила девушка. Родители Лены прошли в комнату, где сидел Владимир. — Владимир Леопольдович, это что за самоуправство? — спросил Константин зятя, — Как вам вообще такое могло прийти в голову? — Константин Игнатьевич, не буду скрывать, идея о том, что барышень стоит напугать в жандармерии, была моя, — ответил Владимир, — Но пороть я их не предлагал, это была идея начальства. — Которую вы воплотили в жизнь, — уточнил Константин, — Вы что, совсем своим местом не дорожите? Где это видано, доводить человека до горячки только потому, что вам что-то показалось. — Константин Игнатьевич, доказательств бы и для суда хватило, — соврал Владимир, который прекрасно осознавал, что аргументов в суде было бы маловато, — Наше начальство приняло решение просто напугать барышень, но ни в коем случае не ломать их жизнь судимостью. — Но фамилии обеих девушек явно куда-то записали, — сказал Константин. — Не более, чем в рабочие записи, которые не имеют никакой ценности, — ответил Владимир, — В картотеке ваша дочь не числится. — Зато моя дочь сейчас лежит с горячкой, а вызвать врача я не могу, потому что сразу слухи пойдут, — сказал Константин, — Вот и решай, что дороже: здоровье дочери или отсутствие слухов. И, наверное, здоровье дочери мне будет гораздо дороже. — Константин Игнатьевич, Лена не первая и не последняя, — ответил Владимир, — Сколько таких Лен было, есть и, наверное, будет. И вообще, зачем вам врач? Спину в участке обработали, пусть ваша дочь отлежится, сколько будет нужно, и все само пройдет. Ну разведите ей порошок от жара, если, как вы говорите, горячка началась. Экая невидаль, значит, листовки разносить она не впечатлительная, а как чуть не по ее пошло — уже и горячка. Константин еще немного поспорил с зятем, доказывая преступность его действий, а потом, выйдя на улицу, сказал супруге: — Но если говорить откровенно, Владимир прав. Как листовки писать, так все хорошо, а как чуть-чуть дела не по плану пошли — уже и горячка. Хорошо, что дело до суда не дошло, Бог с ним, со слухами, хотя от них бы не отмылись, осудили бы Лену — что бы она делала? — Меня больше самочувствие Лены беспокоит, — ответила Мария, — Как она? И вообще, как врача не вызывать? — Придем домой и будет видно, — ответил Константин. Сразу же, как родители пришли домой, Мария пришла в комнату дочери. Женщина пощупала лоб Лены и сказала: — Жара нет? Не знобит? — Шевелиться больно, — ответила Лена. — И не шевелись, не надо, — сказала Мария, — Я тебе поесть сюда принесу. — Не хочется, — ответила Лена. — А надо, — сказала Мария, — Маленько, я тебе чуть-чуть на тарелку положу. Женщина вышла из комнаты и сказала мужу: — Вроде бы, жара нет. Ну, может быть, немного температура подскочила. Так что мы Владимира просто напугали. Хотя… И правильно, что напугали, пусть походит, побоится, что жалобу напишем. — Не надо жалобу писать, можем хуже Лене сделать, — ответил Константин. — Не спорю, — согласилась Мария, — Но Владимиру об этом знать необязательно. Тем временем, Лена крепко уснула. Мария, придя в комнату к дочери с тарелкой, решила не будить Лену и тихо сказала: — Ой, Лена, и зачем все это нужно было?