DOOM

Как оказалось, вырубил беззащитного парня милый и добродушный Хосок, который никогда раньше не подавал признаков агрессии. Все раны Чимина были старательно обработаны, а на особо сильные царапины «друг» налепил забавные цветные пластыри. — Прости, что пришлось тебя ударить. И за то, что не предупредил, тоже прости, — виновато опустив голову, пробормотал старший Чон. — Около двух раз в год Чонгук впадает в такое состояние. Особенно в этот день. Я думал, что если ты будешь рядом с ним, то он расслабится и не натворит глупостей, но я ошибался. Сам понимаешь, отпустить я тебя не могу, иначе он станет совсем неуправляемым. При всем желании тебя защитить, мне приходится удерживать тебя рядом с моим братом. Ты же видел, как страшен он в гневе. А представь, что будет, если ты сбежишь или покончишь с собой? Нет-нет, таких проблем мне не надо. У Чимина кружилась голова. Он безвольно лежал на каком-то диванчике и смотрел в потолок, тяжело дыша и прикрывая ладонью глаза, потому что яркий свет от люстры сильно раздражал. Его снова насиловали, а потом еще и ударили, чтобы не сбежал. Он не был ручным котом, он был щенком, которого всем нужно было пнуть и самоутвердиться. Всхлипнув, юноша отвернулся от Хосока, поворачиваясь на бок и обнимая себя руками. Когда он успел так согрешить, что теперь приходилось расплачиваться за это всю жизнь? Он так сильно, чисто и искренне любил Чон Чонгука уже больше пяти лет, он делал все, что тот скажет, но взамен получал лишь ненависть, холод и желание причинить боль. Почему Чон Чонгук ненавидел его так сильно? За что? Прямо как отец Чимина. Все испытывали к нему ненависть. И Чон Хосок оказался не другом, а просто играющим роль друга. Никому здесь нельзя было доверять. — Я больше не хочу жить, Хосок-хен. — Послушай, я не знаю, почему Чонгук к тебе так привязался, но я точно знаю, что без тебя он сойдет с ума, — заявил Хосок, мягко поглаживая юношу по спине. — Ты ему нужен. Как бы он ни поступал с тобой, что бы ни говорил, но он зависит от тебя не меньше, чем ты от него. Если бы Чонгуку было на тебя все равно, то он бы не привел тебя к себе домой, не пытался бы удержать за тысячью печатей в тайне от меня и остальной семьи. Он бы просто исчез из твоей жизни так, будто его и не было никогда. Понимаешь? Старший Чон осторожно обнял хныкающего Чимина, чтобы его утешить. Он действительно желал только добра близким людям, но добивался этого «добра» своеобразными методами. — Пойдем я отведу тебя в твою комнату. Тебе нужно помыться, переодеться и хорошенько поесть, чтобы набраться сил. Я поговорил с Чонгуком и некоторое время вы будете спать раздельно, чтобы у него не возникало желания вновь выместить на тебе свои старые обиды. Вытерев слезы крохотной ладошкой, Чимин снова повернулся на спину, приподнимаясь и поджимая губы. Почему Чонгук был привязан к нему и почему не хотел отпускать? Это был сложный вопрос, на который и сам Чимин не знал ответа. Возможно, ему нравилось с ним спать? Но он бы мог найти себе кого-нибудь другого, в тысячу раз красивее и опытнее. Что же тогда удерживало его? Возможно, его покорность? Но у Чонгука наверняка были сотни других воздыхателей, готовых выполнить любые его желания. — Хорошо, — тихо согласился юноша, успокаивая себя мыслями о том, что он все-таки, может и капельку, нужен своему любимому мальчику. Может, не всегда, может, не так, как бы хотелось, но Чимин должен подчиняться, когда нужно, потому что это его любимый мальчик, о котором нужно заботиться и которого нужно любить. — Хорошо, пойдем, Хосок-хен. Теперь никто не трогал и без того измученного Чимина. Ему позволили спокойно принять душ, подкрепиться и лечь спать на целый день, чтобы восстановить силы и нервы. После того, как Хосок выяснил отношения со своим младшим братом, Чонгук боялся даже подойти к Чимину. Ночью, когда юноша спал, он почувствовал, что кто-то мягко целует его в шею. Руки же парня были привязаны к изголовью, а на глазах находилась плотная повязка. Видимо Чонгук решил загладить свою вину за сегодняшний кошмар, поэтому старательно пытался доставить удовольствие Чимину. Нежные и сильные руки обводили контуры тела юноши, задевая его соски и тонкие ключицы. Ласковые же губы неторопливо касались каждой ранки и синяка на теле Чимина. Поначалу, спросонья, Чимин испугался, дернувшись. Руки привязаны, он не может пошевелиться и ничего не видит — что происходит? Очередная издевка? Хочет сделать ему еще больнее? Лишь тогда, когда тело содрогнулось от очередного неожиданно нежного поцелуя, Чимин замер. Он никогда, буквально никогда, не чувствовал таких нежных поцелуев. Будто бы его любимого мальчика заменили. — Чонгукки, милый? — тихо простонал Пак, чувствуя, как ускоряется его сердцебиение и краснеют щеки. — А-ах… ты не должен… ты снова хочешь.? Минни чуть приподнял бедра, когда в очередной раз сильные руки обвели контур талии. Это было невероятно приятно, после стольких раз, когда эти же руки оставляли огромные синяки. Он послушно изгибал тело по мере скольжения рук по нему, старался не двигаться, чтобы не спугнуть своего мальчика, и лишь тихо постанывал, скользя своей ножкой по чужой сильной руке. Только когда губы коснулись его уст, Чимин понял: что-то не так. Чонгук никогда не целовал его с нежностью, никогда не доставлял ему удовольствия без жёсткого секса. Эти руки были чужими, как и не менее притягательные губы со вкусом ментола и сигарет. Вместе с нежным поцелуем предполагаемый Чонгук вошел в многострадального Чимина, но гораздо мягче и легче, чем в прошлый раз. Это был точно не мальчик с ангельским личиком. Он всегда предпочитал смотреть Паку в глаза, чтобы видеть его боль и слезы, либо наоборот радость от удовольствия. Этот же человек кардинальным образом отличался от него. Тихие стоны, послушно раздвинутые ноги и мурашки по телу. Чимин впервые не кричал во время секса из-за боли — было приятно, а не больно. Осознание происходящего доходило с трудом — это не Чонгук. Это точно не Чонгук, но этот незнакомец действует так уверенно, будто Чимин является его собственностью. Он нежен и аккуратен, но полностью уверен в своих действиях. — О-отпусти меня! Отпусти! Я закричу! — воскликнул крайне испуганно Чимин, пытаясь освободить руки. Незнакомый человек прямо сейчас занимается с ним сексом, а Пак даже и догадаться не может, кому подставляет свою пятую точку. Как бы ни был приятен этот секс, но это секс не с Чонгукки. Понимая безвыходность ситуации, Чимин сделал глубокий вдох и громко завизжал, толкая незнакомца ногами, чтобы он прекратил, вышел из него. Это что, снова друзья Чонгука? Нет, они никогда не были такими заботливыми, их губы никогда не целовали с такой лаской. Если бы Чимин так сопротивлялся с Чонгуком, то парень наверняка бы ударил его несколько раз, чтобы тот не истерил, как девчонка. Этот же незнакомец силой поцеловал его в губы и продолжал настойчиво толкаться, придерживая юношу за ноги, чтобы тот не пинался. В таком положении кричать совсем не хотелось. Если лишь на секунду представить, что сейчас прямо над ним находится Чонгук, то Пак бы умер от счастья, но увы, это был совсем не любимый мальчик. Когда таинственный человек закончил, то он подарил разрядку и Чимину, что с Чонгуком случалось крайне редко, если парень того сам не хотел. Наконец, повязка с глаз юноши упала, позволяя рассмотреть незнакомца, с которым он изменил (?) младшему Чону. Перед ним возникло слегка уставшее, но не менее красивое лицо. В смутных воспоминаниях Чимин мог найти его лишь в нескольких эпизодах: на поминках этот человек пристально на него смотрел, а после уже юноша увидел его рядом с Хосоком. Именно он наблюдал за жестоким изнасилованием. Он был хорошо знаком с братьями Чон. Когда они встретились взглядами, Чимин притих. Он уже видел этого человека. Это действительно не Чонгук. Только что он переспал не с Чонгуком. И этот незнакомец… Почему он был таким ласковым? Тяжелое дыхание Чимина то и дело сбивалось, он прижимал к себе дрожащие колени. Юноша давно не испытывал оргазма — Чонгук не разрешал. А этот незнакомец почему-то разрешил. — Вы кто? — тихо, со страхом в голосе спросил беспомощный юноша, который даже руками не мог пошевелить. Его тело обмякло, а мысли перепутались. — Зачем вы сделали это? Он снова хотел заплакать, но держался, сжимая губы и пряча взгляд. — Если хотели получить меня, то могли бы и не притворяться таким заботливыми… Вас послал Чонгук, да? — А ты только о нем и думаешь, да? — усмехнулся горячий парень, который не стеснялся целовать колено Чимина. — Так нравится быть его игрушкой? Теперь незнакомец перевернул юношу на живот и связал его руки сзади. Видимо, одного раза было недостаточно, чтобы удовлетворить все потребности. — Он унижает тебя, трахает как хочет и где захочет, а ты шепчешь его имя даже когда спишь с другим? Не удивительно, почему он так долго скрывал тебя от меня. Не хотел делиться, как обычно всегда это делал. Ты псих, раз любишь это чудовище. — Он не чудовище! Он просто… просто ему нужно выплескивать свои эмоции, — пытался оправдать его Чимин, для которого унижение перед Чонгуком вошло в повседневную привычку — Я должен позволять ему выплескивать эмоции… Оказавшись уже в другом положении, юноша снова начал сопротивляться: он жалобно мычал, пытаясь вырваться и отказываясь спокойно лежать. Конечно, это же был не Чонгук, которому нужно беспрекословно давать себя трахать, когда угодно, как и где. — Отпусти меня! Не смей! Кто ты такой, чтобы делать это! Юноша перекатился на бок, смотря на незнакомца глазами, полными слез. Он снова начал пинаться, не позволяя этому парню даже начать задуманное. — Меня зовут Юнги. Я старший брат твоего обожаемого Чонгука, — представился, наконец, мерзавец, который воспользовался положением Чимина. Едва знакомому парню пришлось завязать рот юноши, чтобы он не создавал слишком много шума. К тому же ему совсем не нужны были свидетели, чтобы как следует возбудить игрушку брата. — Чимин. Ведь так тебя зовут, да? Вот ты его оправдываешь, ищешь повод, чтобы остаться с ним, а он вытирает об тебя ноги всякий раз, — Юнги говорил горькую правду прямо в лицо, не заботясь о чувствах парня, который был на грани. — Ты же знаешь, что он убил собственную мать? И тебя не пожалеет, когда ты ему надоешь. Как выразился старший брат Чонгука, он решил оставить для него послание, чтобы младший его «прочел». Именно для этого он беспощадно бил ягодицы Чимина до красноты, совершенно не обращая внимания на приглушенное мычание. В этом он ничем не отличался от своего брата. «Убил мать? Чонгук убил свою мать? Этого быть не может! Нет, Хосок сказал, что мать любила его, он не мог убить ее!» К сожалению, из-за повязки на рту Чимин не мог кричать. Его сдавленные душераздирающие попытки вскрикнуть заканчивались провалом. Было невероятно больно. Нежную кожу на ягодицах жгло так, будто к ней приложили раскаленный металл. Поначалу ласковый Юнги сейчас мучил его не слабее Чонгука. Молочная кожа мгновенно покраснела, на ягодицах Чимина оставались отчетливые следы от ладоней Юнги, в некоторых местах кожа стерлась, и проступили маленькие капельки алой крови, что скатывались по бедрам Чимина на простынь. Ему было настолько больно, что даже плакать не осталось сил, только вздрагивать при каждом шлепке и болезненно стонать, пустым взглядом смотря в стену напротив. Самое страшное, что Чимин даже позвать на помощь никого не мог — не только из-за веревки во рту. Никто бы не пришел. Чонгук безразличен к страданиям Чимина, а Хосок никогда не пойдет наперекор братьям, если этого не потребуется для их же благополучия. К тому же, если Юнги был старшим, у Пака вообще не оставалось шансов на то, чтобы уйти целым. На шлепках Юнги, конечно же, не остановился. Всю ночь он мучил Чимина похлеще, чем Чонгук, стараясь тем самым показать, что он может быть лучше своего младшего брата. Несмотря на жестокое обращение, старший всё-таки доставлял юноше удовольствие. Под самый же конец, когда Чимин больше не смог выдержать ни раза, мальчишка потерял сознание со слезами на глазах. Теперь, если Чонгук заметит следы на его теле, то ему придется несладко.