Коты всему виной

Ведьмачья крепость Школы Кота не гордилась своей славой, находясь среди гор и отвесных скал Ковира и Повисса. За пределами государства мало кто слышал название Каер Орхтанг, и мало кто мог произнести старо-эльфское название, не чертыхнувшись и не плюнув за плечо, ворча на нелюдей. Если, конечно, это не был сам нелюдь. Как бы далеко ведьмак ни уходил от своей школы, он все равно или возвращался, или мельком видел крепость издалека — высоченная башня разрезала небо, стремясь быть выше всяких каменных утесов, на которых она стояла, изнывая от тяжелой шапки снега. Повисс состоял в унии с Ковиром: два народа считались братскими, и их не раздирало от религиозных разногласий или недовольств по поводу расовой принадлежности местного контингента. Два региона делили одну ведьмачью школу, хотя территориально ее перетянул на себя Повисс. Выходцы из нее считались «повисскими» ведьмаками, но никто из необразованных кметов и жителей государства точно не знал, где зиждется «зло», кроме тех, кто необдуманно селился у подножия гор в области самой крепости, часто наблюдая весенние наплывы на тракт. Каер Орхтанг, несмотря на свою северную унылость и невзрачность, был по-настоящему особенным. Поскольку Ковир и Повисс имели не такие обширные земли, как та же тройка Редания-Каэдвен-Аэдирн, то монарший надзор был очень избирателен. Король Тройден, сосланный когда-то на север своим братом, был стар и в последнее время нервозен, что, впрочем, не мешало ему поглядывать в сторону ведьмаков. За их популяцией следили. Прошло около трехсот лет после высадки людей и около ста пятидесяти с того момента, как появились первые люди-мутанты. Понятное дело, что крепости выделялись чародеи и ресурсы. До прямого контакта не доходило, но Тройден действительно подозрительно интересовался ведьмаками, немного тревожа этим свою свиту. Клемен давно думал вернуться в крепость хотя бы ненадолго, но постоянно одергивал себя от дурной затеи, и вот, когда появился весомый повод впервые за три года отогреть свои кости, он неожиданно даже для себя самого отправился к ней с особым рвением. Дорога была для него долгой: лошадь сломала ногу и пришлось отдать ее в мясную лавку, купив на выручку и свои старые скудные сбережения другого жеребца, более взрослого и худощавого. У самого подхода ведьмак пару раз проклял длинную, изворачивающуюся тропу по горе, что вела к Каер Орхтангу, выпирающему из каменного изваяния. Глаз резал белый, стелящийся у ног, бархат, покрывающий Северное Королевство в период середины Саовина. Обычно забитая до отвала крепость, окруженная стеной с мощными каменными воротами, пустовала: лишь с тренировочного поля, заледеневшего и заметенного, слышались громкие голоса, что улавливало настороженное ухо. Мастер, какие-то чародеи и мальчишки, которые скоро будут кормить червей на тракте — все, кто сейчас были здесь. Ведьмаку долгий промежуток времени не хотелось возвращаться из-за слабо играющей в нем жадности — Ковир вел войну, и большак полнился интересными, прибыльными заказами, на которые, впрочем, ему не везло. Ну или наоборот — слишком повезло. Братья по цеху отсутствовали по той же причине, ловя удачу за хвост. Его прибытие не стало особой радостью, но дети, не видевшие или не помнящие Клемена, были в нем заинтересованы, позыркивая в его сторону. Но этот интерес быстро ослаб стоило только мастеру Имунду отослать их выписывать классификации монстров из бестиария на протяжении пяти часов до самого отбоя. Сам он не был образцовым учителем и даже слыл отвратительным в плане преподавания, применяя розги, стояние под снегом без еды в одной рубахе, выбрасывание неполноценных недоносков в лес вечером, прямое столкновение ученика и, допустим, гуля или утопца… Клемен с ним не ладил, потому что его методы были слишком категоричны — он сам на них выучился, наблюдая как его одногодки ломают шеи из-за дурости старика. Но, тем не менее, этот ведьмак и не знал другого поведения, копируя и облачаясь в характер жестокого садиста, что был когда-то задан котовскому цеху. Не до крайности мутанты из него были ужасны, нет. Эта плохая сторона касалось именно обучения. В бытности своей эти ведьмаки нисколько не были общительны. Мужчина разместился в общих комнатах, сбросив всю поклажу возле одной из множества кроватей, стоящих в один длинный ряд. Взгляд его плавно переместился на холщовую сумку, в которой на гнилой подстилке из сена лежало опознанное им же драконье яйцо. Руки его не дрожали, когда он вынул его наружу, желая разглядеть поближе все перекаты и неровности на бугристой поверхности. Оно было тяжелым, будто зеркальная скорлупа и вправду являлась толстой броней. По губам Клемена пробежала улыбка от ненавязчивой, мимолетной мысли попробовать надавить на него большими пальцами и посмотреть, что внутри. — Ну уж нет, здесь придется воспользоваться помощью наших волшебных собратьев, — буркнул он себе под нос, убирая ношу в свои вещи, старясь сделать гору хлама как можно незаметнее. — Надо посоветоваться с кем-нибудь. Но обращение к чародеям, которыми заправлял король Тройден вот уже как добрых пятнадцать лет с самого 1080-го, означало его мгновенную посвященность в эту малюсенькую интригу. Худшим вариантом из имеющихся было нечаянное, глупое становление жертвой каких-нибудь приблуд из Понт Ваниса или Лан Эксетера. Ну, а вдруг маги захотят поэкспериментировать, что в продвинутом одиннадцатом веке делают почти все? Король махнул бы рукой на незначительную жизнь Клемена, оставив себе ручную зверюгу. Подобные мысли еще больше тормозили и так замедляющийся шаг ведьмака у самого входа в кухонное помещение. С другой стороны, не поворачиваться же сейчас, когда он это самое яйцо, как мамка-наседка тащил аж в подножия Драконьих гор? Тем более, изначальной целью был запрос помощи у ведьмаков и чародеев — к своему отсутствующему стыду, Клемен совсем не разбирался в драконах, считая их тупыми, озлобленными драконидами-переростками. На практике он не встречался ни с кем больше великана. «Наверное, — показалось Клемену, — я слишком сильно толкнул дверь». Действительно, ведьмак, прибывая в закисшем состоянии, не рассчитал замаха и отворил ее слишком резко, громыхнув о стену так, что шум разлетелся эхом. Внутри за обеденным столом вполоборота сидел еще один ведьмак, но поболе повидавший жизнь. С ним был еще и мальчишка, что с удручающим видом мешал варево в котле на большом огне. Оба замолчали, прерывая степенную беседу, обратив взгляды на Клемена, так и замершего у самого порога. Глаза старшего полыхнули эфемерным узнаванием: склонив голову, пожилой, но не растерявший былую форму, кот разразился странным грудным смешком, прошуршав сухими пальцами по неровной поверхности стола. Железная махина канделябра под потолком не была зажжена: обитатели крепости всегда поджигали огромный очаг, на котором посменно готовили не самую вкусную еду. Относительно родной, домашний запах шалфея и черного перца возбудили в душе слабые воспоминания о детстве, что уже давно были погребены под тонной произошедших после событий. — Вернулся? — разорвал первый тишину дед, и по его лицу пробежала тень легкого удивления. — Вот надо же, я и не думал тебя увидеть… Садись, поешь. Вейль, поди сюда со своим грибным супом, если закончил скрести поварешкой днище котла. На себя только все не вылей. Мальчишка проворно закивал, принимаясь за работу, в то время как Клемен умостился напротив, кивком принимая подоспевшую воду в кружке. Он цепко всматривался в поменявшееся лицо своего мастера, припоминая его ускользающий из памяти силуэт. Борода у него укоротилась, стала еще серее прежнего, когда вечная строгость и спрятанная жесткость в тени глаз все также оставались на месте. — Итак, какими судьбами? Тебя три года не было, поэтому мне даже интересно, по каким таким местам тебя жизнь потаскала. — Мой последний заказ оставляет желать лучшего, — поспешил выложить ему крохи информации мужчина, уже чуя еще более приятные запахи со стороны погреба. — Ты же знаешь, Имунд, что в нашей практике часто происходят такие нелепые случайности и ситуации, от которых на стену лезть хочется. Тот же самый Рейван четыре зимы назад зарубил купеческую дочку. Мастер ведьмачьей школы нахмурил редеющие брови с вкраплениями седины, не понимая к чему тот клонит. Опустив веки, он показал зубы, немного оскалившись в привычном ему жесте. — А, это когда на нее наложили проклятье тамошние ведьмы со мшар? — риторически протянул, что-то припоминая. — Да, неприятная вышла для него история. Девку, кажется, потом в болото к ним же и скинули. Ее дух якобы преследовал какого-то тамошнего поганого дворянина… — Так, забудь об этом и воспоминаниям не предавайся. Я приехал поговорить совершенно о другом, — поспешно осадил мутант старика, видя его скорчившееся от недовольства лицо и опустившиеся руки. — Где Франтзек? — Отбыл, ему замену на время прислали, — недоуменно ответил он, наклонившись вперед. Казалось, он начал что-то подозревать, потому как глаза его, кошачьи с малюсеньким зрачочком, опасно блеснули в свете домашнего очага. — А тебе зачем? С дороги-то сразу? От тебя несет так, что я аж здесь услышал, когда ты только ввалился сюда, лодырь. По природе своей коты были грубоваты. В том числе и Имунд, проживший долгую жизнь для человека своей профессии: в его платиновом чубе поселилась скучная серость, черты лица стали ползти ниже, а маленькие усы да бородка и вовсе состарили его до самых почтительных годков. Как ведьмак он был хорош, но как человек сплоховал, имея репутацию рубаки, канувшую в лету из-за внезапной должности наставника. Его предшественник умер под Новиградом, выполняя заказ на тогда еще неизвестного монстра — Риггера. Тварь поселилась в каналах, и ведьмак просто не имел понятия с чем связывается: до этого люди не сильно загрязняли сточные воды, но в какой-то момент из кучи мусора выполз новый, отвратительный вид, угрожающий человечеству. Ничего нового. Пока Клемен хлюпал супом, заедая все это дело сыром и куском закопченной оленины, мастер смотрел на него и не мог понять, отчего ему так хочется уйти. Появившееся желание скривиться помутнило его душевное спокойствие. — Не подавись, Кошак, — сказал он ему, когда жирный бульон каплями через весь стол отскочил на его руки. — Мне нужны все сведения о драконах, которые у нас только есть, — через силу выдавил Клемен, отодвигая миску и отряхивая бороду от остатков еды. Ел он взаправду как свинья. Лицо наставника тут же переменилось. — Я не ослышался? На кой-черт тебе?! — до крайности удивленный Имунд захрипел, подавшись вперед, сжимая лежащие на столешнице руки в кулаки. Ладони еще больше измазались в жире. — Последний мой заказ… — начал было он издалека, но был перебит вскочившим на ноги учителем. — Ты… да ты… Взял на дракона что ли?! — злой рокот вырвался из его груди, глаза его помрачнели. Имунд облокотился о стол, нависнув над Клеменом, что ни слова не возразил ему после. — Если бы знал, что один из моих блядских кошаков возьмется за такую неблагодарную работу, то удавил бы еще в младенчестве… детстве… Как, вот скажи мне, Клемен, как ты додумался, а?! — с новой силой взревел он, до такой степени громыхнув кулаком, что рюмки, грязная тарелка и кувшин с графином подпрыгнули в воздух, звонко грохнувшись о деревянную поверхность. На пол закапало дешевое пиво и мутный самогон из толстой кружки. — К херам все, я знаю, ты взял деньги заранее, верно?! Клемен, за дракона сначала, тупая башка, дают только фальшивку, а потом уже золото. Хотя к херам… Ты откажешься от этого заказа, — чуть убавив тон да мрачно глянув на него, сказал старый ведьмак. — Собирай свои сраные вещи снова, завтра я с тобой лично поеду к твоему ебанутому работодателю. Мы не занимаемся такой самоубийственной деятельностью. Молчавший все это время брюнет скривил губы и раздался в ошарашивающем, лающем смехе, что убийственно воспринималось ухом. Приняв это на свой счет, опешивший Имунд процедил: — Чего смешного? Неужто так много платят? — Нет… Нет, — уже отсмеявшись, четко, на выдохе, сказал он. — У меня с собой драконье яйцо. Если подобное знание раньше грузом лежало на его плечах, то сейчас ведьмак почувствовал необычайную легкость. Имунд же наоборот посмурнел, а в свете тусклого огня и вовсе принял вид умертвия, на глазах белея от чужих слов. — Лучше бы ты на дракона пошел, — вспоров хрипом тишину, мастер немигающе уставился чутким взглядом на ощерившегося собеседника. — Если тебя волнует его мать, то с ней проблем не будет точно, — наконец разъяснил он. Образ Ивоночки, зареванной и побитой мужем, всплыл на периферии сознания. — Раньше оно принадлежало кметам, но я воспользовался Правом Неожиданности. Сработало. В этот свой приезд Клемен принес одну только головную боль. Старый кот готов был волком выть, но из приличия только ругнулся на собеседника, ласковым голосом, скорчив злую мину. Мужчина его и вправду нешуточно удивил, и заставил испытать тревожное волнение. — Ты везучий сукин сын, — брошенная фраза имела большее негативный оттенок. — И все равно неприятности за тобой так и ходят. Расслабившись, мужчина кивнул, усмехаясь. По горлу полился остаток дешевого пива, потому что рюмки из-за него же разлетелись по помещению, валяясь на каменных плитах. — Я спрятал яйцо в своей тряпичной сумке. Возьми его, пока я схожу к новому магику и попрошу у него трактаты, манускрипты, обрывки свитков… Все, что найду. Но пока не говори ему ничего, что намекает на драконов. И никому из чародеев, это мое дело. — Ничего не обещаю, — пожевав губу, ответил мастер спустя какое-то время, опуская веки в задумчивости. Паутинка морщин в углу глаз дрогнула. — Сказать придется. Я сам это сделаю, если требуется. — Не требуется. — А я скажу, — резко переменил он свое мнение. — Это тебе не продрогший вилохвост, которого Иква гнал аж до самой Танго. — За что и поплатился, — бросил Клемен, обороняясь. В его мимике проскочила неестественность, что было четко подмечено старым котом. — Не смейся о его смерти. Не этого заслужил… — Иква давил козам глаза, когда хотел словить какого-нибудь драконида, резал богатых заказчиков за лишнюю сотню лир и топил непослушных баб, когда те ему не давали. Конечно, я смеюсь, узнав о его глупой смерти, — скрыть тихого, победоносного смешка он не смог. Несмотря на скользкое ехидство, что угрем извивалось в каждом звуке, слетевшем с этих сухих губ, мужчина считал себя абсолютно непоколебимым в этом вопросе. Надо сказать этот Иква был любимцем мастера Имунда, но почил в братской яме, ограбленный с ног до головы дезертирами из земель немного восточнее холодного Повисса. — Он умер как ведьмак, — запротестовал мастер, полностью уверенный в силах покойного. — Он умер как кусок… Шорох из кладовой, будто в ней проскочила толстая мышь, остановил перепалку, остудив напряженные умы. Мутации сотворили с человеческими ушами воистину ужасающее изменение, которое в корне изменило восприятие звуков. Подвешенные в воздухе лавровый лист и можжевеловые ягоды шелохнулись, шурша, на полке тихонько стукнула банка, соприкоснувшаяся со стеклом другой. Там кто-то был. И все слышал. — Лодыжки святой матушки Мелитэле, — чертыхнулся скорчившийся от злости седой мужчина, громко отодвигая лавку, ловко, в три шага, оказываясь возле каморки, где поселилась жирная дрянь. — Мелкий гаденыш… Сучьи потроха, да драконьи яйца… Ты у меня на две жизни вперед наслушался! От порки не отделаешься! Обратно к огромному очагу он возвращался, сжимая в руках кусок рубахи того самого мальчишки, что предоставил обоим блага цивилизации. Свирепая морда Имунда, видимо, оказалась такой нелицеприятной, что мальчонка побелел до состояния чахоточного больного. — Мастер, а, мастер, — пищал он, пытаясь подмазаться. — Добрейший господин… Милостивейший… Я это, молчок! Как крот! — Слышь, крот, — нечитаемо заскрипел восхваляемый, тряхнув его раз-другой. — Молчок я тебе устроить могу. Без языка останешься. Ясное дело мелкий заартачился, завыл, ну, а Имунд… Ему было побоку. Свободной рукой он разгреб завал на одной из полок, звеня склянками и потрескавшимися банками, вытаскивая полупустую бутылку, вынув пробку из нее зубами пока ребенок пытался порвать рубашку, пытаясь сбежать. — Спроси у Дахладыша труд «Подвиды драконидов». Думаю, тебе и «Кровь: применение на практике и в эликсирах» подойдет вместе с «Бестиарием брата Альберта». Он много чего тебе посоветует, смышленый попался. — Кого?.. Ну и имя у этого чародея, — фыркнул про себя язвительный кот, скривив губы в подобие усмешки. — Он эльф. Что? Не смотри на меня так. Не я его сюда звал. После этого было принято решение тихо разойтись. Старик своими методами разбирался с мелким слушателем, попутно обдумывая содержание письма, которое обязательно попало бы в нужные руки. Ну а Клемену пришлось обходить всю крепость, чтобы найти жилище мага, что очень хорошо устроился в дальних комнатах. На подходе к чужой обители ведьмак уловил ощутимый запах старых книг и фолиантов, ласточкиной травы и едва различимый душок ненавязчивого мышехвоста. Ему показалось, что он и так слишком громко ступал своими старыми ботинками по крошащимся ступеням, поэтому вошел без стука, медленно преодолевая преграду в виде порога. Новый чародей действительно был в комнате, заваленной всяким барахлом. В углу за колонной пристроился мегаскоп без кристаллов, у маленького длинного оконца напротив двери был крепкий стол из ясеня, за которым и сидел Дахладыш, уткнувшийся в работу. Клемену только и осталось, что пялиться на небрежно накинутый капюшон зеленой накидки. — Меня прислал Имунд, нужно найти несколько трактатов о… Незаинтересованный в альтруизме эльф помахал рукой куда-то в сторону книжного шкафа. Движение вышло слишком манерным, утонченным, что на секунду ввело ведьмака в недоумение: слишком бабьим оно показалось. Потом-то он вспомнил, что перед ним представитель Старшей Расы, тут же безжалостно относя его к категории надменных стариков, что скрывают свой возраст под личиной вечной свежести и красоты. — Посмотри все что нужно на третьей и четвертой полке снизу. Только не трогай флаконы с настоем вербены и каменную ступку. Поверь, тебе последующий эффект не понравится. — Хан? — против воли вырвалось у него, стоило только увидеть растертые лепестки ядовитой травы. — Такое зимой мало где сыщешь. Пожалуй, мужчину немного куснула зависть — возле Драконьих гор в это время года не росли полевые растения. Да и вообще с ингредиентами в снежное время было туго. — У меня свои связи, — было в этом что-то хитрое и пренебрежительное, сказанное без улыбки и желания впустую вилять хвостом. Дахладыш не увидел в Клемене личность, перед которой это действительно стоит делать. В комнате воцарились тишина и, казалось бы, идиллия, перебиваемые лишь царапаньем пера да перелистыванием страниц. Несмотря на накопившуюся моральную и физическую усталость, ведьмаку все же пришлось перекинуться парой фраз с эльфом для видимости и приличия, что отвело бы подозрения, если те имелись. Но сильно разивший Клемен портил впечатление от знакомства, благоухая немывшимся человеком, что ванны не видел в глаза целый сезон. Маг, будучи нелюдем, быстро об этом догадался, не деликатно поглядывая на дверь и даже комментируя разносившуюся от него вонь. Клемен и сам был рад убраться.

***

Письмо, которое так старательно составлял возненавидевший канцелярию мастер, похоже, дошло до своего получателя — человеческий маг, Франтзек, которой еще помнил поколение Кошака маленькими котятками, вернулся из исследовательской экспедиции по старым, стертым в порошок городам вранов в Аэдирне. В тот день на улице не было снега, поэтому после долгой порки бесстрашных умов Имунд устроил мальчишкам забег в горы по кривой, занесенной дорожке. Подслушавший чужой разговор малец был ниже травы, тише воды, не особо желая испытывать на себе немилость старших. С драконьим яйцом за это время ничего не случилось. Оно было спрятано на нижнем ярусе крепости, куда вела витая лестница. Среди соломы в камере ему вполне хорошо жилось, хоть там и было несколько сыро. — Если честно, то я просто в восторге, хоть и не могу до сих пор понять, как тебе досталось яйцо дракона, — живо воскликнул с воодушевленным видом маг, ходя то взад, то вперед по оружейной, где большую часть времени пропадали двое старших мутантов. — Нет, я, конечно, знаю всю эту историю с дамой Ивоночкой из чужих уст, но меня удивляет именно настоящая мамочка этого сокровища. У самок слишком сильно развит инстинкт защиты своих отпрысков, поэтому в истории не было случаев, когда подобный материал попадал в наши руки… — Конечно, — фыркнул стоящий рядом эльф, к которому доверия было меньше всего. — Если шанс получить целое яйцо и был, то люди просто разбивали его, как делают это с яйцами виверн и грифонов при самосуде и облавах. По прибытии Франтзек привез письменное заключение о том, что он и Дахладыш прикреплены к Каер Орхтангу, чтобы с помощью своего и ведьмачьего опыта воспроизвести инкубационный период для твари. Конечно же, если королевская воля исполнится, то о спокойствии всем придется забыть — они все окажутся под ногтем монарха, что уже, видимо, присвоил бестию и строит на нее планы. По этому вопросу было много споров, которые чаще всего начинал Клемен. В нем взыграло самолюбие, но сделать что-то против короля Тройдена он не мог, поэтому и ходил по крепости как старый черт, распугивая своей харей учеников. От заточки меча и полировки мужчину отвлек Франтзек, что буквально всучил ему под нос какой-то справочник. Последний месяц он только и делал, что читал — от книг у ведьмака появилось укоренившееся несварение. Смотреть в их сторону было подвигом. — Возьми, — потряс он рукой, ускоряя замедлившегося Клемена. — Это тебе не бестиарий. Что-то вроде дневника бедолаги, что решил объездить весь мир, уподобляясь брату Альберту. В прошлом году его даже ввели в обязательную программу Оксенфуртской академии. Но не бойся, я добыл оригинал… Своими методами. — «Записки Фелиция Нинм Муакра»? — рука все же потянулась за книгой, раскрывая ту на середине. — «Ежоли на перепутье выскочил черт, то ждать беды…» Конечно, он же тебя сожрет, — с сарказмом выдал кот, повышая процент сомнения о полезности данной вещи. Маг возвел лицо к потолку, осуждающе почмокав губами. Его крупный нос, напоминающий вареную картофелину, был обхвачен у переносицы его же неаккуратными человеческими пальцами. Франтзек имел немолодой вид и повидал побольше Клемена, не разделяя новые модные веяния одаренной магией молодежи следить за каждым своим ноготком. Оттого и в людях его считали несколько более компетентным, чем надушенную, разодетую даму с распахнутым воротом, что показывал черни больше дозволенного. — Просто найди параграф о драконах. Там исторические факты, его впечатления от встреч с половиной бестиария нашего дорогого брата… — Погоди, — не понял он. — Получается, Фелиций сам искал себе на жопу приключений? — И нашел, — Франтзек довольно кивнул, поглядывая за спину. В дверном проеме мелькнула светлая голова второго чародея, что, недовольно осмотрев висящие на стене клинки, подозвал того к себе, преобразуя губы в недовольную гримасу. — Нелегкая судьба у нашего сладострастного героя. В 976-м его соблазнил суккуб и долго-долго им обедал… Ты читай, а я пока все подготовлю к ритуалу. Расслабься хотя бы сейчас, а то, если ничего не получится, я уверен, что ты со скуки помрешь. Или перенапряжения. Я пошел. — Бывай уже, — буркнул ему в спину ведьмак. — Посмотрим, что у нас тут… А посмотреть было на что. Фелиций, горя желанием составить более подробный справочник о магических тварях и реликтах, объездил весь Нильфгаард, пробился в Офир через Великое море, вроде бы попытался исследовать Пустыню Корат, но только и смог, что пройти караваном в Зерриканию, получив убийственно незабываемый опыт блуждания в песках без воды и стойкую неприязнь к жаре, о чем после говорили его исключительные путешествия по одному только северу. «Восток, облюбованный магоделами, полнится и грозится, как большими жуками, так и блаженными тварями двуликими, огонь несущими — ифритами, ныне называемыми…» «…кровь сворачивается, закупоривает отверстие и тело вздувается аки плод, предзнаменовывая скорую гибель от яда Пурпурного Паука, что размером вошь напоминает…» «В погоду теплую она гнездо ежечасно у песчаных гор вьет, что аж в небо утыкаются. А случись вдруг в горячей Зеррикании дождь али буря какая, Грозовая птица сразу, глазом не моргнуть, ввысь упрется, да нырнет в облака, токо чернь чернющую на лике мира оставляя, ибо габаритами воистину великана напоминает…» «Доля правды в этом есть, — подумал ведьмак, переворачивая страницу при слабом свете, что игрался на отложенном в сторону лезвии меча, — только я никогда не переходил Корат и не видел Грозовую птицу. Знаю только, что перья у нее как вот эта вот сталь острые». Звук листания участился, теперь он вскользь пробегал глазами по тексту, цепляя лишь несвязные обрывки. «Вампиры иль дьяволы кровососущие, демоны и обманщики, приметившие южную часть континента, самый северный север и…» «Брокилон есть само обиталище заразы, что девок портит, да в нелюдок обращает…» — Занятный же был этот Фелиций, раз в открытую занимался изучением чудовищ, перечисляя их как по бестиарию. Цензуры что ли не боялся? — наконец найдя нужный фрагмент, Клемен решил взять минутную передышку, пошуршав последними листами, желая увидеть какое-нибудь занятное заключение. — А на обложке указан… Ага, 964-й — последняя дата в конце разворота. И подпись, куда без нее. Значится, пахнет книга у нас… Плагиатом? — Клемен поднес к носу бумагу, на которой схватилась коричневыми каплями клякса, смахивающими на чернила. — Ладно, не пахнет. И так было ясно, что это старая кровь. Ну а от дела несет Лирийской зверюгой. Как по злому року, на последних страницах были описаны характеристики бесов и чертей. Драконы нашлись еще раньше, ближе к вампирам. «Мои источники на юге донесли, что ежоли кирпичного цвета летюги ото сна в своих пещерах просыпаются и кладку свою унюхивают разрушенной, то беда придет как неизбавимая боль, неизлечимая гангрена. Найдись безумец, забредший в его гнездище с сокровищами, и будь там в ровный час тварь сия, то живехоньким тому не выйти — только пепел в ночь улетит, а земля-то и приберет его к рукам своим. А тем временем Зеррикания драконов почитает, поклоняется им. Употребление их как материал в любых магических и не магических целях, говорит об откровенной испорченности люда. Их культ и легенды о золотых драконах довели страну до того, что тамошняя монаршая особа, по причинам мне, увы, неизвестным, установила великое искусство на главной площади столицы Акиллы — статую этой бестии из сотни золотых слитков. Адовы твари эти жаждут драгоценных камней, всевозможных металлов и монет. Им не страшно серебро, они не боятся человеческого присутствия, а даже наоборот — жаждут его во имя разрушения и утоления голода! Низвергают они огонь и окраску самую разную имеют. Виданы были родом человеческим красные, скальные (камнем каким, паскуды, со стороны кажутся), северные белые (о которых только молва ходит, ибо ни одного такого замечено не было), зеленые (самые распространенные и часто встречающиеся на континенте), да изредка черные, что в топях якобы живут да ядом плюются, но это уже молва…» Далее почерк, который переписывающие экземпляры так и не разобрали, заскакал по строкам. Пошли ничего не значащие даты и краткие их оценки. «В 937-м — особь сожгла деревню под Синими горами. По слухам, эльфы обвинили людей в алчности и скупости бездушной до богатств дракона Гамль-га-эс-са-та. Сложно произносить. Дата плывет от 869 до 971. Слух о призрачной бестии, рассекающей небо и облака шипастыми крыльями над Скеллиге и непроходимыми лесами дриад — Брокилоном. Две головы. Слух, не более, ибо физиология не позволяет. Эльфская легенда, перекочевавшая в людскую культуру, несет неповторимый смысл сплетения судеб белого дракона-лятяги и эльфско-человечьей непорочной девы. Воровство из замка, как во всех мало-мальски известных сказках, присутствует. Только вот не любовь исходила со стороны монстра — северный ящер дождался на высочайшей горе холодной долины рыцаря, пришедшего на зов заточенной заложницы, и закусил сразу обоими, спалив сивого коня в пламени адовом, пекучем. Страшная пугалка. Невозможно проверить достоверность…» На лестнице за дверью зашуршали одежды, на шее задергалась морда кота. Стоило читающему вскинуть голову, как желтые глаза тут же встретились с мрачными серыми, что потемнели под сведенными над ними бровями. У Клемена зародилось странное тревожное предчувствие, потому что весь отталкивающий вид эльфа так и говорил о неприятностях. Или его рожа просто не могла состроить что-то кроме недовольства и презрения ко всему своему окружению. — На диво интересное чтиво? Нет, не отвечай мне все равно, — оборвал раскрывшего рот тот. — Хватит сидеть на своих ящиках и заниматься поздним обучением. Пошли вниз, Франтзек и Имунд уже там. У нас проблемы с твоим животным. — Проблемы? — глухо прохрипел он, игнорируя явную иронию в чистом голосе нелюдя. Он поднялся и последовал за магом. Насколько всем было известно, до прихода людей эльфы относительно нормально сосуществовали с драконами, но поведение Дахладыша приводило всех в молчаливое удивление. Для него, пожалуй, не было ничего святого и старые союзы он считал делом, ушедшим далеко в закатную эпоху. — Мы собирались проверить барьеры и оповещающие заклинания перед тем, как изъять ящерицу, но скорлупа треснула. Это произошло буквально в паре шагов от нас, — продолжил говорить он, краем глаза наблюдая за ожесточившимся выражением лица кота, что след в след шел за ним. В нем никак не отобразилось сочувствие или печаль: только усмешка скользнула по губам, но быстро затухла. — Ах да… Пока ты читал свою книженцию, нам все же удалось помочь дракону вылезти из нее… Видел бы ты, как он рвался наружу, чуть не раскрошил себе все мелкие зубы. Подвалы были мрачными, по углам сновали пищащие крысы, паутина хранила на себе капли воды, что образовывали на полу небольшие лужицы. На ботинки липла плесень — их путь был прямиком в утиль, потому что коричневая кожа уже начала расползаться, пропуская в дыры от укусов накеров холодную воду. Знакомые возбужденные голоса доносились уже совсем близко: Дахладыш зашагал быстрее, и, выйдя из-за поворота и спустившись по маленькой лесенке, Клемен нашел взглядом ту самую тюремную клетку, куда раньше загоняли потерявших над собой контроль мальчишек. Случаи сумасшествия во время Испытания Травами были не частыми, но очень тяжелыми. — А, вот и вы, — старый ведьмак одарил обоих недобрым взглядом, сложив руки на груди, с некоторым волнением перебирая пальцами один из множества замочков на броне. — Это не самое отвратительное зрелище, которое я видел, но я все равно несколько… разочарован. — Отчего же? Имунд тактично промолчал, но его глаза выдали все поселившиеся в нем сомнения об их затее. Он угрюмо, дернув подбородком, мигнул ему в сторону клетки, возле которой ведьмак приметил Франтзека, чьи руки явно вытворяли какое-то заклинание, плавно выводя формулу в воздухе. Как назло, его тело, каждый мускул тоже охватила напряженность, что мешало тому махать руками и делать свое дело. Удручающая картина. Солома из конюшни, служащая подушкой для яйца, разметалась по полу и потонула в вязкой жиже, что когда-то служила колыбелью для ящерицы. Теперь вокруг витал запах не только мышиного дерьма, плесени и гнилого дерева, но и сукровицы с кровью, что все-таки сочилась из разбитой морды мелкого отпрыска магической твари. Размером этот противный комок был с две ладони и отдаленно не напоминал даже только что вылупившуюся виверну, потому что чешуя едва успела схватиться на гладкой розовой кожице, покрытой синими цепочками вен. Мягкое, рыхлое тело имело слабые, гнущиеся кости, жалкое подобие крыльев в виде пленки на сухеньких веточках на спине, голый крысиный хвост и четыре длинные лапы. На вытянутом черепе, как и на всем теле выступали острые, но хрупкие шипы; мелкие, водянистые глазки ничего не видели, но все же были приоткрыты. Все наблюдали мерзковатое, отчасти жалкое зрелище этого неполноценного существа, что, часто дыша, цеплялось за жизнь, сонно елозя по полу, барахтаясь. На секунду Клемен засомневался в том, что это дракон. На некоторых областях его тело покрылось белыми пятнами, на которых назревали рыбьи чешуйки; оно было таким тощим, исхудавшим, что брала тоска. — Неоперившийся, — констатировал людской чародей, вызвав тоскливое поджатие губ у второго, что почему-то подняло в мужчине раздражение. Создавалось впечатление, будто в Дахладыше проклевывался слабый, только-только зарождающийся интерес к этому бедному существу, чьей первостепенной задачей стало раскрыть свою разодранную о скорлупу пасть и пронзительно завизжать. — Курва! Громкий засранец… — Окстись, — осадил мага мастер, залезая в сумку с травами, которую ранее принес сюда кто-то из четверки. — Я попытаюсь что-нибудь сделать из ласточкиной травы и лепестков белого мирта, но на эффект не надейтесь — врачевать монстров… не научен. А убивать горазд. Да… Именно в этот момент Клемен задумался о том, какие мысли испытывает, и, с каким-то прохладным безразличием, осознал неимение никаких мыслей по этому поводу. Толика волнения от ожидания прошла, его рассудок наконец успокоился, перестал донимать, и к нему пришло откровенное разочарование, стоило глазу зацепится за маленькую черточку издыхающего недоноска: это не то, чего он старался ожидать, насильно вызывая у себя какие-то приятные думы. Коварное чувство собственничества никуда не ушло, но к нему добавилась неловкость, потому что эта неполноценная тварь не оправдала банальных ожиданий. — Точно сдох, если бы не пришли, — все бурчал, поскрипывая зубами, копающийся среди корений и засушенных цветов, поседевший ведьмак, ощущавший в себе нарастающую злость от того, что клеменово своеволие и безответственность, повлекли за собой нежеланное общение с монархом и чародеями, привлекая к простым ведьмакам и Каер Охтангу слишком большое внимание. — Ублюдок сам раньше срока полез — так и скажем королю, ибо чистейшая, как слеза младенца, правда! Франтзек довольно отряхнул рукава, отступая от лужи слизи, в которой успел промочить носки вычурных сапогов из кожи офирского василиска. Сонное заклинание подействовало — резвость змееныша поуменьшилась, визжать он перестал. — Ничего, жить будет, — не сдержавшись сказал он, чтобы хоть как-то поддержать разговор. — Понадеемся на это. Никто так и не понял, почему дракон сам полез из яйца.