DOOM

Когда Чимин вернулся в дом Чонгука, его ждал неприятный сюрприз. Вместо того, чтобы поделиться с Паком своими чувствами, осознать свою ошибку и попытаться загладить вину, парень жестоко наказал его за побег из золотой клетки. Хозяин дома повалил мальчишку на кожаный диван, а тот даже не успел прийти в себя. Несмотря на просьбы Чимина быть немного ласковее, Чонгук продолжал причинять ему боль и не один раз, чтобы юноша навсегда запомнил: побег невозможен, что другого выхода, кроме как принадлежать хозяину у него нет. — Мне стоит навестить твоего любовника, который оставил на тебе следы, — застегивая ширинку, холодно произнес Чонгук. Чимин боялся. Чимин невыносимо сильно боялся даже думать о том, что сделает с Джином Чонгук. Он не ожидал, что все обернется таким образом. Он совсем не ожидал. Он все испортил. К тому же, Чонгук отобрал у Пака все вещи в том числе и сотовый телефон, поэтому жертва не могла одеться и выйти из квартиры. Он запер его в гостевой комнате, где в шкафу не было даже полотенца. Своим побегом Чимин пробудил в нем монстра, который намеревался уничтожить всех, кто стоял на его пути. Полностью обнаженный и замерзающий юноша упал на пол, обнимая колени и истеря в молчаливом припадке. Он никогда не мог сделать что-то, кроме беззвучных слез. Всегда он только плакал и подставлял дорогих ему людей. Чонгук его ненавидит. Чонгук пытался быть с ним ласковым, но Чимин сам все разрушил. Надо было тогда терпеть, не отвечать на звонок Юнги и оставаться в неведении. Или просто принять и простить, как и всегда делал. Теперь же Чонгук снова относится к нему, как к ничтожеству. К тому же теперь в опасности Джин и младший брат Чимина. Юноше казалось, что он уже успел несколько раз отключиться. Он сидел на холодном полу, опираясь спиной на не менее холодную стену. Звуки рыданий уже стихли, лишь изредка с глаз скатывались слезинки. Чимин ковырял ноготочком стену и глубоко дышал. Лучше бы Чонгук убил его, чтобы не испытывать всего того, что испытывал сейчас. Это Чимин виноват во всем. Ни Чонгук, ни Юнги и ни Джин. Это не они виноваты, это только Пак Чимин. Не Чонгук все это время был эгоистом, а Пак Чимин. Он должен был молчать и принимать, что дают, а не требовать большего. Настоящий ублюдок, из-за которого пострадало немыслимое количество людей. Он заставил всех страдать, но сам не видел ничего дальше своего носа. Ничтожество. Сколько уже Чимин сидел в этой комнате? Час? Два? А может целую вечность перед тем, как ручка двери опустилась. Кто-то проник в практически пустую комнату, которая до того момента была заперта. — Ну у него и хоромы! — воскликнул знакомый мужчина. — О, Чимин! Твой хозяин даже одежду у тебя забрал. Как забавно! Перед узником вновь возник главный кошмар его жизни. Двое друзей Чонгука, которые изнасиловали его три года назад. Что они здесь делали? Неужели парень снова решил над ним поиздеваться и отдать его своим мерзким приспешникам? — А ты совсем не изменился. Такой же милашка, как и прежде. Поиграешь с нами? — Пожалуйста, не надо! Остановитесь! Не делайте этого, прошу! Грязные руки коснулись щек юноши, а после прижали его к полу. Отвратительный тип действительно собирался осуществить задуманное. Прошло три года, но то чувство отвращения и безысходности Чимин никогда не мог забыть. Те самые руки, которые касались его, и грязные губы, которые целовали. Тогда Чимин звал на помощь Чонгука, несмотря на то, что именно он это и подстроил. Сейчас звать было некого — это конец. Громко хныча, он пытался отбиваться, но его слабые замерзшие ручки ничего уже не могли сделать. Он был не в силах сопротивляться двум мерзавцем сразу. — Прости, Чонгук, прости меня, — крепко жмуря глаза, чтобы не видеть своего позора вновь, бормотал Пак, захлебываясь в собственных слезах. — Я так виноват… Чонгук наказал его сам. Но, видимо, решил, что этого недостаточно. Он решил повторить тот кошмар, который произошел три года назад. Чонгук точно ненавидел его. Чимин сам себя ненавидел до жути — он мог только рыдать и умолять, прижатый к холодному полу, чувствующий ужасно неприятные прикосновения насильников. — Отпустите его, — безразлично, но твердо произнес родной звонкий голос. — Я не за этим вас позвал. В то же мгновение противные руки, которые сжимали тонкие запястья Чимина до хруста, исчезли с дрожащего тела. Друзья Чонгука хотя и были недовольны таким исходом, но все же подчинились. Хозяин дома проводил своих приспешников в гостинную. Он дал им указания разыскать Ким Сокджина, которого не смог найти собственными силами. Видимо, он не остановится, пока не отомстит за украденную игрушку. Быстро стучащее сердце никак не могло успокоиться. Чимина спасли от изнасилования, но Чонгук все равно не менял своих планов по поводу Джина. — Не трогай его, — умоляюще попросил Чимин, когда вновь увидел Чонгука. Юноша снова забился в угол, обнимая свои колени, чтобы хотя бы немного согреться и прикрыть свою наготу. — Прошу тебя! Я больше никогда от тебя не уйду! Я правда виноват перед тобой, но я люблю только тебя, Чон Чонгук. Пожалуйста, отпусти Джина с миром! Мы с ним больше никогда не увидимся. Маленькие ладошки растирали слезы по щекам. Чимин умоляюще смотрел на парня, в глазах которого было только едкое безразличие. — Мой брат живет вместе с Сокджином. Без него он пропадет. Чонгук, прошу. Оставь их в покое. Я только твой. Я навсегда твой. Ты можешь делать со мной, что угодно. Отпусти Сокджина и разреши ему заботиться о моем брате. — Брат? — видимо Чонгук даже и не знал, что у Чимина есть младший братишка. Они редко говорили с ним о семье, поэтому для Чона многое оставалось тайной. Однако даже такая новость не помешала ему обиженно отвернуться, игнорируя слова и слезы светловолосого юноши. — Мы просто поговорим с ним. Если он не поймет, то прибегнем к более радикальным мерам. Так или иначе, нам все равно необходимо встретиться. Я объясню ему, что к чему, а после мы разойдемся. Зная вспыльчивый характер Джина, а также его спортивные навыки, Чимин мог предположить, что тренер полезет в драку в любом случае, потому что он всей душой ненавидел Чонгука и мечтал от него избавиться. Эта ярость была взаимной. Чимин поднялся и торопливо подошел к Чонгуку, обнимая его и прижимаясь щекой к спине. Даже касаться он старался его осторожно, чтобы лишний раз не раздражать. — Не надо, Чонгукки. Прошу тебя, не надо. Я же сделал свой выбор. Я ушел с тобой. Джин все поймет и не станет вмешиваться, он знает, что я люблю только тебя. Он признался мне в любви, но я не ответил на его чувства, потому что я люблю другого человека. И это ты, Чонгук. Тебе не надо доказывать, что я — твой, потому что это и так понятно. Ради тебя я готов бросить все. Я не могу без тебя, Чонгук. И я волнуюсь за тебя так, как ни за кого больше на свете. Я не знаю, волнуют ли тебя мои желания, но я хочу сказать: я готов любить за двоих. Даже если у тебя нет чувств ко мне, ничего страшного. Я буду с тобой рядом, и я готов ждать тебя столько, сколько угодно, потому что люблю больше всего на свете. Не уходи сейчас. Пожалуйста, Чонгук. Я люблю тебя! Он уткнулся лицом в спину возлюбленного, крепко обхватывая его ручками и не желая отпускать. Одним лишь взмахом ладони Чонгук приказал пешкам убраться из его дома. Они и так видели слишком много, чтобы и дальше оставаться здесь. — Ты… Ты правда меня любишь? До сих пор? — в бесчувственных глазах на мгновение мелькнуло удивление. — Не могу в это поверить. Так же не бывает… Не должно быть. Чонгук усадил обнаженного юношу на свои колени и мягко провел рукой по его солнечным волосам. Сейчас Чимин напоминал скорее куклу, чем живого человека. Сломленный, вечно грустный и прекрасный. Он был слишком хорош для того, кто сотни раз причинял ему боль, но эта красавица была создана только для одного чудовища. — Чего ты добиваешься? Хочешь разжалобить меня своей сладкой ложью? — поинтересовался Чонгук без показной холодности. — Разжалобить тебя ложью? — дрожащим голосом переспросил Чимин. Он не выглядел рассерженным, он выглядел опечаленным. — Все три года я мучился, потому что мне было больно. Потому что я все еще любил тебя, Чонгук. Я любил тебя тогда, когда ты переспал со мной при своих друзьях, я любил тебя тогда, когда ты закрыл меня в своей квартире и использовал только для секса, я любил тебя тогда, когда ты оставил меня для Юнги, я любил тебя тогда, когда узнал обо всем. Он осторожно дотронулся ладонью до щеки Чонгука. Сидя на его коленях, он ощущал себя маленьким мальчиком. Именно здесь Чимин чувствовал себя защищеннее всего, хотя главная опасность находилась рядом. — Я был готов ради тебя не спать ночами и терпеть боль. Я был готов принять всего тебя и исправлять собственные недостатки. Я был готов умереть от холода, но отдать тебе последние вещи, чтобы согреть. Я был готов терпеть издевательства Юнги, лишь бы дождаться тебя, — он мягко погладил Чонгука по волосам, покрывая нежными поцелуями его щеку. — Я больной, Чонгук. Я люблю тебя всем сердцем и душой. Что бы ты со мной ни сделал, я становлюсь зависим только сильнее. Я схожу с ума, когда ты касаешься меня. Или когда вижу твою улыбку. Я люблю тебя уже больше пяти лет, Чонгук, я любил тебя тогда, когда ты даже об этом не догадывался! — сказав это, Чимин осторожно обвил руками его шею, обнимая и прижимаясь обнаженной кожей к чужой одежде. — Знаешь, почему я поехал тогда с тобой и Хосоком? Я боялся, что ты потерял ко мне интерес. Я ревновал, хотя ты не принадлежал мне. Юнги говорил мне, что ты бросишь, как только я тебе надоем. И я боялся этого намного больше смерти. Потому что смерть я готов принять только от тебя. Ты мой бог, моя религия, мое солнце и мой любимый мальчик. Я никогда не переставал тебя любить. — Ты говоришь серьезные вещи в таком интересном виде, что мне хочется смеяться, — впервые с искренней улыбкой сказал Чонгук. На словах Чимина парень ну никак не мог сосредоточиться, потому что всегда смотрел не туда, куда было нужно. Однако лишь слышать голос светловолосого мальчика было крайне приятно. Вероятно, что же он сказал, Чонгука мало волновало. Ему было так жарко, что он терял суть разговора и периодически оттягивал свой неудобный галстук. — Юнги много чего говорит, но не все его слова являются истинной в последней инстанции. Да и я много могу сказать сгоряча, только это не значит, что ты должен всему безоговорочно верить, — поглаживая румяную щечку Чимина, говорил с придыханием его ангельский мальчик. — Если я не бросал тебя все эти пять лет, то почему думаешь, что я оставлю тебя через десять? Ох, конечно, так же сказал мой старший брат… Только он не знает, что я давно заметил твое странное поведение, еще в старшей школе. Именно тогда я пытался тебя отвадить, но у меня ничего не получилось. Ты все-таки нашел способ признаться мне, хотя я и избегал тебя целыми днями. Какой же ты наивный и упертый… Сильные руки придерживали Чимина, чтобы тот ненароком не упал с его колен. На ладонях Чонгука проступали синеватые вены, которые отлично контрастировали на бледной коже. — Когда я увидел тебя впервые, то поймал себя на мысли, что хочу испортить этого правильного мальчика, но все же я дал тебе шанс сбежать, притворялся, что не понимаю твоих намеков и считаю твои прикосновения дружескими. Ты не оставил мне выбора. Глаза Чимина в один миг стали удивленными, а на щеках проступил отчетливый румянец. Так Чонгук знал с самого начала? Он заметил все сразу, но пытался отгородить Чимина от такой жизни? — Когда мне было семнадцать, я представлял, что мы занимаемся сексом в школьной раздевалке, — честно признался юноша, а потом опустил смущенный взгляд на свои ноги. — Не такой я уж и правильный. Только не с тобой, — он потянулся руками к пальцам Чонгука, а затем аккуратно взял его ладонь в свою, и ласково провел по выступающим венам. — Я всегда был без ума от тебя. Я не могу объяснить, почему, но каждый день моя любовь и страсть к тебе становятся только сильнее. Ручки Чимина аккуратно расслабили галстук Чонгука, после вовсе его снимая, но он не откинул эту строгую деталь одежды — он надел этот галстук, пахнущий одеколоном любимого мальчика, себе на обнаженную шею. На этом юноша не остановился. Он снова взял ладонь Чонгука в свою и аккуратно поднес его пальцы к своему рту, аккуратно обхватывая их своими губами и проводя по ним кончиком языка. Пусть через такие откровенные попытки соблазнить, но Чимин хотел показать свое искреннее обожание. — Теперь ты понимаешь, почему я прогуливал физкультуру в школе? — усмехнулся Чонгук, потеревшись носом об висок юноши. — Чтобы не создавать тебе лишних соблазнов. Зрелище окончательно раззадорило молодого человека. Пухлые губы Чимина, которых он касался пальцами, приводили хозяина в неописуемый восторг. С каких пор хороший мальчик стал таким плохим? Наверное, с тех самых пор, как влюбился в ужасного монстра. — Хорошо, убедил, — томно выдохнув, произнес Чонгук. — Теперь я хочу тебя. «Хочу тебя» еще не было тем самым «Люблю», но уже говорило о том, что Чимин ему нужен, что он все еще привязан к нему и желает большего, чем просто объятия и поцелуи. Что-то притягивало их друг к другу также сильно, как и отдаляло. И с каждым расставанием они мирились все страстнее и крепче. Чимин никогда не считал Чонгука монстром. Он даже не позволял себе думать о таком. Даже тогда, когда он сказал своим друзьям изнасиловать Чимина, он не думал о Чоне, как он монстре. Это было той самой страшной силой всепоглощающей любви. — Я тоже хочу тебя, — тихо произнес Чимин, еще раз проведя губами по чужим пальцам. Он приложил ладонь Чона к своей щеке, ласково об нее потеревшись, словно кот о ногу хозяина. Личико юноши оказалось совсем близко. Чимин смотрел в глаза Чонгука, то и дело переводя взгляд на его губы. Он нетерпеливо проводил язычком по своим, а его ладошка скользнула по чужой груди, цепляясь за пуговки на рубашке. — Мой любимый мальчик, можно посмотреть на тебя без одежды? — тихо попросил Пак. — Или тебе больше нравится, когда голый только я? Изящные пальцы расстегивали пуговицы на белоснежной рубашке. Чонгук позволил посмотреть на него во всей красе, что случалось редко. Уже знакомый Чимину шрам на ребре, наконец, открылся его взору. — Не вечно же мне страдать от жары в неудобной рубашке, — тихо сказал любимый мальчик, полностью снимая с себя этот ненужный предмет. — Или ты хотел раздеть меня сам? Слегка влажные губы коснулись щеки Чимина, дразня его, а затем они переместились на пухлые уста, не кусая их, но бережно сминая. Приподнявшись, Чонгук приспустил свои брюки с нижним бельем и стянул их вниз во время жаркого поцелуя. Для Чимина тело Чонгукки было самым красивым во всем мире. И это не было преувеличением, Чимин без лести мог бы назвать тело его мальчика — идеалом. Его влюбленное сознание никогда бы не нашло чего-то красивее и желаннее этого тела. Восхищенно и тихо охнув в поцелуй, юноша провел своими ладонями по горячему торсу, усаживаясь на теперь уже свободных от одежды коленях Чонгука. Его маленькие пальчики спустились ниже и обхватили головку члена Чона. — Самый красивый мальчик на свете, — горячо шепнул юноша прямо в губы Чонгука. Его ладонь умело двигалась по чужому члену. Чтобы больше раззадорить своего любимого, Чимин тихонько постанывал, не отводя от него взгляда. Как бы ни были прекрасны крохотные пальчики Чимина, все-таки его парню хотелось большего. Тяжелые вздохи, наполненные истинным удовольствием, сладкие стоны Чимина, их горячее дыхание — все это объяло просторную гостиную. — Прекрати меня дразнить, Чимин-ще. Я же не железный! Наоборот, судя по тому, как парень выражал свои чувства, он был по-настоящему, хоть и не железным, но каменным. Однако не мог выдержать нахождения рядом настолько горячего и соблазнительного юноши, как Чимин. Убрав милые ручонки к себе на плечи, хозяин страстно поцеловал желанные губы. Он ухватился за округлые ягодицы Чимина и осторожно вошел в него, перекладывая дальнейшую инициативу на смелого и дерзкого Пака. Прикусив губу, Чимин сладко промычал, на какие-то мгновения жмуря глаза и откидывая назад голову. Чувствовать привычную заполненность было уже чем-то вроде необходимости. Несмотря на то, что несколько часов назад они уже занимались сексом, оба хотели еще, снова, больше. Их страсть нельзя было обуздать. Усаживаясь поудобнее, Чимин чуть приподнялся и снова опустился до основания, не стесняясь при этом громко простонать имя Чонгука. Он начал плавные движения бедрами, которые переходили в более активные. Крепко обнимая своего мальчика, Чимин охал ему на ушко, пока округлые бедра опускались на член Чона. — Ох, обними меня, пожалуйста… Я сейчас… упаду… Чонгукки… — сладко шептал Чимин, прижимаясь к груди любимого. Чонгук заключил своего парня в страстные объятия, не позволяя ему ненароком сорваться, но затем ухватился рукой за галстук, накрепко притягивая к себе. Он подавался навстречу движениям Чимина, изнывая от удовольствия и похоти. Сладкий мучитель стонал не менее откровенно и заливисто, чем его дерзкий партнер. Казалось, что даже в такой позе он контролирует каждое движение Чимина, его сбивчивое дыхание и подрагивающие ресницы. Из-за накала страстей Чонгук кончил одновременно со своим парнем. Впервые они достигли этого вместе, а не по отдельности, как часто бывало, когда хозяин злился на Чимина. Полностью обессиленное тело юноши Чон донес до своей комнаты и уложил в постель, не забыв при этом сорвать злополучный галстук. Первое, о чем побеспокоился Чимин — это удобство Чонгука. Он подложил ему под голову подушку, а сам устроился на его плече, тяжело дыша. Несмотря на дикую усталость, Чимин чувствовал себя так, будто был на седьмом небе от счастья. — Я надеюсь, что смог согреть тебя сейчас, Чонгукки. Ладошка Чимина лежала на груди у Чона, в области сердца. Он чувствовал, как быстро оно бьется, и это успокаивало, дарило ощущение гармонии. Свободной рукой Пак притянул тонкую простыню и прикрыл ей ноги Чонгука. Просто лежать, шумно дышать и слышать родное дыхание рядом — это было счастьем. Чимин приподнялся и перевернулся, оказываясь лицом на уровне колен парня. Ласковые руки осторожно массировали мышцы ног Чонгука, а сам он довольно улыбался. Однако вместе привычного массажа малыш-Гукки захотел теплых объятий Чимина. Он прижал его к себе и положил голову на свое плечо, чтобы насладиться долгожданной близостью. Через некоторое время Пак мог слышать почти бесшумное дыхание Чонгука, который к тому моменту крепко заснул. Разбудили Чимина отнюдь не ласковые поцелуи, нежные объятия или на худой конец холодное ворчание Чонгука. Юноша почувствовал, как кто-то силой сжимает его горло, как он задыхается во сне, но ничего не может с этим сделать. Когда же Пак с трудом открыл глаза, то увидел, что на нем сидит заплаканный Хосок, который душит его с такой ненавистью и отчаянием, что и представить тяжело. Соленые слезы стекали по его щекам, руки дрожали, а глаза были полны самого настоящего безумия и безысходности. — Прости, но я должен сделать это! — закричал в ярости «друг». — Ты не оставил мне выбора, чертов ублюдок!