***
Атмосфера бала и связанное с ним волшебство рассеялись быстро. Во-первых, уже на следующее утро от него не осталось во всём замке и следа: Большой зал, коридоры и внутренний двор были полностью убраны, избавлены от всех рождественских украшений и последствий праздника, и снова стали привычно-знакомыми. А во-вторых, близилось Второе испытание. Гарри был опять взволнован или даже скорее испуган (куда только девалась его эйфория и уверенность после победы над хвосторогой). А уж когда он узнал в чём заключается само испытание… полностью потерял покой. По правде сказать — и Гермиона вместе с ним. Шутка ли — провести час на дне озера! Она как могла помогала ему — всё своё время проводила с ним в библиотеке, выискивая магические способы, как дышать под водой. Однако пока их поиски не дали никаких результатов. Гермиона была занята каждую свободную минуту, но это не мешало ей заметить отсутствие Виктора и то, что в библиотеке они с Гарри были теперь одни. Впрочем, ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать — та же серьёзная сова вновь постучалась как-то вечером ей в окно и принесла письмо, в котором Крам объяснял своё отсутствие отъездом по всё тем же делам своей команды. Он не знал, когда точно вернётся, скорее всего, увидеться они смогут лишь ближе к испытанию. Гермиону эта новость немного расстроила, но и порадовала — теперь она могла с лёгким сердцем помогать Гарри, не отвлекаясь на чувства к Виктору. А ещё ей было приятно, что он считает необходимым держать её в курсе своей жизни. Это было похоже, как будто бы они были уже не друзьями, а… Чушь какая! отмахнулась Гермиона, снова уткнувшись носом в какой-то справочник о водяных. Что, впрочем, никакой пользы не принесло. Ближе к февралю время понеслось с бешеной скоростью, и отсутствие хоть какой-то зацепки и нужной им информации лишь убыстряло его. Гарри казался совсем уставшим и измученным — иногда он напоминал своим видом одно из привидений, населяюших замок — бледный, всклокоченный, с синяками под глазами от недосыпа и постоянного чтения. Гермиона как могла помогала ему, но одного желания было недостаточно — ничего полезного им так и не удалось почерпнуть из огромной горы книг, которую они проштудировали. Всё было напрасно, что бы они ни делали. Даже поход в Запретную секцию ничего не дал. Тыкаться наугад оказалось бессмысленным — если не знать, где искать, то толку ноль. Иногда Гермионе казалось, что ответ вот тут, совсем рядом, буквально на поверхности… Вечер перед испытанием стал пиком отчаяния. — Мне конец, — простонал Гарри и упал лицом в разворот «Силы, дремавшие в вас: как с ними быть?» — Ничего подобного, — прокряхтела Гермиона, поднимая его за шкирку. Сама она в это время заканчивала просматривать «Страшные обитатели глубин». — Ты сама знаешь, что всё кончено. Я пропал. Провалился, — вздохнул он, снова намереваясь улечься на стол. — Не сдавайся! У нас ещё есть время, — убеждала его Гермиона, по прежнему удерживая за ворот свитера. — Нет. Нет у нас времени, — трагично сказал он. — Завтра я погибну в холодных водах озера. Но это и к лучшему. Так я избегу позора. — Господибожемой, — закатила глаза Гермиона. Она отпустила Гарри, чтобы перевернуть лист книги, за что тут же поплатилась — с глухим звуком он вновь драматично стукнулся лбом о поверхность стола. — Надеюсь, Чжоу будет плакать на моих похоронах, — пробубнил он, уткнувшись носом в полированное дерево. Больше цацкаться с ним Гермиона не стала — взяла новую книгу, лупанула ею Гарри где-то между лопаток (на что он ойкнул), а потом всучила ему. Он с неохотой поднялся, тоскливо вздохнул и начал читать «Бесшабашную магию для волшебника-сорвиголовы». Правда, хватило его ненадолго — он отвлёкся, когда в библиотеке появился Фред и позвал Гермиону с собой к директору. — Что-то случилось? — спросила она обеспокоенно. — Да ничего вроде. Макгонагалл хотела тебя видеть. — Ну ладно. Гермиона пожала плечами, собрала вещи, но перед уходом наказала Гарри: — А ты не отвлекайся, читай. Оставшиеся книги приноси в гостиную. Там встретимся. Но этого не случилось.***
Как её заколдовали и как она была на дне озера Гермиона не помнила — очнулась она уже на поверхности, рядом с вытащившим её Виктором. Она застала его в момент превращения и это немного её испугало: акулья пасть, полная острых зубов, на её глазах стала человеческим лицом, но хищные зрачки — холодные, рыбьи, затянутые тонкой молочной пеленой — какое-то время ещё оставались частью черт уже закончившего трансформацию Виктора. Это было немного страшно… но даже сама Гермиона удивилась, как легко и быстро она это приняла — ведь это было частью разработанного Крамом плана спасения, его частью. Он поступил так, чтобы освободить её — стал чудовищем — но разве можно его за такое винить? Она уж точно не станет. Тем более, он никому при этом не навредил. Гермиона очень волновалась о Гарри, но узнав, что он тоже прошёл испытание (и вполне успешно) тут же успокоилась. Покорно отдавшись заботе мадам Помфри, девушка выпила приготовленное для неё зелье, которое мгновенно согрело её. Всё ещё оставаясь укутанной в одеяло и держа чашку с остатками дымящейся жидкости в руках, Гермиона теперь уже расслабленно наблюдала за суматохой и вознёй вокруг: директора других школ о чём-то спорили с Дамблдором, Гарри был похож на нахохлившегося воробья, красавица Флёр кружила около него, попутно обнимая свою маленькую сестру, Рон что-то бессвязно лепетал (особенно после того, как шармбатонка поцеловала его в щёку после Гарри)… — Гермина?.. Её тронули за плечо. Она обернулась и увидела Виктора, который так же, как и она, был закутан в одеяло. — Мы можем поговорить? — сказал он как всегда серьёзно. — Конечно. — Только… не здесь. Отойдём в сторону? Гермиона кивнула, отставила свою чашку и пошла вслед за Виктором, подальше от судей. — Ты ранен? — спохватилась она, когда увидела алые полоски на его предплечьях. — Мелочи, — отмахнулся он. Гермиона посмотрела на него с улыбкой и Виктор ответил ей тем же, вспомнив их первый разговор в библиотеке. — Правда мелочи, — ухмыльнулся он. — Всего лишь царапина от гриндилоу. Завтра пройдёт. — Тебе пришлось с ними драться? — Они не всегда гостеприимны. Особенно когда у них что-то пытаются отнять. Но не бери в голову. Гермиона еле заметно покачала головой — типичный Виктор Крам. Всегда отнекивается от своих заслуг и сторонится любой славы. — А ты… у тебя всё хорошо? — поинтересовался он. — Да, хорошо, — кивнула она, подтверждая. — Поначалу я конечно была ошарашена — когда нам сказали, что предстоит сделать — но потом подумала, что бояться нечего. Дамблдор не допустит, чтобы с нами что-то случилось. Нас уверили, что это безопасно. Я просто… заснула. Может быть на дне и было страшно, но я ничего не помню — проснулась я только тогда, когда ты меня вытащил из воды. Улыбка Крама была невесомой, почти незаметной: — Так ты не боялась? — А чего мне было бояться? Я знала, что ты придёшь за мной. Виктор посмотрел на неё своими блестяще-чёрными глазами, а потом сказал тихо, будто бы без эмоций: — Спасибо, что верила в меня. — Да я как-то и не думала, что будет иначе, — Гермиона и впрямь не представляла, что могло быть как-то по другому. Виктор мягко усмехнулся и неловким жестом поправил рукой одеяло на своих плечах. Опустив взгляд себе под ноги, будто он там что-то рассматривал, Крам сказал медленно, очень напряжённо: — Знаешь… я раньше никогда такого не чувствовал. — Чего? — попыталась не показать виду, но на самом деле обмерла Гермиона, пока сердце её выплясывало джигу где-то в горле. — Того, что чувствую рядом с тобой. Стало невыносимо жарко, кровь прилила к щекам, а в животе горячим ритмом забилась странная пульсация — но это всё от дымящегося зелья мадам Помфри, конечно же, уверяла себя Гермиона. Сразу же захотелось стащить с себя тяжёлое одеяло, скинуть его, но почему-то сделала она прямо противоположное — сильней стиснула толстую шерсть, в каком-то странном порыве сжала, укрываясь в неё, как в защитный кокон. На Крама Гермиона смотрела завороженно, будто под чарами — и взгляда не отвела даже тогда, когда он вновь вскинул на неё свои чёрные глаза. — Я вообще хотел спросить тебя. Он поднял руку и потянулся к виску Гермионы, что-то поправляя: — Летом, на каникулах, если у тебя будет время… если ты не против… — его пальцы осторожно зарылись в её влажные после приключения в озере волосы. — Хочешь приехать ко мне в Болгарию? Он что-то отбросил в сторону, кажется какого-то жука, но Гермиона не обратила на это никакого внимания. Сейчас она думала только о том, как сохранить лицо, не потерять последнего самообладания от всех тех жгучих эмоций, что вспыхивали в ней яркими фейерверками, и как удержаться на ногах, которые становились всё слабее и слабее под этим пронзительным, почти осязаемым взглядом Крама. — Я буду очень рада приехать к тебе в гости. Это вырвалось у неё жалким лепетом (как ей показалось), однако Виктор этого будто бы не заметил, явно обрадованный её согласием. — Хорошо, — кивнул он со сдержанной улыбкой, хотя глаза блеснули победно и немного опасно. В этот момент начали объявлять результаты второго тура и им пришлось вернуться назад. Каркаров тут же завладел Виктором, втягивая его в круг директоров школ и участников состязаний, так что Гермиона оказалась в стороне. С удовольствием она узнала, что Гарри не зачли его оплошность и задержку под водой в связи со спасением сестры Флёр (единственный на её памяти раз, когда героизм был вознаграждён). Что ж — хорошо то, что хорошо кончается. В весёлом и приподнятом настроении Гермиона отправилась назад в замок. Меряя бодрыми шагами внутренний двор, она невольно представляла, каково это будет — приехать в Болгарию к Виктору… Интересно, какой у него дом? И будет ли она жить у него дома? Или она поселится в каком-нибудь отеле неподалёку?.. Да, наверно лучше так. Будет неловко жить с его родителями и с ним под одной крышей… а может, у них там это принято?.. Надо пойти в библиотеку и почитать что-то о балканских нравах и обычаях… — Куда спешишь, Грейнджер? — раздалось откуда-то сбоку. Эту мерзкую манеру говорить, растягивая слова, она узнает где угодно. — Не твоё дело, Малфой. — Это мне решать, что моё, а что не моё. Гермиона старалась не смотреть в ту сторону и продолжала идти вперёд. Однако, краем глаза она заметила слизеринца, что устроился неподалёку на каменном парапете одной из лестниц. — Да делай что хочешь, мне плевать, — фыркнула девушка. — Как купание? Всех рыб на дне распугала? — он окинул её ехидным взглядом. — Видок у тебя ещё тот. Впрочем, как всегда. И всё же свою задачу этот поганец выполнил — хорошее настроение Гермионы мигом пошло на убыль. — По крайней мере, я не белобрысый хорёк, — напомнила она о его недавнем унижении, которое ему устроил Грюм. — Смотри-ка, простолюдинка дерзит. Малфой изменился в лице и теперь его выражение напоминало брезгливую маску того, кто унюхал запах нечистот. — Ты что думаешь, вошла теперь в круг избранных? Что ты мне ровня? — Самому не надоело одну и ту же песню заводить? — бросила Гермиона будто бы между делом. — Таким, как ты нужно постоянно указывать на своё место. Чтобы не забывали. А то ты, кажется, и впрямь забыла. — Отвали. Малфой спрыгнул с парапета и вальяжным шагом пошёл Гермионе наперерез: — Тебя выбрали приманкой для Крама, а ты и уши развесила. Но ты всего лишь приманка. В этот раз она просто проигнорировала его. — Не тешь себя напрасными надеждами, — проворковал он с показным слащаво-ядовитым сочувствием. — Ты для него магловския девчонка, очередная поклонница. Просто вещь. Очень хотелось зарядить ему в лицо каким-нибудь болючим заклятьем, но Гермиона сдержалась. Он этого и добивается — хочет достать её. Что ж, его право. А её задача ему этого не позволить. — Ты так уверена в его привязанности — как мелкие собачонки верят в доброту того, кто их приручил. Но позволь спросить… Малфой сделал эффектную паузу, а потом ударил: — Он знает, что ты грязнокровка? И это действительно ударило по ней. — Повторяю для плохослышащих — не твоё дело, — сказала Гермиона, хотя живот скрутило от ужасного предчувствия. — Ты что, забыла откуда Крам? — ощерился Малфой с ленивой уверенностью. — Он из Дурмстранга. И сидит за одним со мной столом. Он из чистокровных. Его тонкие черты исказил оскал крайне самодовольной, почти восторженной улыбки: — Из мира, в котором тебе никогда не будет места. Сдержаться Гермионе стоило неимоверных усилий, и всё же она это сделала. С каменным выражением лица и гордо поднятой головой она прошла мимо стоящего у неё на дороге Малфоя и не сказала ни слова. Зато, когда она оказалась вне зоны его видимости, сгорбилась, сделала несколько резких вдохов-выдохов, борясь со спазмами в груди, и бросилась бежать к себе в башню. Уже в своей спальне она расплакалась. Точнее — позорно разревелась, всхлипывая и утирая рукой распухший скользкий нос. Это никогда не закончится. Никогда. Проклятый Малфой. Но важнее всего было другое — прав ли он?***
С того момента Гермиона потеряла покой. Чему весьма способствовала статья, которая буквально на следующий же день после испытания вышла в «Ведьмином досуге». Гарри только посмеялся над тем, с какой серьёзностью в ней писали о том, что Гермиона опоила сначала Крама, а затем и его приворотным зельем, а потом разбила ему сердце. Рон на это сказал «я же говорил тебе не злить Риту Скитер», Джинни состроила гримасу и посоветовала не обращать внимания на всяких идиотов… однако проблемы от этой дурацкой статьи начались почти сразу же. Гермиону завалило гневными письмами разных девиц, о существовании которых она даже не подозревала — но если б только письмами. В одном из них был припрятан «подарочек», от которого руки девушки покрылись волдырями, так что пришлось бежать в больничное крыло. Гермиону подначивали все — в глаза и за глаза называли «дамой сердца Виктора Крама», отчего она буквально бесилась. И гнев её был не столько от того, что это было обидно или неправдой… наоборот — она хотела, чтобы это было правдой (и признаться в таком себе оказалось очень даже просто). Вот только… Тяжело было признавать, но Малфой был прав — Виктор не знал о том, что она магла. Значит, рано или поздно, он должен об этом узнать. И лучше, если скажет ему об этом она сама. Однако решиться на это не так просто… Пасхальные каникулы начались как-то совсем внезапно и Виктору пришлось снова уехать — теперь уже домой, чтобы провести праздники вместе с семьёй. Они с Гермионой прощались на всё той же площадке Астрономической башни, где им обоим нравилось бывать и куда остальные редко заглядывали после уроков. Виктор был очень дружелюбен, предвкушал встречу с родителями и много шутил. Лёгкую отстранённость Гермионы он замечал и раньше, но после того, как раз-другой поинтересовался в чём дело и получил вежливый ответ всё хорошо предпочёл тактично больше не затрагивать эту тему. — Вернусь через две недели, — Крам улыбнулся слегка смущённо, но потом сказал: — Мама вчера прислала письмо, сказала, что очень ждёт. — Я за тебя так рада, — улыбнулась Гермиона в ответ, хотя сердце защемило, когда она подумала о чистокровной семье болгарина. — Здорово будет увидеться с родными. — Да, я их редко вижу, — продолжил он с воодушевлением. — Из Дурмстранга мы почти не выезжаем, так что только летом возвращаюсь в Болгарию и то ненадолго — опять же тренировки, расписание, матчи… А ты тоже уедешь из Хогвартса? — Нет, я останусь. Виктор бросил на неё мягкий взгляд: — Будешь помогать Гарри? — Ты уже слишком хорошо меня знаешь, — вздохнула Гермиона с фальшивым разочарованием. — Ещё немного и я стану для тебя совсем предсказуемой. — Уверяю — тебе не стоит этого опасаться. Крам засмеялся, слегка прикрыв свои тёмные глаза. А потом посерьёзнел: — Нам пока не сказали, что будет в третьем испытании. — Я думаю, оно будет самым сложным, — посуровела Гермиона — она и впрямь очень много думала о том, что может быть в финале и по всей логике последний тур, в котором решала судьба Кубка Огня, должен был стать самым изощрённым в плане препятствий. — Я тоже так предположил, — кивнул Виктор. — Поэтому хочу поехать к семье. Вернуться домой. Гермиона посмотрела на него снизу вверх, а после с пониманием положила руку на его предплечье: — Найти там опору и набраться сил — это верное решение. Крам почему-то вмиг стал очень серьёзным. Не отводя от неё взгляда, неторопливым и очень осторожным жестом он перехватил руку Гермионы, взял в свою и сжал, отчего почти вся она оказалась в большой ладони Виктора. — В этом моя проблема — иногда… точнее слишком часто я забываю, что тебе пятнадцать, — произнёс он очень тихо, с какой-то грустью. — Для своего возраста ты очень мудра, Гермина. Он потянул её на себя, желая сближения, и когда понял, что она позволяет это ему — привлёк к себе и нежно обнял. Казалось, нельзя было ожидать подобного от такого сурового и жёсткого человека, однако его мягкость Гермиона почему-то воспринимала, как нечто естественное — неотъемлемую часть его сложного, наверняка не такого уж и лёгкого характера. В ответ она лишь доверчивей прильнула к нему, как к большой скале, за которой хочется укрыться на незащищённом, полном ветров пространстве. Почувствовав её доверие, Крам ещё крепче обнял её, зарылся пальцами в непослушные, вечно торчащие пряди и прижался к виску щекой. Он стал наклоняться ниже, и нутро у Гермионы затрепетало. Когда он накрыл её губы своими, её сердце будто бы остановилось, на миг замерло, а потом снова пустилось в пляс — так же легко и свободно, как те изумрудные феи, что отдавались своему древнему танцу на полянах Запретного леса. Этот поцелуй больше не был прикрыт традициями, смущением или неловкостью — он был честным, как и сам Виктор. В нём он спокойно признавался в том, что чувствует, приводил тому доказательства и Гермиона понимала, что должна быть честной в ответ. Поэтому она ещё выше запрокинула голову, стала на цыпочки, потянулась ближе к Виктору и со всей возможной для неё нежностью сама поцеловала его тёплые, совсем не настойчивые губы. И ей это нравилось — та свобода, что предоставлял он ей. От этого она чувствовала себя сильнее, хозяйкой положения, несмотря на то, что знала — захоти он, и навяжет ей свою волю; согнёт, переломает одним щелчком, будь то физическая сила или магия… Гермиона опять уловила запах дублёной кожи, дыма и можжевельника, когда Крам коснулся её губ ещё одним лёгким поцелуем, прежде чем отстраниться. — Я очень хочу увидеть родных, — сказал он, по прежнему обнимая Гермиону, — но ещё я хочу быстрей сюда вернуться. Её залила волна тепла и радости от его слов. — Тебя здесь будут очень ждать, — улыбнулась она. И не смогла сдержаться: — Твои поклонницы, разумеется. На мгновение Крам замер… а потом разразился искренним смехом. После чего снова поцеловал Гермиону.***
Как и ожидалось, третье испытание действительно обещало стать самым сложным. Гермиона была первой, кому Гарри рассказал о том, что приготовили для участников. А потом она и сама в этом убедилась, когда увидела поле для квиддича — оно всё было исчёркано ровными линиями пока ещё подрастающего (но очень быстро) кустарника, который в итоге должен был превратиться в живой лабиринт, в котором спрятан Кубок Огня. Найти его в запутанном переплетении ходов само по себе дело сложное, но ещё при этом нужно преодолевать препятствия, решать загадки и наверняка сразиться с кем-то в поединке. И эта неизвестность была хуже всего. В первом и втором испытании они знали, чего ожидать. А тут… С самых каникул Гермиона усиленно помогала Гарри. Они учили и отрабатывали всё подряд: магию исцеления, атакующие заклинания, способы защиты от большинства известных им существ. В ход шло всё. Половину времени они проводили в библиотеке, вторую посвящали практике. К чести Гарри сказать, трудился он очень упорно, не покладая рук и его результатами гордилась весьма привередливая по части учёбы Гермиона. — Отлично! — похвалила она его, когда он в очередной раз создал вокруг себя чары Щита. — Фух, еле успел, — утёр лоб Гарри. Он хорошо помнил прошлый раз, когда Гермиона пробила его щит и запульнула в него оглушающим заклятьем. У него ещё с час в ушах звенело. — Зато выучил. А теперь чары Помех. Без предупреждения она кинула в него подушкой, но Гарри наложил на неё чары и та мгновенно замерла в воздухе. — Ты снова справился, — улыбнулась Гермиона с гордостью, подходя чуть ближе. — Я не справился бы без тебя. Гарри сказал это с глубокой признательностью. — Да ладно тебе… — Вовсе нет. Гарри долго молчал, а потом вдруг положил руку на плечо Гермионы и благодарно сжал. Его взгляд из-за ставших уже привычными круглых очков был добрым и любящим… Рядом свалилась ничем не удерживаемая подушка. — Хм… хорошо, что Крам нас такими не видел. А то подумал бы, что я ему соврал, — хмыкнул Гарри, убирая руку. — О чём ты? — нахмурилась Гемиона. — Ну, я же тебе рассказывал, что случилось в лесу. — Конечно, я помню. Вы с Крамом нашли Барти Крауча. Он сошёл с ума. А потом напал на Виктора, пока тебя не было. — Но я не рассказал тебе зачем мы туда пошли. Понимаешь, тут такое дело… — Гарри замялся, — короче он хотел знать влюблён ли я в тебя. — Чего? — приподняла брови Гермиона. — Есть ли между нами… романтическая связь. Гарри так смешно это сказал (как могут делать только далёкие от любовных дел мужчины), что Гермиона не выдержала и прыснула со смеху. — И что ты ответил? — Как что? Правду. Что мы друзья. — Понятно. Гермиона замолчала, явно стушевавшись. Она отвела от Гарри взгляд, а потом с нарочитым усердием подняла подушку и стала собирать остальные. — Я ничего тебе не говорил и не спрашивал, но мне кажется… — Гарри смутился, но всё же закончил: — Я думаю, ты и впрямь ему нравишься. Гермиона замерла, немного помяла подушку в руках, после чего легонько кивнула. — Напоследок давай отработаем Компасное заклятье, — проговорила она, по прежнему не глядя на него. — Подозреваю, что в лабиринте оно будет одним из самых полезных. — Да, конечно. Давай, — подхватил Гарри, чтоб сгладить неловкость. И стал на изготовку.***
Ночь Гермиона провела просто ужасно. Она то засыпала, то просыпалась, и в этот момент мысли, словно стая надоедливых хищных птиц, преследовали её, кололи и терзали, вызывали сомнения. Однако утром она сделала то, что планировала — отправила на дурмстрангский корабль сову с письмом. Они встретились с Крамом там, где и было договорено — далеко за полем для квиддича, у самой кромки Запретного леса. Здесь их вряд ли мог кто-то потревожить (обычно ученики редко заходили на эту территорию), а вот после того памятного полёта это место больше не было для Гермионы неприятным или угрожающим. Теперь она смело пошла вслед за Виктором под раскидистую крону деревьев. — Я рад, что мы увиделись перед испытанием. К тому же… ну то потом. Он поправил у себя на плече учебную сумку. — Да, нам нужно было увидеться. Чтобы… — Гермиона замолчала, глядя себе под ноги. Здесь было и впрямь неудобно идти — тут и там торчали вылезшие из-под земли корни, о которые было легко споткнуться. Но конечно же, на самом деле она попросту тянула время. — Я знаю, ты переживаешь за Гарри. Ведь он твой друг. Она услышала в этом отголоски прошлых сомнений и решила их развеять. — Да, он мой лучший друг, — сказала она. А потом взяла Виктора за руку. Они шли, постепенно углубляясь в лес, где становилось всё темней и темней от листвы, что закрывала собой пока ещё светлое закатное небо — в мае она уже была густой, сочно-зелёной, глянцевой от чистоты первых листьев и благоухающей весенним цветением. — Про Гарри… я должен тебя предупредить. Крам был немного скован, его явно тревожило то, что он собирался сказать дальше, но он всё равно это сделал: — Если так выйдет… если будет нужно — я вступлю с ним в поединок. И щадить не стану. Но буду сражаться честно. Он волновался, как она отреагирует, и напрасно. — Иного я не ожидала от тебя. И большего не могла бы просить, — голос Гермионы был абсолютно твёрд, но потом стал слегка лукавым: — Только имей в виду — он неплохо подготовился. Победа не достанется тебе легко. — Очень на это надеюсь. Иначе какая ей цена?.. Крам улыбнулся, взглянув на неё, а потом снова уставился на дорогу. — Знаешь, я очень люблю говорить с тобой, — произнёс он много тише. — Я с тобой совсем не напрягаюсь. Я расслаблен. Говорю то, что думаю и знаю, что ты поймёшь. А ведь у неё с ним было ровно то же… Вместо ответа Гермиона лишь крепче обхватила его ладонь. Они продолжали идти рядом, плечо к плечу, и лес постепенно принимал их в свои объятья. Здесь было тихо, почти не слышно птиц, но если прислушаться, если быть внимательным, то можно было уловить другие звуки, намного более значимые: шелест сплетающейся травы; скрип стволов деревьев, когда они склонялись друг к другу, о чём-то переговариваясь; повсюду шепот невидимых простому глазу созданий, что наполняли этот волшебное место… а иногда глухие удары где-то глубоко внизу, между узловатыми корнями, как будто там под землёй что-то жило, ворочалось и сварливо ворчало, пока прислушивалось к тому, что происходило наверху, на самой поверхности… Гермиона впитывала этот голос леса и его древнейшую магию с жадностью, каким-то голодом. Похоже, рядом с Крамом в ней что-то менялось — открывалась иная, более чувствительная сторона. Подле него, в безопасности, она ощущала всё по другому, видела иначе. Постепенно для неё истончалась завеса, открывая тайный для многих мир. И удивительно — перед этим видением лес как будто бы расступался, вместо привычной темноты являя защиту, уют и умиротворение. Узкая тропинка (по которой они с Виктором с самого начала следовали) вела, казалась бы в никуда — закрытый сплетением веток проход — но вдруг он расступился, разошёлся в стороны и молодые люди увидели впереди освещённую последними лучами солнца полянку, куда они и направились. Проходя под заросшей аркой, Гермиона с изумлением обнаружила, что вокруг неё стоят дриады — те самые, которых они с Виктором потревожили, когда на Рождество здесь летали. Только в этот раз лесные духи выглядели по другому: со сменой сезона их почти чёрные тела приобрели светло-коричневый, как молодая кора оттенок, а снежно-белые волосы стали яркими — такими же изумрудными, как окружая их листва, и в них то и дело проглядывали распустившиеся цветы. Только глаза дриад остались прежними — угольно-чёрными, похожими на блестящий хитин насекомых. Ими они внимательно следили за проходящими мимо молодыми людьми, однако, ни одного из них не тронули. Лес был сегодня благосклонен и Гермиона была ему за это благодарна. — Останемся здесь? — предложила она, когда они очутились на поляне. — Конечно. Крам бросил свою накидку на землю и невозмутимо уселся сверху, скрестив по-турецки ноги. Гермиона пристроилась рядом, однако более осторожно. Ей потребовалось всё мужество, чтобы начать разговор: — Виктор, мне нужно тебе кое-что… — Кстати, — прервал он её. — У меня для тебя есть одна вещь. Подарок. — Подарок? — растерялась Гермиона. — Да. Собирался отдать его тебе с момента возвращения из дома. И всё не получалось. Он потянулся к своей сумке, пошарил в ней, а потом достал оттуда какой-то свёрток, в котором была книга — старая, или даже скорее старинная, с потёртой, местами потрёпанной обложкой из странной кожи. Однако, несмотря на такой ветхий вид, в ней было нечто… Гермиона почувствовала это, как только взяла её в руки — тяжесть, весомость, но не самой книги, а того, что было заключено в ней. Магию, исходящую от этого фолианта, Гермиона осязала всеми нервными окончаниями и её чутьё ведьмы мгновенно встрепенулась, прогнав по коже табун мурашек и поднимая дыбом волосы. — Виктор, что это? — спросила Гермиона почти благоговейно. — Я же сказал — подарок. Гермиона открыла книгу, перевернула первую страницу… и не увидела ничего. Пусто. И на следующей странице, и на следующей… — Не понимаю… — Ты показала мне Хогвартс, открыла многие его секреты, не побоялась доверять мне. Поэтому я доверюсь тебе. Виктор пробормотал что-то, провёл рукой над книгой… и тут же она ожила, наполнилась словами и рисунками. — Виктор, это же… Он расцвёл, увидев реакцию Гермионы: — Здесь история Дурмстранга, описание школы и её жизни; большая часть правил, которым мы следуем. Здесь то, что Каркаров так ревностно прячет от других, его тайны и псевдосекреты, которые давно должны быть раскрыты, по моему мнению. Ваш директор очень смелый, он не боится открывать двери вашей школы. — Крам положил на пергамент свою ладонь рядом с ладонью Гермионы так, что они касались: — Я узнал место, где ты живёшь и учишься и хочу, чтобы ты узнала ту же часть меня. Надеюсь, тебе будет интересно… Гермиона не могла больше молчать. — Ты не понимаешь!!! — вырвалось у неё. — Ты не знаешь… Она резко убрала руку и отвела взгляд от книги, будто боялась запомнить всё, что в ней было. Дрожащим голосом, не глядя на Виктора, она произнесла: — Ты обязан знать кое-что обо мне. Глухо, почти придушенно она выдавила из себя: — Я магла. Между ними повисла гулкая тишина. Крам смотрел на неё с непониманием. — Я не чистокровная, — решила пояснить Гермиона. — Я вообще первая в семье ведьма — насколько мне известно. Мои родители стоматологи, и я понятия не имела о мире магии до тех пор, пока не пришло письмо из Хогвартса. Я понемногу, постепенно узнаю о нём и многие вещи мне чужды — я с трудом привыкаю к ним, хотя делаю вид, что всё в порядке. — Она запнулась, а потом добавила: — Я здесь чужая, всё ещё. — Ты хочешь сказать… — протянул Виктор. — Ты из старинного рода волшебников, я узнавала, — рубанула она решительно и честно. — Ты сам очень сильный и умелый маг. Ты учишься в Дурмстранге, а он… я знаю правила приёма… я бы к вам никогда не попала… Она задохнулась от переполнявших её чувств и больше не могла сказать ни слова — внутри неё всё сжалось, в горле пересохло… А вот Крам был полной её противоположностью. — Во-первых, кто внушил тебе подобную чушь? — спросил он невозмутимо. — Во-вторых — мне бы сейчас стоило оскорбиться. Гермиона вскинула на него глаза испуганно, но больше с надеждой. — Зная меня, неужели ты думаешь, что мне всё это важно? А вот теперь ей стало жгуче стыдно. — Я расскажу тебе кое-что, — промолвил после паузы Крам. — На одной из стен Дурмстранга до сих пор вырезан знак Грин-де-Вальда и многие ученики копировали этот знак, рисовали у себя, носили на одежде. «Глаз в треугольнике» они считали символом тёмной магии, приносимой вместе с ней власти и хотели обладать ею, став последователями этого учения. Они пытались его проповедовать, распространять среди других, за что я и мои друзья не раз с ними сражались в поединках, а то и просто дрались — примитивно, кулаками. Почему?.. — он усмехнулся невесомо, немного горько. — Потому что когда Грин-де-Вальд вошёл в силу и начал войну, наша семья стала по другую сторону. И это стоило жизни моему деду. У многих моих друзей родные тоже погибли в той войне. — Виктор, я не знала… — Так что вот так, — произнёс он прямолинейно. — А теперь сама суди, что мне важно — откуда ты или кто ты. — Прости… — Не извиняйся, — перебил он её с той же прямотой. — Я знаю, что такое стереотипы и условности. У Дурмстранга и впрямь плохая репутация. И если уж быть честным — мы действительно используем иной вид магии, смешанный с тем, что вы называете тёмной. Например, чтобы читать эту книгу… Виктор потянулся к ней и стать листать ближе к концу. Когда он переворачивал последние страницы, Гермиона заметила, что они исписаны личными заметками и какими-то знаками. На последнем развороте, с одного края затянутом в чёрную кожу, он остановился. Тот был слегка перепачкан, будто его брали грязными руками… и тут до Гермионы дошло. — Магия на крови. — Так у нас заведено. Крам вопросительно посмотрел на неё и она всё понимала — он предоставлял ей выбор… без сомнения она протянула ему открытую ладонь. Он взял её, провёл по ней волшебной палочкой и Гермиона скривилась, когда кожа оказалась порезанной. Тем же местом она прижала руку к потёртому переплёту. — Теперь она заколдована так, что прочитать её сможешь только ты, — пояснил Крам. — Но ты можешь передать это право, если захочешь. — Там, в конце… Он немного посуровел: — Мои пометки. Часть наших собственных заклинаний, семейных. Некоторые заговоры, которые у вас… могут быть не приняты. — Чёрная магия? — Нет… — Крам ухмыльнулся, — ну может быть, слегка. — Он стал снова серьёзен: — На самом деле это боевая магия и она весьма действенна. В своё время, в период Большой войны, она спасла немало жизней. В том числе моим родителям. Тёмные искусства… вспомнились Гермионе слова, произносимые почти всегда с отвращением. Из-за них (того, что их в Дурмстранге не просто изучали, но и практиковали) к этой школе относились как к «обители зла» ещё задолго до появления в ней одного из величайших тёмных магов, а уж после… Кровь, насилие, жажда власти — вот с чем всегда ассоциировался Дурмстранг. Признаться, Гермиона сама этим грешила, но после того, как она узнала Крама… Он был прав: везде есть хорошие люди и плохие и делить их по однозначному признаку — глупо. Сейчас, после всего того, что было между ними с Виктором, после того, как она его узнала… Гермиона могла поклясться, что он намного благородней, честней и добрее, чем многие из её сокурсников. И уж однозначно он превосходит Малфоя и его слизеринскую компанию. Так что если бы ей пришлось выбирать… да, она без сомнений выбрала бы Дурмстранг. — Я благодарна тебе за доверие. И за знание, — сказала она, прижимая к себе подарок Виктора. — А я тебе. Он вновь взял её руку, провёл над ней своей волшебной палочкой, а после ласково поцеловал на глазах затягивающийся порез.