Коты всему виной

При каждом вздохе воздух резал легкие, причиняя тупую, но терпимую боль. Ноги беспрестанно втаптывали снег в землю, оставляя за собой дорожку бесчисленной вереницы следов, берущих начало от дугообразной скалы с выдолбленными символами на руническом языке. Бег давался тяжко, тем паче по поверхности, припорошенной снегом по самые колени. Ритм Зиамира потеряла давно, однако останавливаться не давали собственные упертость и стремление оправдать собственные и чужие ожидания, чтобы показать, что даже если выбор был сделан не ей, то она не станет пренебрегать им. Жизнь дается единожды, как было написано в книгах Оксенфуртских исследователи, и раньше девушка полностью соглашалась с подобной якобы единственной и не опровергаемой правдой, но сейчас, прочувствовав все неровности мирозданья на собственной шкуре, пришлось смириться с тем, что не так-то уж и верны представления людей о рае и аде. Много кто ошибается, даже самые светлые умы могут впасть в пучину глупости и безверия. Зиамира старается не для бывшего апанаж-графа — для себя. Казалось, удачный момент для розыгрыша карт найдется всегда — за ней плохо наблюдают, девушка могла бы с легкостью сбежать, но ее останавливала та пугающая неизвестность за белыми хребтами и барханами Драконьих гор и бесконечно темными лесами Повисса, которые из крепости можно было рассмотреть как на ладони. Пожалуй, этот страх и заставлял Зиамиру с дрожью терпеть грубость, похожую на туманный силуэт унижения, редкие побои, но в целом натянуто относительное и приемлемое по меркам былой жизни отношение к себе. Она не была слишком особенной для ведьмаков, и они обращались с ней, как с любым мальчиком-новичком, гоняя и в хвост и в гриву. Порой, в мыслях проскальзывала слабая благодарность за то, что мужчины ее и за женщину-то не считают, предпочитая о ее половых признаках упоминать лишь в лаборатории. Уже тяжело дыша и замедляясь, Зиамира думала о том какой мастер Имунд старый и консервативный, даже относительно этого времени. Похожий на лысую крысу, а не на кота, он вечно противоречил сам себе, цепляясь даже за самый малый спор. Недолюбливая конкретного эльфа, Имунд скаредно подбирал хлесткие словечки в их убогих, осточертевшим всех дебатах. Но все же глупым было именно то, что почти любые серьезные просьбы старый вояка исполнял, не лишая себя удовольствия морщится, походя на скукоженную сливу, бухтеть и ворчать на манер сонного прибожка, о которых на днях во всю орал один из будущих мужчин. Физических задатков у девчонки не было: тонкая, как палка, она может и жрала поболе взрослой курицы, но мышцы не наращивала, оставаясь в жалкой суховатой форме. Впоследствии Дахладыш с трудом осознавал свою жирную промашку. Изворачивая ее натуру из пламенного Хаоса и смертельно холодного льда, он, к его стыду, не смог утащить на себе такую серьезную магическую ношу. Оступился… И за это неприятно поплатились все окружающие, мучаясь с постоянной варкой зелий, поисками мифических ингредиентов и травок для них, лопающейся кожей в самые первые недели обращения, кровавой мочой, отслаивающимся от костей диким мясом, что как будто крюками отрывали от скелета. Этот омерзительный период своей жизни Зиамира хотела вспоминать меньше всего. Когда эльф лепил ее, то явно судил о ней в будущем, как о создании прекрасном, ну или хотя бы не таком противном, как человек. Ориентиры у мага были обычные для него самого — эльфские. Но и тут он тоже погорячился, не беря во внимание капризность будущей субстанции тела. На выходе продукт оказался… странный. Даже не берясь сравнивать себя со столичными эталонами женской красоты из-за убогости, взращенной в ней ведьмаками, Зиамира уповала на то, чтобы к более зрелому возрасту щербатость прошла, как страшный сон, а то глядеть на щель между зубами в осколок зеркала, мягко говоря, подзаебало. Короткая стрижка тоже нервировала. Тропа, по которой бегали все молодые ведьмаки и Зиамира, находилась над ущельем, и под утро по самым ее краям пепельные шершавые камни покрывались скользкой коркой льда. Нога со скрипом заскользила, сметая в двухметровую пропасть ворох кристального снежка. — Черт, ну нет! — злостно засипев сквозь яростную отдышку, девочка пошатнулась, уткнулась горячей красной щекой и носом в выпирающий камень сбоку, ища поддержки. Чуть не свалившись вниз, она до белых костяшек сжимала выпирающие неровности камня наконец остановившись. — Не хватало мне еще глупо подохнуть… Так, мать его, рано. Зиамира побаивалась упасть на этой чертовой, местами узкой тропе еще и потому, что координация, коей ее одарила природа, бесследно испарилась, благодаря новым опытам. Последняя партия смешанных трав из солнечного Зангвебара и Офира плохо сказалась на ней, ухудшив имеющиеся от рождения инстинкты, как оказалось, сделав более человечной. Эльф не хотел уменьшать уже имеющиеся характеристики, но данное происшествие стало стечением обстоятельств. Два месяца прошло с того момента, как ее ученицей приписали к цеху. Однако, именно сегодня бежать пришлось с неутешительными мыслями — завтрашний день она встретит здесь же, тихо ненавидя труднодоступность идеальной физической формы, которой так гордились все новобранцы… ждущие в гости смерть. Перешагнув через этап сжирания всякой дряни из подвалов Каер Орхтанга, им придётся вступиться в борьбу за жизнь с собственным телом, не откинувшись от лихорадки и бреда, которые вызовут мутагены и яды монстров. Мысль о том, что тоже самое ждет и ее, приводила в мелкий, жалкий ужас, однако отступать было не только поздно, но и бесполезно. Где-то глубоко в душе, за личиной дракона, эта дрожащая соплячка была взрослым человеком. Теоретически, она готова была рисковать собой, чтобы иметь минимальный шанс на выживание, но отношение ведьмаков и чародеев сильно подкашивало веру в свои силы и стойкость, опускало ее самооценку и вынуждало грызть себя изнутри лишь за то, что в этот раз она не родилась от человеческой женщины, а вылупилась из яйца. В полдень она уже была в крепости, вся мокрая и с притупленной болью в лодыжке, что теперь хрустела, когда ей шевелили. Девчонка заперла дверь и, воспользовавшись занятостью Имунда, до самой ночи беспокойно читала книгу Бернарда де Грю «Демоны внешнего мира», пугая себя еще больше тем, что почти вся составляющая книги правда. Смерть уже и так дышала ей в лицо, а тут еще и это… Позавтракав и поприветствовав напряженных взрослых, уже вовсю настроившихся на Испытание Травами, Зиамира незамедлительно удалилась в чащу, настраиваясь на очередной забег, опять с иронией думая о том, что могла бы тихо-мирно удрать. В мечтах она давила мысли о том, что возможно долго не проживет без зелий мага и его постоянного надзора над испорченным телом. Пригреть зад на поваленном трухлявом дереве после нескольких особо тяжелых минут бега оказалось весьма приятно. Она уже чувствовала призрачное дыхание мышц на хрупких костях, замечала улучшение своих ранее печальных результатов. Дахладыш, казалось, понимал Зиамиру или по крайней мере предпринимал попытки это сделать, оттого и вступался за подопечную, имея нездоровую потребность облить кого-нибудь дерьмом. Ведьмаки уже не посмеивались над склоками своего мастера и чародея — время, такая переменчивая штука, успело заклевать мужчин. Сейчас скандалы и неприязнь этих двоих вызывали в мутантах лишь новую порцию усталости от ежеминутного напряжения, которое чувствовалось в воздухе и почти имело физическое воплощение. В лесу заскрипел снег, мелкие птички, ненароком гонимые чужим присутствием, повзлетали с густых игольчатых веток, обрушив с них недавно выпавшие комья. Вскинувшись, Зиамира кротко заозиралась по сторонам, найдя причину посторонних звуков. Меж бровей у нее залегла морщинка, а в глазах заиграл странный блеск. — Что ты здесь делаешь? — казалось бы принадлежащий ей вопрос был задан ведьмаком, вырванный из чужих мыслей. Он уже приблизился, подошел почти вплотную, но по старой привычке отстраненно остановился за три больших шага до девочки, беззвучно подкрадываясь, как острожный зверь. — Имунд настоял, чтобы я бегала каждый день, — ладони вспотели и от неловкости, волнение билось где-то под кожей, заставляя рефлекторно заломить себе руку. — Сегодня мне не хочется быть в крепости, все заняты и, кажется, я только мешаю. От меня никакого проку, вот и… сижу тут. Никто не был против. Она не могла сказать точно, но на лице мужчины проскользнула тень кривой, слабой ухмылки. Зиамира не слишком часто видела Клемена в полном боевом комплекте и сейчас, уставший и серый с дороги, пахнущий ядреным потом и конским волосом, он сильно впечатлял. Фольклорный образ ведьмака был целиком и полностью соблюден: два меча серебряный и стальной — за спиной в жестких синих ножнах, угрюмый, отталкивающий вид, нечеловеческие глаза с узкими зрачками, мелкие шрамы под губой, на морщинистом лбу и бледное уродство кожи нордлингов, якобы никогда не видящих солнца. Несмотря на все, что девушка переносит каждый день, эти люди, не считающие себя таковыми, заслуживали ее трепетного восхищения. В какой-то мере даже детского восторга. Клемен тихо зафырчал, сощурил желтые глаза, в следующее же мгновение скидывая капюшон, слегка припорошенный снегом. Выглядел мутант не самым лучшим образом. — Похвально, но все в отличие от тебя тренируются в горизонтальном положении. — Ничего, я всего-то на минуту… — Мне стоит сказать Имунду, что его нравоучения недостаточно действенны? — Нет… Не стоит, — Зиамире поплохело. Не от опаски перед мастером, а от желания Клемена выставить ее идиоткой и бездельницей, хотя такой она себя не считала. Подобная любовь к дисциплине и нездоровому контролю прослеживалась во всех обитателях Каер Орхтанга и, как бывший человек, девушка понимала, что пагубное воспитание старого кота, чьи методы воспитания давно устарели для ее продвинутого ума, давали большие плоды. — Тогда возвращаемся, — сказал ведьмак, глянув за плечо. Между толстых еловых стволов топтался худой, замученный конь. Свист все же взбодрил его — не прошло и минуты, как он был рядом с хозяином. — Почему без плаща? — Мне не холодно. — Выглядишь хуже, чем я сам, — почти прыснул мужчина, гладя толстую шкуру животного через перчатку. Он давно заметил, что глаза его Предназначения, эти черные, мрачные угли, напоминали мокрые зенки склизких утопцев и в корне отличались от тех, что были у нее, когда она была драконом. «В этом болоте, — говорил он себе, — можно запросто утонуть. Не от хороших чувств, не от сказочной ласки, описанной для дворянских и барских дочек в цветастых книжицах, читаемых на ночь. Это трясина. Гадкая противоестественная, монстрячая лужа. Лужа для таких, как я. Ведьмаков. В таких болотцах мы и находим себе работу.» — А можно сегодня верхом? Клемен вытянул руку, положил ее на мокрую макушку интересующейся девочки. Вопреки своей дружелюбности, лицо ее скорчилось, спина ссутулилась в попрошайничестве. Мужчина с замедлением отдернул ладонь обратно, запоздало и медленно улыбаясь какой-то самоуверенной улыбкой. Ничего не сказав, он запрыгнул в седло, слыша потяжелевшее дыхание животного снизу. Обоих. — Возвращаемся обратно, тебе нужно быть в крепости, а не мотаться по округе без сопровождения и опеки мага. Физические контакты были дракону неприятны, мерзки и непозволительны. Зиамиронотен не могла спокойно терпеть прикосновения Клемена. По непонятным причинам именно его близость вызывали тщательно скрываемый страх и тревогу, желание защититься скрыться от его внимания к ее персоне. Оба знали, что это невозможно. Однако мы все знаем, что от гадкого к хорошему, как от ненависти до любви и наоборот. В случае Зиамиры можно было сказать, что ее дурную женскую голову тянуло к опасности, осточертевшим интересом. Многие назвали бы это силой Предназначения, потому что как бы неприятно не было этим двоим друг с другом, они всегда сталкивались лбами так, что искры разлетались во все стороны. Когда-нибудь это противостояние закончится. Мужчина никогда не имел ни учеников, ни Детей-Неожиданностей. Ему однажды перепадали серебряный поднос и медный кубок в Цинтре, но дальше дело не шло. Потом появилась Зиамира и ему пришлось принять груз ответственности. Сам Клемен с неохотой думал о том, что с помощью магии он приобретает себе очеловеченную зверюгу. Он и для обычного-то ребенка был бы не лучшим учителем, а для монстра что? Не считается ли то, что сделали маги обманом самого Предназначения? Опасная партия с судьбой… Первая, но, надеется он с мрачным весельем, не последняя. Когда они были почти у самых ворот, Зиамира решила заговорить, закончив паузу, которая нисколько не мешала ведьмаку и ужасно тяготила девочку. — Что ты думаешь насчет меня? — медленно перебирая ногами и плетясь у самого хвоста, спросила она так низко и тихо, что мужчина услышал ее только благодаря своему острому слуху. — Конкретнее. Это мучало Зиамиру. Она даже не хотела говорить это вслух. — Я умру, как и половина мальчиков, даже не пройдя первый этап мутации. Лошадь тряхнула гривой, зафырчала. Клемен заерзал в седле, сжал поводья, но голову не повернул. — Около четырех из десяти выживают. Вероятность очень высокая, тем более ты… дракон. Имеешь повышенный иммунитет, устойчивость, зверскую силу. Предназначение не даст тебе умереть. Я не знаю ни одного случая, когда подобные тебе умирали раньше своего срока. Слушать было невмоготу, потому что уверенность в своей кончине была почти непоколебимой. — Я не такая умная, как Франтзек и Дахладыш, — заговорила она снова, но уже с внезапно возникшей твердостью в голосе. — Не знаю жизни, но надеюсь, что когда меня опять затащат вниз… я вернусь. Или умру очень… очень быстро, потому что переживать все это снова выше моих сил. У Клемена заскрежетали зубы. Да что дракон, который и человеком-то и никогда и не был, знает о боли? Пускай магия и причинила ей ее, но Испытание, как не хотелось ему признавать, не самая неприятная вещь в его жизни. Вечное изгнание, странничество, отделение от общества и непонимание — вот тюрьма, вот пытка хуже всего на свете. Боль терпима, а жизнь… медленная и непроглядное мучение, к которому хочешь не хочешь привыкаешь, считая ее нормой. Не для него мука, нет. Клемен по-своему счастлив, ища разбавление вечной скуки везде, где только можно, но это не отменяет того факта, что жизнь сама по себе хуевая штука. И ему очень хочется, чтобы Зиамира узнала это на личном опыте, потому что набивать шишки нужно не в уюте и покое, а на большаке. — О смерти будешь думать потом, — сказал Клемен. — Иди к своему эльфскому чародею и помоги с подготовкой. Да постой ты и не беги так быстро, мелкая курва! Дай хоть слово вставить… Не лезь под ноги нашему мастеру и не трогай мальчишек. Уяснила? Теперь скачи дальше. Глупо было внушать себе, что дрожь в коленях является следствием холода, которого девочка не чувствовала. Она обернулась, стеклянные глаза ее, широко распахнутые от бьющегося в горле кислого безумия, остановились где-то в области конских копыт. — У меня глава о гулях не прочитана, — просипела она. — Сегодня я тебя освобождаю от этого заунывного чтива. Мастер не будет против… — он прервался, осмыслив невероятность сказанного. — Однако… Я уверен, что практика лучше бесцельного прозябания за ветхой книженцией. — Нет, не лучше, — с кривой усмешкой выдавила Зиамира. — Ты сам говорил. Ведьмак не подавал никаких признаков бешенства или привычного занудства, но увиливания маленькой девчонки начали потихоньку приводить его в критически подвешенное состояние. — Собирай все манатки и дуй к магу. В третий раз уговоры бессмысленны, и я как никто другой покажу почему тебе надо меня слушаться. Казалось бы, померкший взгляд Зиамиры стал еще более мрачен, она кивнула и удалилась, прикрывая уши, когда ветер поднял дикий свист. Девушка не спешила кидаться на помощь сразу же — ее мучал зверский голод, притупившийся во время нервного разговора с Клеменом. Как нельзя кстати даже у самого входа в крепость во всей твердыне стояла гробовая тишина, которая была прервана руками Зиамиры, роющейся в кладовой. Рагу из странного вида фасоли в большом котле не вызывало у нее доверия, имея запах знакомых примесей и затхлого подвала, куда ее с десяток минут назад отправил ведьмак. Начались поиски еды. За все время своей деятельности девчонка нашла много чего интересного, но ничего так сильно не привлекало ее как припасенный на праздничный день кусок вяленого поросенка и засахарившийся мед, упрятанный Ноланом. «Он все равно умрет, как бы ни были страшны эти мысли, — и они казались Зиамире правильными.» Она заставляла себя свыкаться с мыслью, что если ей удастся выжить после этих ненавидимых ею годах, то в ее жизни навсегда укрепится неподдельное ощущение потерянности, непонимания. Геральт из Ривии правильно описывал свою профессию и свое существование в целом: за ним всюду шагает смерть. Как и за любым другим ведьмаком. Заедающую за большим столом свое горе адептку застал Морагон. Зиамира медленно рассасывала большие куски сладости, смакуя каждую ложку, чертыхаясь на придурка Нолана за то, что сожрал больше половины горшочка, узнав о сегодняшнем дне. — Разве на улице перестал идти снег? — с потешным сомнением высказался мужчина, зная, что она любит, когда в лицо хлещет морозный воздух, а снежинки больно режут кожу сильнее любых мечей. — Клемен вернулся, — с едва разгадываемым недовольством ответила девочка. Она замялась, ощутив на кончике языка приторную сладость меда, заменяющего горечь недомолвки и вранья. Очень уж не хотелось идти в подвал. В помещения, где проводилось Испытание Травами. — Это что-либо меняет?.. — с закидком поинтересовался мутант, едва заметно проявляя понимание и спрашивая ради самого участия в разговоре. Ему были интересны отношения между своими соцеховцами, поскольку он никогда не имел в своем распоряжении такой необычной связи с кем-то. — Он отправил меня обратно. Мы встретились у начала тропы около ямы, когда я села отдохнуть. Не знаю, как сейчас, но тогда Клемен вонял как немытое седло. — Отработки на конюшне учат жизни, — принял к сведению Морагон, почти посмеявшись глупому сравнению. — Так и передам Мастеру. Позже, конечно. Он и маги сейчас слишком заняты. Я ненавижу это время года, особенно когда Имунд решает проводить мутацию в такую стужу. Зимовать негде и приходится оставаться в Каер Орхтанге и слушать сама знаешь что. Я сразу вспоминаю то, как стал ведьмаком. Только сейчас Зиамира разглядела тень усталости на лице собеседника. Однако, он не был подорван физически, вся его разрозненность, апатия, несобранность отливали в поблескивающих глазах. Морагон помогал со всей подготовкой Франтзеку, разбирая словесные формулы для некоторых заклинаний. Работа немудреная, но вопли мальчишек, душераздирающий вой, полный абсолютного безумия довели его-таки до ручки. Он даже не скрывал того, что был невероятно счастлив свалить наверх, в центральную часть крепости лишь бы увильнуть от наблюдения за горящими в ядовитом бреду детьми. — Как у них обстоят дела? Долго ли это еще продлится? — уже осторожнее подбирая слова сказала девушка, отодвигая приевшийся вязкий мед, принимаясь за ломоть черного хлеба и кусок реданского сыра месячной давности. Его приобрел сам Имунд в таверне у подножья гор пока лавина не обрушила к ней основную дорогу. Деревня была очень далеко, но она была ближайшей к ведьмачьей берлоге, поэтому постоянные визиты нелюдей наталкивали крестьян на правильные мысли. — Я не уверен, что тебе стоит такое говорить, — задумчиво разглядывая любопытство на лице Зиамиры, ответил ей он. — Все же я сторонник хотя бы отдаленно нормального подобия детства для всех, кому повезло оказаться со мной под одной крышей. — Ой, да, конечно, — закатившиеся глаза изрядно насмешили ведьмака. — Готовься, сейчас скажу глупость, в которую ты не поверишь: я самодостаточна и начитана. Проще говоря — уже взрослая! — Да, — фыркнул Морагон с таинственной улыбченкой на заросшем клочковатыми волосками лице, — по твоим поступкам видно насколько ты взрослая. Почему не пошла сразу к Мастеру? — Вот гузно! Признавайся сразу, это тебе лошадиное седло все растрепал?! Ведьмак раздался в прерывистом, тихом пофыркивании — своеобразном смехе, скрипнув скамьей. Присоединившись к застолью, он стянул остатки меда юркими пальцами, увильнув от мелких до болезненности костлявых ручонок девки-чернушки. Все содержимое пошло на корку подсохшего хлеба. Запивал мужчина брагой. — Нет же, — неуместно поддернул плечами, поддававшись вперед. — Слушай, сейчас скажу до боли заезженную вещь. — О нет, — сокрушилась Зиамира, стыдливо закрывая лицо. — Я поняла тебя… Молчи… Молчи и не говори. Я все сболтнула сама. Дура. — Увы, я не в праве лишать себя такого удовольствия. — Не в праве он… — Да не в праве. Просто язык у тебя длинноват, трещотка. Учись держать свои мысли при себе и вот увидишь проблем станет в десять раз меньше. В будущем как-нибудь понадобится! Кивнула кисло и с таким видом, будто слышит об этом не в первый раз. Морагон почти удовлетворил результат, во взгляде у него прояснилось после наблюдения всполохов оранжевых искр в тлеющем очаге и двух больших, полных и чувственных глотков из кружки-бочоночка. — И все же тебе стоит быстрей идти в подвалы, — настоял он. — Когда я уходил Имунд был не в духе. Сама знаешь, как он собачится с эльфским чародеем, не жалея своего дряхлого песчаного тела. Поди рассыпался пока меня не было от каменной язвы в кишках и на языке. — Пускай, — позволила девка, одобряя кивком. — А после этого всего ты займешь его место. Примешь бразды правления над нашими скудными умами. Будешь грызться со всякими эльфами, набирать новичков и морозить им зад на балконе… — Упаси Святая Мать, — уклонился тот, выставляя руки вперёд в примирительном жесте. — Лучше драить детские горшки и утки… Ладно, хорошо, посмеялись, детка. Иди, пока тебя не подловил озлобленный после дороги кошара. — Сию минуту, милостивый, достопочтенный господин ведьмак. — Пиздуй уже. По дороге вниз Зиамира нос к носу столкнулась с Имундом. Глядя на него, она почувствовала весь спектр будущих неприятностей. Старик крепко, совсем не надлежащим образом потянул ее на себя за шкирку. — Где ты, блядь, шляешься?! — с уничтожающим любое неповиновение рыком пророкотал старший ведьмак, потряхивая ее, как тряпичную куклу. Втянув голову и вцепившись горящими черными углями глаз в одеревеневшую лапу на своем предплечье, девушка не смела поднять их. Она заскрежетала зубами зная, что мольбы-пустышки только разозлят доведенного до ручки мужчину. — Вернулся Клемен, я не смогла прийти раньше. — А Морагон где? — Ест на кухне. — Чертов оболтус. Вам всем только и надо, что свинтить в самый ответственный момент, — завелся он, пожевывая тонкую полоску своих губ. — Сейчас же иди к магам, твой блядоухий бессмертный проел мне плешь больше, чем ебаный Клемен, которого я сейчас убью! Чего стоишь, сопишь сопливым носом? Шевели чешуей! — Так, ну… — не вовремя залепетала почти в страхе. — Что? — Руке больно. Худые пальцы тотчас исчезли вместе с навязчивым покалыванием. Во время работы ввода первой дозы мутагенов Дахладыш изрядно потрепал нервишки дряхлому коту — он лавировал на лезвии ножа. И тот, и другой. Имунд сорвался с места слишком громко для представителя своей гордой профессии, оставляя в коридоре гул своих шагов и пришибленную девчонку, поспешившую спуститься в сырость катакомбы как можно быстрее. Общество магов, хотя возможно и разъяренных, казалось ей намного вменяемее. Длинные высокие коридоры, редкие запертые двери и недавно зажженные факела не умаляли в помещениях той тюремной непередаваемой атмосферы, которая царствовала в низах Каер Орхтанга на протяжении сотни лет. Из-за магических манипуляций в воздухе висел скорбный сгусток энергии, путающийся с почти осязаемой мукой десятка детей, что подвергались мутациям в здешних залах. Отчаяние, пустые надежды, адские муки и неизбежный конец. Хорошо, что ведьмаки подчищают браки и хоронят трупы по всем правилам хороших пастырей чудовищ. Приоткрыв нужную дверь, Зиамира застыла изваянием, не решаясь сделать лишний вдох. В лицо бил свет. Воняло ладаном и воском. Немного гарью. Дахладыш вспотел: по оголенной шее стекали крупные горошины пота, закатываясь под кремовую рубаху явно эльфского покроя. Настолько идеально она смотрелась на таком же идеальном от природы теле мага. Все это время он держал руки над парой мальчишек, что очень удивило Зиамиру. Она даже озаботилась этим больше, чем лицезрением самого эльфа, соблазнительного для любой сладострастной грешницы. — Эм… А то, что ты делаешь вообще нормально? — не постеснялась возразить на сие действие его подопечная. Ее интересовало то, зачем чародей сразу хватается за два дела, ведь как говорится, за двумя зайцами погонишься ни одного не поймаешь. — Совершенно обыденно, — не застыдившись пробормотал он, окатив девочку ледяным взглядом, от чего у нее прошли мурашки по всему телу. Набравшись мужества и наглости (если бы Зиамиру погнали в шею, то она всегда могла притвориться тупой ящерицей, снижая или наоборот повышая напор поливания грязью), она зашла первой недовольное цоканье мага. Ее сразу же обдал приятный конкретно для нее жар и не такая уж привлекательная; казалось, еще немного и все присутствующие спекутся в этой душной бане. — Имунд был зол. Ты опять что ли его пилил? Он чуть не прибил меня на месте. Пальцы, посверкивающие на кончиках оранжево-желтыми, дрогнули, позволяя произойти следующему: чародей воспроизвел фырканье с плотно сжатыми губами. — В твоей формулировке на всеобщем мой честный поступок звучит грязно. «Пилить» — не то же самое, что «давать правильные и верные советы». — О-о-о, ну это на многое пролило свет, — саркастично. — Кто тебя всему этому учит? При мне ты исключительная паинька, но на периферии твоих эмоций явно пляшет сам d’yeabl. — Никто. Я сама учусь. И ведь правда — девушка лишь искала аналоги слов, и переводила их в понятные ей определения. — Ведьмаки много ругаются, — расслаблено, будто млея за работой, сказал маг, закатывая глаза. — Я уверен, что почти все mercard ты берешь из их речи. — Ага, — хмыкнула она, смотря на него с ехидной улыбкой, — а остальное от тебя, i Hen Llinge. Это вызвало скупое подобие умиления у мага своим детищем. Подумаешь, Вий, Кощей и Химера Альзура. Создание Дахладыша самодостаточно, имеет разум и — главное — само ластится, как бродячая кошка. Кошка… Да, грубость этого омерзительного цеха явно приносит чародею пользу. Мысли о рангах привязанностей Зиамиронотен вызвали у Дахладыша повторную улыбку, но, похоже, слишком избыточно предвкушающую и неподходящую под ситуацию. Отчего же тогда дракон у него под ногами так засверкал глазами? — Посмотри на них, пока они спокойны, — перевел тему мужчина, тряхнув светлыми локонами, опуская взгляд на подопытных. На них он тренировался, чтобы не угробить Зиамиронотен — на остальных ему было плевать. Сейчас Дахладыш просто следил за состоянием подопытных. Инъекция уже была введена, эти дети только-только прогоняли яды через кровь и пока не мучались лихорадкой и сорванным горлом, однако были уже холодны, несмотря на парилку вокруг. Все было предусмотрено заранее. — Это же Га́эт и Все́дор. Почему двое, а не один? Не принимай на свой счет, но это же сложно, да и как бы… — Не стоит, — оборвал ее на полуслове. — Если мир на их стороне, то они выживут. Я буду бороться за их жизни своей магией. А это у меня прекрасно получается, поэтому будь добра… Принеси чего-нибудь поесть. Франтзеку можешь подать и обглоданную баранью кость, но мне принеси Тусентское красное и хлебную лепешку из моей комнаты. Зиамира покривила бы душой если бы сказала, что не почувствовала Дахладыша жлобом и слишком избалованной натурой. — Как скажешь, лишь бы больше сюда не приходить… Ко второму магу, находящемуся через две коморки, она решила не заходить. Однако, не слышать он ее не мог, поэтому вопреки пожеланиям эльфа чернявая решила побаловать человека обычной едой. Бараньими ребрами — не обглоданными и даже не облизанными ничьим паршивым языком. На обратном пути Зиамира услышала странные царапания по правую руку за одной из крепких на вид дверей, будто что-то обваливалось сверху. Это был не первый раз: ранее крепость принадлежала одной из военных частей Ковира, но, когда появилась надобность в ведьмаках, подразделение было перемещено ближе к границам, после и вовсе расформировавшись. Отсюда и слегка обветшалое состояние памятника армейской культуры. Не стоило забывать и о том, что чародеи тоже обитали в Каер Орхтанге долгое время портя местным воздух выбросами магии. Таким образом, загаженность и недовольство в королевстве росли в равной степени. Не прошла непутевая и двадцати шагов как ее нагнал Клемен с по-настоящему кислой и вялой миной. Хоть он обычно выглядел почти таким же мercard, но на этот раз его пухлая от дороги физиономия позволила Зиамире узнать во всех красках, что значит быть унылым говном в натуре своей. — Уже поел? — пытаясь подобрать слова, спросила Зиамира, сжимая в руках корзину с дарами и вином. — Если бы Мастер не рвал и метал, то может быть, что-нибудь и прихватил бы, да рука не дотянулась — вопли и словесный понос старика хуже самой визгливой бруксы. Наверное, в этот момент стыд почти скрутил Зиамиру. Она вдруг поняла, что подставила своего старшего товарища. — Ну… ты это, подожди. У меня вроде как есть еда для магов. Могу тебе тоже немного дать. Видимо, быть все-таки еде Франтзека надкушенной и облобызанной. Пока шли Клемен успел забрать корзину, жуя лепешку с ужасным удовольствием. Удовольствие его увеличилось в несколько крат, когда он узнал чья она. Бутылку вина Зиамире не позволили открыть последние остатки совести. — Куда делся Имунд? Бегает за Морагоном? — после короткого кивка, она удостоверилась содержанию мыслей. — Понятно… Клемен был не особо разговорчив. Его настроение было ужасным, даже еда не скрасила эффект от долгой дороги, скандала со старым учителем и скорой встречи с навязанной заботы о детях, на которых ему, прямо и честно говоря, насрать. —.. он почти такой всегда. Но зато проявляет какое-то понимание… Благо ему хоть что-то перепало, не ходить же вусмерть голодным в собственном, считай, доме. —.. а как твои дела? Мы мало общается, да и видимся раз в тысячу… Проблемы с последним заказом — точнее, заказчиком — приводили в слабую степень гнева. Ведьмак был в почти что ярости от того, что за самого настоящего демона в речной деревушке в Маллеоре отказались платить. Он получил серьезное ранение, после которого отлеживался в храме полтора месяца, чуть не схлопотал проклятие и вдобавок приобрел дикую неприязнь к любому упоминанию нечестивого в своем присутствии. Дикие сны до сих пор присутствуют в его жизни даже после исполнения контракта в жизнь. —.. слушай, а ты кого-нибудь ненавидел, а? — Да что тебе нужно от меня?! — рявкнул мужчина, почти превышая обычную свою скорбную громкость. Ему было невдомек, что тупая ящерица в штыки восприняла весть о том, что их связывает Предназначение. Ей хотелось хотя бы немного лучше узнать Клемена, но он сам не шел на контакт. — Так я ведь спрашиваю… — оторопела девочке, прощупывая почву, недоверчиво смотря тому в лицо. — Хотя уже, наверное, не стоит. По твоим глазам видно, что трогать тебя сейчас не нужно. В этот момент ему действительно показалось, что девке он готов открутить голову. Ляпота. Аморфность мутанта Зиамира приняла за почтительное внимание, а оказалось наоборот. Бывает. — Ненавидел ли я? — будто вспомнил вопрос, сказал он, сжав ручку корзинки до слабого хруста. А стоила ли игра всех свеч? Зачем ему распинаться перед мелюзгой? Чтобы позабавить? — Вроде бы так… — она в свою очередь сжала горлышко бутылки, нахмурившись из-за опасности, повеявшей от ведьмака. — Да, — на отвали сказал, как отрезал. — Это был заказчик? Человек или монстр? А может… — Мутант. Стало неловко. Самую малость, ведь это первый раз, когда они заходили так далеко. К слову о расстоянии — Клемен будто невзначай ускорился, вынуждая чернявую семенить следом по коридору. — И где он? — нагоняя его и держа темп. — Кормит червей на южном нагорье Ковира, — злостно усмехнулся Клемен, из-за чего шрамы, что исполосовали подбородок и лоб с хирургической точностью тонких линий, поднялись вместе с морщинами, вызвав мрачное выражение у Зиамиры. «Опасные вопросы, — тут же захлопнулась она. — Пора заткнуться и засунуть голову в песок пока не оторвали». Как и прогнозировалось, чародеям не очень-то и понравилось подъедать за Клеменом. Похоже, эльф был уже не в том настроении, чтобы начинать новую клоачную беседу, но промолчать… Нет, он не устоял перед этим. — В следующий раз можешь не спрашивать. Разрешаю тебе подъедать за мной в обеденное время, — колко бросил он, оставляя ребенка, чья грудь начала вздыматься чаще после ухода подопечной. Ведьмак лишь гулко, долго фыркнул, но ни от кого не укрылось, что самолюбие его все же было задето. Он уже раскрыл рот для новой реплики, как из другой части коридора донеслось чародейское «сюда!» Оба — и девочка, и мужчина — вылетели из душной комнаты, столкнувшись в проходе, что вызвало рычание со стороны второго. — Сиди здесь! — не спавший и почти не евший ведьмак звучал вполне убедительно, и Зиамира даже задумалась о том какой черт потянул ее помогать Франтзеку. — Что мне делать?! — обратилась она к светловолосому, не знаю куда податься. В душе зародилась паника, потому что один из лежащих на столе для пыток заворочался и начал тихо постанывать. Маг уже был рядом с ним, щупая окаменевшие мышцы бицепса и плеча. На его лице застыла маска сосредоточенности и знания дела, что только кормило сомнения девушки о ее полезности общему делу. Она была бесполезна. — Ты слышала своего человеческого мужчину, — жестко сказал он в полный голос, запихивая тряпку мальчишки в рот — тот открыл подернутые белой пеленой глаза начал рваться из наручников по бокам скрипучего железного стола. За тканью последовал металлический обруч без обивки, держащий голову. — Стой здесь или выйди! Влияние мутагенов пришло в действие. Начался первый этап трансмутации. Знак Сомн, на котором настоял Имунд, уже изжил себя. — Господи, какой… какой ужас… Прежде чем Дахладыш успел открыть рот, Зиамира вылетела из помещения, увидев, как затряслось в невероятных судорогах тело Все́дора. В горло перестал поступать воздух от стресса и понимания того, что она тоже будет переживать подобное зверство. Мимо проскочила тень старого Кота, а за ним уже и подоспел сам Морагон, расплескивая из небольшого ведра воду. Старший ведьмак был весь на нервах: он окликнул ее, но Зиамира ответила ему искренним непониманием да загнанным взглядом. Из-за вопля за спиной она и вовсе перестала понимать человеческую речь. Сказали не мешать? Отлично! Она подождет пока кто-нибудь не попросит ее помощи, но не здесь — на лестнице. Вопль не замолкающего и не заткнутого Гаэта доносился через стену из вязких мыслей. Приспособление, закрывающее рот на его столе было сломано, а тряпка оказалась не в силах сдержать столь громкие звуки, хотя заглушить мальчика чародей честно пытался. Это было невыносимо. Зиамира сжалась у самой стенки, сидя на мокрой от сырости лестницы. Рядом пробежала крыса, устремившись вверх по пролету, но по неведомой, да и не интересующей девочку причине распищалась и побежала обратно в коридоры, где затравлено скулили люди. Вдруг в носу защекотало тяжелым духом железа — повеяло свежей кровью, паленой сладкой плотью и легкой гнильцой. Зиамира сама не заметила, как начала выть в голос и почти что рыдать, когда выведала знакомую смесь ароматов. Вспомнились ломота и вывертывание суставов, врастание ногтей и обломанных крыльев — все тело запылало, будто и взаправду переплавлялось заново. От сердечной боли и сковавшей ее судороги, она зарылась пальцами в волосы, вцепившись в кожу головы короткими обрубками когтей. Какая жалкая, жалкая, жалкая… Что они с тобой делают? Я их… я… Не хочу так же… Убью… Не позволю снова с собой такое… Хочу чтобы это прекратилось! Хочу их всех… Плечо сразила такая неожиданная, колкая боль, что та распахнула глаза в изумлении и резко повернула голову к плечу, найдя преграду в виде смердящей коричневатой кожицы, обтягивающей кривой череп. В нее с разбегу впился зубами какой-то уродец и осознание присутствия рядом монстра разбудило в Зиамире животно-звериный страх — она заорала во всю глотку, пытаясь удрать, отцепится, но в бедро впилась кривая лапа. Монстр не зыркал по сторонам и не мешкал, задействуя зубы-резцы, разрывая плоть и сжимая челюсти, заставляя орать еще громче. Зиамира дернулась заехала кулаком по морде твари, но та лишь злобно заворчала, усиливая обхват. Девушка не останавливалась и когда послышался хруст плоского носа, тварь отлипла, показывая ряды мелких акульих зубцов. Звук, который она издала был очень скрипучий и жалкий, но для Зиамиры он стал глашатаем смерти — она ползла по полу, уставившись на самого настоящего, уродливого и полностью голого накера. Его причиндал болтался между ног и походил на его же уши — завядший монашеский цветок. В следующий прыжок огра она умудрилась отпрыгнуть левее из-за чего тот лицом впечатался в каменную кладку, задев факел. Источник света повалится на пол и нашел свое конец в луже, где только что побывала Зиамира. Перепуганная и неожиданно потерявшаяся в полутьме, она рванула со всех ног в коридор к магам и ведьмакам, во всю крича. Сзади уже шлепали тонкие ножки. — Падай на пол! Столп огня прошелся прямо по середине коридора — девчонка задержала дыхание, ощущая, как загорается верхняя одежда и пахнет паленым. Она не успела вовремя пригнуться и упала вниз лицом на крупную кладку катакомб. Кровь неприятно сочилась из раны, выпуская адреналин наружу. У Клемена оказался охотничий нож длинной с ее предплечье и никакого оружия больше. Накер, увидев новое лицо, издал призывной визг и ринулся на ведьмака, но тот был хищником в этой партии. Не жертвой. Движения — легкие и плавно перетекающие в новые фигуры — были, без преуменьшай, завораживающи. Простота, с которой Клемен загнал монстру лезвие сбоку под ребра поразила Зиамиру. Ее вырвало прямо там, в центре коридора от вида первой мертвой твари в своей жизни. — Цела? Ему ответом стало потряхивание головой и новая волна рвоты. Желудок сжался до ужасающих размеров, стало не до шуток.  — Я не хочу быть как ты, — зарыдала девушка, почувствовав себя ребенком, оттого и злясь, и стыдясь. Ей было омерзительно смотреть на Клемена, который выпустил чудовищу кишки с такой легкостью, что на месте накера могла оказаться и она сама. — Убийцы… Для вас это такой заработок, а я такая же… Такая, как… Сука! Отпусти меня! Ведьмак схватил ее за окровавленное плечо, сжимая жесткими пальцами края раны. Девка сжала зубы зашипев, подвывая с мальчишками. — А теперь слушай сюда, доставучая змеючка, — желтая радужка глаза потемнела — глаза, о эти дьявольские глаза, наполнились настоящим гневом, пускающим корни. Животная половина Зиамиры содрогнулась от ощущения огромной силы рядом с собой — ведьмак, выплеснув львиную долю чудовищной энергии, чистой, красной злости, посмотрел на девушку таким многообещающим взглядом, от которого любому хотелось бы скрыться. — Успокойся или я затолкаю тебя в комнату с приборами и меняю местами с тем орущим ублюдком. Твои стенания сейчас никому не интересны, так что замолчи. Ты уяснила? Глупо было не заметить, что девочка перепугалась, попытавшись освободиться. — Хватит уже, отпусти. Перестань меня трогать! Я поняла! Ведьмак предупреждал. Он заехал той кулаком по челюсти так, что из глаз посыпались звезды. — Буду трогать сколько захочу, уяснила? — Да пошел… пошел ты на… Зиамира захрипела после тычка в живот — после него она уже слабо понимала, что происходит, но отдаленно разобрала голос второго ведьмака и возмущенные вопли Имунда. Чародеи не мелькали перед глазами, но вот лицо Морагона постоянно. Он на повышенных тонах что-то обсуждал с Клеменом, указывая на труп. Он взял бессознательное тело и закинул его так, чтобы не перепачкаться кровью… пахнущей не так как кровь человека или ведьмака. Это была кровь чудовища, и она уже стекала по его рукам мелкими дорожками, щекоча нос душком железа и, кажется, чем-то, что походило на запах драконида. Очень слабо, почти неощутимо, но Клемен шел с мыслью о том, что его рассудок не способен так шутить над ним и то, что он ощущает сейчас — чистая монета. Неправильное поведение не трогало его, ведьмак шел дальше, вверх по лестнице. Отворил дверь и сбросил Зиамиру на кровать. Рваная рана на плече затесалась среди лоскутов рубахи, почти на глазах покрываясь тонкой, едва видимой корочкой, перестав сочиться — аномалию он заметил сразу же, убедившись в том, что ускоренная регенерация у драконицы была и никуда не исчезла. Метаморфоза вызвала у него скрип зубов. Мужчина сам не знал почему, не желая разбираться в себе и прислушиваться к своим давно загубленным чувствам. Возможно, если бы драконье яйцо нашел кто-нибудь другой, то все обернулось иначе. Раньше Клемен не верил в Предназначение. Сейчас он кожей ощущал нечто неизбежное. Как будто… что-то грядет.