Бездна или шизофрения?

      Только выйдя из переулка, где наблюдался хоть мало-мальски живой поток машин, он, наконец, смог поймать такси.       Вид у паренька был, прямо сказать, выделяющийся на фоне всех остальных, разодетых в серое тряпичное старье. В мощнейший ливень людей встречалось мало, но те немногие, кто попадался на глаза, сразу же вызывали отвратительнейшие эмоции. И дело состояло не в том, что гардероб их составлял серые и блеклые тона, а в том, что надетое на них и являлось немногочисленным гардеробом. Это были бродяги. Люди, настолько отчаявшиеся, что напрочь позабыли о возможности жить, а не существовать. У некоторых были причины, у других — оправдания. Но в общих чертах все они представляли серую обыденную массу, попросту не замечаемую окружающими людьми. Впрочем, в подобную погоду, во-первых, мало кого волновал внешний вид, а, во-вторых, и волновать было толком некого.       Парень не понимал такого брезгливого отношения окружающих к бездомным, в частности ему не нравились особо вспыльчивые люди, что вместо обычного безразличия показывают свою истинную натуру, срывая накопившийся негатив на существующих людях. Паренек, впрочем, составлял бы эту массу, будь солнечная погода. Даже помятый элегантный костюм, прикупленный как раз для посещения учебных занятий, после дороги довольно сильно измялся. Другой же выходной одеждой он не располагал в ближайший момент. Впрочем, все сомнения по поводу внешнего вида ушли на второй план, стоило взглянуть на таксиста.       В этот раз это был молоденький паренек, довольно приятной наружности, но, прожив в городе достаточное количество времени, работая таксистом, вероятно, позабыл возможности своей некогда добродушной улыбки.  — Мне нужно вот по этому адресу, — вежливо начал паренек, — Я не совсем понимаю эти буквы…  — Я понимаю, — резко перебил его таксист, стоило бумаге едва мелькнуть в полутемном салоне машины.       Парень передал ему письмо и тот, мельком взглянув на адрес, отдал его обратно, попутно кивая. Парень так же сразу передал ему деньги и получил благодарность, так и не поняв за что его благодарят.       Машина тронулась и тарабанящие по стеклу капли забили еще неистовее. Какое-то время они ехали чуть ли не в кромешной тьме. Но все чаще, время от времени, по стеклам проносились отражения блеклых огоньков, а еще чуть погодя город и вовсе оживился. Людей по-прежнему встречалось мало, но свет из квартир более не гасился той дрянной атмосферой, вероятно, свойственной лишь тому зловещему проулку. Здесь везде стояли фонарные столбы и все до единого излучали яркий свет.       Паренька моментально передернуло, стоило помыслить о «новом доме». Ему постоянно приходилось утешать себя тем, что он привыкнет к нему и такая реакция — результат резкой разлуки от родного города. Но едва ли это помогало. Он испытывал и страх по той же причине, его пугала неизведанность собственного будущего, он, словно бы, не видел его вовсе. Перед глазами мелькали черные пустоты, как только дело касалось будущего. Замызганная жиром и копотью старая пленка раз за разом показывала в подсознании один и тот же кадр кромешной черноты, что казалась далекой, но выдавала себя леденящим дыханием по открытой шее, что волосы вставали дыбом. Вот и сейчас этот приступ, казалось, сдерживался лишь движением машины и мелькающими огоньками уличных фонарей. И когда машина резко остановилась, он даже частично испугался перед нависшей угрозой неопределенной пустоты.  — Мимо проехал, — едва сдерживая раскатистый смех, начал развеселившийся таксист, — Засмотрелся на ночной город.  — Вы тоже? — продолжил он, мельком глянув через зеркало на своего пассажира.       Парень словно вышел из транса, но ничего не ответил. Через минуту они в тишине продолжили путь. Таксист вроде смирился с неразговорчивостью и рассеянностью своего пассажира, а сам паренек уже и забыл о словах таксиста, ведь мысли его вели в совершенно других направлениях. Теперь он был уверен — именно неизвестность выступала главным объектом его страха.  — Я приоткрою окно, а то душновато. А на улице сейчас свежо, — не оставлял своих попыток таксист завести диалог.  — Хорошо, — единственное, чем ответил парень на тщетные старания. Уж слишком было подпорчено настроение.       Дождь мало чем спасал положение. Всюду, куда не глянь, стоял смрад и смог и отвратительнейшая вонь, точный источник которой не ясен. Место, пожалуй, нисколько не лучше «нового дома», однако и не хуже него. Здесь тоже была своя, нагло выделяющаяся атмосфера явного отталкивания.       По доброй воле сюда никто бы не пришел, но именно здесь, где проживал несколько осунувшийся старичок, по кличке Матрос, ему нужно было находится. Отец паренька относительно недавно узнал о том, что его давний друг проживает именно в этом городе. Не прошло и парочки дней, как тот уже настрогал первое письмо, а спустя еще несколько дней получил ответное. Так и продолжалось их общение, довольно узкого плана, ограничивающееся темами семьи и жалобами на работу и тяготы жизни. И, как выяснилось, совсем скоро у него намечался день рождения.       Когда же отец вспомнил об этом, то не слабо удивился совпадению, что и его сын едет в тот же город. Не воспользоваться такой возможностью было бы глупо, к тому же такому занятому человеку как он, что даже шагу не может ступить из дома по причине довольно обширного списка дневной работы. Весь семейный бизнес без отца давно полетел бы к черту, несмотря на имеющиеся в семье отношения взаимопонимания. Такое уже чуть единожды не случилось тогда, когда семья внезапно потеряла одного из своих горячо-любимых и основным членов.       Парень изо всех сил повертел головой. Он не в коем разе не хотел замечать подобные мысли в своей голове, а уж тем более развивать их во что-то большее. Несмотря на множество минувших лет, рана все еще оставалась несколько приоткрытой в его сердце. Удивительно, как она до сих пор не поросла гнилью, что заполняла буквально каждого когда-либо раненного человека.       Машина тихохонько остановилась у невзрачного кирпичного здания со странной старинной табличкой. Своей витиеватостью и классической оформленностью она походила на вывеску закусочной или кафетерия, что было неверным предположением. Буквы её уже давно выцвели, но по тем нескольким, чьи силуэты немного сверкали, парень догадывался, что здание некогда было оборудовано для галереи или, возможно театра. Оно было в два этажа и, что пугало, сильно покосилось в левую сторону, одной своей серой наклонной стеной, как бы говоря об опасности. Возможно, проект и задумывали таким… не стандартным, но идея эта явно с треском провалилась.       Подав таксисту необходимую сумму с несколькими лишними купюрами и увидев недоуменный взгляд молодого водителя, парень попросил подождать его немного, а после добросить обратно к тому проулку, к которому и этот таксист не пожелал близко подъезжать. Мужчина слабо кивнул, даже как-то слегка печально вздохнув. Он убрал деньги в карман, отвернулся, приоткрыв окно, и махнул пареньку рукой, закуривая сигарету. Он же с благодарностью кивнул и, едва выйдя из машины, тут же побежал побыстрее к зданию, лишь бы не вымокнуть.       Из всех стареньких, трухлявых домишек, что он повидал по своей жизни, этот был настоящим гигантом. Не то, чтобы он был больше деревянных зданий, а скорее выглядел много более эффектно. Вблизи это особенно подмечалось и парень ясно чувствовал давление, оказываемое на него мрачным особняком.       Сейчас здание переоборудовали под жилой дом среднего качества, где, как ни странно, всегда царила тишина. Отношение немногочисленных жильцов друг к другу было более-менее нормальным, но не выходящим за эти рамки. Парень несмело приоткрыл дверцу, просовывая свою любопытную головушку через крохотульную щель. Никого не было. Тогда он стал более уверенным в своих действиях и, закрыв увесистую дверцу, стремительно поддался вперед. Отец всегда посылал письма к третьей квартире, и найти её оказалось не трудно. Легонько постучав, парень тут же услышал, как кто-то ворчливо, шатко заелозил к двери. Она слегка отворилась, и с этим моментом повисло гробовое молчание. Неловкая тишина, видно, пугала обоих, но старик не собирался что-либо говорить. Когда дверь начала столь же тихо закрываться до паренька дошло, что старик ждал, пока тот назовет свои намерения.  — Эм… Здравствуйте! Не спешите закрывать дверь, прошу! Старичок тут же подошел так, чтобы его было видно.  — Вы точно меня ищете? — как-то недоверчиво вопросил старик, хмуро косясь на гостя.  — Если вы мистер Гойл Аго… — замялся парень, вероятно, не сумев правильно прочитать буквы.  — Агониллус, — уточнил старичок, полностью открыв дверь, — Это я. Чем могу помочь?       Его недоверчивость и грубость тут же сошли на нет, и лицо приняло какой-то даже радостный оттенок. Возможно, паренек стал первым, кто навестил его за десятки лет, за исключением коллекторов, которые ходили, предположительно, ко всем. Но, что-то было не так в этом дедушке. Возможно, он страдал некими нападками или неврозами. Такое уж он производил первичное впечатление при одном взгляде на невнятное выражение желтушного лица.  — Мне необходимо передать Вам письмо от моего отца. Он также подготовил Вам подарок.       Парень указал на небольшой пакет, что все время держал в руке. Старик перевел взгляд на него, после на паренька и лучезарно улыбнулся, давая понять, что понимает о ком речь.  — А вы похожи. Проходи.       Дом старика был обустроен так, чтобы не выдавать явное затруднительное положение в финансах. Он это тщательно скрывал, однако в письмах, являясь более раскрепощенным, готов был дискуссировать на данную тему вечно.       Парень прошел чрез небольшую прихожую и остановился в зальной комнате — довольно просторной и хорошо освещенной лампами, в отличии от остальных темных уголков дома. Здесь же стоял журнальный столик с несколькими вазочками, наполненными старым печеньем и нарезанным хлебом, грязной кружкой, и более-менее свежими выпусками газет и сканвордов. По углам стояли две кровати, абсолютно идентичные, но заправленные разным постельным бельем. Кроватка у оконного угла показалась мальчишке несколько запыленной, давно не используемой, но более-менее часто обновляемой.  — Вы живете, не один?  — Что? А-а, это. Там некогда спал мой брат, время от времени приходя на ночевки… пока у меня он был. Все никак выкинуть не могу эту рухлядь!       Парень случайно задел взглядом бумаги, небрежно разбросанные по столу. Среди горы белых листков находилось несколько истертых и помятых. На них изображались довольно абстрактные чертежи, по которым и не сказать, что именно изображено. Один листок, однако, выделялся, и на нем весьма отчетливо красовались очертания женского скелета. Кое-где прослеживались частички кожи и мяса, плавно перетекающие в кость, словно являлись её продолжением, словно так и должно быть. От той же кожи отходили лоскуты рваного изысканного платья, и в таком состоянии чем-то скрашивая обладательницу наряда. Голова же оставалась полностью целехонькой. Леди с белокурыми волосами до плеч и серыми глазами смотрела опустошенно куда-то вниз, себе под истерзанные ступни на высоких каблучках. Её грудная клетка была многократно деформирована и сужена к низу, как нередко бывает при длительном ношении стягивающего корсета. Таз выглядел несравнимо узким, а плечевые кости отходили назад, выпячивая вперед чуть ли не овальную грудную клетку. Та же участь постигла и позвоночник, анатомические изгибы которого были уж слишком сильно выражены.       Как ни странно, с такими искривленными костями, явно несшими боль своей носительнице, она выглядела куда более красивой, чем большинство представительниц женского пола. Девушка пожертвовала своим здоровьем и внутренней красотой собственного тела, лишь бы внешне казаться чуть ли не королевой. Но чертеж тонко передавал, что желание это ей было навязано, а то и хуже — приписано, как собственное. По мраморному лицу едва заметно стекало несколько слезинок, а губы поджимались в намерении сдержать годами копившийся негатив. Она вот-вот должна была либо рассыпаться в щепки, либо упасть на колени в бессмысленной, но спасительной истерике. На листке в правом верхнем углу было небрежно, словно во гневе, подписано название: «Скелет «Правильной» женщины». Даже в самом создателе чертежа были вызваны глубокие чувства, что объясняло многочисленные следы высохших капель на тонкой бумаге. Он был явно зол. И парень с трудом пытался себе внушить, что этот рисунок, как и его авторство, принадлежит именно странноватому старичку.  — Стойте, господин Гойл! Не нужно устраивать чаепитий, — опешил парень, запоздало услышав, как старичок загремел посудой и уже поставил чайник, — Я заглянул к Вам, чтобы выполнить порученье отца. Я бы и остался ненадолго, да только ждут меня там, да и дел по горло.       До паренька дошел звук чего-то бьющегося и слабенький ругательский шепот, после чего старик появился в проходе с несколько обиженным выражением лица.  — Как жаль, — только и смог произнести он, выпроваживая давно желанного гостя.  — Я обязательно зайду, как только у меня появится свободное время. Да и в более солнечный день. Вы, должно быть, многое знаете о моем отце?  — Альфред… Да, кажется именно так. Альфред был знаком с ним по более меня, — усмехнулся старик, но, видя непонимание, продолжил, — брат мой. Ну, ладушки, надеюсь, что не обманываешь.  — Конечно. Спасибо за гостепри…. — искренне начал парень, как дверь тут же с шумом захлопнулась у него перед носом.       Ничего, кроме скромного истерического смешка парень из себя выдавить не смог и поторопился покинуть дом слегка ненормального старичка, пока тому вдруг не понадобилось огреть его чем-нибудь по голове, а ощущение такового исхода преследовало паренька едва ли он вошел в просторный коридорчик мрачного домишки. И все же, маленькая странность не могла покинуть его мыслей — старик либо не помнил, либо и вовсе не знал имени своего брата. Возможно, меж ними не было крепких, семейных уз, или же имелась неприязнь. Вполне может быть, что, даже будучи крепкими, братские узы пошатнуло нечто из ряда вон выходящее, а не просто какая-нибудь ссора. Возможно, случившееся между ними стало началом прогрессирующего недуга одного из братьев и, исходя из сказанного самим Гойлом, гибелью второго. Это, конечно, все предположения, которых и не должно было быть. Парень прекрасно понимал, что не должен лезть в чужую жизнь.       Таксист встретил его с улыбочкой и, увидев растерянный вид, тут же предложил закурить. Парень отказался, устремляя свой взгляд куда угодно, но только не в окно. Слишком уж ужасной сейчас ему представлялась картина мраморно-черных улиц. Он мельком глянул на часы и с трудом поверил, что путешествие заняло у него почти целый час. С учетом же, что покидал дом он около полудня, и ловил такси продолжительное время, все вставало на места.       Машина затормозила, и таксист стремительно обернулся к пареньку, всем своим видом показывая, что хочет поскорее отсюда смотаться.  — Спасибо, — еле слышно вымолвил мальчишка и, получив кривую, натянутую улыбку таксиста вышел из авто. Машина тут же тронулась и молниеносно исчезла, скрываясь под непроницаемым дождевым полотном.  — Спасибо, — вторил парень, наконец увидев, что водитель довез его до самого злосчастного дома.