Истерзанные

***

— «Почему вы делаете это?..».       Он смотрит с отчаяньем, зовет на помощь, кричит, но они не смеют даже шелохнуться. Отвернуться не получается и Райнер до исступления впивается взглядом в картину жертвы во имя человечества, убеждая себя, что иначе быть не могло. Дьяволы заслужили смерть. — «Мы могли бы поговорить!..», — последние слова обрываются леденящим душу криком, от которого что-то внутри переклинивает, и Райнер с ужасом отшатывается, но уже слишком поздно.       Его звали Марко. Добрый, улыбчивый парень, всегда готовый помочь. Товарищ, а вовсе не демон. Марко не заслужил подобного, а они… они…       Сколь бы ни был тяжел груз вины, они должны понести его с достоинством воинов. Все они борются за свою правду, и если для достижения цели необходимо отнять жизни тех, с кем им довелось делить хлеб и кров, то так тому и быть.       До того дня ему всегда удавалось убеждать себя в правильности совершенных действий, напоминать о матери, что ждала триумфального возвращения сына-героя, о родном Либерио, который обязательно превратится в лучшее место после того, как все они искупят содеянные грехи предков, передав Основателя марлейцам. Нужно лишь вывести его, как-нибудь выманить, и, кажется, на этот раз у них даже получилось: пятнадцатиметровый титан, появившийся посреди Троста, не может быть никем иным, кроме как Основателем, и в душе Браун ликует, представляя момент, когда они схватят его и, наконец, вернутся домой.       Его тянет к титану, и Райнер присматривается, отмечая детали в поведении: контроль хромает — явно первое превращение; признаки дикости бросаются в глаза. Можно радоваться — с захватом новичка точно проблем не выйдет. Он ждет не дождется увидеть лицо того, кто все это время успешно скрывался от них, и потому направляется туда, пытаясь держаться подальше, и замечает Армина и Микасу, окруженных клубами пара, выдергивающих из титана хрупкую женскую фигуру, которую он узнает не сразу.       Догадка прошибает мозг совершенно внезапно, и его словно пригвождает к земле. Внутри бушует шторм из противоречий, и Райнер вздрагивает, чувствуя тяжелую руку на плече: одного взгляда на лицо Бертольда достаточно, чтобы понять, что тот имел ввиду. Через силу Браун кивает на его тревожный немой вопрос и отводит глаза, ощущая себя неуютно под всё понимающим и, что хуже всего, не осуждающим взглядом лучшего друга.       В тот день Райнер молится всем богам, чтобы отсталые островитяне сами убили Элен, хоть и набожным его точно не назвать. Пусть это будет значить провал миссии — сейчас ему совершенно плевать, но, будто смеясь над его надеждами, Йегер выживает, тем самым назначая его своим палачом.       Его всегда учили ставить приоритеты родины превыше собственных, вышколили верным и послушным, будто цепного пса, сделали из него хорошего воина. Жизнь одной-единственной девчонки с озорным блеском зеленых глаз никогда не должна была перевешивать на чаше весов его гнилой совести точно так же, как жизнь Марко.       …но она перевешивала и от этого что-то глубоко-глубоко скребло по остаткам сердца, садня и кровоточа как свежая рана, которую никак не вылечить, как и десятки других. Слишком уж расслабился, пустив ее в сердце, где та пустила глубоко корни, сдавливая своей любовью. И о чем только думал? Не окажись даже она титаном, все равно, они ведь всегда будут врагами. Идиот, какой же он идиот…       Это был вечер перед вылазкой Разведкорпуса: они уже составили план по захвату Элен и передали его детали Энни. С инцидента в Тросте он едва виделся с Йегер и, честно говоря, был рад этому: боялся, что может чем-то себя выдать, потому-то и держался на расстоянии, впрочем, легче от этого почти не становилось. Их притягивало друг к другу и, не находись она под чутким надзором отряда капитана, у них точно был бы шанс на обстоятельный разговор обо всем случившемся, но пока его спасал случай, который так же беспощадно и свел их в старом пыльном амбаре во дворе штаба.       Элен явно поджидала его: выскочила из тени, заперла двери на ключ, наказав поставить лампу в угол, где они и расположились. Уйти он не мог, так что уставился в ее изможденное лицо, выглядевшее особенно тоскующим и грустным при неясном блеске тусклого фонарного освещения. Как и всегда, самоуверенная и энергичная с другими, с ним она позволяла проявиться слабости, неуверенности и страхам, коих с последнего их задушевного разговора лишь прибавилось.       Слушал он ее с застывшей печатью безысходности на лице, но Эли было достаточно самого факта его присутствия: она долго говорила, то воспламеняясь, как вулкан, то внезапно полностью затихая и грустно глядя на него заполненными слезами глазами, при одном пересечении с которыми у него будто клеймо выжигали на сердце. Йегер жалась к нему, ища тепла и поддержки в его объятиях, а он не мог не подыгрывать ей, чувствуя то, как светлая юношеская влюбленность, которую он испытывал по отношению к ней, с каждой прошедшей секундой все больше чернела и сыпалась пеплом на обугленное сердце.       Райнер сцепил зубы, зажмурился, крепче обнимая Элен, зарылся носом ей в волосы, пытаясь запомнить, впитать каждую черточку и деталь той, которая любила его столь искренне, с трудом сдерживая противоречивый поток эмоций, бурлящих на душе. Когда она нашла его губы, целуя с пылкой страстью, Райнер ощутил, как по всему телу прошелся рой мурашек, ответив ей с внезапной почти что дикостью.       Вкус губ стал горько-сладким от слез. Свет дергался и бликами бежал по их телам, отбрасывая странные тени, и в темноте ее глаза блестели совершенно по-особенному. Дерганные движения, поцелуи-укусы, тепло их тел на контрасте холода помещения, ее влага и теснота, стон, сорвавшийся с обветренных губ, когда они наконец стали единым целым — ощущения, чувства, мысли путались, образуя безумные порывы. Чем больше они распалялись, тем ниже падал Райнер в собственных глазах, предавая и Марли, и Элен, которая, доверяла ему ничуть не меньше, чем тем же Армину или Микасе.       Столь уязвимая, мягкая в его руках, совершенно нагая и отдавшаяся ему… Райнер до сих пор не мог до конца поверить, что именно она таила в себе силу титана. Стоит лишь сильнее сжать руки на ребрах, свернуть шею или просто как-нибудь вырубить, вынести подальше в лес и сожрать. Зачем, собственно, ждать экспедиции?.. Одного удара будет достаточно — она даже ничего не поймет, не успеет возненавидеть его всей душой…       Он так и не решился, не сумел поднять на нее руку, прикрывшись какими-то совершенно жалкими оправданиями. В глубине души Райнер знал, что ничем хорошим для них это не обернется, но окажись даже у него вновь такой шанс, убить ее все равно не смог бы.       Впрочем, меньшим предателем он от этого не становился.