Всадница Корант

– Надеюсь, ты не из пугливых? – грубовато осведомился коричневый всадник с изуродованным Нитями лицом, в последний раз проверяя сбрую своего дракона, – Мы полетим через Промежуток… – Я не боюсь, – несмотря на побелевшие губы, Мария умудрилась ответить почти ровно, ничем не выдав своего страха, и всадник… С’лон, кажется? – кивнул, без лишних слов забравшись в привычную ложбинку между шейных гребней и протянув молодой женщине руку. Это не страшно. И не имеет значения, что до недавних пор Мария боялась драконов до икоты. Это. Не. Страшно. Ни в какое сравнение не идет с пустой кроватью, и пустым местом за столом, и постепенно уходящим запахом потертой кожи его любимой куртки, и звуками голоса, «Мария, ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь домой!». Поэтому она больше не боится. Даже не вздрагивает, когда, обхватив широкой ладонью ее запястье, не особо видный всадник без малейшего труда втягивает ее наверх, устраивая за собственной спиной, после чего коротко велит держаться за него покрепче… «Ты меня слышишь? Мария, ты слышишь меня?..» …и женщина что есть вцепляется в обтянутые летной курткой плечи, радуясь уже тому, что сейчас ее лица никто не видит. Коричневая громада под ней приходит в движение, величаво расправляя широченные крылья – точно паруса большого корабля, и хмурый Хакен, вперевалку спускающийся на причал, и страшные вести, подтвержденные гулким боем барабанов: вы разве не слышали, что в Форте разразилась страшная болезнь, и в Цехе Целителей не осталось ни одной свободной койки?.. – после чего, напружинив лапы, дракон резко прыгает вверх, одновременно с первым мощным ударом крыльев. Мария чувствует, как вгрызаются в тело страховочные ремни, но все равно, не доверяя им, прижимается что есть силы к кожаной куртке, слабо пахнущей фосфином, закрывая глаза, чтобы больше ни разу не оглянуться на покидаемый ею родной Холд. Прочь. Прочь отсюда. Слишком много воспоминаний, сладких и невыносимо горьких одновременно – наверное, и хорошо, что дракон того молодого всадника разглядел в ней что-то помимо бездонного моря отчаяния, в которое она погружалась день за днем, с того самого часа, когда Сирал не вернулся домой со Встречи в Форт Холде, когда неким внутренним чутьем она поняла, что больше не увидит своего мужа живым. Она чувствовала это, пусть даже до последнего исправно кормила себя ложными ожиданиями… приняла страшную правду еще до того, как бронзовый всадник передал ей драгоценную жемчужину, некогда выловленную Марией, улыбчивой ныряльщицей, для приглянувшегося ей молодого рыбака, который едва не перепутал ловко плывущую мимо девушку с морским спутником! Ах, сколько дней они провели вместе – чудесных дней! Он сочинял ей песни, простые как деревянное весло, а она смеялась в ответ, шлепая по воде голыми пятками – и все равно приплывала в эту маленькую бухту, окруженную синими скалами, чтобы еще раз проказливо помахать Сиралу рукой, зависнув над узорчато-песчаным дном, чтобы посмотреть на его расплывающееся в мелких волнах лицо, казавшееся почти черным против полуденного солнца, и в какой-то момент позволить себе всплыть наверх, к деревянному суденышку, и, уцепившись за деревянный нос, рывком подняться наверх, чтобы солеными, хранящими вкус моря губами… «Не уходи». …и Мария вздрагивает, даже не сразу сообразив, что низкий баритон, звучащий в ее ушах, не принадлежит человеку. «Зент сказал, – продолжил голос, пока коричневый дракон, мерно взмахивая крыльями, набирал высоту для безопасного прыжка в Промежуток, – Сирал думал о тебе до своего последнего мига. Не плачь, Мария. Он ушел из жизни счастливым». – Откуда ты знаешь? – еле слышно пробормотала она, уткнувшись лицом в спину сидящего перед ней всадника. «Драконы многое знают, – туманно ответил ей крылатый зверь, после чего, помолчав, добавил, – Спасибо, что больше не боишься». И – удар сердца, ослепительное мгновение – коричневый дракон провалился во тьму Промежутка…