***
Лета окрестила замок фон Рёттельн Гнездом и внесла в него особый беспорядок — тот самый, который царил в лондонской квартире Тесея: ее шёлковое белье, чулки, ночные рубашки, снятые и разбросанные по всей спальне его нетерпеливыми руками словно показывали, что ничего в их жизни не изменилось. Сегодня выберемся из Гнезда, говорил кто-то из них каждое утро, сколько можно бездельничать; но сначала поцелуй, потом ещё один, и ещё, и здесь, хорошо; со стены видно такие закаты, нигде таких не бывает, ох, Мерлин, да-да-да, здесь, ещё, ещё… Но в Цюрих они все же добрались: в самый обычный маггловский Цюрих, где за все платили маггловскими швейцарскими франками, и Лета ощущала себя очень маггловской женой из богатого семейства, о стоимости любого каприза которой муж даже не задумывается. С погодой им везло: стояло тепло, белые стены добропорядочного Альтштадта нагрелись и сияли на солнце, в бирюзовых водах реки Лиммат лежали длинные ровные отражения башен и пышных деревьев. От берега к берегу сновали легкие катера, собирали пассажиров, чтобы отвезти к центру Цюрихского озера, откуда были видны Альпы в сверкающих снежных шапках и изумрудно-зеленые идиллические предгорья. — Похож немного на Лондон, — заключила Лета, хорошенько рассмотрев мосты и часовые башни, пока муж покупал для нее коробку знаменитых пирожных. Тесей кивнул. — Европа маленькая. Посмотришь десяток городов и понимаешь, насколько… но это швейцарская Венеция. Так говорят магглы, во всяком случае. Лета прижалась к его боку. — И здесь я распрощаюсь с талией, — она засмеялась и потянулась за пирожным. — За один-то день! — насмешливо отозвался Тесей, жадно наблюдая за тем, как она облизывает пальцы, испачканные в сахарной пудре и карамели. — Если есть столько пирожных… — Не волнуйся, ночью от них следа не останется. — Я для этого буду слишком неповоротлива! — Чтобы лежать, чудеса акробатики не нужны, — Тесей не повел и бровью. Лета в притворном возмущении широко раскрыла глаза. — Мистер Скамандер!.. Он захохотал, притиснул её к парапету и поцеловал. Губы у Леты были липкие и сладкие. На пляже Цюрихского озера Лета нежилась на пляже в коротком купальном платьице, подставляла солнцу смуглые плечи, покачивала голыми смуглыми ногами, и Тесей всё норовил поймать её ступню, погладить пятку или пальцы. Они взяли лодку, чтобы покататься по озеру. День стоял погожий, вода была гладкая, как зеркало. Лета перегнулась через борт, наблюдая, как скользит рыба — у самой поверхности, так, что солнечный свет проникал сквозь тонкую пленку воды, и чешуя ослепительно блестела. — Жалеешь, что не захватил удочку? Тесей фыркнул. Лихо сдвинутая соломенная легкая шляпа придавала ему легкомысленный и геройский вид одновременно. — Здесь только одна рыба, которую я хочу поймать, — заявил он. — Но такая рыбалка посреди озера может привлечь слишком много внимания! — Можешь сделать нас невидимыми, — невинно предложила Лета. Лодку качнуло. — Я аврор в отставке, а не фокусник. Слишком много внимания, — повторил Тесей, — и желающих полюбоваться городом с середины озера. Они будут меня отвлекать. — Можешь сделать их невидимыми... — Миссис Скамандер!.. — Почему на меня так смотрят? — спросила Лета. На вокзале, откуда поезд должен был снова отвезти их в Леррах, и впрямь было слишком много навязчивых взглядов в сторону чересчур смуглой, чересчур кудрявой, чересчур черноглазой спутницы классически белокожего и рыжего европейца. — Потому что этот мир меняется, — непонятно ответил Тесей. — И не в лучшую сторону. Лицо у него потемнело, и Лета не стала больше спрашивать: ей не нравилось, когда такое случалось при ней.***
Две недели, казавшиеся вечностью шестого июня, к двадцатому числу оказались короче мгновения. Нервозное состояние Леты в последние два дня перед отъездом достигло апогея; они едва не поссорились, потому что у неё все валилось из рук. В конце концов она заперлась в комнате, чтобы выплакаться в одиночестве. Это было худшим решением в её жизни — и неизбежным: лучше украсть у короткого супружества один час, чем потратить всю ночь на лживую сдержанность, которая неотвратимо приведет к ссоре. Министерство, Лондон, другая жизнь, где не будет мужа, — все это требовало Лету обратно, как Тесея требовал его долг. — Пора, — Тесей обнимал её, не желая отпускать, понимая, что, возможно, теперь они не увидятся очень долго. — Я буду писать. И скучать. Ты представить себе не можешь, как я буду скучать. — Он сжал ее пальцы так крепко, что обручальное кольцо врезалось в пальцы, но Лета не поморщилась: это отвлекло от ноющей боли в груди. — Я больше об этом не скажу. — Его лицо изменилось, как будто Тесей изнутри заперся на все замки. — Это меня ослабляет. — Я понимаю, понимаю, — торопливо сказала Лета. Она не понимала ни одного слова и старалась не заплакать, пока целовала Тесея на прощание. Зачем оставлять после себя горький поцелуй? — Будь осторожен. — Буду. — Обещай мне, что будешь осторожен. — Обещаю. — Я тоже буду писать. — Ей потребовалось взять паузу, чтобы произнести эти слова ровно. В груди свербело все сильнее. Лета нехотя разжала объятия. — Люблю тебя, муж. Тесей кивнул. Он не отрывал от нее взгляда. — Я люблю тебя, жена. Она отвернулась, отошла на несколько шагов и аппарировала в небольшой проулок около почты, успела на поезд и уехала обратно домой. В ее сумочке лежал засушенный свадебный букет и «браунинг», подаренный мужем на свадьбу. Тесей ненадолго задержался в Гнезде: ровно на столько, сколько требовалось, чтобы навести порядок, оставить необходимые запасы для того, кто мог бы прийти сюда после него. Он спрятал колдографию Леты в нагрудный карман, взял чемодан и переместился на одну из шумных улочек Мюнхена, где пиво лилось рекой, а соседи были добродушными и не очень внимательными. Его путь снова лежал в Восточную Европу. Желание разоблачить банду «Ордена Дракона» слилось в нем с желанием выследить приспешников Гриндевальда. Тесей был уверен, что убийства, подобные убийству Флэтворфи, будут повторяться. Они могли приобрести массовый характер. Гриндевальд ни перед чем не остановится в своей идее господства над обычными людьми. «Мой дорогой муж. Как приятно называть тебя теперь именно так. Не думала, что когда-нибудь выйду замуж по любви. Я была уверена в том, что отец устроит брак по расчету с кем-нибудь из представителей чистокровных семей. Надо же: я замужем за тобой, и ты представить себе не можешь, насколько я счастлива. Добралась до Лондона благополучно. В проливе немного укачало, но это поправимо. Ма быстро поставила меня на ноги. Она чувствует себя превосходно, несказанно счастлива и просила передать тебе свою любовь. Ньют постоянно находится в Хогвартсе, о нем ничего не слышно. Вряд ли он вообще знает, что я вернулась. Будь осторожен. Вечно твоя, Л.Июнь 1928 г.»
«Мой дорогой, пишу снова, потому что не могу ждать. Ты ещё не ответил на мое предыдущее письмо, и надеюсь, что оно, как и это, найдёт тебя в добром здравии. Если ты прочел мое прошлое послание, то знаешь, что меня немного укачивало на пароходе во время перехода через Канал. Тошнота проявилась через несколько дней и сильнее. Я винила поездку, пищу, климат, но твоя мама настояла на том, чтобы показаться колдомедику. Я беременна. Моргана и Мерлин, я пишу и не верю своим глазам. У нас будет ребенок, Тесей! Я так счастлива, что едва дышу. Это невозможно передать словами. Я почти танцевала, возвращаясь домой. Кажется, я заставила Ма плакать, и мне даже не стыдно. Никогда не думала, что она может так расчувствоваться. Я так люблю тебя! Не знаю, как выразить это словами. Сколько всего нужно сделать! И обязательно придумать имена. Ты бы как назвал? А кого бы хотел: мальчика или девочку, или обоих разом?! Пишу тебе и плачу от счастья. Мне не хватает только тебя. Будь осторожен, обещай, что будешь. Твоя Л.Июль 1928 г.»
«Сердце мое, моя любимая, моя бесценная жена, я перечитал твое письмо трижды — и все ещё не нахожу слов, чтобы выразить, что чувствую. Боюсь, таких слов не существует и это будет непозволительно сухое письмо. Не могу думать ни о ком, кроме тебя. Как же я люблю тебя. Мне не хватит жизни, чтобы сказать об этом. Не знаю, чем я тебя заслужил. Твои новости... Не могу поверить, что это происходит со мной. Я потрясен, растерян, я в восторге. Я не думал, что это может случиться так скоро, что это вообще может случиться в нынешних обстоятельствах. Надеюсь, ты здорова. Уверен, мои о тебе позаботятся, мама будет сдувать с тебя пылинки, но меня мучает совесть, что я далеко от тебя, что не могу увидеть тебя немедленно или в любой момент оказаться рядом с тобой. Мне хочется знать, что с тобой происходит каждую минуту, и меня убивает осознание, что это невозможно, а ещё больше — что этого не изменить. Но мысленно — мысленно я с тобой больше, чем когда-либо. Я использовал бы самую ничтожную возможность увидеть тебя даже на одно мгновение. Мне все равно, родится у нас сын или дочь, я только хочу, чтобы ребенок был похож на тебя. Но, думаю, твои темные волосы не оставят моим рыжим ни малейшего шанса. Буду осторожен. Береги себя. Т.Июль 1928 г.»
«Мистер Скамандер, в ответ на Ваше послание в мае сего года сообщаю, что Вам известна позиция министра магии по поводу международного преступника Геллерта Гриндевальда. Вследствие того, что никаких противоправных действий данный маг и чародей на территории королевства Британия ни в магической, ни в немагической его части не совершал, министерство магии считает нецелесообразным снова терять своих людей в его поисках. Министр магии, Г. Фоули, лично уведомил меня об этом и распорядился не вмешиваться в дела данного гражданина, пока он не учинит злодейства на территории нашей страны. Если авроры произведут какие-либо действия по захвату Г. без санкции министерства, то будут немедленно разжалованы и лишены пособия. Дословно: «Пусть этим занимаются те, кто непосредственно сталкивался с этим… мятежником. Нас он не волнует». Министр также просил Вам напомнить, что Вы уже однажды получили по заслугам за свои действия или бездействия, на Ваш выбор, и сожалел, что не может лично засвидетельствовать Вам свое почтение и пожелать благополучия. Он очень жалел о том, что Ваша свадьба с мисс Л. Лестрейндж так и не состоялась, ведь у него был припасен чудный подарок. Впредь министерство настоятельно рекомендует не направлять в его отделы какие-либо «не очень понятные» письма и свидетельства со слов. Глава отдела магического правопорядка, Т. Треверс.Июль 1928 г.»
Зашифровано: «Тесей, несмотря на все наши разногласия в прошлом, я всегда с глубоким уважением относился к Вам. Я видел Ваши воспоминания и воспоминания Ваших друзей достаточное количество раз, чтобы понимать, с кем и с чем мы столкнулись. Дамблдор до сих пор отказывается сотрудничать, как и Ваш брат. Я не смог выяснить, о чем они разговаривали тогда на мосту, но уверен, что выясню в любом случае, и Дамблдору всё равно придется вмешаться и закончить дело с Гриндевальдом, какие бы отношения их не связывали в прошлом. Поэтому я прошу Вас помочь министерству и всем нам. Фоули — идиот, он не видит дальше своего носа и не понимает того, что грядет. Все необходимые ресурсы Вам будут предоставлены. Шлите мне всю информацию, каждую деталь. Нам нужно знать, что задумал Г., куда он движется, что делают его сподвижники. Т.Т.Июль 1928 г.»
Продолжение следует ...