Тем временем у Инка
Инк узнал что Ласт скрылся под маской Эррора. Он совсем не ожидал этого.POV Инка
Он сбежал из цепей добра Дрима? Хотя.. В плохих парнях состоит Кросс, в которого Дрим влюблен... Может поэтому он отпустил Ласта? Наврядли.. Я уверен, что он готов жизнь отдать только чтобы Ласт не ушел.Конец POV Инка
Инк думал что Эррора больше нет в этом мире... Он кричал так громко, что он сорвал голос. Но когда он увидел исцарапанную Юрию, самоуверенного Мерса и Эррора у которого была сломана левая рука, то он понял что все в порядке. Он улыбнулся, пытаясь заговорить. Эррор спросил у Инка почему он молчит. Мальчики не понимали, в отличии от Юрии, она подмигнула Инку и прошептала: — Я не хочу чтобы они узнали это, поэтому, я придумаю что-нибудь... — Юрия подмигнула ему. — Эй, ребят, он молчит потому что... Он просто начал заикаться, и он не хочет смущать вас этим? — сказала Юрия. Парни были озадачены, и начали смеяться над Инком. — Ладно, я отмотаю до того момента когда ты еще мог говорить, но больше не кричи... — прошептала Юрия Инку. (Автар Юрия (А вы шо думали): Чорт, я Юрия и она Юрия я такая аригиналная) Юрия и вправду отматала время до того как Инк начал кричать (орать)), Инк просто стоял у зеркала и смотрел в него, и дождался ребят. — Ребзи, что-то ночь быстро наступила... Мы наверное с Мерсом пойдем домой... — сказала Юрия. — Нет, нет ребята, можете оставаться, я вам кровать застелю! — сказал Инк. Когда он пошел в спальню, то увидел только мешки для сна. Он взял их, хотел спуститься, но перед ним стояли плохие парни. Они начали издеваться над Инком, смеяться над ним. Затем они ушли, сказав что будут забирать его каждую ночь... Инк никому не захотел об этом говорить, и просто спустился с ранами. Все немного офигели, (Сорри) и начали расспрашивать Инка откуда у него раны. Он отвечал им что он просто спотыкался каждый раз когда шел. Когда парни отстали, то и Инк перестал отмазываться, он просто постелил Юрии и Мерсу постель. Затем они все уснули, и Инка, на удивление, не забрали плохие парни, они оставили его дома. Инк не надеялся что его заберут эти парни. Тут Юрия и Мерс начали говорить о том как зарождается любовь. — Как зарождается любовь, — сказала Юрия — почему Эррор не полюбил кого-нибудь другого, более подходящего к нему по ее душевным и внешним качествам, а полюбил именно Инка, этого художника — тут у нас все зовут его художником. Поскольку в любви важны вопросы личного счастья — всё это неизвестно и обо всем этом можно трактовать как угодно. До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть», всё же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными. То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему, — это объяснять каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать. Надо, как говорят доктора, индивидуализировать каждый отдельный случай. — сказала Юрия. Это была и вправду мудрая речь, и всем было интересно, как два очень разных парня полюбили друг друга и стали парой, хотя сами не ожидают того что они станут парой со своей противоположностью... — В Москве, когда я еще был студентом, у меня была подруга жизни, милая дама, которая всякий раз, когда я держал ее в объятиях, думала о том, сколько я буду выдавать ей в месяц и почем теперь говядина за фунт. Так и мы, когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь и так далее. Хорошо это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает — это я знаю. — ответил Мерс. — В городе меня принимали радушно, я охотно знакомился. И из всех знакомств самым основательным и, правду сказать, самым приятным для меня было знакомство с Гастером Гинзбург, товарищем самого известного химика. Его ты знаешь: милейшая личность. Это было как раз после знаменитого дела поджигателей; разбирательство продолжалось два дня, мы были утомлены. Гинзбург посмотрел на меня и сказал: "Знаешь что? Пойдем ко мне обедать". С Гастером я был знаком довольно хорошо, и ни разу у него не был. Я только на минутку зашел к себе в номер, чтобы переодеться, и отправился на обед. И тут мне представился случай познакомиться с Висенант Ладже, подругой Гинзбурга. Тогда она была еще очень молода, не старше девятнадцати лет. Дело прошлое, и теперь бы я затруднился определить, что, собственно, в ней было такого необыкновенного, что мне так понравилось в ней, тогда же за обедом для меня всё было неотразимо ясно; я видел женщину молодую, прекрасную, добрую, интеллигентную, обаятельную, женщину, какой я раньше никогда не встречал; и сразу я почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое, точно это лицо, эти приветливые, умные глаза я видел уже когда-то в детстве, в альбоме, который лежал на комоде у моей матери. В деле поджигателей обвинили четырех евреев, признали шайку и, по-моему, совсем неосновательно. За обедом я очень волновался, мне было тяжело, и уж не помню, что я говорил, только Висенант всё покачивала головой и говорила мужу: "Мерс, как же это так?" Гастер Гинзбург — это добряк, один из тех простодушных людей, которые крепко держатся мнения, что раз человек попал под суд, то, значит, он виноват, и что выражать сомнение в правильности приговора можно не иначе, как в законном порядке, на бумаге, но никак не за обедом и не в частном разговоре. —закончил свой монолог Мерс. — Я бы не советовала бы тебе находить девушку... — сказала Юрия, и тут же брата и сестру потянуло в сон. Они заснули, и им снилось все только хорошее...