Хотя бы раз в жизни

Вновь туры, разъезды, записи, шоу. Вновь бесконечные расстояния между ними. Вновь дни, недели, месяцы. Вновь встречи урывками, тайком, изредка. Жизнь вращается всё быстрее. Как чёртово колесо, то взлетая наверх, то стремительно опускаясь вниз. – Что, опять?! Мик, заходя в его квартиру, в который раз видит рассыпанные по столу дорожки. Он только-только прилетел и, не сдержавшись, прямо из аэропорта поехал к Дэвиду, по телефону соврав ждущей дома жене, что рейс задержался и он приедет немного позже. Мик понимает, что ведёт себя глупо и неосторожно, однако он не видел Дэвида несколько месяцев. Ему нужно хоть на какое-то время оказаться рядом и убедиться, что он всё ещё реален, а не плод больного уставшего воображения. Дэвид реален, скорее, наполовину, поскольку слишком уж похож на бестелесного призрака. Бледная полупрозрачная кожа, проступающие кости на локтях, впалые скулы. И Мика это всё уже конкретно напрягает. Дэвид без кокаина не способен ни выйти из дома, ни спеть хоть что-то, ни даже заняться любовью. Он увяз. Принимают все. Однако так сильно зависят не все. По Дэвиду слишком сильно ударила огромная популярность, на глазах становящаяся всё больше. Менеджеры и звукозаписывающие студии разрывают его на части, безумное количество фанатов растёт. Дошло до того, что Дэвид больше не имеет возможности спокойно выйти на улицу. Более того, ему уже страшно выступать на концертах, ведь толпа неуправляема. Жизнь, построенная им, искусство, созданное им, его поработили. Мику гораздо проще, потому что он, во-первых, привык к популярности, живя с ней вместе давным-давно. Во-вторых, он всё же в группе и ничего не наваливается на него одного. В-третьих, он открыт буквально всем людям, ничего не держит в себе. Дэвид же совсем не такой. Дэвид будет молчать и сохранять маску на лице, пока буквально не разорвётся изнутри. Мик садится на диван, вытягивает вперёд ноги, задумчиво закуривает, затем выпускает изо рта тонкую струйку дыма, наблюдая, как она растворяется в воздухе. Дэвид даже не смотрит в его сторону. И это после того, как они не виделись в течении долгих мнсяцев? В начале были безудержная страсть, неутолимое желание. Потом необъяснимая нежность, нечто более глубокое. А теперь? Что удерживает их вместе? Наверное, ни один из них не сможет ответить на этот вопрос. Боуи уходит за чем-то на кухню. Затем возвращается. Передвигается он хаотично, неровными кругами петляет по квартире. Не похож он на здорового и адекватного человека в трезвом сознании. Наркотики хороши поначалу, когда ты только-только исследуешь открывшиеся тебе удивительные леса эйфории, паришь где-то в вышине небес. А на какой-то стадии они перестают приносить удовольствие, становятся потребностью, которая не позволяет тебе быть человеком. – Не хочешь бросить? – интересуется Мик. – Нет. – Окей. А обратить на меня внимание? Всё это как-то нелепо. Всё это бессмысленно. Оба понимают приближение пустоты. Пустоты, которая была до того, как между ними что-то началось. Неужели жизнь вернётся в прежнюю колею? Нет. Не вернётся. Потому что всё изменилось. Они не знают как это называть, но оно действительно перевернуло их жизни. Значит, есть шанс, что пустота не накроет их с головой? – Дейв, посмотри на меня! Специально так зовёт. Хотя знает, что Дэвид это ненавидит. Зовёт, чтобы увидеть ярость во вспыхнувшем взгляде. – Зачем ты опять это делаешь?! – рычит Боуи, наконец поворачиваясь к Мику, резко делая несколько шагов к нему. – Я заставляю тебя чувствовать. Мик пожимает плечами, как что-то самое обыденное произносит такую важную истину. И Дэвид вдруг слышит стук собственного сердца. Чёрт. Ловит взгляд Мика. Этот проклятый взгляд. Где-то в глубине громко трещит лёд, раня своими осколками. Как же больно! Дэвид сгибается пополам, зажмуривается, рвано дышит. Забывает о кокаине на столе. Забывает обо всём. Ему страшно. – Уходи! Уходи сейчас же! Истошный крик на грани истерики. И Мик уходит. Встаёт с дивана, медленно тушит сигарету, не отводя взгляда от непроницаемого Дэвида, идёт к выходу. – Ты трус, – бросает, уже стоя в дверях. Без злости. С жалостью. Он знает, что попал в точку. Он видит, что Дэвид боится. Не хочет признавать, что нельзя дальше делать вид будто в их отношениях нет ничего особенного. Не может, в конце концов, признаться, что действительно появились чувства. Мик предельно быстро спускается по ступеням в кромешной тьме, потому что в чёртовом подъезде так и не заменили чёртовы лампочки. Вырывается на улицу. Не вызывает такси, а устремляется в неизвестном направлении пешком. Ему нужно подумать. Только вот эта способность, кажется, утратилась в тот момент, когда Дэвид с ужасом взглянул на него. Мик рвано дышит. Слишком быстро бежал, воздух в лёгких закончился. Резко останавливается посреди широкого бульвара, ловя в лёгкие ночную прохладу, пахнущую тёмной таинственностью. Уже наступила ночь, одиноко мерцают огни. Мимо, не обращая внимания на мрачного пешехода, проходит шумная компания, судя по всему, выкатившаяся из бара. Джаггер смотрит вперёд и видит только бесконечность каменных зданий. Если очень долго идти, возможно, перейдёшь через черту города, окажешься где-то среди пустырей и лесов. Однако и там не спасёшься от себя и преследующего образа. Джаггер устало опускается на первую попавшуюся скамейку. Закидывает голову наверх и видит на подсвеченом городским электрическим освещением небе бледные звёзды. Если бы они жили на них, возможно, всё было бы проще. А так... Казалось бы, они пропагандируют свободу. Поэтому особенно странно загонять самих же себя в ничем не оправданные рамки. Однако они это делают и от этого страдают. Если бы только оба могли без утайки высказать всё, что ощущают по отношению друг к другу – не пришлось бы так мучаться. Но подобное окончательно убьёт их обоих. Можно делать, что хочешь. Можно творить любые безумства. Но сильные чувства – табу в их мире. Потому что они делают тебя уязвимым. *** – Энджи, я... В глазах Дэвида столько растерянности, сколько она никогда не видела. Она находит его в пустом баре неподалёку от дома. В квартире Анджела до этого мужа не обнаружила, хотя всё указывало на его недавнее пребывание здесь. Учитывая не лучшее его состояние в последнее время, возникли все поводы беспокоиться, поэтому она и решила его разыскать. Это место было первым в списке того, где может быть Дэвид. Подвальное маленькое помещение, где, кажется, даже ощущается запах плесени, звенит стаканами угрюмый бармен с густой бородой, очевидно, работающий здесь едва ли не с прошлого века, несколько древних завсегдатаев у стойки, неоновые вывески на стенах. Бар существовал, кажется, вечно. Здесь никогда нельзя встретить людей, которые тебя узнают, потому что место обшарпанное, никому неизвестное, совсем непривлекательное на вид. А ещё тут наливают отличный виски. Собственно, в его компании Дэвид и был обнаружен за маленьким столиком в дальнем тёмном углу. На Энджи он смотрит растерянно. Будто с немым криком о помощи. – Что? Что ты мне хочешь сказать? – тихо спрашивает она, присаживаясь рядом, касаясь его плеча, участливо заглядывая ему в лицо. Голос у неё всегда мягкий, успокаивающий. – Дерьмо, – вдруг выдаёт Дэвид и делает большой глоток янтарной жидкости. Она, конечно, сразу понимает, в чём дело. Точнее, в ком. Женскую интуицию не обманешь. Она давно всё видит. – Ты... Любишь его? Ей тяжело. Это видно. Энджи не против того, чтобы её муж трахал, кого ему вздумается. Но если вдруг Дэвид кого-то реально полюбит – это уже возможность потерять его. Однако сейчас ей нужно помочь ему. И она пытается. – Не знаю, – честно отвечает он. – Дэвид, если не закончить это сейчас, понимаешь, что будет дальше? Её слова – как пощёчина от реальности. Он прекрасно понимает. Все эти заявления о бисексуальности, лозунги сексуальной революции – всё это прекрасно. Сейчас. Среди их кругов. Но что они, чёрт возьми, знают о всём внешнем мире? Что они знают о том, что будет через пять лет? К тому же, они музыканты, публичные личности, им нужно всё время и силы класть на работу. А ещё у них семьи. Дети, жёны. Конечно, быть может, перед лицом настоящего чувства всё это ничего не значит, но... Чувство Вот что самое главное. Дэвид боится. Всё остальное неважно. Главное – дикий страх, который пробирается откуда-то из глубины, хватает за душу своими липкими костлявыми пальцами, выворачивает наизнанку, растягивает, душит. Дэвид не знает, как с ним бороться. – Закажи мне ещё виски, – шепчет он. Энджи больно видеть его таким. Она хотела бы помочь. Да только не знает, как это сделать. Причина проста: едва ли здесь кто-то может помочь.