Судьба дворянки

К большому удивлению и бывших одногруппников, и врачей больницы, Лена не стала устраиваться на работу основным фельдшером, а пошла работать подменным. — У тебя же такие хорошие способности, глубокие знания, перспективы, а ты не хочешь работать в качестве основного врача, — удивлялась Оля. — Понимаешь, Оля, — начала Лена, — По мнению родителей, я вообще не должна работать, должна выйти замуж и начать воспитывать детей. В чем-то я поддерживаю их точку зрения и тоже считаю, что женщина работать не должна. Но дома, пока я не замужем, сидеть скучно, поэтому я и буду работать на подменах, выходить на работу пару раз в неделю, не более того. — Тебе же на жизнь не будет хватать, — удивилась девушка, — Нет, хватит, конечно, на картошку и хлеб, но ни в театр ты не сможешь пойти, ни конфет не купишь. — Хлебом и картошкой меня и родители накормят, я как раз работаю себе на конфеты и театр, — улыбнулась Лена. Не желая обсуждать эту тему дальше, Оля ушла. Лена слышала какое-то тихое обсуждение, вроде, «кто поймет этих богатых» и «я тоже хочу работать два раза в неделю», но не стала обращать на это внимания. За время своей учебы девушка уже поняла, что любое случайно оброненное слово может стать поводом для сплетен и обсуждения всей больницей, поэтому Лена не удивлялась практически ничему. Девушка помнила, как однажды Галя упала на улице, набила себе синяк на руке, поругалась с Георгием Ивановичем из-за опоздания, а потом многие обсуждали, не Иваныч ли позволил себе лишнего и не ударил ли нерадивую курсистку за вечные опоздания. Лену не обсуждали практически никогда, за исключением ее тяги к учебе, поэтому девушка с любопытством думала о том, будет ли эта ситуация первой более-менее крупной сплетней или ничего не уйдет за пределы ординаторской. Лене повезло. Никто ее толком не обсуждал, многие знали, что девушка поступила на курсы ради любопытства и устроилась на работу тоже от скуки, поэтому ничего нового в поступке Лены обнаружено не было. Да, многие думали, что девушка будет работать в полную силу, но известие о планах Лены не вызвало бурное обсуждение, как вполне могло произойти. Работать Лене нравилось. Девушка с удовольствием приходила в больницу, выполняла необходимые манипуляции, уходила домой и с некоторым нетерпением ждала новый рабочий день. В оставшееся свободное время Лена много читала. За книгой девушка нередко думала о своем будущем. Оно представлялось Лене простым и бесхитростным: муж, дети, работа по дому, милый и приятный быт. И именно поэтому, понимая, пока она не замужем и не связана по рукам и ногам заботой о доме, Лена осознавала, что именно сейчас она может полностью воплотить в жизнь все свои невоплощенные идеи, потому что времени у нее остается не так много: до предполагаемого замужества оставалось всего несколько лет. Дочитав очередной рассказ до конца, Лена отложила книгу. Именно сейчас девушка окончательно осознала то, что в свое свободное время она должна не праздно развлекаться, а заниматься делом. «Родители меня без проблем отпускают, так что надо пользоваться моментом», — подумала Лена. Не тратя больше ни секунды даром, девушка закрыла книгу и начала собираться. — Мама, я пошла гулять, — сказала Лена и вышла на улицу. Теплое апрельское солнце приятно пригревало Лену, девушка шла, не торопясь, и обдумывала свой план, которого еще практически не было. «Сначала надо поговорить с Валей, а потом, если что, уже действовать одной», — подумала Лена. Девушка пришла к дому подруги. Валя как раз отсыпалась после ночной смены и только-только вставала. — Валюша, добрый день, — сказала Лена, — Я тебя не разбудила? — Не разбудила, — ответила Валя. — Я к тебе по делу, — продолжила Лена, — Ты случайно не хочешь продолжить нашу деятельность? — Не кричи так громко, — сказала Валя, — Вдруг мама услышит? Девушка расчесала волосы и сказала: — Пошли на кухню, попьем чаю и поговорим. Лена пошла вслед за подругой. — Даже не думала, что ты захочешь все это продолжить, думала, ты после жандармерии навсегда с этим делом завязала, — сказала Валя, наливая себе чай, — Ты же разболелась тогда, с нервной горячкой лежала. — Да, лежала, — ответила Лена, — Но знаешь, Валя, я осознаю, что до замужества у меня осталось не так много времени, поэтому хочу эти месяцы или годы провести с пользой для всех. Девушка отпила немного чая и сказала: — Ты сейчас ничем не занимаешься? Я бы присоединилась. — Сложный вопрос… — задумчиво ответила Валя, — Сначала, где-то через месяц после того случая в жандармерии, я захотела продолжить наше дело. Достала ту самую листовку из своего тайничка и… В этот же день маме с ней попалась. Оставила листовку на своей кровати, когда на курсы пошла, а мама чисто из любопытства прочитала. Встретила меня мама, будто снова я начала домоводство прогуливать. С возмущениями, криками, что я бессовестная, и с ремнем. Знаешь, Лена, влетело мне от мамы примерно так же, как и в жандармерии тогда. Но об этом я маме не сказала, незачем ей знать об этом эпизоде моей биографии. Кричала моя матушка, что после смерти отца я совсем обнаглела, совсем бессовестной стала. Потом прошло около месяца, все успокоилось, мама забыла обо всем. И тогда я снова совершенно случайно вышла на один кружок, начала туда ходить. Так что если хочешь, Лена, можем вместе туда сходить. — Да, хочу, — сказала Лена, — Больше сама я ничем заниматься не буду, понимаю, что одна ничего не сделаю. — Сегодня вечером сходим, — ответила Валя, — Счастливая ты, Ленка, работаешь в свое удовольствие, а мне надо и себя, и семью кормить… Последняя фраза подруги оставила в душе Лены неизгладимый след. Девушка поняла, что хотя бы ради Вали и других подобных ей людей она должна помочь народу. Время до вечера Лена провела дома у Вали. Девушка рассказывала подруге о кружке и том, чем они занимаются. — Больше обсуждения, они только-только образовываются, — говорила Валя, — А потом в планах уже активные действия. Вместе с подругой Лена пришла на явку. Там все было по-прежнему: та же обстановка, что и раньше, такие же обсуждения. Единственное, что было другое, так это были другие люди. Невольно в голове пронеслись мысли о том, что те люди уже могут быть в ссылке или на каторге, поэтому Лена быстрее выбросила эти непрошенные мысли из головы и начала принимать участие в обсуждениях. Через несколько часов уставшая, но счастливая Лена вместе с подругой вышла на улицу. — Хорошие ребята, очень хорошие, — сказала девушка, — Мы с ними обязательно сработаемся. Лена не видела, что неподалеку от подъезда стоят жандармы и переписывают всех, кто выходит на улицу. Владимир пришел домой слегка взволнованный. — В чем дело? — сразу спросила Лиза, — Что произошло? — Ленку видел, — бросил Владимир, — Но говорить об этом родителям я не буду. Не хотят самоуправства — самоуправства не будет. — Володя, но разве обязательно вот так проводить показательные задержания, возить лицом по грязи, избивать плеткой? — спросила Лиза, — Неужели нельзя сделать все как-то иначе? — Иначе и будет, Лиза, — ответил Владимир, — Будет все строго по закону, не больше и не меньше. — Нет, Володя, я же не про это тебе говорю, — продолжала Лиза, — Как бы я к Ленке не относилась, но мне ее жалко… Неужели нельзя рассказать все родителям? — Родителям расскажут другие люди, которые будут задерживать, — сказал Владимир, — Я не хочу больше участвовать в этом глупом спектакле. Лизе стало не по себе от услышанного, девушка начала собираться. — Ты куда? — спросил Владимир супругу. — К родителям, — ответила Лиза, — Пусть Ленку закроют где-нибудь, ее не должны арестовать. — Под горячую руку попадешься — тебе же хуже будет, — сказал Владимир, — Не надо, Лиза, не иди, скоро за Леной придут, а если тебя с ней перепутают, вы немного похожи на лицо, то в отделение увезут тебя. Пока выяснят все обстоятельства… Много времени пройдет. — Хорошо, — вздохнула Лиза, — Но жалко мне Ленку, слишком жалко… Тем временем, в дом Авдеевых пришло двое сотрудников жандармерии. — Кто там? — спросила Мария Исааковна, услышав стук в дверь. — Откройте, жандармерия, — раздалось в ответ. Почему-то решив, что к Лене пришел Вадим, женщина открыла дверь. Увидев незнакомых людей в форме, Мария спросила: — Вы по какому вопросу? — Позовите сюда Елену Константиновну, — услышала женщина и ответила, — Елены Константиновны нет дома. — Позвольте тогда пройти в дом и убедиться, что вы говорите правду, — сказал жандарм. — Проходите… — недоуменно ответила Мария. Жандармы быстро прошлись по комнатам, заглянули в шкафы, под кровати и, не увидев Лену, вышли из дома. — Костя, что опять Лена натворила? — со слезами спросила Мария супруга. — Не знаю, — ответил Константин, — Вернется — узнаем все. — Если вернется… — вздохнула Мария. Тем временем, Лена и Валя прогуливались по Невскому проспекту. На дворе стояла слишком теплая погода для того, чтобы возвращаться домой, поэтому девушки сначала выпили по стакану лимонада, потом закусили пирожками, а потом неторопливо гуляли взад-вперед. — У меня душа недоброе предчувствует, — неожиданно для Вали сказала Лена, — Как бы чего не случилось… — Тебе, наверное, не стоит тогда ничем подобным заниматься, раз ты боишься, — ответила Валя, — Живи уже мирной жизнью. — Хочется что-то полезное сделать, пока я не замужем, — вздохнула Лена. Девушки свернули с Невского проспекта и подошли к Казанскому собору. — Сейчас немного посидим здесь и отдохнем, — сказала Валя. Лена сидела на лавочке и совершенно неожиданно для себя обнаружила, что ей выкрутили руки за спиной и повалили на землю. — Встать! — раздался окрик и Лена почувствовала, что ее дергают за руки. — В карету! — раздалось новое указание. Лена прекрасно догадывалась, что может быть дальше: жандармерия, допрос, камера… И от этих мыслей девушке стало страшно, «А вдруг будет, как в прошлый раз?» — думала Лена, — «Или в позапрошлый?» Но, на удивление девушки, ее отправили в кабинет, где уже сидел Вадим. — Мадемуазель Авдеева, — начал молодой человек, — Скажу вам прямо: положение у вас незавидное. Скоро вы будете уже не мадемуазелью Авдеевой, а лишенной всех прав состояния каторжанкой Авдеевой. Поэтому ваша дальнейшая судьба в ваших руках: или мы с вами окончим все то, что не окончили на нашем последнем свидании, или вы разделите судьбу всех остальных задержанных. Кипя гневом от подобного предложения, Лена закатила пощечину Вадиму. — И заметьте, Елена Константиновна, я вас не бил, хотя мог бы уже начать выбивать показания, — сказал Вадим, — Но мое предложение остается до сих пор в силе, подумайте. После второй пощечины Вадим сказал девушке: — А закрытие дела об оскорблении жандарма обойдется вам дороже, нежели ваш первый грех. В камере Лене пришлось просидеть до самого утра. Девушка не сомкнула глаз, думала о своем предстоящем суде и даже не знала, что за это время к родителям пришла Лиза, рассказала все то, что знала, Мария и Константин пришли в жандармерию, договорились заплатить немало денег и пообещали посадить дочь под домашний арест хотя бы на пару месяцев. Следующим шагом, о котором договорились родители, было свидание с дочерью. Войдя в камеру и увидев дочь, которая сидела на нарах и смотрела в одну точку, Мария сказала девушке: — Бессовестная. — Мне Вадим предлагал… — начала Лена, потом замялась, а потом пересказала родителям все то, что произошло в кабинете жандарма, — Предлагал. Но я отказалась — честь дороже. — Хоть что-то в голове осталось от воспитания, — сказала Мария. Тем временем, Константин сказал супруге: — Надо еще раз будет поговорить с начальством, вновь открылись обстоятельства же. — Пошли, — ответила Мария. Лена не знала, что ее скоро выпустят, поэтому столь спешный уход родителей немало огорчил девушку. «Увижу их в следующий раз только на суде…» — расплакалась Лена, — «Нет, я не такая, я не готова ко всему, мне слишком дороги мои близкие люди». Тем временем, Константин уже активно обсуждал с начальством то, что узнал от Лены. — Конечно, Елена Константиновна может написать жалобу, она уйдет наверх, Вадим лишится своего места, — сказал мужчина, — Но, может быть, проще просто замять дело? Чтобы Лена в нем не фигурировала. После долгих переговоров было решено, что Лена выйдет из жандармерии совершенно бесплатно. То, что и на этот раз доказательств было недостаточно, осталось неизвестным родителям Лены, поэтому мысль о том, что их дочь все равно бы вышла на свободу через недельку-две, не пришла в голову Константина и Марии. Когда Лену привели домой, девушка была готова ко всему: и к крикам, и к скандалу. — Елена Константиновна, вот это — ваше пространство на ближайшую неделю, — без эмоций сказал Константин, заведя дочь в кладовку, где лежал только матрас с постельным бельем, принесенный из соседней комнаты, — И я очень надеюсь, что это время вам пойдет на пользу. Оставшись одна, Лена разрыдалась. Девушка вспоминала Валю, которая осталась в жандармерии, переживала из-за того, что и она могла там остаться, и надеялась на то, что самое страшное уже позади. Импровизированное одиночное заключение далось Лене слишком тяжело. Девушка лежала на матрасе или сидела, смотря в одну точку, и надеялась на то, родители сменят гнев на милость и амнистируют ее раньше. Но чуда не происходила. Трижды в день в кладовку заходила мать, приносила Лене немного хлеба, кувшин с водой и молча уходила. Находиться в тишине было невыносимо для девушки, поэтому Лена практически каждый день плакала. Слезы ненадолго давали ей успокоение и хотя бы на пару часов приносили полный покой. У Марии обливалось сердце кровью каждый раз, когда она видела Лену, поэтому женщина старалась как можно быстрее выйти в коридор и больше не смотреть на измученный вид дочери. — Ей там же есть хочется, поговорить хочется, она не может вот так сидеть, это бесчеловечно, — не раз вздыхала Мария. — Пусть прочувствует свои ошибки, я уже не знаю, что делать дальше, — сказал Константин, — Жалко Лену, а позволить, чтобы она попала в тюрьму, я не могу. На шестой день Лениного заточения в кладовке в дом Авдеевых пришли Лиза и Владимир. — А где Елена? — спросил молодой человек. — Заперта в кладовке на хлебе и воде, — ответила Мария. — Да вы что… — удивился Владимир, — Думал, вы для красного словца в жандармерии обещали взяться за дочь. Жестко вы что-то, даже в карцере уже на третий день горячее питание положено. Нет, вы не подумайте, я ничего вам не указываю, воспитание дочерей — исключительно ваша прерогатива, но… Не знаю, решайте сами. — Даже человек из жандармерии сказал, что жестко обошлись, надо выпускать Лену, — сказала Мария Константину, оставшись с супругом наедине, — Человек, который допустил, чтобы спину дочери разрисовали под Гжель, раскритиковал нас. Что мы творим-то? — Уйдут гости — и выпустим, — ответил Константин. Лене разрешили вернуться в свою комнату этим же вечером. Девушка молча перешла из одного помещения в другое и упала на кровать. «Валю надо как-то выручать», — без эмоций подумала девушка, — «И надо, наконец-то, определяться, что делать дальше: окончательно завязывать со всем или не бояться и заниматься нужным делом».