***
— Я хоть и не вампир, но кровь за версту чую. Михаил, читающий газету на диване в гостиной, обернулся. — Профессиональная привычка? — Возникшая еще при знакомстве с тобой, — усмехнулся Бенкендорф. — Ну иди же сюда, чудище. Он заключил друга в крепкие объятья. Сколько войн и походов, интриг и заговоров они пережили. Их дружба подвергалась самым фантастическим испытаниям и длилась немногим немалым двадцать восемь лет. Воронцов, девятнадцатилетний граф, выросший и получивший воспитание на туманном Альбионе, где служил послом Российской Империи его отец, приехал вскоре после убийства Павла в столицу отдавать долг Родине, на одном из светских вечеров в доме двоюродной сестры Элен Суворовой, в девичестве Нарышкиной, был представлен Александру Бенкендорфу, воспитаннику вдовствующей Императрицы. Одногодки — Воронцов был лишь на два месяца старше — они сразу сдружилась и отправились служить на Кавказ. В кампанию тринадцатого года вместе рассекали в летучих отрядах, брали Познань, потом Воронцов командовал при Краоне против самого Наполеона, доверив другу всю кавалерию. Париж брали, Лейпциг бок о бок. И Бенкендорфа нисколько не смущал вампиризм лучшего друга и его прекрасной жены — более того, с Лизой он сам был давно знаком. Богатейшая дворянка, за неё приданного аж четыре тысячи душ давали, была младшей и любимейшей из дочерей. Старшие дети жили с покойным отцом, разъехавшимся с матерью, а Лизу Александра Васильевна оставила при себе и держала до двадцати семи лет в девках, раз в год из польской глухомани выезжая в столицу. Как позже оказалось, старуха Браницкая боялась за проклятую дочь и по сему не отпускала от себя ни на шаг. Первым выходом в свет можно было считать путешествие в Париж, где Бенкендорф случайно свёл её с Воронцовым, командующим оккупационным корпусом. Михаил, старше Элизы на десять лет, по её мнению был идеалом мужчины. Высокий, сильный, мужественный, надёжный, безумно красивый — после долгих лет мучений с проклятьем она зажила счастливой жизнью, поддерживаемая во всём супругом. Мишель заставил её по-другому взглянуть на жизнь. С ним оно стало божественным даром. Они могли проводить долгие лунные ночи наедине, пить кровь и предаваться человеческим страстям. — Может, выпьем? Я тебя в курс дела введу. — Время семь утра… — Да к чёрту, Миш. Коньяк десятилетний.***
Пушкин готов был впасть в отчаяние. Только что он видел на Невском Элизу Воронцову, его агенты доложили, что Бенкендорф вышел из отпуска в первый же день и принялся за какое-то важное расследование, кто-то даже видел, как он увозит из немноголюдного переулка двух людей без сознания. Его общество объявляло им войну? Готовились напасть без предупреждения? Нет, их так просто не возьмёшь. Вернувшись домой, он послал Никиту с записками к Лермонтову и Дельвигу, написал в Москву к Белинскому. Бенкендорф стягивает в столицу своих? Он ответит тем же.***
— С радостью выслушаю ваши предложения касательно плана действий, — первое заседание носило полуофициальный характер, и Бенкендорф, стоящий во главе стола, медленно опустошал энную рюмку: нервы уже не сдавали. Да и присутствовал самый ближний круг: Воронцовы, Закревский, Киселёв, Чернышёв. Лизы являлись единственными дамами, которым было разрешено посещать собрания. Бенкендорф находился в полной уверенности в своей жене: за столько лет та не выболтала ни одного секрета; Воронцова же была очень полезна. — Для начала разберёмся с тем, что у нас есть. — начал Михаил Семёнович.— Две ночи назад некие господа проникли в спальню Ольги Николаевны. Кто они и что искали, точно мы не знаем. Также как и не полностью уверены в принадлежности Пушкина и его компании. — Что уж тут думать?! — воскликнул Бенкендорф. — Разумеется, их работа. А проверить моих заключённых ты можешь? — Да, хоть сейчас. Давай сюда плащ и веди к несчастным. Александр Христофорович предпочёл оставить без внимание высказанное другом сочувствие подозреваемым. Он больше удивился тому, что Лиза, минуту назад спокойно сидевшая рядом с мужем, тут же вскочила и выбежала с ним за дверь. — Шура, может, не надо? Не сегодня? — Чем раньше начнём, тем раньше окончим. Можешь помочь Мише. — Боюсь, что помогать уже не с чем. Воронцова осенила догадка. Он резко остановился и с ужасом воззрился на жену. Лиза клялась, обещала, что продержится и не будет пить кровь живых людей. «Он был таким вкусным» — читалось в её глазах. Маленький каприз жены стоил им поимки опасного преступника: если он пролежал мёртвым целый день, то кровь потеряла свой уникальный запах и достоверность они определить уже не смогут. Однако это было еще не самым худшим событием дня. Бенкендорф, еле сохраняя самообладание — подруга-вампирша всего-то обескровила человека! — открыл дверь каморки и широко распахнул дверь, позволяя лучам света проникнуть в тёмное помещение. Михаил наклонился к телу Милославского и к своему опасению почуял его слабое дыхание. Насильно открыл ему глаза — они светились алым огнём.