Судьба дворянки

За два дня до следующего выхода на смену синяки на лице Лены успели сойти не до конца. И если разбитая губа уже заживала, то по лицу было хорошо видно, что Лена явно не упала и, без сомнения, что-то произошло. Не выходить на работу из-за синяков Лене не хотелось. С другой стороны, девушка переживала, что ей будут задавать слишком много вопросов, поэтому заранее придумала версию о том, что ее пытались ограбить в темном переулке. И действительно, отвечая на все расспросы про попытку ограбления, Лена выслушивала в ответ сочувственные реплики и могла не переживать из-за того, что ее тайна будет раскрыта. Правду о том, что произошло, знала только Валя. Именно ей девушка в первый же час работы рассказала все, как есть. — Валюша, я даже не думала, что все именно так окончится, я надеялась, что пусть даже он на мне не женится, но хотя бы мы с ним будем встречаться еще не раз и не два, — переживала Лена, — А теперь, получается, из-за двух встреч меня будут считать распущенной девицей. — Да ты и так распущенная девица, — ответила Валя, — К чему переживать? — А ты террористка, — в ответ выругалась Лена, — Ну тебя, хотела поделиться с тобой, как с человеком, своей проблемой, а ты… Можно подумать, ты моя мать. — Была бы твоей матерью — за коски бы уже оттаскала, — ответила Валя. — Это я уже от тебя на днях слышала, — сказала Лена, — Ничего нового. — Как дома тебя встретили-то после того, что произошло? — полюбопытствовала Валя. — А не все ли равно тебе? — удивилась Лена. — Да просто интересно, — ответила Валя. — Папа сказал, что выпороть меня жалко, запереть на хлебе и воде — жестоко, поэтому они с мамой решили простить меня, — сказала Лена, — Но видно было, что они разозлились. — Да они просто плюнули на тебя, решив, что раз ты уже покатилась по наклонной, то остановить невозможно, — ответила Валя. — Ой, иди ты лесом, — выругалась Лена. Однако слова подруги почему-то крепко засели в голове девушки. Лена вспоминала все свое прошлое, но не могла припомнить ни одного случая, чтобы после какого-то происшествия с ее участием родители бы как минимум не отругали ее. «А вдруг Валя права?» — подумала Лена, — «Как мне тогда жить?» Девушка решила, что как только она придет домой, то сразу поговорит обо всем с родителями, попробовав переступить через стыд и стеснение. Но успокоиться никак не получалось, по лицу Лены было видно, что девушка огорчена. — Елена! — окликнул девушку Георгий Иванович, — Говорят, на вас бандиты напали? — Да, именно так, — ответила Лена. — Не стал бы называть жандармов бандитами, хотя видно, что вас в отделении не жалели, — сказал врач. — Откуда вы все знаете? — удивилась Лена. — Кого зовут в жандармерию на все вызова? — спросил Георгий Иванович, — Оттуда и знаю. Вы зачем промокашку-то кинули? А если бы попали в висок, а не в руку? Вы куда целились-то? — Не знаю, никуда я не целилась, кидала, куда получится, — ответила Лена, — Георгий Иванович, пожалуйста, не говорите об этом никому, не хочу сплетен о себе… — Хорошо, что хотя бы американскую мануфактуру он догадался использовать, а то бы уже через месяц просили меня найти препараты, чтобы в Калинкинскую больницу не идти, — сказал врач, — Вот скажите мне, Елена, откуда такие дуры в принципе берутся? Причем не сказать, чтобы дремучие — фельдшерские курсы вы хорошо окончили, да и работаете достойно. Чего же вам дома-то не сидится? Лена ничего не ответила Георгию Ивановичу, но, оставшись одна, расплакалась в голос. «Да что за жизнь?» — думала Лена, — «С Вадимом все окончено, с Валей поругались, Иваныч недоволен…» Едва Лена пришла домой, девушка сразу подошла к родителям. — Мама, папа, — начала Лена, — Вот сколько себя помню — ни разу вы мне каких-то проступков не прощали. Так за что вы на меня на этот раз так обиделись? Решили, что пошла я по наклонной, уже не остановить? В чем дело? — Лена, ты помнишь, в каком состоянии тебя привел Владимир домой? — спросила Мария дочь, — Как что я, что папа могли иначе реагировать? — Мама, но ведь даже после того самоуправства в жандармерии, когда я с горячкой слегла, ты меня и ругала, и обещала на курсы больше не выпустить, — удивилась Лена, — Что не так на этот раз? — А на этот раз мы просто решили простить тебя, — ответила Мария, — Лена, тебе что, будет легче, если я тебя запру в комнате? — Да, будет, — сказала Лена. — Тогда иди к себе, — ответила Мария. Вечером к Лене в комнату пришла Женя с хлебом и чаем. — Лена, ты зачем на наказание сама напросилась? — удивленно спросила девочка. — Чтобы не чувствовать, что родители решили, что я пошла по наклонной и мной заниматься уже бесполезно, — ответила Лена. — Зря, — коротко ответила девочка, — Делать тебе больше нечего. Ночь прошла в состоянии какого-то небольшого удовлетворения. «Посижу дня два взаперти и все забудется потом», — подумала девушка. Однако на следующий день с утра в комнату Лены пришла Мария. — Лена, иди завтракать, — сказала женщина. Поняв, что вчера ее отправили в свою комнату исключительно по ее просьбе, Лена чуть было не расплакалась. «Нет, Валя точно была права, меня считают окончательно испорченным человеком, поэтому даже ничего мне не было за этот случай», — подумала Лена, — «Не так давно мама обещала, что если я продолжу свое безнравственное поведение, то просижу у себя в комнате на хлебе и чае неделю, а теперь, когда я и опозорилась на всю жандармерию, и вела так себя, она говорит, что прощает меня…» Окончательно не по себе стало Лене, когда пришедшие на следующий день Владимир и Лиза начали обсуждать за чаем именно ее. И если в присутствии родителей все было более-менее пристойно, то, оставшись наедине с сестрой и Владимиром, девушка услышала фразу зятя: — Вадим сказал, что большей дуры он еще не встречал. То согласилась на близость со второго раза, то перед этим так корсетом утянулась, что чуть ли ни задыхалась. Но зато он увидел у тебя огонек в глазах, поэтому в своем списке готов тебя записать в небольшую группку лучших барышень. — Владимир Леопольдович, вам не стыдно повторять эту сплетню? — возмущенно спросила Лена. — Елена Константиновна, я ее повторяю исключительно для того, чтобы вы поняли, в какое омерзительное положение попали, — ответил Владимир. — Тогда попрошу вас больше не говорить ни слова об этом, — сказала Лена. Все то, что накопилось у Лены в душе за эти дни, слишком сильно давило на девушку. Лена переживала, плакала и иногда думала, что если бы Мария сдержала свои слова и заперла ее на неделю в комнате, девушке стало бы значительно легче. В тяжелых раздумьях прошло несколько дней. Лена думала, что хотя бы на смене ей станет легче, но чуда так и не произошло. Пока девушка была занята перевязками, ей было не до размышлений, но едва Лена осталась наедине со своими мыслями, девушке стало слишком тяжело. В один прекрасный момент согрешить и стать самоубивцей для Лены показалось единственным выходом. Девушка пришла в перевязочную, взяла скальпель и долго сидела, думая, как лучше сделать надрез, чтобы уж точно ее не спасли. — Елена, вы что творите? — раздался голос Иваныча за спиной и девушка выронила скальпель. — Елена, я задал вопрос и жду ответа, — повторил Иваныч, — Вы что творите? Лена ничего не ответила и расплакалась. — Елена, вы забыли, что порезаться насмерть трудно? — спросил Иваныч, — Забыли все то, что я вам говорил, когда мы в жандармерию ходили? Забыли, что если что — я бы вас принципиально без морфия зашивал? Чтобы неповадно в следующий раз было? А какая-нибудь Валентина сидела бы и руку держала? Елена, вы что сидите и молчите? Лена ничего не отвечала. Девушка было все так же плохо, но от слов Иваныча она хотя бы вернулась в реальность. «Точно, надо, как Валя, морфия принять», — подумала Лена. Девушка быстро встала и подошла к шкафчику с лекарствами. Иваныч с недоумением наблюдал за Леной, но, увидев, что девушка достает уже которую ампулу с морфием, вдруг догадался о намерениях Лены, подошел к девушке, одной рукой прижал руки Лены, а второй со всего маху отвесил ей подзатыльник. — Сейчас в желтый дом тебя сдам, на Пряжку, тут не так уж и далеко, кстати, — выругался Иваныч, — Вспомни ту же Валентину, как она лежала, пока ее в себя приводили. Идиотка мне очередная нашлась, смотреть противно! Мне тебя что, прямо здесь к койке привязать до конца смены, чтобы не сотворила ничего с собой? Лена ничего не ответила. Девушка молчала, не желая ничего говорить, и полностью покорилась судьбе. — Ты у меня сегодня разговаривать будешь? — возмутился Иваныч, — Или ты иначе, чем методами жандармерии, говорить не начинаешь? — Не начинаю, — ответила Лена. — О, уже голос подала, — слегка обрадовался Иваныч, — А на остальные вопросы кто отвечать будет? — Никто, — ответила Лена и снова замолчала. Иваныч намотал косу Лены на руку, после чего снял с брюк подтяжки и, держа вырывающуюся девушку, перегнул ее через колено и, придерживая второй ногой, начал пороть. — Матери с отцом на тебя нет, — устав, выругался Иваныч, — Работать иди, а если хватит ума написать на меня жалобу, не беспокойся, заведующий скажет мне, что я могу с ней сделать. Придумала она, самоубиться решила! Вечером проверю, работала ты или ерундой страдала! Одернув юбку, Лена вылетела в коридор и, размазывая по лицу слезы, села на подоконник, но тотчас слезла. «Сейчас и не присядешь», — подумала девушка, — «Где мне теперь спрятаться-то, где посидеть в одиночестве? Или хотя бы постоять…» Лена ушла в уборную. Умывшись и постояв у окна, девушка немного успокоилась и, обдумав ситуацию, решила пойти работать дальше. Чем больше проходило времени, тем больше успокаивалась Лена. Злость на Иваныча начала проходить, а от мысли, что она действительно не хотела жить, становилось страшно. «Самоубивцы только в ад попадают», — подумала Лена, — «Да и вообще, рано еще уходить, жить-то хочется, замуж хочется, деток родить хочется…» Вечером к девушке, как и обещал, пришел Иваныч. — Работала сегодня или над своей несчастной судьбой страдала? — спросил мужчина. — Работала, — ответила Лена. Помявшись, девушка добавила, — Георгий Иванович, я не знаю, что на меня нашло, будто не в себе была… Это хорошо, что вы пришли, я не успела порезаться… — Очередная дура, только, ко всему прочему, с медицинским образованием, — бросил Иваныч, — Ненавижу идиотов и крамольщиков, а ты, похоже, и та, и та сразу. Может, хоть сейчас одумаешься. В странном состоянии Лена пришла домой. Говорить о том, что произошло в больнице: что вначале, что позже, не хотелось. Сказать родителям, что она не голодна, чтобы не садиться на кухне, тоже казалось безумством — после смены всегда хотелось есть. Взяв силу воли в кулак, Лена села на табуретку и приступила к еде. Быстро поев, чтобы не подвергать испытанию свое терпение, девушка пошла к себе в комнату. Улегшись на кровать, Лена недовольно поморщилась и подумала: «Ну хотя бы самоубиться не дал, уже хорошо…»