Судьба дворянки

Тот шок, который пережила Лена, не проходил еще долго. Мысли о том, что ее могли посадить в тюрьму, никак не уходили из головы девушки, а Валя, мимо чьей палаты Лена проходила не раз и не два за свою смену, напоминала ей о ситуации в жандармерии дополнительно. Для Лены казался дикостью поступок бывшей подруги, иногда, сидя наедине с собой, Лена представляла себя на месте девушки, но никак не могла предположить, что она сама бы додумалась до того, чтобы держать голодовку, протестуя против несправедливого задержания, или, еще того хуже, пытаться отравиться. «Я не такая, совсем не такая, я думаю иначе, мыслю не так», — каждый раз думала Лена, в результате обсуждения приходя именно к такому выводу, — «Но что мне теперь делать-то?» Девушка все больше и больше понимала то, что ей вряд ли будет по пути со многими революционно настроенными людьми. Да, Лене хотелось сделать народу лучше, но девушка не планировала делать себе хуже. «Если бы мне кто-то подсказал, что можно устроить голодовку и это наверняка было бы результативно, я бы попробовала, если бы смогла», — подумала Лена, — «Но вот так рисковать без результата я бы точно не стала». Лене было очень интересно, как себя чувствует Валя, но заходить в палату к девушке она не хотела. Георгия Ивановича беспокоить тоже было не очень удобно. Поэтому, где-то через пару дней, Лена решила спросить медицинскую сестру, которая выходила из палаты, где лежала Валентина, о состоянии девушки: — Как себя чувствует та барышня, которая за ширмой лежала? — Трудно сказать, — ответила медсестра, — Сначала думали, умом тронулась новоявленная фельдшерица, едва ей стало легче — сразу вытащила зонд и начала отказываться от еды снова. Позвали психиатра — он сказал, что барышня здорова. На всякий случай привязали руки к кровати и поставили зонд снова. Посмотрим, что будет дальше. — Жалко Вальку, — сказала Лена. — Знаете о ней что-нибудь? — спросила медсестра, — Что с человеком произошло? — Не совсем справедливо арестовали, поэтому, в качестве протеста, она сначала устроила голодовку, а потом пыталась морфием отравиться, — ответила Лена. — Еще одна визитерша жандармерии, — сказала медсестра, — То Иваныч, помнится, там одной барышне руку наживую зашивал, то теперь еще одну привезли. Новости, услышанные от медсестры, дополнительно усугубили тяжелое душевное состояние Лены. Девушка болезненно переживала ситуацию и никак не могла успокоиться. Постоянная тревога мучила Лену, поэтому девушка решила прийти в палату к Вале и поговорить с ней. — Валя, как ты себя чувствуешь? — спросила Лена. — Пока что недостаточно хорошо, чтобы стукнуть тебя, да и руки у меня пока что привязаны, — ответила Валя. — За что же меня бить? — удивилась Лена. — За то, что ты предательницей оказалась, — ответила Валя, — Посидела бы недельку в жандармерии тоже, авось бы не померла. — Я дома отсидела ту же неделю на хлебе и воде, — сказала Лена, — Так что не тебе меня судить. — Можно подумать, мне приносили еду из ресторана, — недовольно ответила Валя. — Какие у тебя планы на будущее? — спросила девушка. — Выздоровлю — бомбисткой стану, первую бомбу на тебе опробую, а если все будет хорошо — вторую в царя метну, — ответила Валя. «Просто злится? Бредит? Умом тронулась?» — перебирала в голове разные варианты Лена, но никак не могла прийти к какому-то единственному. Прошло чуть больше месяца. Валя полностью выздоровела и вернулась к работе. Впервые встретившись с девушкой в коридоре, Лена растерялась, как себя вести. — Уже на работу вышла? — решила спросить девушку подругу, сделав вид, будто ничего и не было. — Да, — совершенно спокойно ответила Валя. Не заметив ни тени злобы в речи подруги, Лена сказала: — Говорили, ты бредила сильно. — Может быть, и бредила, — ответила Валя, — Помню, как мне руки привязывали, но мне так хотелось этот зонд выдернуть, ты бы знала… — В меня обещала бомбу метнуть, — уже расслабившись, продолжила Лена. — А вот этого не помню, — ответила Валя. Взглянув на подругу, девушка продолжила, — Лена, неужели ты на меня обиделась? Тебя что, никто из больных никогда по матери не посылал, когда ты перевязку не так делала? Ну не обижайся на меня, я половину, если ни больше, не помню совершенно. — Я и не обижаюсь, — подумала Лена. Однако какое-то сомнение относительно Вали уже поселилось в душе Лены. «Иваныча она убеждала, что все правильно делала, в бреду на мне обещала бомбу опробовать…» — думала девушка, — «Значит, не такая уж и простая эта Валя, дел с ней лучше не иметь, ограничиваться только прогулками да милыми беседами ни о чем. А дело… Если я еще когда-нибудь на него решусь, совершу одна». Девушки простояли в коридоре еще пару минут, после чего Валя, прислонившись к стене, сказала: — Пошли чай пить, посидим, отдохнем. Я еще не до конца здорова, устаю что-то. — Пошли, — согласилась Лена. За чашкой чая девушка спросила подругу, — Ты зачем так рано на работу-то вышла, раз еще нездорова? — Матери с остальными помогать надо, — ответила Валя, — Им же тяжело без моей помощи… — Если бы тебя арестовали, совсем бы тяжко пришлось, — сказала Лена. — Радость моя, давай не будем обсуждать то, в чем ты совсем ничего не понимаешь, — неожиданно возмутилась Валя, — Тебе бы книжки хорошие почитать, умные. Ну или выходить замуж и рожать детей, воспитывая в них уважение к нынешней власти. Вот только и этому ты вряд ли сможешь их научить. — Пей одна свой чай, — бросила Лена, после чего резко встала и пошла в противоположную часть отделения. Девушке было обидно, хотелось плакать: такая, казалось бы, близкая подруга, окончательно стала ей чужой. «Одна Катя, видать, у меня осталась…» — с огорчением подумала Лена, — «И то, с Катей я всем поделиться не могла, Валька была первая, кто знал обо мне все и даже больше». За работой Лена полностью забыла о недавнем эпизоде, поэтому, встретив вечером Валю в коридоре, девушка даже не сразу вспомнила предшествующие события. — Леночка, прости меня, — сказала Валя, — Мне сегодня с утра сильно плохо стало, даже не знаю, зачем я тебе таких глупостей наговорила… — Скажи Иванычу, что ты больна, пусть он тебя так не нагружает, — предложила Лена. — Иваныч не будет делать мне скидки, скажет, что раз я решила выйти на работу — должна работать, как все, — со вздохом ответила Валя, — Он же вредный мужик, крамольщиков не любит, помнишь, ту барышню в жандармерии наживую зашивал. Хотя мог бы и хлороформ или морфин принести. — Морфин в жандармерию? — рассмеялась Лена, — Да кто бы ему разрешил такое. — А ты тоже вредная, — ответила Валя, на этот раз, без злобы, — Всю оставшуюся жизнь мне будешь этот морфий вспоминать? Ну хотела я отравиться, хотела, возможно, зря. Но что теперь поделать-то? — Я не вредная, я хорошая, — сказала Лена. — Что решила с подпольной деятельностью? — неожиданно перевела тему Валя. — Ничего я не решила, не хочу в тюрьму садиться, — ответила Лена, не желая пока что делиться с подругой своими душевными переживаниями. — И правильно, лучше замуж выходи, — сказала Валя, — За того же Иваныча, он еще не женат. Да и не старый еще, вроде. — Ты же говорила, что Иваныч крамольщиков не любит, — удивилась Лена, — А он, если помнишь, мне морали читал после прошлого визита в жандармерию. Ну и после этого тоже. — Ну не хочешь — не за Иваныча выходи, мужиков свободных много, надо их просто найти, — ответила Валя. — Если найду — обязательно тебя позову на свое венчание, — улыбнулась Лена.