Ирония любви (Irony of love).

***       Решение держаться от Виктора как можно дальше далось Гермионе не так-то просто. Впрочем, оно было единственно верным в сложившейся ситуации.       Признать, что он всё ещё вызывает в ней чувства было тяжело, но в то же время… легко. То есть ей однозначно стало легче, когда она перестала игнорировать очевидное, врать самой себе и отрицать наличие притяжения между ней и своим бывшим… К чёрту, он пусть как угодно называет то, что между ними было, а она будет считать именно так. Они не были друзьями — какими уж тут друзьями после всего, что случилось когда-то в каюте Крама и той ночи, которую они провели вместе… Для него это тоже многое значило, она была уверена, но по каким причинам он не хотел признавать этого не её дело. А её — быть твёрдой в принятом решении и держать дистанцию.       Впрочем, в теории всё было легче, чем на практике.       Когда он возникал в поле зрения или они случайно сталкивались в доме или за его пределами, её тело, всё её существо реагировало так же, как и в последний их разговор в Сторожевой башне — тяжёлым пульсом, слабостью в коленях и учащённым дыханием — только на этот раз не такими интенсивными. Той яркости эмоций уже не было — осознание присутствия между ней и Виктором связи, как ни странно, помогло лучше их контролировать — но полностью совладать с ними, конечно же, Гермиона была не в силах. Да и как такое возможно?..       Спасало то, что до крестин оставалось меньше недели и подготовка к празднику шла полным ходом. Флёр была по совместительству декоратором, организатором, флористом, лидером и идейным вдохновителем всего процесса и самое главное — выглядела при этом так же великолепно, как и всегда. Разгадать, как ей это удаётся, Гермиона с Джинни уже не пытались. Они единодушно решили, что это всё особый сорт магии, ещё один секретный рецепт Пенелопы, ну или… потому что Флёр — ведьма.       То есть вейла.       — Мы едем в город заказывать цветы, — обратилась она к ним за завтраком. — А у вас какие планы?       — Не знаю, — философски изрекла Джинни, поглощая очередной круассан, на этот раз с малиной (данное в первый день обещание есть их каждый день она выполняла неукоснительно). — Наверно снова купаться. Жарковато становится.       Прежний зной, который был здесь первые дни, больше не возвращался, но лето есть лето — к полудню жара и правда набирала силу.       — А ты? — спросила Флёр у Гермионы.       Соблазн сбежать подальше от Крама был велик, но в итоге победила лень.       — Я точно останусь, — ответила она.       — Ну смотрите, потом мы пойдём по магазинам, а после обеда у нас дегустация тортов.       — Торты?.. Там будут торты? — оживилась Джинни. — Что ж ты раньше не сказала! Я еду с вами.       На укоризненный взгляд Гермионы Джинни ответила:       — Ой, ладно тебе. Если у них такие булки, представь какие у них там кулинарные шедевры в виде тортов.       — И она предала меня за кусок пирога… — нарочито тоскливо продекламировала Гермиона.       — Не грусти, — чмокнула Джинни её щёку. — Я стащу для тебя кусочек.       Вместе с ними вызвалась ехать и Габриэль, так что ближе к обеду Гермиона могла наблюдать, как серый Ситроен с четырьмя пассажирами отъехал от главных ворот и скрылся за поворотом подъездной аллеи.       Следующий час она провела за чтением в своей комнате и намеревалась не выходить оттуда весь день, но голод дал о себе знать, а так как со времён завтрака в её желудке и крошки не было, Гермиона решила спуститься вниз на кухню. В доме было пусто и непривычно тихо, как-то одиноко даже: Пенелопа наверняка отдыхала, а Крам…       Так, она за едой пошла, нечего отвлекаться.       На кухне она соорудила себе обед и даже успела им насладиться, когда со стороны главной лестницы послышались частые шаги, которые всё приближались, пока на кухню стремительно не вошла Пенелопа.       — Ты здесь одна? — спросила она, резко затормозив.       — Д-да, — кивнула Гермиона и почему оглянулась, будто не была в этом уверена.       — А где твоя подруга, рыжеволосая нимфа? Где Флёр и Билл и маленькая Габи́?       — Поехали вместе в город.       — Точно! Они же уехали! — спохватилась она, вспоминая.       И тут же со вздохом выдала:       — Это катастрофа.       — Что… что случилось? — мгновенно встревожилась Гермиона. — Какая катастрофа?       — Неминуемая, — сокрушённо проговорила Пенелопа. — Мы останемся без вина.       — А…       — И ведь это будет полностью на моей совести. Это всё преклонные года, память уже не та… — махнула она рукой. — Я совершенно забыла, что именно сегодня в Бельвилле́ ярмарка, на которую Жюльбер — лучший винодел Эльзаса — привезёт своё вино. Как заказано — два ящика белого и один красного (ну и один розового на всякий случай) на крестины нашей волшебной Виктуар.       — Но Билл и Флёр вернутся к вечеру и может быть успеют…       — Да какой там!.. — снова замахала Пенелопа. — Туда ехать не меньше часа, да ещё и попробуй найти в толчее нужную винодельню. Это же не огромный завод — таких на главной улице в Бельвилле́ несметное количество в виде мелких магазинчиков, не зря же он стоит на Винном пути.       — Я бы с удовольствием вам помогла, но не знаю чем. И как туда добраться…       — Это-то не…       — Простите, я не знал, что кухня занята.       Пенелопа перевела изучающий взгляд на объявившегося на пороге Крама, и как только он собрался было уйти тут же припечатала:       — Стоп!       Крам и впрямь замер.       — Вы умеете водить авто, молодой человек?       — Умею.       В этот момент Гермиона начала осознавать масштаб надвигающейся на неё реальной катастрофы, но было поздно.       — За мной! Вы оба, — скомандовала Пенелопа и генералиссимусом в шелковом халате пошла куда-то в сад, даже не убедившись, что они за ней следуют.       За розовым цветником и оранжереей она свернула налево, и они оказались около двери в гараж, где…       — А вы думали у меня только Ситроен?       — Ого… — только и смогла сказать Гермиона. — Это же Порше!       — Ну… ему давно больше, чем полвека, но его прелесть не совсем потеряна. Это был подарок от одного поклонника… — взгляд Пенелопы наполнился воспоминаниями, — такой очаровательный молодой человек, красавец, голубоглазый Аполлон. Я почти утонула в омуте этих глаз, но Ален был слишком вспыльчив. Помню, он устроил на кинофестивале жуткий скандал, когда его сравнили с этим милым американским мальчиком, который так рано погиб… как же его… Джеймсом… *       — Вы сейчас про Алена Де…       — Ой, ну к чему все эти подробности. Не будем уточнять.       — Он ухаживал за вами? — Гермионе бы удивиться, но кажется, она уже перестала.       Пенелопа игриво вздохнула:       — Да, было дело. Его красота покоряла многих, и я тоже не могла её не заметить, но… он был слишком ветрен и мог предложить мне лишь любовь, а не замужество. Я же всегда придерживалась старомодных взглядов на этот счёт.       — Вы отказали ему?       — Пришлось. А в ответ получила этот прощальный подарок.       — Ничего себе…       — И на нём вы поедете в Бельвилле́.       — Мы? — в один голос сказали Крам с Гермионой.       — Вы, — ничуть не смущаясь, уточнила Пенелопа. — Или вы предлагаете сделать это мне?       — Нет, но…       — Беспомощной женщине в годах нужна помощь. Будущий праздник в опасности. Вы обязаны его спасти, — прозвучало так, будто Пенелопа и впрямь была полководцем, вдохновляющим своих солдат в бой. — Флёр не переживёт, если что-то пойдёт не так.       Ага, и вот тщательно разработанный план «держаться друг от друга подальше» полетел к чертям собачьим.       — Других вариантов выйти из этого положения нет, — окончательно прояснила ситуацию Пенелопа, сняла с крючка ключи от машины и бросила Краму.       Тот поймал их ловко, одним движением руки, автоматически.       — Приготовьтесь в дорогу, а я пока напишу вам адрес и записку для Жюльбера. Встречаемся через пятнадцать минут у главного входа.       Пенелопа уже вышла из гаража, так что Гермиона припустила за ней, чтоб не остаться с Крамом наедине. Впрочем, ей скоро предстоит провести с ним гор-а-а-аздо больше времени, так что это мелкое бегство её не спасет.       В своей комнате она сначала растерянно стояла у двери, не понимая, как она вообще могла ввязаться в такую авантюру (ведь ничто не предвещало), а потом сорвалась с места и стала лихорадочно одеваться, точнее подыскивать себе наряд. Юбка… слишком короткая. Брюки… слишком жаркие. Блуза… какая-то дурацкая!.. В итоге нашлась белоснежно-льняная, очень простого покроя на тонких бретелях, и мятного цвета свободные шорты, которые Гермиона утянула высоко на талии тонким пояском. Скрутив волосы в небрежный пучок, надев сандалии с греческой шнуровкой, прихватив сумку и подкрасив бесцветным блеском губы, она поспешила спуститься по лестнице в большой холл и оттуда вышла к главному входу.       Где её уже ждал Крам.       Он стоял, опираясь бедром о полированный бок серо-стального авто, и внимательно слушал Пенелопу, которая ему что-то втолковывала. В этот момент Гермиона успела оглядеть его — светло-голубые узкие джинсы, спортивные кроссовки и обтягивающая все его чёртовы мускулы футболка с логотипом Metallica. А ему-то откуда их знать?.. Впрочем, выяснять она не собиралась.       — Всё же понятно, доберётесь? — переспросила Пенелопа, когда Гермиона подошла ближе.       — Конечно, я всё понял, — кивнул Крам, будто невзначай открывая дверь перед Гермионой.       Та села в машину и дверь закрылась с мягким хлопком.       — Здесь адрес и записка Жюльберу, — сунула Гермионе бумажки Пенелопа. — Всё уже оплачено, вам нужно только забрать вино и вернуться назад. Вы быстро обернётесь, даже глазом моргнуть не успеете. И я так вам благодарна, дети мои!       — Ну что вы, — успокоила её Гермиона. — Только не переживайте.       — Теперь то уж нет.       Пенелопа в театральном жесте плавно взметнула рукой и махала ею на прощание, пока машина всё дальше уезжала по зелёной аллее.       Они свернули направо, на открытое пространство засаженного хмелем поля, которое тянулось до самой кромки леса. Там дорога сузилась, нырнула через мост с речушкой, и после череды поворотов её асфальтированная лента влилась в широкую полосу шоссе, идущего куда-то на юг. Здесь было не так много машин, но скорость значительно увеличилась, а в кабриолете это весьма чувствовалось. Лобовое стекло конечно защищало, но полностью от ветра не спасало и теперь пряди волос с висков и лба Гермионы выбились из пучка и трепетали позади тонкими лентами, как и ткань её льняной блузки. К слову сказать, это Гермиону мало беспокоило, наоборот — свежий ветер был очень кстати в такой жаркий день и под его дуновение она подставила лицо с большим удовольствием…       — Ты не против музыки?       Голос Виктора вернул её в реальность. А ведь она так старательно пыталась не замечать его присутствия.       — Нет.       Обернувшись, Гермиона увидела, что Крам надел тёмные очки-авиаторы.       Любимая модель всех мачо. Ну конечно…       Он потянулся к магнитоле, покрутил настройки и поймал какую-то мелодию. Та ему не понравилась, он крутнул снова, ещё раз… пока не остановился на какой-то очень приятной и тягучей песне на французском. Уже не отвлекаясь, он повёл машину дальше. Гермиона откинулась на спинку сиденья, отвернула лицо в сторону и стала обозревать дорогу.       Поначалу та была обычным пригородом, как и путь к замку (только в этот раз они ехали в противоположную сторону) и Гермиона ожидала было снова увидеть горы, но они так и не появились. Теперь вокруг были одни поля: сплошное море зеленого, салатового или жёлтого — когда на пути попадалась засаженная пшеницей или овсом земля. Правда, через какое-то время пейзаж изменился, стал однообразным и узнаваемым — столбики деревянных подпорок и их треугольники, выставленные рядами и густо обвитые яркой зеленью, выдавали в нём виноградные поля.       Знаменитый Винный путь Эльзаса.       Этот известный во Франции (да и во всём мире) маршрут славился своими многочисленными виноградниками и винодельческими хозяйствами, а также живописными деревеньками, будто застывшими в своём первозданном виде как и сотни лет назад. Впереди замаячила одна из них и, Гермиона получила огромное удовольствие, разглядывая украшенные цветами домики, когда проезжала мимо.       Они снова оказались посреди виноградных полей, ровные ряды опор мелькали одна за одной, выстроившись вдаль стройными рядами, но постепенно уклон дороги стал меняться, идти чуть вниз. Машина явно спускалась в низину, в которой кучкой тесно льнувших друг к другу домов стоял небольшой городок.       Бельвилле́ как было написано на указателе.       — Значит, мы добрались, — провозгласила Гермиона, нарушая тишину.       В этот момент она заметила высокую конусообразную башню с большим гнездом, примостившимся на самой её верхушке. В нём горделиво восседал аист.       — Быстрей, чем я рассчитывал, — сказал Крам, выруливая вокруг башни, которая была своеобразным стражем на пути в город. — Теперь только найти адрес, самое простое, и ещё до наступления темноты мы вернёмся…       За поворотом машину ожидало настоящее столпотворение народа, часть из которого была необычно, очень забавно одета.       Проехать дальше не было никакой возможности.       — Что… что это? — спросила Гермиона с недоумением.       — Понятия не имею, — произнёс Крам.       Он резко сбросил скорость и свернул в сторону, еле пристроив авто подальше от основной улицы. Выйдя из него, он обратился к первому встречному:       — Извините, а что тут происходит?       — А вы разве не на праздник приехали? — удивился незнакомец.       — Нет.       — Тогда вам повезло!       — То есть… сегодня какое-то празднество?       — О, вам очень понравится! Я тоже турист, как и большинство присутствующих, ехал сюда специально. Даже оделся соответственно, — указал он на свой колоритный наряд в виде холщовых укороченных штанов и широкой рубахи. — Сегодня праздник начала сбора урожая, «свадьба богов», как его называют, начало жатвы. Для этой местности, где основной источник дохода — виноделие, это очень важный праздник. Здесь в нём участвуют все жители и он весьма аутентичен — за сотни лет его традиции практически не изменились.       Гермиона слушала мужчину с большим интересом. Заметив это, тот продолжил с воодушевлением:       — А ещё Бельвилле́ — это же город менестрелей. В Средневековье он принадлежал то одному герцогству, то другому, постоянно переходил из рук в руки, но одно тут оставалось неизменным — он был прибежищем для бродячих артистов, фокусников, музыкантов и менестрелей. Основным музыкальным инструментом для них была флейта — она и стала негласным символом города, наравне с воспевающими в своих балладах любовь трубадурами.       — Это всё очень интересно, но как нам проехать? — деловито спросил Крам.       — Никак. Город перекрыт. По крайней мере главная его улица, а так как все остальные ведут к ней, считай, что закрыто всё.       — Значит, пробираться пешком.       — Поверьте, вы этому порадуетесь. Это одно из красивейших мест Франции, почти не изменившееся с эпохи Возрождения. Ну и сам праздник скоро начнётся. Идите за мной, я вас проведу.       Делать нечего — молодые люди пошли за незнакомцем.       Почти сразу они влились в толпу разряженных людей, которые явно готовились к шествию. Рядом стояли повозки, плетеные корзины, декоративные стога сена и пустые бочки, которые выставлялись на двигающиеся платформы или повозки, где уже сидели возницы в подпоясанных безразмерных рубахах и забавных шляпах — у кого-то на манер тирольской, охотничьей, с узкими полями и высокой, чуть приподнятой сзади тульей; или же простой соломенной, какой укрывали своё лицо от солнца в старину жнецы.       — Шествие начнётся совсем скоро, — сказал идущий впереди незнакомец. — Я буду в нём участвовать, а вы идите по главной улице и никуда не сворачивайте. Ориентиром для вас должна служить Башня Шута — смотрите, она отсюда видна, — указал он рукой на высоченное каменное сооружение с узкими окнами-бойницами под самой крышей. — Она стоит как раз между домами и арка в её основании — своеобразный проход в город. Она — самое высокое сооружение и видна отовсюду, так что не заблудитесь.       — Нам нужна одна винодельня, — показала ему адрес Гермиона.       — Все винодельни и главные магазинчики как раз на этой улице, — кивнул мужчина. — Так что точно не потеряетесь. Удачи!       Он махнул им и запрыгнул на одну из повозок, рядом с возницей, одетым в коричневую робу монаха-францисканца.       — Нам надо найти этого винодела пока не началось шествие. А то мы тут застрянем, — сказал Крам и быстрей зашагал вперёд.       Гермиона последовала за ним.       Бельвилле́ оказался и впрямь очень живописным городком — древним настолько, что большое количество народа, одетого в исторические костюмы, смотрелось тут совершенно естественно. Главная улица была выложена затёртой от времени и количества ходящих по ней ног брусчаткой, манила огромными витринами и выставленными в них сладостями: медовой нугой с жаренными орехами, фруктовыми пирогами с глянцевой карамелью, воздушными пирожными, кусковым шоколадом, а ещё пахла свежим метровым хлебом (тут он выпекался огромными полосами, от которых каждый отрезал сколько ему было нужно). От неё во все стороны расходились средневековые улочки со старинными двух или трёхэтажными домами, а фасады зданий украшало какое-то невероятно количество цветов. Первые этажи пестрели выставленными в витринах товарами и яркими вывесками, одна необычней другой. Над какой-то из них, где-то между подвешенными кашпо с цветами, Гермиона заметила маленькую фигурку ведьмы в чёрной островерхой шляпе.       — Кажется, это здесь, — показал Крам на широко распахнутые ворота, которые вели в какой-то двор.       Зайдя в него, молодые люди увидели множество выставленных в ряды бочек, установленных под небольшим навесом. Там же стояли ящики с вином и уложенные в сене разноцветные бутыли, явно какого-то особенного качества.       — Простите, но мы ничего не продаём, — сказал вышедший им навстречу мужчина лет сорока.       — Скажите, вас не Жюльбер случайно зовут? — спросила Гермиона.       — Нет. Это мой отец. А что?       — О, он нам как раз и нужен!       — Что случилось? — из дверей дома появился высокий седовласый мужчина.       — Это вам, — не растерялась Гермиона и сунула ему в руки записку Пенелопы.       — Мне?       Он удивлённо поднял брови, развернул записку, но как только начал читать лицо его прояснилось.       — Ах, вы от Пенелопы… что ж вы сразу не сказали. Сейчас.       Он обратился к сыну на французском, тот кивнул и пошёл в дом. Оттуда он выставил два ящика с вином, а потом ещё столько же.       — Где ваша машина? — спросил Жюльбер.       — Нам пришлось оставить её ближе к башне.       — Далековато. Тогда мой сын поможет вам отнести вино.       — Спасибо большое, — улыбнулась Гермиона.       — Ну что вы, я всегда рад помочь друзьям Пенелопы, — сказал винодел, наблюдая, как его сын и Виктор забирают ящики.       Гермиона собралась было идти вслед за ними, но Жюльбер остановил её:       — Погодите.       Он ушёл, но вскоре вернулся с узкой деревянной коробкой, в которой была одна-единственная бутыль.       — Для вас и вашего молодого человека.       — Он не мой… я не могу это принять…       — Что за глупости. Конечно можете, — прервал он все её возражения. — Сегодня день урожая — появления на свет первых «плодов любви» солнечных богов, день даров. Это мой вам подарок.       — Спасибо большое, — засмущалась Гермиона.       — Пусть этот дар станет для вас благим знаком, — совсем по-отечески улыбнулся Жюльбер.       Гермиона благодарно улыбнулась ему и побежала вслед за мужчинами, но так и не успела их нагнать на улице — встретилась она с ними уже возле машины. Крам к тому времени уже загрузил ящики в багажник, который оказался неожиданно вместительным, после чего пожал французу руку и собрался было садиться в машину…       — Что? — спросил он переминавшуюся с ноги на ноги Гермиону.       — А мы не могли бы?..       — Остаться?       Крам неторопливо снял свои очки-авиаторы и посмотрел на неё. Впрочем, носить их в любом случае больше не было нужны — солнце было низким, клонилось к западу и было не таким слепящим, а вечер уже набирал обороты.       — Раз уж мы приехали, то почему бы не посмотреть праздник?       Крам молчал совсем недолго, а потом на удивление покладисто кивнул:       — Ладно. Раз уж приехали…       Они развернулись обратно в сторону башни, нырнули в её арку и в этот раз неторопливо, более внимательно разглядывая город, пошли вдоль его главной улицы. Людей теперь было значительно больше, не протолкнуться, и все они стояли по обеим сторонам дороги, освобождая её середину. В этот момент прозвучал долгий протяжный звук — низкий, задевающий нутро, очень непривычный — и Гермиона вдруг поняла, что это звук охотничьего рога. Очевидно, он подавал сигнал к началу представления.       А потом началось шествие.       …Фокусники, флейтисты, трубачи, барабанщики… здесь были даже волынщики, наигрывающие на своём необычном инструменте заводную мелодию. Им вторили лютни, аккомпанировали скрипачи, а между ними лихо отплясывали в ярких костюмах молодые танцоры или степенно шли более старшие, одетые в средневековые костюмы участники шествия… Повозки, телеги, платформы на два этажа высотой — а на них деревянные, увитые лозой бочки с вином и пивом, плетёные корзины с соломой, в которых лежали огромные караваи, и повсюду золотистая пшеница, связанная в большие снопы или мелкие, наподобие букетов пучки — символ этого праздника…       Когда проехала последняя повозка все люди, что наблюдали за шествием, развернулись и пошли за ним, теперь уже занимая всю улицу.       — Пойдём? — с надеждой спросила Гермиона. Ей ужасно хотелось узнать, чем же закончится праздник.       — Пойдём, — согласно кивнул Крам.       И неожиданно, но очень мягко взял её за руку.       — Чтобы не разминуться в толпе, — пояснил он.       — Ну да, — согласно сжала она его пальцы.       В этом же не было ничего такого, правда?..       Солнце было уже совсем низко, всё ещё удерживалось над линией горизонта, но постепенно садилось, неминуемо приближаясь к нему. Теперь оно не было ярким, жёлтым, а наливалось краснотой, алым отсветом — жаром топкой печи, расплавленным металлом в кузнечном горне.       Они прошли большую площадь, последние дома и вышли за пределы города — к огромному виноградному полю, что взбиралось по склону всё выше, до самой его вершины, где с разрушенными стенами и обвалившимися башнями стоял когда-то неприступный замок, а теперь же от него остался только остов. На свободном пространстве перед полем виднелись странные сооружения — что-то типа полосы препятствий, которую нужно было преодолеть. Неподалёку были выстроены рядами столы — очевидно, праздник должен был закончиться всеобщим застольем.       В этот момент заиграла музыка (только флейты и лютни) и перед зрителями выбежали несколько молодых девушек — в тонких длинных туниках, с распущенными волосами. На головах у них были венки из сплетённой спелой пшеницы, а в руках у каждой небольшой фонарь, за стеклом которого жёлтым язычком билось пламя свечи. Повинуясь ритму музыки, девушки стали двигаться — медленно, плавно, томными спокойными движениями, текучими, как вода. Они то приближались друг к другу, то отдалялись, то объединялись в круг, то вились цепочкой змеиной ленты, и танец этот был поистине прекрасным, завораживающим.       — Очень красиво, правда? — прошептала Гермиона, подняв лицо и посмотрев на Виктора, который стоял рядом с ней, плечом к плечу.       — Красиво, — согласился он, только смотрел он не на девушек, а на неё.       В груди Гермионы сразу потяжелело, сердце забилось чаще, воздуха стало меньше, а когда его пальцы чуть крепче сжали её…       В этот момент мелодия резко оборвалась.       — Мой выбор! — крикнула одна из девушек и отдала фонарь какой-то паре, стоявшей перед ней.       — Мой выбор! — крикнула другая, сделав то же самое с другими молодыми людьми.       — Мой выбор! — сказала та, что стояла рядом с Гермионой.       А потом отдала ей свой фонарь.       — Простите, я не понимаю… — растерялась Гермиона.       Она глянула на Виктора, тот был в таком же недоумении.       — А вот и наши участники! — громко сказала пожилая женщина, одетая во всё белое.       Девушки дали знак выбранной ими паре выйти вперёд, а потом подтолкнули их идти дальше, в центр площадки.       — Итак, у нас семь пар, семь претендентов на победу, — заговорила женщина. — Испытание они пройдут вместе, поэтому и приз разделят на двоих.       — Какое ещё испытание? — прошептала Гермиона.       — Вот это, — тихо сказал Крам и указал глазами на полосу препятствий.       — Скажу сразу — борьба будет нелегкой. Лишь самый опытный, самый храбрый и сильный сможет победить в состязании и станет Хозяином пира. Только самая ловкая, самая мудрая и умелая его спутница станет Хозяйкой.       Женщина улыбнулась и подняла руку:       — Да начнётся состязание!       В этот момент все присутствующие захлопали в ладоши и загудели в одобрении.       — Пойдёмте, — позвала девушка Гермиону с Виктором.       Гермиона шла как во сне — она чувствовала, как на неё направлено множество взглядов, и никак не могла поверить, что это происходит с ней — всё случилось слишком внезапно. Она-то думала просто посмотреть на праздник, прикоснуться так сказать к истории, а теперь ей приходится участвовать в каком-то непонятном соревновании, да ещё и с Виктором, а вот только утром она дала себе слово, что вообще разговаривать с ним не будет…       — Смотрите, полоса идёт, чередуясь — одно испытание для мужчины, другое для женщины, — стала пояснять Гермионе и Виктору выбравшая их девушка. — Женские: «охотничий рог» — нужно извлечь из него громкий звук, настоящий призыв к охоте; «серсо» — набросить кольца на вертикально стоящие пики; «вредный монах» — попасть в движущуюся мишень, и «плутовка» — пройти по тонкой доске и схватить подвешенный наверху хлеб.       Она обратилась к Виктору:       — Мужские: «метание копья» — нужно обязательно попасть в мишень, иначе дальше не пройти; «точность руки» — пробежать меж расставленных снопов туда-обратно, а потом разрубить настоящим рыцарским мечом яблоко; «перетягивание каната» — тут всё очевидно; ну и «скинь соперника» — стоя на деревянном полене при помощи шеста нужно столкнуть с такого же полена своего противника.       — Понятно, — только и сказал Крам, убрав назад рукой длинные волосы и попутно осматривая полосу препятствий.       — Но имейте в виду — последние два испытания вы будете проходить одновременно. После того, как добудете хлеб, вам, — обратилась девушка к Гермионе, — нужно будет подняться по лестнице на деревянную стену и ждать там своего спутника. А ему взобраться по ней и откусить от хлеба в ваших руках. Тот из мужчин, кто сделает это первым станет победителем.       — Ясно, — кивнул Виктор.       — Мне повторить? — спросила девушка, видя рассеянность Гермионы.       — Нет. Я всё поняла.       Гермионой вдруг овладела яростная решимость — какого чёрта, она всегда была лучшей! И здесь она будет ею.       — Я буду болеть за вас. Надеюсь, вы выиграете, — улыбнулась девушка, забрала свой фонарь и отошла в сторону.       Гермиона посмотрела на стоящую далеко впереди деревянную стену и твёрдо сказала:       — Мы выиграем.       — Мне нравится твоя уверенность, — хмыкнул Крам, становясь рядом с ней на позицию и разминая мышцы шеи.       — Она основана не на пустом. Того, кто победил дракона, вряд ли остановит какая-то стена, — Гермиона покрепче стянула свои волосы.       Краем глаза она поймала, как Виктор хищно ухмыльнулся.       Все участники выстроились в одну линию, замерли в напряжении… и одновременно сорвались с места, когда был подан сигнал к началу соревнований.       Первое задание «охотничий рог» выполнили все девушки — довольно быстро они поняли, как нужно правильно дуть в него и вполне справились со своей задачей. Дальше было метание копья, и тут многие парни застряли (не так уж часто им в реальности приходилось практиковаться с подобным) — но не Крам. Лишь первый раз его копьё пролетело по касательной, только задев край мишени, а во второй, после широченного замаха этой его лапищей, оно точно воткнулось в круглый соломенный диск, да так крепко, что застряло. В тот же момент Гермиона уже была возле воткнутых в землю вертикально стоящих пик, с железными обручами в руках, примеряя их тяжесть и силу броска. Здесь она была наравне с Крамом — её кольцо уже со второй попытки было наброшено на пику. Что послужило Виктору сигналом к действию — он сорвался с места и петляющими движениями, один за другим, оббежал расставленные стога сена, вернулся и взял в руки тяжеленный меч. Им и так было сложно орудовать, а после такой пробежки и подавно, а ведь нужна была ещё и точность, Крам взял паузу, выдохнул, поднял лезвие двумя руками, примерился… а потом резко опустил, рассекая лежащее перед ним яблоко на две половины и глубоко втыкая сталь в дерево.       Гермиона тут же понеслась на следующее задание, где её ждал «вредный монах», причём вполне себе настоящий — молодой парнишка, мелкий и юркий, был одет в рясу и подпоясан верёвкой, что совершенно не мешало ему уворачиваться от мешочков с песком, которыми его атаковала Гермиона. Здесь она потеряла часть времени, ей никак не удавалось достать этого фальшивого монаха, но потом, совершив обманный финт, она всё же влепила ему мешочком прямо в грудь.       После такого ей нужно было немного прийти в себя и, уперев руки в колени, чтобы успокоить дыхание, она стала наблюдать, как Виктор выполнял «перетягивание каната». К её сожалению, оно было недолгим. Несмотря на то, что соперник был ему под стать — крупный местный мужчина с большими руками, похожий на мясника, Крам почти сразу лишил его опоры: уперевшись ногами в землю и крепко обхватив канат, он буквально сбил своего противника с ног, навалившись на верёвку всем своим весом и вкладывая в рывок одно мощное усилие.       Дальше было последнее для Гермионы испытание, «плутовка», и она уже почти забралась на тонкую досочку… но потом передумала, решившись кое-что сделать: она потянулась к сандалиям, развязала шнуровку и скинула их, оставшись босиком. Она сразу же поняла, что это было правильное решение — так идти по узкой доске было гораздо легче, она чувствовала поверхность и это позволяло ей двигаться много уверенней. Впереди маячил подвешенный заветный каравай, его румяный бок крутился на фоне медленно гаснувшего в закате солнца…       Она повернулась, услышав звуки борьбы — Крам стоял на шатком полене и отражал деревянным шестом направленные на него удары, делая это почти играючи. Ещё бы, с его-то ловкостью и координацией!..       Гермиона с Виктором практически одновременно рванули к последнему препятствию: он — оставляя позади поверженного противника, а она — с круглым караваем в руках. По высокой лестнице она забралась наверх, стала на самой вершине и взглянула вниз, ожидая Крама…       Он уже преодолел часть стены, но к ней бежали ещё два участника, которые справились со своими заданиями. Позади заскрипела лестница, по ней поднимались другие девушки, и Гермиона в волнении выкрикнула, подстёгивая:       — Виктор!!!..       Тот поднял голову, посмотрел на неё, и с ещё большей скоростью стал подниматься, опираясь руками и ногами о крохотные выступы в стене.       Пару раз его ноги срывались, и он удерживался на одних пальцах, подтягивался и снова лез, а Гермионе так хотелось протянуть ему руку, помочь, вытащить своими малыми силами, но она могла просто стоять, ждать его и верить, что он справится, что будет первым. И если это единственное, что ей доступно, то она будет верить так, что даже боги позавидуют…       Широкая ладонь Крама показалась из-за края, упёрлась в него и с низким рыком он подтянулся, поднимаясь. Его зубы тут же вгрызлись в каравай, а руки схватили Гермиону и подняли в воздух, демонстрируя, кто тут первый.       Ровно в тот же миг пространство взорвалось звуками: громкие криками, хлопками, свистом и улюлюканьем — собравшиеся приветствовали победителей сегодняшних испытаний. Это было очень сильное, упоительное чувство — гонки, победы — и Гермиона звонко и счастливо рассмеялась, сжимая каравай в руке. Не сдерживая эмоций, она крепко обняла Крама — прижимаясь щекой к его влажному виску, всё ещё вися в воздухе и болтая босыми ногами.       — А вот и наши победители! — провозгласила женщина в белом.       В этот момент повсюду стали зажигаться огни — светильники на столах, свечи, воткнутые в землю факелы… и огромный костёр, сложенный высоким конусом перед сплошной зелёной линией виноградного поля.       Гермиона с Виктором спустились вниз, где их уже ждала та самая девушка, выбравшая их.       — Поздравляю, — чистосердечно улыбнулась она, возвращая Гермионе её сандалии. — А теперь я провожу вас на церемонию.       — Церемонию? — Гермиона в этот момент скакала на одной ноге, обуваясь.       — Ну конечно — вы же хозяева пира. Теперь вас нужно короновать.       Она махнула, призывая их идти за собой, и повела к быстро разгоравшемуся большому костру, где стояла женщина в белом, а позади неё две девушки, которые держали что-то в руках. Осмотрев молодых людей мягким взглядом и добро улыбнувшись, женщина подняла руку, призывая гостей к тишине.       — Как я и сказала — только самые достойные могут стать Хозяином и Хозяйкой пира. Воплощением Бога и Богини, что благословляют нашу землю и покровительствуют ей, одаривая нас своими плодами.       Она обернулась и одна из девушек передала ей свою ношу — большой сочно-зелёный венок из листьев винограда и хмеля, густо покрытого соцветиями его плодов, меж которых яркими пятнами виднелись голубые, с жёлтым глазком незабудки. Этот венок женщина надела на голову Виктора и ей тут же подали другой: из жёлтой пшеницы, лиловой вербены и солнечных ромашек, оплетавших спелые колосья — он достался Гермионе.       — А теперь скрепим этот союз!       В руках Виктора оказался рог, полный вина.       — До дна!       Он посмотрел на Гермиону и одними губами прошептал:       — Я не могу.       — А… да… машина…       — Придётся тебе.       Гермиона перевела взгляд на рог и ей стало страшновато.       — Ладно. Но дай слово, что не позволишь мне совершать глупости, если я сильно опьянею и потеряю контроль.       — Обещаю.       Виктор поднёс рог к губам и сделал вид, что пьёт, а потом передал его Гермионе. На удивление, вино было совсем не крепким, скорее как сладкий фруктовый напиток, так что выпить его было очень даже приятно.       — А теперь танец!       Танцы?..       Да что ж такое, теперь ещё и танцевать придётся!..       …но уж раз ввязалась, раз сама виновата (это же она попросила Виктора остаться и по сути явилась причиной всего, что сейчас происходило), то и нечего жаловаться. К тому же, она недавно говорила, что чужие традиции нужно уважать — вот теперь и пришла пора следовать своему слову.       Впрочем, не сказать, чтобы данная традиция была совсем уж неприятной.       Заиграла музыка и это было что-то лихое, быстрое и задорное. Их с Виктором окружили поначалу девушки-танцовщицы, а потом и другие участники шествия — видимо, это была любимая часть праздника (не считая пира, конечно же). Они схватили молодых людей за руки и потянули за собой, образовывая длинную цепочку, которая двинулась вокруг костра — раз за разом, витками спирали. Она то приближалась к огню, то отдалялась и в итоге распалась на группы и парочки, которые кружили подле костра смешливым хороводом. Среди них оказались и Виктор с Гермионой — атмосфера веселья захватила и их и (чего уж скрывать) танцевали они с удовольствием.       Это напомнило Гермионе… нет, в этот раз всё было даже лучше, чем на Святочном балу.       Солнце к этому времени уже село, поляну накрыло сумерками, а огонь костра разгорелся в полную силу, отражаясь повсюду ярко-оранжевым отсветом и взметаясь ввысь алыми искрами. Ритм музыки и не думал стихать — казалось, он стал ещё быстрее, подстёгивал следовать ему, не останавливаться. Он заманивал, смешил, соблазнял и дразнил — совсем как козлоногие сатиры прекрасных нимф на праздниках Диониса. И отчасти, совсем немного, Гермиона себя таковой чувствовала — когда ощущала себя в руках Виктора, его ладони на талии, и ловила на себе этот его бесовской взгляд, от которого слабели ноги и голова кружилась…       Она так и не поняла, как они покинули круг и оказались за большим столом. Впрочем, все остальные уже давно пировали, в отличие от молодёжи, занятой танцами.       Было очень жарко и Гермиона выпила очень много воды, прежде чем утолила жажду. Она поняла, что прилично проголодалась, так что сразу принялась за еду — на столе стояли почти все те вкусности, что они видели днём в витринах. Крам сидел рядом и не отставал — у него всегда аппетит был отменным, а после физических нагрузок и гонки так вообще звериным, так что Гермиона со страхом и немного восхищением смотрела, как спокойно он хрустнул костью с хрящом в доставшемся ему куске мяса, перемолол их и даже не поморщился.       Они быстро насытились и, поняв, что теперь до них вроде никому нет дела (народ увлечённо пировал, общался, а остальные были заняты танцами) решили, что их роль здесь выполнена и пора покинуть праздник, отправляться домой. Там их, небось, уже все заждались. Джинни наверняка снаряжает уже поисковую группу, хотя… зная, что Гермиона пропала вместе с Крамом, эта девица даже и не почешется. Ещё и препятствовать поискам станет…       Однако, не успели они далеко уйти, как их окликнули:       — Вам у нас понравилось?       Это была та самая пожилая женщина в белом. Наверно, она тут мэр или что-то типа того подумала про себя Гермиона.       — Да, очень, — ответила она любезно.       — Надеюсь, вы ещё сюда вернётесь.       — Может быть.       — Вы же понимаете, что это всё неспроста?       Гермиону эти слова непонятно почему смутили:       — Праздник?.. Да, конечно, ваши обычаи…       — Нет — что вы стали Хозяином и Хозяйкой. Вас выбрали.       Отчего-то в горле у Гермионы пересохло, а кожа покрылась мурашками, хотя вечер был жарким:       — Конечно, та девушка…       Женщина засмеялась и покровительственным жестом пригладила волосы на виске у Гермионы:       — Вас выбрали боги. Не забывайте об этом. И чествуйте их сегодня, как положено.       Улыбнувшись им напоследок, он развернулась, и пошла обратно за пиршественный стол.       Гермиона смотрела ей вслед долго и немного растерянно, а потом они с Виктором (на этот раз уже никем не останавливаемые) вернулись обратно в город. Теперь он был почти пуст: гуляли по нему лишь немногие прохожие, да местные жители — все остальные присутствовали на празднике. Видеть Бельвилле́ таким пустым было непривычно, но в то же время это была исключительная возможность — сегодня искусственное освещение выключили и на улицах горел только живой огонь, делая город поистине архаичным, настоящим местом вне времени.       Башня Шута уже маячила впереди, обозначая выход из города…       — Эй, погодите!       Они обернулись на звонкий девичий голосок. К ним со всех ног спешила та самая девушка, их проводница на празднике. В руках она держала… гуся.       — Фух… догнала всё-таки. Вот. Держите, — сунула она его в руки Гермионе.       — Что это?       Та совершенно ошалело посмотрела на птицу.       — Приз за выигрыш в конкурсе.       — Зачем он нам?       — Ну… это традиция. Приготовите его потом и съедите.       — Но он же живой!       — А это уже не моё дело. Что хотите с ним, то и делайте, — девушка подняла ладони в жесте «умываю руки». — Я свои обязанности выполнила.       Не дав молодым людям опомниться, с той же прытью она побежала назад на праздник.       — Мне одной кажется, что тут творится нечто странное? — медленно проговорила Гермиона.       — Не одной, — сказал Крам.       Делать нечего — в компании вполне себе упитанного гуся (не бросать же его посреди улицы), молодые люди направились к башне. Наконец-то он, выход из города — стоит лишь пройти арку. Они уже даже видели серебристый бок своего авто на фоне уходящих вдаль виноградных полей…       — Стоять!       Четверо молодых людей вдруг выскочили из темноты арки — одинаковые, словно близнецы Джека-Попрыгунчика.       — В чём дело? — Крам весь подобрался, не зная, чего ожидать от этих незнакомцев.       Однако юноши были весьма дружелюбны, одеты в одинаковые шутовские наряды (оттого и их сходство) и явно не представляли из себя никакой угрозы.       — На сегодняшнюю ночь это арка любви, — пояснил один из них, дурашливо поклонившись. — За право прохода под ней всякая парочка должна заплатить.       — А может, мы и не парочка.       — Каков враль, — фыркнул парень, указав на венки на головах Виктора и Гермионы. — Вы же Хозяева.       — И сколько стоит тут пройти? — спросила Гермиона.       — Здесь плату принимают не монетами. А поцелуями, — подмигнул ей другой парень.       — Что за вздор? Я не буду целовать… никого.       Кажется, она жутко покраснела.       — Тогда и прохода никакого нет, — третий отрицательно помотал головой, отчего бубенчики на его колпаке легонько зазвенели. — Вам придётся вернуться назад и пройти по задворкам. Очень не рекомендую, если вы не местные жители — этак вы весь город по кругу обойдёте.       — Это неслыханно! Глупость какая-то!       — Тогда прохода нет, — совершенно бессовестно улыбнулся один из них.       — Это же шантаж!       — Это традиция….       — …и наше право — или плати, или уходи, — в ухмылке карточного джокера расплылся тот, что до этого молчал.       — Возмутительно!       Гермиона собралась было и дальше отчитывать этих бесстыжих повес, но тут слово взял Крам:       — Она просто боится, что после поцелуя уже не сможет меня забыть.       Что!!!???..       Кроме того, что это было наглостью чистой воды, это было полнейшей чушью!       — Ничего подобного!!!.. — Гермиона буквально задохнулась.       — Тогда целуй! — воскликнули все шуты разом. — Це-е-луй!.. Це-е-луй!       — И не поду…       Все её возражения прервал Крам — он наклонился к ней, обхватил её лицо руками и приблизил своё так, что укрыл их обоих своими длинными волосами… и всё же губы его замерли в миллиметрах от губ Гермионы, не касаясь, хотя со стороны казалось, что он и впрямь её целует. Он оставался от неё в такой близости лишь пару секунд, а потом отпустил.       — Всё, дело сделано, — сказал он.       — Ладно, — угомонились юноши как-то даже разочарованно. — Проходите.       Крам невозмутимо прошёл вперёд, Гермиона же какое-то время просто стояла на месте, не в силах шевельнуться, и только потом пошла за ним — какая-то притихшая и потерянная.       Так же молчаливо она уселась на переднее сиденье авто.       — Извини, если опять напугал. Наверно, я слишком часто это делаю, но иначе они б не отстали, — сказал Крам очень ровно, заводя мотор и не глядя на неё.       — Ага… — только и кивнула она.       Мотор рыкнул, Крам вырулил с обочины, и машина покатила по шоссе.       Обратно они ехали, слушая радио, в молчании — но не напряжённом, а каком-то мирном, спокойном. Было уже темно, солнце давно село, а в небе светила ярким пятном луна. Она стала за последние дни больше, её серп увеличился, превратился в почти целую половинку и теперь висел где-то справа над их головами, подсматривая сверху над мчащимся среди полей одиноким авто с двумя пассажирами и притихшей птицей, которая, кажется, заснула на коленях у Гермионы. А та смотрела в темноту, слушала мелодичную французскую речь какой-то любовной песни (все песни на французском почему-то кажутся любовными) и думала — сожалеет она или нет о том, что губы Крама так и не преодолели те самые последние миллиметры…       Похоже, вино было не таким уж некрепким — Гермиона ещё в танце почувствовала небольшое опьянение и думала, что скоро это пройдёт, но почему-то чем дальше, тем всё сильнее хмельной туман окутывал её — мягко, но в то же время плотно. Её тело было лёгким, а мысли наоборот — неповоротливыми, очень весомыми. Они шептали болезненное и оголяли правду, которую знать не хотелось больше всего на свете. И всё же игнорировать их Гермиона была не состоянии…       Вдали показались огни, и машина выехала на хорошо знакомую подъездную аллею.       Крам затормозил у входа и выключил мотор.       — Дети мои, вы вернулись! — со стороны главного входа уже спешила Пенелопа.       Виктор вышел из машины ей навстречу:       — Вино в багажнике.       — Замечательно! Завтра уже с этим разберёмся. А вы идите к себе, уже поздно, все легли спать.       Заметив Гермиону со своей ношей, Пенелопа произнесла:       — Это ещё что такое?       — Гусь.       — Это гусыня, но не важно. Почему она здесь?       — Мы выиграли её.       Пенелопа изучающе осмотрела птицу, потом Гермиону с Крамом, на головах которых по-прежнему красовались венки, а потом невозмутимо выдала:       — А, ну тогда давайте её сюда, конечно.       Она забрала из рук Гермионы гусыню, сунула себе под мышку и вместе с ней направилась обратно в дом, на прощанье крикнув:       — Доброй ночи, мои птенчики!       Гермиона проводила её долгим взглядом, а потом с задумчивым видом произнесла:       — Это был очень странный день.       — Не говори.       Они оба замолчали, слушая тишину и громкий хор сверчков, выводивших рулады по всей округе.       — Ну, пойдём в дом, наверно? — неловко спросила Гермиона.       — Да, конечно, — спохватился Крам.       Они вместе зашли внутрь и поднялись по лестнице. Та отчего-то сегодня была особенно скользкой (это всё дурацкое вино, конечно же), так что на последних ступенях Гермиона неожиданно споткнулась, но Крам вовремя подал ей руку.       — Может, тебя проводить? — спросил он обеспокоенно.       Всё разумное подсказывало Гермионе самый верный ответ — «нет». Но неразумное шептало на ухо совсем другое, когда её пальцы оказались в широкой ладони Крама.       Он довёл её до двери в комнату и остановился, когда Гермиона повернулась к ней спиной.       — Доброй ночи, — сказал он очень вежливо, соблюдая приличия.       — Доброй.       Гермиона постаралась ответить так же, но самообладание подвело её, когда она подняла взгляд и встретилась с глазами Виктора — бесовскими, жадными — абсолютно другими, чем его выдержанный голос. В них по-прежнему горел огонь, отражение того самого костра, вокруг которого они сегодня бесшабашно плясали и Гермиона так чётко видела это пламя, будто они всё ещё были там, на этой поляне, среди водоворота окружающих их тел и золотых искр.       — Я хотел ещё сказать, что…       — Да?       Виктор замолчал, в нём явно происходила какая-то борьба, но в итоге он произнёс с прежним равновесием:       — Это был не странный день, а… хороший.       — Да, хороший, — повторила эхом Гермиона.       — Очень хороший.       Она хотела перестать смотреть, отвести глаза от его лица, частично скрытого сочно-зелёными листьями хмеля и вплетёнными в них незабудками, что так ярко смотрелись на его смоляных, цвета воронова крыла волосах, но не могла. Это всё проклятое вино — оно лишало её здравомыслия, всякой воли; заставляло делать то, что она никогда бы в трезвом рассудке не сделала и думать о таком, о чём не посмела бы даже в самых тайных своих мечтах.       Но Виктор… он же обещал ей, дал слово, что не позволит…       У неё всё ухнуло, когда он легонько поклонился и повернулся к ней спиной, чтоб уйти.       Гермиону накрыло волной разочарования, полным опустошением, чувством ноющей тупой тоски, когда она смотрела ему вслед, на его широкую спину, разметавшиеся тёмные волосы и вкрадчивую волчью походку, которой она всегда так восхищалась…       Он вдруг замедлил шаг, остановился и замер, будто что-то обдумывал, принимал для себя какое-то невероятно сложное решение.       — Da k ch’ortu! — низко рыкнул Виктор, обернулся, и хищным движением метнулся обратно к Гермионе.       Он схватил её, сграбастал в объятия, а потом поцеловал — так жадно, будто хотел этим поцелуем поглотить её, вобрать в себя, сделать их единым целым. А ей только этого и надо было — ведь она так долго ждала — и она ответила ему страстно, голодно, с той же жаждой, которую сама испытывала. Не отрываясь друг от друга, они целовались как умалишённые: молодые, хмельные, бесшабашные и дикие — те самые, которыми они были когда-то, очень давно… кажется, в прошлой жизни. И они пили эту жизнь, вспоминали, создавали заново — ту самую связь, особую магию, которая возникла между ними когда-то и протянулась сквозь пространство и время, не позволяя им существовать иначе, не позволяя забыть…       — Мы же должны чествовать сегодня богов, — прохрипел он ей в губы, как будто им нужно было оправдание для всех этих безумных вещей, которые они сейчас творили.       А она не могла перестать касаться его — его губ, щёк, глаз… волос под зеленью хмеля и синевой незабудок. Зарывалась в них, обнимала, ласкала… и снова целовала — с таким упоением, на которое, казалось, просто не была способна.       — Ты же дал слово, что не позволишь мне совершать глупости, — прошептала она, ни о чём не жалея и продолжая отчаянно наслаждаться его близостью.       — Так ты ничего и не делала. Глупости здесь совершаю я.       Его руки обняли её так крепко, что она на миг перестала дышать.       — Только сегодня? — спросила она с надеждой на совсем иное.       Крам еле оторвался от неё, отпустил буквально через силу:       — Только сегодня.       И снова припал к её губам — выпивая и тут же вдыхая в них ещё больше жизни. *** * я имею в виду Джеймса Дина, конечно же. Их не раз путали с Аленом Делоном