Перерождение феникса: Посланник угасших звёзд

      Тупая боль в животе разбудила его. Однако собственные мысли были острее любых мук: настолько всё казалось безысходным проклятьем.       Он уже не в первый раз думал о загробной жизни. Иногда он мечтал поскорее отправиться в иной мир, а иногда — всеми силами цеплялся за осколки разбитой жизни. Вновь и вновь он просыпался и не понимал, где находится, как тут очутился, почему всё тело сковывает свинец. Но не реже он думал и о своём будущем: каким оно будет после прошедших перемен? А потом, насытившись собственными страхами, он задавал заключительный вопрос, ставивший точку во всех его обманчивых иллюзиях: не умер ли он сам? Впереди — только пугающая тьма, сзади — ещё более устрашающее прошлое. Только однажды ему довелось очнуться без прошлого, и из-за этого он боялся. Боялся остаться один, потерять всё, что так было дорого ему. И эти опасения сбылись самым ужасным способом, и его душа почернела от обиды.       Всегда Рейчер пытался освободиться из оков слабости и тьмы, поскорее открыть глаза и прохрипеть терзающие его вопросы: где я? как я сюда попал? что произошло? Однако сейчас что-то изменилось. Всё было немного иначе, чем в прошлые разы. Он прекрасно слышал, как рядом кто-то ходил, копошился, всё время с кем-то пререкался, но из-за тумана в голове определить владельца голоса было крайне сложно. Можно было просто разомкнуть веки и что-нибудь промычать, чтобы показать, что он очнулся. Но Рейчер продолжал лежать с закрытыми глазами, мечтая о покое. Он был ещё не готов к бремени, что вскоре взвалится на его немощные плечи.       Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем чья-то холодная рука коснулась его лба. При этом юноша не смог не вздрогнуть из-за такой неожиданности. Отлично, теперь о его пробуждении знали, и можно было не притворяться. Он медленно начал открывать глаза, морщась от яркости солнечных лучей, просачивающихся через окно. Удивительно, что солнце всё равно проникало в овраг, несмотря на лиственный купол.       Перед глазами всё было слишком расплывчато, поэтому понадобилось некоторое время, прежде чем Рейчер смог различить силуэт перед собой. Стройный, худой силуэт с потрёпанными волосами и тонкими ручками-палками. Напоминала она более призрака, чем девочку, но когда юноша смог увидеть чётче, то сомнений больше не оставалось.       — Ты так и будешь преследовать меня? — тихо прохрипел феникс.       Голубка только пожала плечами, показывая всё своё безразличие. И это стало невыносимо противно Рейчеру — она его жалела? Вот просто так, ударяла по его чести, словно по мятой и изорванной груше?       Теперь, когда Голубка знала, что он очнулся, феникс наконец смог сделать одну терзающую его вещь. Он провёл рукой по животу, на месте, где должен быть остаться шрам. Пальцы нащупали холодное дикое мясо, уродливо красовавшееся чуть ли не на самом видном месте.       — Дикое мясо скоро отпадёт, — холодно процедила Голубка. — Просто в тебе пока недостаточно сил, чтобы залечить всё правильно.       — И сколько я так пролежал?       Рейчер научился ждать. Вопросы грызли его острыми зубами, однако только из вежливости он произносил каждое слово чётко и медленно.       — Три дня. Но это нормально. Твоя внутренняя энергия была… оборвана. Что-то навредило ей, поэтому ты восстанавливал не только свою рану.       — А Генерал?..       — Ему нужна ещё неделя, чтобы прийти в себя. Такие раны не залечиваются по щелчку пальца за пару минут, как царапины. Однако на черепе уже образовалось новое мясо.       Юноша прыснул. С одной стороны, он испытывал невероятное облегчение от этой новости, с другой же его терзала совесть, с третьей — он хотел засмеяться, как сущий псих, от всего этого кошмара, становившегося фарсом в театре абсурда. Теперь ему по-настоящему казалось, что всё это было одним большим спектаклем, а окружающие его люди — актёры, ждущие его неправильного слова или действия, идущего наперекор общему сценарию. И он действительно засмеялся. Феникс смеялся, закрывая глаза рукой, потому что происходивший с ним абсурд настолько ему надоел, что он просто не сдерживался и хохотал.       Это именно он чуть ли не убил Генерала, превращая его в урода. Именно он получил пулю в живот. Именно он попал в психбольницу по воле своего любимого братца. И Рейчер снова засмеялся, даже не веря, в кого он превратился за этот год. Из мальчишки, ненавидящего домашнее задание и мечтающего встретить своих родителей, в психа, хохочущего сейчас над несчастьем остальных. Над смертью и горем, над безумием и муками.       — Почему ты не уходишь? — прохрипел он сквозь свой смех. — Я безумец. Я чудовище. Я — урод.       — Пёс очень красив по внешности, — Голубка слегка улыбнулась. — Наверное, самый красивый из парней, каких я видела.       Она взяла с подоконника чистую тряпку и, аккуратно поплескав её в ведре, наполненном водой, положила на лоб Рейчера. Юноша только изумился тому, что он смог ощутить невероятный холод, которую впитывала в его кожу ледяная жидкость. Он уже давно перестал чувствовать температуру.       — Неудивительно. Он же благодетель. Вот как свою банду любит. — Феникс горько усмехнулся. — Души не чает. Ради неё не жалко и родную кровь сослать за тридевять земель для устранения угрозы.       — «Я красавец», — сказал Эклипс и горько заплакал. «А я урод», — сказал Феникс и сумасшедше засмеялся.       Рейчер хотел приподняться хотя бы на локтях, но сил предательски не хватило даже для этого. Он едва мог что-либо сказать, а каждое слово вызывало в нём невероятную усталость.       — Нет, ты не слышал эту поговорку? — изломила бровь Голубка.       — Может однажды, — изнеможённо прошептал юноша. — Даже не вспомню… Вроде бы что-то говорила… она… Но я маленьким был и не понял.       — Она значит, что человека определяет внутренняя красота, а не внешняя. Вот только плачут именно те, кто добр и чист, а те, кто грязны грехами, только смеются.       Голубка закусила губу, немного помолчав. Затем она продолжила:       — Я имею в виду, плакать и смеяться внутри. Снаружи люди показывают совершенно другие эмоции.       — Например?       — Как ты сейчас. Ты же чувствуешь себя виноватым за всё случившееся. Тебе сейчас очень плохо. Просто ты не умеешь… как бы это правильно называть… показывать себя, как слабого?       Рейчер хотел вновь прыснуть, но дверь резко взвизгнула, и в комнате пролетело эхо поспешных шагов. За всё время пребывания в Альянсе юноша научился различать некоторых личностей только по шагам: лёгкая походка Авроры, тяжёлая поступь Бродяги. Именно такая манера идти принадлежала только его соседу, поэтому феникс даже не поднял головы.       — Я думал, что я показываю свою слабость каждую секунду, — промычал Рейчер.       — Ты не слаб. Ты жалок. Жалок до такой невозможности, что мне блевать охота от тебя.       Фрида. Ну конечно, кого ещё мог притащить с собой Бродяга? Интересно, неужели её нельзя просто выгнать отсюда восвояси, чтобы она не была таким обременяющим грузом? Хотя Рейчер был не менее ошарашен тем, что он её вообще услышал.       Юноша кое-как сел. В животе щипало, однако он приложил все усилия, чтобы не показывать этого. Сейчас его боль — это такой пустяк. Раны затянутся в скором времени, нужно только подождать. Да и к тому же, Генералу сейчас намного тяжелее.       — Почему… мне так холодно?       Только сейчас он понял, что весь дрожал. Его знобило, и даже под одеялом это чувство не покидало его.       — Температура, тут уже ничего не поделаешь, — отрезала Голубка, что-то размельчая в неглубокой тарелочке. — Пуля тебе прямо в живот прошла, конечно у тебя поднимется температура.       Рейчер хотел задать следующий вопрос, но резко заметил выжидающий взгляд Бродяги. Такой взгляд он видел у своего друга впервые, и это заставило феникса нервно сглотнуть. Да у него не было стольких вопросов, сколько сейчас посыпется от всего Альянса.       Фрида небрежно плюхнулась на соседнюю кровать, принадлежащую Бродяге. А ведь сейчас было почти невозможно поверить, что эта грубиянка хладнокровно может перерезать человеку горло и бровью не поведя…       — Я люблю вкус крови, — хищно улыбнулась она. — Сначала у вас было скучно, а потом как началось мясо! Даже не верится, что когда-то мирная банда превращается в общину, где главное правило — убить или будешь убит!       — Что… — только и смог выдохнуть Рейчер.       — Фрида! — прошипел Бродяга.       Девушка только пожала плечами и, довольная вызванной реакцией, полностью улеглась на кровати, не оставляя и свободного места.       Феникс не менее выжидающе взглянул на Бродягу. Их взгляды пересеклись, и по обеим прошёл холодок.       — Предлагаю задавать вопросы Рею! — заметив повисшее молчание, подала голос Фрида. — Он и так слишком много их задал.       — Лучше его не беспокоить, — сказала Голубка. — Ему нельзя…       — Да плевать мне! Он такой же у нас святой — ему нельзя беспокоиться, его нельзя тревожить. Ну раз вы боитесь, давайте начну я… — На мгновение Фрида замешкалась, покусывая ноготь на указательном пальце. — Кто такие фениксы? А то всё время слышу «Генерал феникс», «Рейка феникс».       Рейчер тяжело вздохнул. С другой стороны — он уже знал, что это произойдёт. Его завалят вопросами, но куда труднее будет их держать после того, что эта грубиянка сказала что-то про Альянс. Убить или будешь убит?       — Это полулюди, — неожиданно сказала Голубка, доставая из тарелки получившуюся смесь. Это была зелёная кашица, от вида которой подташнивало. — Полулюди с сильной магией. Намного сильнее Хранилищ Души… Хотя даже они не стояли так близко, как фениксы. Они невероятно сильны.       — Смотрю, ты у нас специалист в этом деле, — сощурилась Фрида и снова улыбнулась. — Откуда ты всё это знаешь? Сама феникс?       Если Голубку и задели эти слова, то она и не показала виду. Рейчер даже никогда не задумывался до этого момента, что она тоже ведёт своеобразную игру в притворство. Ещё никогда она не показывала своих отрицательных сторон, только странное желание всегда помогать и творить добро. И это насторожило его. Именно таким и надо верить в последнюю очередь!       — У меня была лучшая подруга, — тихо ответила Голубка и потупила голову. — И у неё была близняшка… Они были фениксами. А ещё их ненавидели за это. У той девочки никогда не было друзей, и я стала её первой подругой. Она мне рассказала всё это. Это было так интересно, что я училась вместе с ней основам этой магии. А потом… Она умерла. В общем, конец истории.       Голубка безразлично посмотрела на Рейчера и продолжила возиться со своей травяной кашицей.       — Это… ужасно, — сквозь зубы сказал юноша, хотя он вообще ничего не чувствовал.       — Да пустяки, — отмахнулась Голубка. — А вот то, что ты назвал себя Аластаром Кали, меня смущает намного больше.       — И что тебя смущает? — поинтересовался Бродяга.       Всё это время он хранил молчание, выжидая нужного момента. Момента, чтобы окончательно нанести удар в спину, который Рейчер никак не мог ожидать.       — До революции род Кали был самым сильным во всей истории фениксов, — прохрипел юноша, когда Голубка открыла рот, чтобы ответить. Только он должен нести на себе эту ношу. Ношу ужасной правды. — Фениксы были сильны двести лет назад, а потом всё пошло к чертям. Их унизили и истребили, а те жалкие осколки, что остались, разбрелись по этому свету. Так уж вышло, что именно я впитал в себя кровь одного из самых сильных родов. И у Кали только я и остался. И все эти дни, когда я узнал правду, я не думал ни о чём, кроме мести. Я уничтожу тех, кто продолжает традиции тех, кто унизил нас. — Рейчер сжал руку в кулак. — Таков мой долг. Ибо я — Аластор Кали, наследник Влуцека.       Когда он замолчал, чтобы перевести дыхание, в уши ударил самый громкий звук, способный застать врасплох любого человека.       Звук тишины.       Все смотрели на него, как на обезьяну в клетке, не смея отвести взгляд. Даже вечно оскаливающая Фрида сняла со своего лица противную улыбочку; даже всегда всё знающая Голубка не скрывала интерес в своих глазах; даже непоколебимый Бродяга открыл рот. И только сейчас феникс понял, что он мог остаться Рейчером, свалить этот случай на какую-нибудь проделку злой магии, стать настоящим членом Альянса и жить мирной жизнью. Он мог бы продолжать шутить с Бродягой, чувствовать себя беспомощным перед Голубкой, придумывать планы отмщения для Фриды, чтобы заставить её поплатиться за свою гордыню. А теперь он, Аластор Кали, стоял на одном единственном пути — пути свершения возмездия.       Перед ним — тернистый путь, покрытый сомнениями и обманом. За ним — тягостное прошлое, что будет всегда тянуть его ко дну. Возле него — те, кто могут помочь ему пройти по пути будущего и не упасть в бездну прошлого.       — Смешная шутка, — прервала молчание Фрида и снова улыбнулась.       — А ты прямо видишь, как я помираю от смеха, — проскрипел Рейчер.       — Ну тогда объясни глупой дуре, какого хрена такой великий человек с великой силой феникса отшивается то в гнилом приюте, то в дряхлом Эрнагесене, то в помойке мира, зовущей себя Альянсом.       Рейчер посильнее закутался в одеяло. Теперь его пробивал не только озноб, но и холод страха. По правде говоря — он никогда не чувствовал себя кем-то великим и бесстрашным. Аврора рассказывала ему о каждом из рода Кали: начиная от Нергла и заканчивая Талией Кали. Каждый из наследников был решительным, мужественным и сильным. Кто-то приносил этим счастье и радость, как Помона и Волх, а кто-то — только смуту и горе, как Семаргл и Макошь. А что сделал человек с таким вызывающим именем Аластор?       — Анджела воспитывала меня, как истинного феникса. По всем традициям и обычаям. Вот только когда Николай узнал, что я не являлся его сыном, а был фениксом, он убил Анджелу. Дальше я не помню, что было. Дальше — невыносимая тьма, которую я не вспомню. Я не помню, что случилось после смерти Анджелы. Память стёрлась, я попал в приют, где и начал свои странствия. И вот только месяц назад я узнал всё от Авроры.       Фрида даже не потрудилась хихикнуть. Она внимательно внимала каждому слову, и Рейчер даже не мог вспомнить, когда видел её такой заинтересованной. Но это удивительное явление длилось всего несколько секунд. Она вновь натянула на себя ухмылку и дерзко спросила:       — Ну и кто поверил в эту прекрасную ложь?       Бродяга с нескрываемым подозрением разглядывал своего друга с ног до головы. И Рейчер просто не мог не вспомнить его слов: «Я тебя не знаю. Я думал, что хорошо тебя знаю, но теперь я не уверен». Неужели теперь разбитое за одну ночь доверие ему придётся возвращать через кровь и пот?       — Допустим, что я, — внезапно выпалила Голубка. — Насчёт вас я не знаю, да и плевать. Пусть он и врёт, но я сделаю всё, чтобы отомстить за мою подругу. Надоело уже всё время быть в тени.       — Если это правда… — наконец прошептал Бродяга. — Почему ты решил сказать сейчас? Почему не продолжил молчать или не сказал сразу?       — Я не мог нести это бремя один, — искренне ответил Рейчер. — Да и тот случай… Он показал мне, что молчание — главное оружие против себя самого. Если бы я всё рассказал Альянсу, проблем было бы намного меньше.       — А ещё если бы Генерал рассказал, то можно было обойтись и без стрельбы с ножами, — нахмурилась Голубка. — Почему вы, фениксы, такие самонадеянные и молчите до самого конца?       Рейчер только пожал плечами. Генерал никогда не был трусом, как он сам, скорее им двигала гордость или что-то вроде того. Да и Фокс не мог умереть на ровном месте… В любом случае, тёмные пятна сойдут с этой паутины истории, когда Генерал очнётся. А пока остаётся только скрестить пальцы и наводить порядок в собственных мыслях.       Юноша чихнул. Его всё ещё знобило, но вспомнил он об этом лишь сейчас. Голубка, словно прочитав мысли, подошла к нему и протянула какую-то пробирку с красной жидкостью. Не надо быть гением, чтобы понять, что это надо было выпить, поэтому Рейчер только повиновался, зная, что делать ему уже больше ничего не остаётся.       На вкус лекарство было очень вкусным. Сладким и приятным, из-за чего парень тут же сделал следующий глоток. Его тело тут же захватила лёгкость и ледяное спокойствие. Изнутри эта жидкость будто разъедала его болезнь, из-за чего Рейчер перестал чувствовать недуг.       — Что происходит с Альянсом? — наконец спросил он. — Меня не было так долго после тех роковых событий…       Бродяга только переглянулся с Голубкой, а затем нехотя ответил:       — Фокс был одним из самых лучших друзей Авроры. Можно даже сказать, он бы и стал преемником, если бы он лично не отказался. Он и поставил меня на эту должность. Неудивительно, что… Аврора немного…       — Немного сошла с ума и винит теперь весь Альянс, в особенности желает и твоей смерти, — быстро проговорила Фрида.       — Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть, — фыркнул Бродяга и поспешил поправить слова грубиянки, заметив бледнеющее лицо Рейчера. — Перемены всегда так сводят людей с ума. Альянс уже потихоньку забывает…       — Забудешь ли кровь, крики и трупы? — хихикнула Фрида.       — Пёс разрешил мне остаться здесь, чтобы я присмотрела за тобой, — вмешалась Голубка, желая побыстрее перевести тему. — Так что готовься пить всякую дрянь, что я тебе наготовлю.       Рейчер попытался заставить себя взять в руки. Но как забыть разъярённое лицо Авроры, приказывающей убить его? Всё это время он лелеял тайную надежду, строил в голове дворцы из мыслей, что став настоящим фениксом, он покорит её сердце. Он чувствовал к ней страсть, а взамен он всегда получал её время и внимание. Он всегда наслаждался каждой секундой, проведённой с ней. А теперь — только разочарование.       — У тебя есть план? — спросила Фрида. — Раз ты хочешь совершать великую месть, то и план должен быть.       — Имеются догадки, но мне нужно знать наверняка каждую мелочь Тэнэбрэ, — произнёс Рейчер. — Это самое сложное.       Бродяга некоторое время молчал. По его глазам уже было понятно, что в нём ведётся внутренняя борьба, однако он всеми силами не показывал вида.       — Вообще-то, — в конце концов сказал он, — есть один человек.