Судьба дворянки

Летний отдых у сестер Авдеевых проходил уж слишком различно. Если Женя проводила этот месяц как обычно, исследуя все тропинки в окрестностях, то Лена частенько выходила на берег, садилась в тень, как ей и советовал Георгий Иванович, и сидела там часами. В те редкие минуты, когда девушка не вспоминала о Петре, Лена прокручивала в голове свою жизнь. Перед девушкой, будто кадры из кинофильма, проносились самые яркие эпизоды ее жизни. И этот фильм начинался всякий раз с одного и того же момента: поступление на фельдшерские курсы и первые дни там. Лена вспоминала первые теоретические занятия, первые походы к больным, первые перевязки, первые прогулки с Валей. А дальше, все ускоряясь и ускоряясь, шли другие кадры: всевозможные явки, допросы и различные превышения полномочий в жандармерии, обещания раз и навсегда завязать со всем… Позже начали промелькивать лица: Вадим, Георгий Иванович, Валя, Людмила, Петр. Каждый раз фильм оканчивался одинаково: свадьба, взрыв, похороны. Каждый раз после прокручивания в голове всего этого у Лены наворачивались слезы. Плакать в голос не хотелось, но слезы не отступали по несколько часов. Иногда девушка представляла свое возможное будущее с Петром: как она бы вела домашнее хозяйство, как бы к ним иногда приходила помощница, как бы родились дети и семья стала бы больше… Купаться не хотелось, хотя Георгий Иванович не говорил о том, что это не полезно девушке. Иногда Лена садилась к самой кромке воды, вытягивала ноги и наблюдала за тем, как волны то окатывают ее, то отступают обратно. «Вот и жизнь у меня идет такими же волнами: то одно, то другое», — подумала Лена. Через неделю подобного отдыха Лена начала успокаиваться. Плакать уже не хотелось, но гулять вместе с Женей тоже не было желания. Однажды сидя в шалаше с сестрой девушка услышала достаточно неожиданную фразу Жени: — Лена, а посоветуй мне кружок, на который лучше ходить. — Я вообще тебе не советую туда ходить, — ответила Лена и добавила, — И вообще, когда ты попадешься, а попадешься ты обязательно, я тебя лично так выдеру, что месяц потом не сядешь. — Леночка, ты до сих пор больна, — вздохнула Женя, — Совсем не соображаешь. Жалко будет, если дурочкой на всю жизнь после этого взрыва останешься. Женя помолчала с минуту и сказала: — Ты что, не помнишь, как я рассказывала вчера за ужином маме с папой, что хотела бы не просто заниматься музыкой, а еще и ходить в какое-нибудь творческое объединение? Мама же сказала, что она посоветуется с моим учителем, может быть, он что-нибудь посоветует. — Прости, Женька, о своем задумалась, — ответила Лена и подумала, — «Совсем что-то головой поехала с этими кружками, думаю только об одном». — Хотя… Ты же уже ходила в штосс на конфеты играть, не надумала ли снова чего ненужного? — добавила девушка. — Эх, Лена, долго тебе еще предстоит лечиться, — вздохнула Женя. На третьей неделе Лена уже начала и купаться, и неспешно прогуливаться по берегу, однако, мысли о том, что она могла бы это делать вместе с Петром, никак не оставляли девушку. Лена иногда могла отвлечься, поговорить о чем-нибудь другом, посмеяться, пошутить, но позже снова возвращалась в свои воспоминания. Однако несмотря на то, что мысли о Петре никак не отпускали девушку, Лена постепенно начала возвращаться к прежнему ритму жизни. Вернулась на работу Лена с воодушевлением: постоянно сидеть дома и накручивать себя мыслями о Петре девушка больше не могла. Лена снова приступила к работе и начала выполнять свои обязанности максимально тщательно, как это и было всегда. — Елена, — сказал Георгий Иванович Лене на второй неделе работы, — Вы себя нормально чувствуете? — Лучше, чем всегда, — ответила Лена — говорить о каких-то душевных переживаниях не хотелось. — Сможете со мной сходить в жандармерию? — спросил врач, — Руку подержать. — Смогу, — холодно ответила Лена — видеть очередную крамольщицу не хотелось. На этот раз работой Лены был доволен и Георгий Иванович, и жандармы. Девушка максимально холодно вела себя и, в ответ на слезы какой-то барышни, предпочла не успокаивать ее, не молчать, а просто ответить неожиданно пришедшую на ум фразу: — Будешь сопли распускать — уйдем вместе с врачом и сиди здесь одна с порезанной рукой. — Так больно же… — вздохнула девушка. — Больно будет, когда я тебя по твоей дурной башке стукну, которая тебя до жандармерии довела, — ответила Лена, — Поэтому лучше замолчи. Георгий Иванович ничего не говорил своей напарнице и только в больнице сказал Лене: — А сегодня вы себя правильно вели, Елена, иначе с этими крамольщиками обращаться нельзя. На отношении к больным ситуация с Еленой не отразилась никаким образом: девушка была готова и поддержать, и утешить, и успокоить обычных людей, волею судьбы попавших на больничную койку. Лена вела обычный образ жизни и теперь, чтобы отвлечься, решила поставить своей основной задачей выйти в свет. С точки зрения этикета то, что задумывалось Леной, было крайне диким, однако, это не встретило никакого отторжения со стороны родителей: Мария с Константином посчитали, что с чисто формальной точки зрения Елена Константиновна Урусова уже не принадлежит к их семье и при всем желании не сможет их опозорить. Так как белое платье для барышни, побывавшей замужем, пусть даже так недолго, показалось Лене не лучшим выходом, девушка решила и соблюсти приличия, и нарядиться достойно. На светло-серое платье Лена приколола на булавку черную тканевую розочку и упросила Лизу с Владимиром достать ей пригласительный билет на любое светское мероприятие. — Держи, Лена, но только с нами не заходи, — сказала Лиза, отдавая сестре пригласительный, — Либо раньше нас, либо позже. — Хорошо, Лиза, — поблагодарила Лена и вернулась домой. Родители молча наблюдали за приготовлениями дочери. — В свет собралась, одна, по какому-то непонятному пригласительному… — говорила Мария супругу, глядя на Лену, — В небальном платье, с небальной прической… И ведь отговорить не получилось, как ни убеждала позавчера, что это глупость и дикость — отказалась слушаться. Ну хоть, если что, не нашу фамилию опозорит… Да и знают же все, что Лена после взрыва, после черепно-мозговой травмы, решат, что тело вылечила, а голову уже не поправить. Мария не услышала ничего в ответ от супруга и продолжила: — Скажут, что только мужа схоронила и уже развлекаться едет. Вот не таким должен быть первый выход в свет… Костя, она волосы распускает! Последнюю фразу услышала Лена и сказала: — Мама, не надо так переживать, я поеду с локонами. Все равно не вашу фамилию позорить собралась. — Лена, может быть, посидишь дома, отдохнешь? — предложила Мария, — Тебя же сумасшедшей там посчитают. — Пусть считают, — ответила Лена, — Мне Петр обещал как-нибудь обязательно вывести меня в свет — я пошла. — Нет, Костя, хотя бы Евгению нужно будет по-человечески в свет вывести, чтобы подобного не было, — сказала Мария. Мероприятие, на которое Лене достался пригласительный билет, было не слишком многолюдным. Девушку никто там не ожидал увидеть, поэтому появление Лены в обычном платье и столь дикой прической произвело на всех неизгладимое впечатление. «Слова должны исполняться», — подумала Лена, — «Будем считать, что Петр меня в свет вывел, как и обещал». В лицо Лене никто ничего не говорил, однако, взгляды многих были прикованы к девушке. — Мадам… — замялся Вадим, подходя Лене — молодой человек забыл ее новую фамилию, — Разрешите пригласить вас домой. Скажу прямо: согрешить без обязательств. В ответ Вадиму прилетела пощечина. — А как иначе прикажете относиться к женщине, которая только схоронила своего мужа и уже развлекаться едет, причем в таком непотребном виде? — спросил Вадим и почувствовал на себе вторую пощечину. — По-видимому, вам в жандармерию снова захотелось, соскучились по ней, — произнес Вадим. В этот момент Лена решила исполнить чуть ли ни мечту своего детства и облила молодого человека шампанским из бокала, случайно попавшегося ей на глаза. — Еще одно слово — и этот бокал тебе о голову разобью, — опережая события, сказала Лена. — Мадам, разрешите вас на Пряжку проводить, — с явной издевкой ответил Вадим. — Благодарю вас, приглашение не принимается, — сказала Лена. Девушка села на диванчик, посидела минут десять, а потом, неожиданно для себя, встала и вышла из залы. Домой Лена вернулась в мрачном настроении. — Будем считать, что Петр за меня отомстил Вадиму, — с порога сказала девушка. — Леночка, что произошло? — обеспокоенно спросила Мария. Услышав рассказ дочери, женщина сказала, — Лена, я не понимаю в медицине ничего, не знаю, что это такое, но, может быть, тебе нужно долечиться? — Я не знаю, что мне нужно, когда мне нужно и нужно ли вообще, — мрачно ответила Лена. Недели шли за неделями, сознание Лены постепенно заполнялось новыми впечатлениями и девушка теперь вспоминала Петра куда более спокойно. Лена хорошо помнила все хорошее, что было в ее коротких отношениях и была рада, что у нее в жизни был хотя бы небольшой светлый промежуток. В работе в больнице Лена продолжала всю ту же тактику: забота и мягкость по отношению к больным и нетерпимость к тем, к кому ее вызывали в жандармерию. Девушка часто работала в паре с Георгием Ивановичем и все больше и больше понимала, что ей очень приятно находиться рядом с этим человеком. В конце января 1882 года, как обычно окончив ассистировать своему напарнику при операции, Лена вдруг поняла, что с этим человеком она бы хотела прожить остаток своей жизни. В памяти всплыло все: и как Георгий Иванович курировал их группу, и как он неловко пытался за ней ухаживать, и как выпорол после первой попытки отравиться, и как откачивал после второй попытки. Девушка вспоминала то, как врач всегда был с ней рядом, когда ей было тяжело, поддерживал, в меру своих сил, не отказывал в необходимой помощи и всячески заботился о ней все это время. «Эх, Иваныч, поторопился ты тогда, надо было дать мне дозреть», — с улыбкой подумала Лена, — «А так больше года прошло, чтобы я все это сама осознала». Решив не терять времени даром, Лена подошла к врачу, который уже отдыхал в ординаторской. — Георгий Иванович, — сказала девушка и села напротив, — Дорогой мой Георгий Иванович. Вы меня замуж не звали, но я… Я помню, как вы меня приглашали в кофейню, как мы с вами разговаривали, как вы меня проводили до дома. И, наверное, дошло это до меня только сейчас. Только сейчас я осознала, что если бы вы позвали меня замуж, я бы согласилась. — Елена, выходите за меня замуж, — ответил Георгий Иванович, — Я долго ждал, пока вы сами к этому придете, не хотел вас торопить. Поторопил уже однажды. — Я согласна, — расплакалась Лена. Венчание Елены и Георгия Зотовых прошло в том же Казанском соборе в конце августа 1882 года. Девятнадцатилетняя невеста, наряженная в платье нежно-сиреневого цвета и с белыми цветами на корсаже, как символе практически невинности, и тридцатипятилетний жених были вполне счастливы. Родители Лены были довольны тем, что их дочь смогла выйти замуж за полюбившегося ей человека, а бабушка с дедушкой радовались тому, что их внучка смогла и второй раз найти себе достойного представителя дворянского сословия, даже несмотря на то, что знатно опозорилась в свете чуть менее года назад. Исполненная счастьем Лена снова, как и на своей первой свадьбе, не обращала внимания ни на кого вокруг и не думала ни о чем.

Конец второй главы