***
Потянулись однообразные дни. Каждый день начинался с того, что сыновья Буах или же троица братьев Тауэр начинали свою игру — и, похоже, ни первым, ни вторым она нисколько не наскучивала. Все мысли и силы приходилось тратить на то, чтобы соблюсти условия и при этом не давать им того удовлетворения чужим унижением, которого мучители жаждали. Дни и ночи слились в одно целое — и только сияние Аэда изредка подсказывало, сколько на самом деле прошло дней. Но сияние с каждым днем становилось слабее, пока совсем перестало являться. Возраст и лишения иссушивали Аэда гораздо быстрее, чем это сделало бы одно время, заставив всего за неделю превратиться в седоволосого морщинистого старика. Еду по-прежнему приносили тайком только крысы, однако к исходу недели муж Инис стал отказываться и от нее. Когда же Королева настояла, он, желая ее порадовать, что-то съел — но еда тут же оказалась исторгнута на пол. Он только пил — Элата все еще приносил воду, и каждое появление фоморского короля означало прекращение игры до следующего утра. Или вечера — было уже не понять. Инис старалась держаться, но с каждым днем это было труднее и труднее. Ее не трогали больше, видимо, прислушались к словам Элаты, да и крысы таскали не только еду — в приносимых пакетах находились и влажные салфетки, и баночка с сухим шампунем, и гребень, дезодорант, и даже нижнее белье, и все это не давало превратиться девушке в замарашку. Но вот метаморфозы мужа пугали, и просто плакать хотелось, но такого Инис себе позволить не могла. А потому с каждым днем она все больше злилась, придумывая не только способы, как обойти издевательства братьев, но и как им потом будет мстить. И если в самом начале она бы удовлетворилась простой смертью, то сейчас этого явно было недостаточно: девушка хотела, чтобы они мучились как можно дольше, сполна расплатившись за каждое мгновение унижения. Увы, сидя по эту сторону решетки, Инис могла только мечтать об этом, как и о побеге. Одна она, может быть, еще бы и попыталась удрать, но бросить тут мужа, который пообещал не покидать темницы, она не могла. И все, что оставалось — ждать, надеяться и наслаждаться теми моментами, когда они оставались одни и девушка могла спокойно расчесать волосы Аэда, тихонько напевая ему какие-нибудь песни. Голос то и дело срывался, но Инис заставляла себя петь, чтобы не скатиться в совершенное уныние и не поддаться страху. Буах обыкновенно не показывалась, но сегодня, уже после того, как братья ушли, а Элата оставил новую воду, в темницу буквально ворвалась разъяренная ведьма и принялась переворачивать солому, заглядывать в каждый угол. Вырвав из руки Инис гребень, она с совершенно диким выражением лица бросила его на пол, туда же полетели запасы еды и средства гигиены, которые женщина яростно растоптала. — Что это у вас? Откуда это взялось?! — по ее слову в темницу бросились трое фоморских стражей, которые спихнули обоих пленников на пол и начали выметать из камеры все вплоть до малейшей соломинки. Предупреждая реакцию жены, Аэд тронул ее руку и одними губами сказал: — Инис, не надо. Скрипнув зубами, Инис сжала его руку в ответ, но не удержавшись, едко бросила: — Пятое измерение, особая магия Королев. Не знала об этом? Ах да, ты же никогда не была королевой, откуда тебе знать. Ведьма подскочила к ней и отвесила звонкую пощечину — и снова муж попросил жену не встревать. — Ошибаешься, смертная, я была законной женой и королевой Верховного короля, а вот ты — только одноразовая кукла, созданная, чтобы удовлетворять мужские потребности. Много раз мой муж тебя брал? Нравилось тебе его ублажать?! — Ты не его жена! — Инис вскочила на ноги, вспыхивая зло и колюче. — Ты — жалкая предательница и шлюха, которая, будучи замужем, легла под другого мужчину и прижила от него трех трусливых ублюдков, которые только и могут, что тявкать на настоящего короля из-за решетки или твоей юбки! И ты будешь платить и за себя, и за них. И те проклятия, которые наслала на тебя Этайн, покажутся тебе благом, — сияние все росло, как пропорционально росла в Инис злость. Хотелось просто вцепиться этой дряни в волосы, и, если бы рядом не было Аэда, которому пришлось бы отдуваться вместо нее, девушка, несомненно, так бы и сделала. Но, видимо, об этом помнила сама Буах, потому что, взглянув на бывшего мужа, улыбнулась коварно и мстительно. Дождавшись, когда слуги уйдут, не удосужившись запереть дверь в темницу, зная, что пленники не сбегут, ведьма подошла к сидящему на полу Аэду, взяла его голову за подбородок и злобно прищурилась. — Надо наказать твою куклу, чтобы не распускала язык и прочувствовала, где находится ее место. Наверное, она по своему скудоумию не поняла, что я могу сделать с вами все, что захочу. Ты хочешь доказать мне, что ты — настоящая королева, Инис О’Ши? — она наклонилась к лицу мужчины, и в синих глазах мелькнуло что-то безумное и злорадное: — Покажи ей, как подобает вести себя королеве, дорогой. Ты ведь — ее хозяин. Давай для начала поучим ее уважению — разорви на ней платье в лохмотья! Да помни, что если она захочет напасть на меня — под удар встанешь ты! И да — ни светом, ни мраком меня не испугать. — Теперь понятно, в кого ее сынки такие извращенцы, — скривилась Инис, — ты правда, думаешь, что разорванное платье или нечто иное меня унизят? Паршивой же ты королевой была… — девушка пренебрежительно посмотрела на Буах и перевела взгляд на мужа, коротко, ободряюще ему улыбнувшись. И не сразу обратила внимание на странное копошение в углах. И зря, ибо это выбирались крысы. Их было немного — но зато все крупные, с особо мерзкими голыми хвостами. Они двигались бесшумно за спиной Буах, пока одна из них не прыгнула женщине прямо на спину, вцепилась в платье и проворно поползла вверх, не давая себя скинуть. Забралась на плечо и цапнула женщину сначала за ухо, а когда взвизгнула — метнулась ей прямо в рот, намертво его закупорив. Ее товарки тоже не сидели на месте — они кидались на Буах, карабкались вверх, кусая и царапая злобную туата и не давая ей выдернуть первую крысу изо рта. Инис передернулась и зажала рот рукой: зрелище было тошнотворным. Если сначала ведьма действительно растерялась и отскочила с вскриком, позволившим крысе забраться ей в рот, то потом она вспыхнула целиком пламенем, опаляя шкурки, охватывая огнем маленькие тельца. Сама же ведьма при том не горела, зато полыхала одежда, но раньше, чем ее платье опало тлеющими кусками, она в последний раз вспыхнула — и ее кожа приобрела цвет и гладкость металла, облачая злодейку в сплошной скафандр, не тронувший только роскошных рыжих волос. Те крысы, что еще оставались на ней, больше не могли зацепиться и соскользнули на пол, а та, что забилась в рот, была извлечена наконец-то наружу — и Буах с особенным удовлетворением свернула ей шею и отбросила прочь. — Так на чем мы остановились? Ах да, наша кукольная королева уверена, что ничто не может унизить ее. Тебя-то, может, и нет, Инис О’Ши, хотя через несколько дней мы проверим, насколько ты храбра и чиста. Сейчас же… Луг, дорогой, ты не слышал, что я тебе приказала? — Уж лучше быть кукольной королевой, — Инис гордо вздернула голову и сжала кулаки, — чем обычной шлюхой и старой извращенкой. — Не забывай, что ты сама скоро ею станешь, — прищурилась Буах, окончательно перестав выглядеть как живой человек и напоминая сейчас какого-то футуристичного киборга. Заалевший по краю радужки синие глаза ведьмы снова обратились на седого старика: — Похоже, что ты отказываешь мне, дорогой. Хочешь, чтобы я приказала тебе сломать твоей кукле руку? А, может, две? Или лучше сразу переломать ей все конечности да вырвать язык, чтобы она могла только лежать да мычать, покуда каждый фомор будет брать ее на твоих глазах? — глаза торжествующе вспыхнули. — Пожалуй, я оставлю это блюдо до самого пира Самайна. А сейчас… что же такого мне попросить? — Оставь нас в покое, Буах, — Аэд с усилием поднялся с пола и обнял жену, закрывая собой. — Не то фантазия закончится раньше, чем наступит час Ритуала. Он виновато взглянул на Инис и рванул на ней платье, но прежде, чем ведьма смогла хоть что-то увидеть, вспыхнул ослепительно ярким сиянием, обволакивая супругу, с которой продолжал безучастно срывать ткань, превращая в клочки. Осознав, что ее обманули, но в то же время сделали ровно то, что она и хотела, Буах развернулась и хлопнула решеткой так, что зазвенело в ушах, а перед этим мощным ветром вымела крыс и заставила растечься по стенам, полу и потолку тому же веществу, что покрывало ее саму, заливая норы и ходы, не оставляя ни малейшей щели — и только потом наконец удалилась. Оставшись вдвоем, Аэд стянул с себя рубашку, благо ростом был выше и полы ее могли прикрыть бедра жены, и набросил на Инис, а после прижал к себе крепко, уткнувшись в шею — и она ощутила на своей коже влагу. Инис обняла мужа в ответ, закусив губу и вздрагивая, но сама так и не заплакала. Такой радости Буах она точно не доставит, ведьма не дождется от нее ни слезинки. — Мы все равно выберемся, любимый. Обязательно выберемся. Я еще не знаю как, но им не достанусь ни я, ни ты, — девушка крепче сжала мужа в объятиях. — И им я не дамся, пусть Буах сама с каждым фомором сношается, раз так об этом мечтает. Тем вечером Элата не приходил, и с того момента вообще никто их не беспокоил. Странное вещество, покрывшее все поверхности, тем не менее, немного препятствовало холоду, шедшему от сырого камня — что было кстати, ведь сидеть или лежать можно было теперь лишь на полу. После того, как вспыхнул в последний раз, Аэд больше не поднимался и все время проводил то ли во сне, то ли в забытьи, не разговаривая, лишь постоянно держа жену за руку. Лишь раз открыл глаза и произнес на удивление ясно: — Инис, сегодня Самайн. — Значит, все решится сегодня? — Инис прикусила губу и сжала руку мужа. — Нам придется бороться, — как — она понятия не имела, но и покоряться этим чудовищам тоже не собиралась. Живой она им точно не дастся, а уж трупу будет точно все равно, что с ним сделают. — Да, милая, — говорить ему было трудно, оттого получалось медленно. — Я уже… чувствую, как границы миров… открываются, и потому тебе нужно сделать то, что мы задумали, — голова Аэда лежала на коленях жены, и он смотрел выцветшими глазами на нее снизу вверх. — Жаль, что Этайн не успела тебе рассказать, что нужно делать. И я, к сожалению, о подробностях не осведомлен. Так что… придется как-то самим. — Что именно? Я готова делать все, что ты скажешь! — Инис нежно погладила морщинистую щеку супруга. — Обмен силой, да? — тихо добавила она, наклоняясь ниже. Он едва заметно кивнул. — Мне вдруг вспомнилось, как Балор это надумал сделать с тобой. Ты помнишь? Он тянул из тебя силу, когда вы целовались, — судя по частому и хрипловатому дыханию, своих сил у него почти не осталось. — Наверное, это может сработать и у нас. Достаточно… желания. — Меня до сих пор передергивает от воспоминания того, как я с этим чудовищем целовалась, — передернулась Инис, — но ты — совсем другое дело, — да, сейчас Аэд выглядел не так, как в тот далекий весенний вечер в Бельтан, но это все равно был ее муж, и внешний вид никак не сказывался на ее чувствах. — Я по-прежнему хочу отдать тебе силу, любимый, — девушка наклонилась и нежно коснулась губами губ мужчины, страстно желая передать ему силу Балора. Вокруг девушки вспыхнул свет, нитями потянувшийся к Аэду. — Я рад тому, что смог сдержать обещание и был с тобой до Самайна, как ты просила, — ответил он перед тем, как их губы соединились. Он бы хотел ее обнять, да не смог, потому что от заточения и голода сил осталось всего на одно действие, которое нужно было им сотворить. Золотые нити вспыхнули в венах Инис, протягиваясь через дарившие губы нежность под высохшую бледную, почти белую кожу, выделяя и красиво подсвечивая вены, артерии и капилляры мужчины. Удивительное дело, как подобная красота могла таить за собой зло и нести гибель другим? Сила щедро вливалась в опустевший сосуд умирающего тела, как если бы жизнь стремилась его наполнить — но мощь чудовищного фоморского тирана никогда не несла в себе жизни. Она собирала последние краски, мешала, но все же не смогла помешать собраться этим самым последним каплям в маленький золотой шарик, сущее семечко, которое скользнуло в приоткрытый рот Инис и устремилось стынущим угольком в ее горло в тот самый миг, когда сияние полностью перетекло из нее в Аэда и погасло, и когда тот успел прошептать: — Прости, любимая… — и обмяк на ее коленях, когда жизнь окончательно покинула его, и тело сделалось тяжелым и нежданно холодным, как лед. Инис сглотнула и первый раз позволила хлынуть слезам. Уткнувшись, девушка тихо плакала, продолжая обнимать супруга за шею. И сейчас ей было все равно, пусть хоть все собираются и смотрят, как она плачет. У нее умер муж, в темнице, среди врагов, а из всех близких только она и была рядом. Да, он воскреснет, но сейчас-то он мертв. И чем дольше девушка плакала, тем более горькими становились рыдания и тем тяжелее было в груди от горя и ярости. Хотелось просто выйти и разнести здесь все по камешку, но в то же время и не было сил оторваться от тела. Пока Аэд был жив, Инис еще держалась, сейчас держаться уже было незачем. Какое-то шевеление и чьи-то шаги раздались у решетки, однако неожиданно ясно прозвучал голос Элаты: — Отойдите. Дайте жене оплакать своего мужа. Объявите всем, что Солнце мертво. Придете за ней через час. Шаги опять зашуршали, подхваченные торжествующей радостью враги понесли счастливую для них весть: — Солнце мертво! Наконец-то мертво! Нет больше тепла и света! Сам фоморский король задержался, чтобы заглянуть за решетку, ничего не сказал и скрылся в полумраке: с последним дыханием летнего Короля сам свет в самом деле померк, даже свет электричества, что освещал замок. Инис встрепенулась и подняла заплаканное лицо, но по ту сторону решетки уже никого не было, и девушка вновь уткнулась лицом в грудь мужа. И просидела так, пока на лестнице, ведущей вниз, снова не послышались шаги. Только тогда Инис оторвалась от груди Аэда, усилием воли останавливая так и продолжавшиеся литься слезы, рукавом рубашки отерла лицо и, напоследок коснувшись губами ледяных губ летнего Короля, поднялась, гордо расправляя плечи и спину, хотя сейчас, когда она была совершенно одна, от страха тряслись колени. Но, по крайней мере, они выиграли в двух вещах: больше Буах и ее мерзкие детки не смогут мучить Аэда и сила Балора фоморам не достанется — а значит, жуткий тиран не возродится. Это снова оказался Элата, однако в этот раз его появление не несло облегчения злой участи пленницы. Отперев замок на решетке, он спокойно и негромко сказал: — Идем, Инис О’Ши, все тебя ждут, — Элата мотнул головой двум огромным фоморам, шедшим за ним, которые лишь немногим уступали ему в росте, и те зашли внутрь клети: — Берите тело и тащите за нами, — и посторонился на шаг, давая девушке выйти. Инис прошла мимо Элаты, гордо вздернув голову и не удостоив его взглядом. Глаза были покрасневшими от слез и лицо заплакано, но, даже несмотря на это, девушка старалась держаться гордо. И ничем не выдавать своего торжества и горя. А она действительно торжествовала где-то глубоко в душе, хотя и было это торжество скрыто под навалившимися усталостью и опустошенностью. Предстоящего девушка уже практически не боялась. Инис Отважная, как называл ее муж, вместе с пленителями поднялась из подземелья и, достигнув земли, пошла по лестницам и коридорам на крышу. От уютного замка, где кипела жизнь, где сновали слуги и люди, восхищавшиеся убранством и красотой здешних мест, остались лишь стены. Фоморы переиначили все на свой лад: не собираясь задерживаться дольше необходимого, они сломали и испоганили все, до чего смогли дотянуться. В выбитые окна влетал промозглый предноябрьский ветер, терзавший обрывки гобеленов и тканей, разбитые осколки посуды и украшений никто не спешил убирать, ковры на полу истоптали и покромсали зачем-то клинками, а вместо зелени повсюду чернела сухая земля. На крыше тоже ничего не осталось от клумб, качелей и цветов, что прежде радовали глаза. Теперь там посреди всей площади точно в центре поставили холодный базальтовый камень длиной в человеческий рост. Фоморы, собравшиеся там, встретили Королеву гоготом и похотливыми смешками — их собралась целая толпа, заполонившая всю крышу, точно в давешнем кошмаре. Рядом с камнем высился косой крест из обгоревших стволов — два этих дерева росли прежде в саду, а теперь их срубили и обожгли. На крест повесили тело Аэда и обмотали веревками, чтоб не рухнуло наземь. Мрачное небо нависало над ними, превращая все действие в пошлую сцену малобюджетного фильма. Элата остановился возле камня, развернулся и указал на камень Инис, которой пришлось идти сквозь живой коридор из фоморов. Те на ходу рвали на ней рубашку, щипали и толкали вперед, так что к концу пути тело Королевы уже ничего не прикрывало. — Сюда, — спокойно сказал Элата, словно не происходило ничего важного. — Иди! Иди! Ложись головой так, чтоб мужа видела! Чтобы он тебя видел, ха-ха! — она слышала улюлюкавшие смешки сыновей Буах и братьев Тауэр. Королева делала вид, что они никак ее не касаются, как и то, что на промозглом ветру, под взглядами врагом, она идет, прикрытая лишь собственными волосами. Хотя на самом деле ей было и страшно, и стыдно, и ужасно горько от того, что эти чудовища сотворили с телом ее мужа, устроив какую-то пошлую пародию на христианское распятие. В какой-то момент этого безумного шествия у девушки мелькнула мысль, что если спрыгнуть, то отсюда она будет лететь хорошо и разобьется насмерть — но к краю крыши было не пробиться, а устраивать представление для этих тварей, которые непременно поймают ее и свяжут, Инис не собиралась. Потому к камню она подошла совершенно спокойно и все с тем же гордым и неприступным видом, не собираясь ни молить о пощаде, ни злиться, ни вообще проявлять эмоций на радость публике. Сейчас их всех ждет только разочарование, и любое действие девушки было направленно только на то, чтобы оно стало как можно большим. Стоило ей лечь на холодный базальт, под ее телом неожиданно быстро согревшийся, как к ней поступила Буах, чтобы со злорадной и безумной усмешкой заковать в цепи, которые протянулись от девушки до основания этого гротескного алтаря. Замахнувшись, она и впрямь вознамерилась, кажется, осуществить свою угрозу сломать пленнице руки и ноги — но была перехвачена невозмутимым Элатой, которого происходящее не слишком интересовало. Словно он присутствовал здесь лишь потому, что Ритуалу требовался высокородный фомор для задуманного насилия, а иных высокороднее не нашлось. — Оставь ее, Буах, — промолвил он. Вырвав руку, та отшатнулась и прошипела рассерженной кошкой: — Делай скорее свое дело, Элата. Ночь вечной не будет. Мгновение — и фоморский король заломил ведьме руки за ее же спиной, выкручивая так, что она скорчилась от боли, тщетно стараясь не упасть на колени. — Помни, с кем говоришь, и держи свой поганый язык за зубами, — еще более спокойнее, чем прежде, веско сказал золотоволосый мужчина. — Отпусти! Отпусти! — шипела Буах, и он оттолкнул ее на толпу, которая не дала ей упасть. Ее сыновья дернулись было к нему с лицами, перекошенными от гнева, но отец Бреса на них указал: — Весь этот Ритуал не состоится, если посмеете ослушаться. Вас много — и все же без меня Балора вам не вернуть, — он обошел Инис, равнодушно скользнул взглядом по ее обнаженному телу, растянутому цепями совершенно бесстыдно, простер над ней ладонь и возложил на живот. Девушка уговаривала себя не дергаться и не паниковать, и уж тем более не смотреть на злорадствующую Буах. Она смотрела прямо вверх, на темное небо, и лишь когда рядом с алтарем встал Элата и положил руку ей на живот, Инис едва ощутима вздрогнула и хрипло выдохнула: — Тебе настолько выгодно возвращение Балора, что ты связался с этой безумной толпой? Только все зря… — не удержавшись, тихо добавила Инис, и впервые с того момента, как они покинули темницу, в ее глазах блеснуло нечто живое. — Безумная толпа требует управления, Инис О’Ши. Балор умел держать самых безумных в узде — но и его самого можно повергнуть и превзойти. Только вначале нужно дать жизнь тому, что собираешься уничтожить и присвоить себе, — говоря это, он наклонился к самому уху девушки, хотя вряд ли его слова можно было расслышать из-за гомона охваченной лихорадочным предвкушением толпы. Теплая ладонь фомора вместе с камнем немного согрела обдуваемое холодными ветрами тело Инис, прошлась от живота по груди, напомнив этим жест Диана, которым тот обыкновенно считывал состояние организма (разве что целитель туата избегал прикасаться к самому телу), медленно сдавила грудь одну за другой с интересом исследователя, вернулась обратно к животу и надавила. Затем Элата выпрямился, окинул взглядом фоморов и объявил: — В ней нет силы Балора. Для Ритуала дева совсем бесполезна, — и снова ни досады, ни радости — ни единой эмоции. — Что? Как?! — не веря своим ушам, ведьма оттолкнула его и принялась мять живот Королевы. С ее пальцев стекало нечто темное, похожее на дымку, что вызывало тошноту, но, видимо, также сообщало ведьме о том, что отец Бреса прав. Нависнув над Инис, Буах со всей злости ударила ее по щеке и выкрикнула с перекошенным злобой лицом: — Где она?! Где сила Балора?! Куда ты ее дела, ничтожная тварь?! Инис и так поплохело, когда руки чужого мужчины коснулись того, до чего до этого момента дотрагивались только ее муж и доктор Лайонс во время ежегодных осмотров. А потом еще и эта ведьма. Но все же у девушки достало сил растянуть губы в едкой ухмылке и посмотреть туда, где висело распятым тело ее мужа. И перемениться в лице, ибо его там уже не было!Глава 24. Самайн. Ритуал Балора
27 октября 2019 г. в 21:11
После этого снялись с места, и Элата указал тайный путь к замку Лох Эске с острова Тори. Дошли и впрямь очень быстро — перед ними раскинулся двор с разбитым фонтаном, сухим и треснувший, а сам замок, окутанный туманом, выглядел неживым. Не светило солнце на его стены, не зеленели трава и цветы — всюду воцарились бедлам и серость.
— Таково право всех завоевателей, — промурлыкала Буах и повела пленников вниз, в подземелья.
Мысленно Инис зарычала и стиснула руку Аэда так, что он вполне мог почувствовать боль. То, что Буах касалась ее мужа, Инис не понравилось от слова «совсем». А от вида того, во что их дом превратили эти твари…
— Ох, да не надо отговариваться правом завоевателей, — презрительно махнула рукой Инис, пряча все остальные эмоции глубоко внутри. — У негодной хозяйки даже однокомнатная квартира превратится в свинарник, что уж говорить о целом замке, где требуется разумность и аккуратность? И куда только твой любовник, ради которого ты предала Луга, смотрит? Ах, да, извини, он же про тебя забыл и, наверное, сейчас счастливо живет с какой-нибудь другой женщиной. Тяжело, наверное, с тремя детьми было одной остаться. А ведь две тысячи лет назад или все три, по твоему виду судить сложно, сколько там тебе тысячелетий стукнуло, даже алиментов не было.
Выслушав эту тираду, ведьма развернулась — а шли они по ступеням винтовой лестницы — и прищурилась:
— Думаешь, самая умная, Инис О’Ши? Посмотрим, насколько хватит тебе твоей дерзости. Добро пожаловать в новый дом! — она посторонилась, и ее сыновья впихнули обоих супругов в маленькую клетушку с низким потолком и толстыми прутьями, в которой нашлась только охапка соломы, впрочем, еще свежей.
Едва чьи-то руки коснулись ее обнаженной кожи (Инис как была в платье с коротким рукавом, так в нем и ушла с острова Тори), бледная кожа девушки вдруг раскалилась, обжигая дотронувшегося самым настоящим огнем, от которого моментально вздулись болезненные волдыри. А сама Инис стремительно развернулась к захлопывающейся решетке:
— А ты думаешь, что проклятая старая ведьма мне страшна? С тебя и твоих сыновей я спрошу за каждое страдание моего любимого мужа. И страдать вы будете очень долго. Слово Королевы, — глаза Инис были уже не зелеными, а золотистыми, как и кожа, на которой красный след от чужой руки светился ярким пятном.
Позади Буах слышался всхлип ее сыновей, баюкающих ожоги, а сама ведьма встала перед Инис — только решетка их разделяла — и очень тихо промолвила:
— За мое горе и боль моих детей не ты, а Луг заплатит тысячекратно. И никто до самого Самайна вас не спасет. Хочешь узнать, почему? — она склонила голову набок. — Луг, милый, позволь моим сыновьям возлечь с твоей женой.
— Что? Ни за что! — он кинулся к решетке, загораживая собой Инис.
Но ведьма только того и ждала:
— Что ж, раз так, то я прошу тебя защитить и спрятать замок Лох Эске так, чтобы никто из ваших друзей и соратников его не нашел и не отбил.
Аэд отшатнулся от нее, пряча за себя Инис, долго молчал, пока не кивнул:
— Хорошо, — из него вырвался мощный столп света, который ушел сквозь потолок, чуть не ослепив всех.
— Ну видишь, покладистым мне ты нравишься намного больше, — улыбнулась Буах и щелкнула пальцами. — Да, я уверена, что могу попросить тебя так же слушаться моих сыновей — они будут у вас частыми гостями.
— Пусть держатся подальше, — почти рыкнул тот. Но ведьму это не впечатлило:
— Снова отказ? Дорогой, как невежливо. Ну тогда я хочу, чтобы ты пообещал никуда не уходить из ваших милых покоев, пока я не разрешу.
Снова тягостное молчание и тихое:
— Я согласен.
— За каждое твое слово, жаба ты бородавчатая, — теперь уже Инис оттеснила мужа, ее волосы пылали, словно живой костер, а сама девушка светилась обжигающим, злым сиянием: сила Балора, подстегиваемая эмоциями, так и рвалась наружу, — за каждое слово твоих сыновей я превращу вашу жизнь в такой ад, что ты и твои отродья будете молить о смерти, но до скончания времен вы ее не получите, — Инис сжала прутья решетки, тут же раскалившимися докрасна. — И ты можешь сколь угодно прятать замок от наших друзей, родни и соратников — тебя и остальных это не спасет, потому что все, кто надо, уже здесь. Так что можешь идти, — девушка улыбнулась холодно и насмешливо, — и наслаждаться последними днями твоей жизни. Смотреть на твою страшную рожу у меня нет никакого желания. А если ты вякнешь еще хоть что-нибудь, то я… — тут Инис не договорила, мило улыбнулась, набрала в грудь побольше воздуха и повторила тот трюк с дыханием, который выкинула, когда сражалась с Балором. Струя горячего пара ударила перед девушкой, раскаляя воздух. Как у нее это вышло, Инис даже не задумывалась, она была так зла, что готова была пыхать не только паром, но и огнем.
Но ведьма уже скрылась за поворотом, а вместе с ней и ее сыновья, хотя, судя по воплю, кого-то из них все же задело.
Аэд молча опустился на охапку соломы и, уставясь в пол, попросту схватился за голову. Все еще кипящая от злости Инис резко развернулась, чтобы высказать мужу все, что думает о том, что он с ней пошел, но увидев его состояние, девушка выдохнула, подошла к нему, опустилась рядом и обняла:
— Я не позволю ей над тобой издеваться, любимый, — тихо пообещала Инис, окутывая его мягким сиянием. Сейчас, когда адреналин работал на пределе, она как-то очень легко контролировала силу, и та струилась обильным потоком.
— Как же я проглядел эту опасность? — прошептал он, не глядя на нее. — Нельзя было выходить из башни. Если бы Буах не объединилась с Элатой, у нее бы не вышло выманить нас.
Инис вздохнула и взяла его лицо в ладони:
— Аэд, любимый, — позвала она, заставляя смотреть мужа на себя, — неужели ты бы отсиживался в башне, зная, что сыну нашей, гм, подруги, угрожает опасность? Думаешь, если бы мы не вышли, они бы не тронули Ратмира? Или Аль с Реном, которые бы кинулись ему на помощь? Все в порядке. Я не дам им тебя в обиду! — уверено заявила Инис. — Они тебе ничего не сделают.
— Они могут заставить меня сделать тебе, — медленно произнес он, глядя супруге в глаза.
— Пусть рискнут, — фыркнула Инис, целуя Аэда в нос, — и даже если заставят — это не изменит того факта, что ты сделаешь это не по своей воле. Я не хочу, чтобы из-за дурацкого гейса ты сам пострадал. Ты столько меня защищал, и теперь я буду тебя защищать.
— Я не представляю, как это возможно, — он обнял ее и уткнулся ей в шею. — Из всех возможных вариантов гейсов… почему этот?
— Вместе мы справимся, — Инис обняла его в ответ и смущенно призналась: — Без тебя я бы не смогла быть такой храброй… А у Бирог мы потом спросим.
— Инис Отважная, — он попытался разделить ее оптимизм. — Как я мог отпустить тебя одну в логово наших заклятых врагов? Самайн — меньше, чем через дюжину ночей. Это будет долгая дюжина: тебе придется видеть, как я буду умирать.
Губы девушки нежно коснулись губ мужа в легком поцелуе. Было странно успокаивать Аэда, хотя обычно именно он ее успокаивал.
— Спасибо, любимый. Я тоже боюсь твоей смерти, — тихо призналась Инис, отстранившись. — Но ты же ко мне вернешься. Мы разберемся со всеми врагами и заживем мирно и спокойно, как настоящая семья.
— Я хочу в это верить, — вздохнул он, укладываясь на солому, и посторонился, чтобы дать и ей место. — Давай попробуем заснуть: чем дольше проспим, тем быстрее все это закончится.
— Я тоже, — Инис устроила голову на руке мужа и улыбнулась. — Никогда не задумывалась о семье, да и дядя говорил, что рано, а тут захотелось, — девушка крепче прижалась к мужу и закрыла глаза.
— Тебе же едва исполнилось восемнадцать, — прошептал Аэд, обнимая супругу, завозился и тоже закрыл глаза. — А столько всего навалилось…
Казалось, они только сомкнули глаза — как их ошпарило ледяным потоком воды и чьим-то злым хохотом. В буквальном смысле подскочив, первым инстинктивным движением Аэд загородил собой Инис и замер, увидев по ту сторону решетки троицу братьев Тауэр. Или, как на самом деле их звали — троих сыновей Туиреанна.
— Глядите-ка, сразу проснулись! — загоготали они. — Хватит дрыхнуть, бездельники! Мы пришли развлекаться, а вы будете нас слушать!
Слушать Инис не стала — вскочила, не разбирая, кто там стоит по ту сторону решетки, мигом вспыхивая, и дыхнула как в прошлый раз горячим воздухом, к которому примешалась испарившаяся вода, так что братьев не только обварило паром, но и ослепило поднявшимся туманом. В этот раз, правда, и самой Инис было не слишком приятно, словно девушка глотнула слишком горячего чая, но оно того стоило.
И впрямь: поганцы с криками и проклятиями удрали, и в темнице долго еще стоял запах паленой кожи. Аэд вспыхнул сиянием и высушил себя, жену и солому, которой досталось больше всего. Только присел перевести дух, как из-за поворота послышался голос Мак Грейне, младшего сына Буах:
— Эй, Луг, прикажи своей драконице перестать на нас нападать!
— Думаете, если я скажу, она станет следовать такому приказу? — спросил он, мечтая, чтобы его с Инис оставили в покое.
— Тогда каждый раз, как она захочет атаковать, сам вставай на ее пути, чтобы досталось тебе! — продолжили голоса двух других сыновей.
— И это прославленные Верховные короли Туата де Даннан, — устало отозвался Аэд. — Будь по-вашему.
— Ты, сын помоечной крысы и земляного червя, — презрительно откликнулась Королева. — Если настолько труслив, что трясешься за свою жалкую жизнь, то убирайся отсюда и попробуй под материнской юбкой поискать свою смелость. И на котятах сначала потренируйся. Хотя нет, котята же в ответ царапаться могут. На червячках или кузнечиках, — девушка обняла мужа и пренебрежительно фыркнула. — Короли, ха. Которые проиграли моим предкам.
Разумеется, столь бурный поток праведного гнева не понравился сыновьям ведьмы, и старший из них, Мак Куилл, недобро прищурился и рискнул подобраться чуть ближе к решетке:
— Мы хотим, чтобы ты, Луг, сыграл с нами в игру. Мы будет давать тебе различные задания, а ты — их исполнять. По доброй воле или же нет — решать тебе. Только учти, что за всякий отказ мы придумаем такое задание, которое опорочит честь твоей дорогой супруги, поэтому подумай хорошенько, стоит ли сопротивляться или лучше принять неизбежное.
В ответ ему достался не менее злобный взгляд от Инис. Бояться девушка и не думала, взбодренная тем, что ее саму, кажется, боялись, иначе бы не злобствовали так.
— Еще и извращенцы, — Королева окатила их волной презрения, прикидывая, как сделать так, чтобы не задеть мужа и в то же время проучить этих ублюдков. — Хотя, судя по всему, только наблюдать вам остается, на остальное вы попросту не способны, вот и беситесь. И как среди туата могло уродиться такое ничтожество? — главное было спровоцировать их, отвлекая от мужа на себя, а там дохнуть снова так и чесались руки, да и золотистое свечение нервно и колюче вспыхивало.
— Не способны? — ухмыльнулся Мак Грейне на редкость подлой ухмылкой. — Мы были великими королями Ирландии, и наши жены не жаловались на наши умения. Тебе могла бы то подтвердить моя жена Эрин, но увы — ты ее вряд ли снова увидишь!
— Настолько великими, что проиграли людям? — прищурилась Инис, светясь все ярче и злее, братья могли ощущать, опасное тепло, которое исходило от этого сияния. — А что касается Эрин, — девушка импровизировала на ходу, — о да, мы с ней много беседовали на тему мужей. Вот только говорила она о единственном своем настоящем мужчине, том, что подарил ей прекрасного сына. А о тебе что-то даже и не вспомнила ни разу. Забавно, не правда ли?
— Эй, Луг, начнем игру? — подал голос третий из братьев, Мак Кехт, чья кровь не имела даже далекого отношения к дому Диана. — Для начала что-то простое. Покажи нам, как ты обходил войско фоморов при второй битве у Маг Туиред — говорили, что это смотрелось очень смешно!
Инис шагнула к решетке, и сила Балора веером шибанула по стоящим по ту сторону братьям. Не смертоносной силой, а ослепляющей. Аэду же досталось ничего: она же не атаковала, а так, посветила в глаза врагам.
— А теперь можешь показывать, они не скоро проморгаются, — тихо произнесла девушка, опускаясь на солому.
На самом деле мужу тоже немного досталось, но что свет тому, кто сам мог быть светом? Жена подала идею, и светловолосый сам ярко вспыхнул, чтобы побыстрее сделать все, что сказали — а именно: пройтись по кругу ритуальным скоком на одной ноге, подняв одну руку и закрыв один глаз — и не дать возможности поглумиться над древней историей.
— Эй, убеди ее не бить светом! — вскричал братья, когда оклемались. — И если она не согласится, мы засчитаем тебе это в отказ и заставим задеть ее честь!
Инис только рассмеялась, подражая киношными злодеям, эхо приятно удивило, и девушка рассмеялась вновь, честно пообещав:
— Я сейчас что-нибудь еще придумаю и без света.
— Так и мы тоже придумаем, Королева, — осклабились братья. — Вам понравится наша игра.
Они не уходили долгое время, выдумывая новые и новые задания, и каждое превращалось в поединок умов. Братьев все больше злило то, что им все время мешают. Сколько прошло времени, сказать было невозможно, потому что в подземелье не было окон, а еду не приносили.
Наконец терпение у старшего лопнуло, и он приказал:
— А теперь, Луг, ударь свою непослушную жену по щеке так, чтоб искры посыпались.
Инис напряглась. Она уже изрядно устала, изощряясь так, чтобы переиграть братьев, и ей хотелось только одного: чтобы их оставили в покое. И удар бы девушка снесла спокойно, но вряд ли бы так же спокойно это сделал муж. Но все-таки взгляд Инис, устремленный на супруга, говорил: «Сделай это — и они от нас отцепятся».
«Но ведь дай им слабину — они же продолжат», — говорил ответный взгляд Аэда, который медлил, попросту парализованный жестоким заданием. Злости в нем не осталось, хотя он вместе с женой изощрялся в хитрости против сыновей Буах — но сейчас они были намерены унизить обоих супругов просто и прямолинейно.
— Что же ты медлишь, Верховный король? — смеялись братья. — Или смелости не хватает? Ну так мы придумаем задание посмешнее — и ты уже не сможешь нам отказать второй раз!
— Я не отказываюсь, — от этой жестокой «игры» Аэд потерял, наверное, лет десять сразу. Поднял больной взгляд на Инис и тихо шепнул: — Родная, прости.
Звонкий удар, будто колокол, грохнул в темнице и отшвырнул девушку на солому, разбивая губы ей в кровь.
Инис только охнула, разом растеряв и всю злость и решительность, ибо боль была действительно сильная, а еще навевала неприятные воспоминания о давнем кошмаре. Но дать слабину при этих мучителях девушка не могла, а потому собрала силы и мужество в кулак и встала, гордо вскидывая голову и даже не пытаясь стереть кровь.
— Ничего, ты не виноват, родной, — в сторону братьев Инис даже не смотрела, всем своим видом излучая презрение к ним.
— Что здесь происходит? — вдруг поинтересовался звучный голос, и за решеткой появился король Элата с каким-то бурдюком в руке. Окинув взглядом темницу и заметив кровь на лице Инис, он отвесил оплеуху ближайшему брату и тихо сказал: — Хватит на сегодня, потешились. Совсем позабыли уважение к Королеве? Впредь я запрещаю ее обижать — а сейчас подите прочь, живо, — как только троица исчезла, Элата подошел ближе и просунул бурдюк сквозь прутья решетки. — Здесь чистая вода из вашего же источника. Еды не ждите, но жажда вас не иссушит, — на этом отец Бреса ушел, оставив бурдюк на полу.
И только когда они остались вдвоем, Инис опустилась на пол и прижала ладонь к разбитой губе, опуская плечи и тихо выдыхая:
— Подонки ублюдочные, — губа болела и распухала на глазах, но девушка старалась не разреветься: мужу и без этого было плохо.
— Давай смоем кровь, — тихо предложил Аэд, заставляя себя сосредоточиться на простых действиях: подойти к решетке, наклониться, взять воду, свинтить крышку, смочить край собственной рубашки и умыть лицо Инис, стараясь, чтоб руки поменьше дрожали. Причина того была очевидна: по своей воле он бы ни за что не поднял на жену руку, и сейчас его откровенно трясло.
— Давай, — согласилась Инис, чистой рукой касаясь нежно его щеки. — Не переживай, я знаю, что ты не стал бы меня бить. Сделал это, чтобы они меня не унизили как-то иначе. Я не считаю тебя виноватым. И ты опять забрал мою боль, — девушка потянулась и чмокнула мужа в нос. — Спасибо, — она зарылась пальцами в его волосы и уткнулась носом в грудь.
Но просидела так не долго: отвлекло какое-то странное шуршание. Спросить, что это, девушка не успела: из норы в углу камеры выбралась откормленная голохвостая крыса, заставившая Инис передернуться и прижаться к Аэду, а в следующее мгновение девушка распахнула глаза в удивлении, ибо крыса вытаскивала за собой бумажный пакет. Дотащив его до супругов, крыса пискнула, бросила пакет и скрылась в норе.
— Это что было? — тихо спросила Инис, но любопытство пересилило, она дотянулась до пакета и раскрыла его. Внутри обнаружились две лепешки и завернутая в промасленную бумагу куриная грудка. Отвлекло новое шуршание, и следом за первой вынырнули еще две крысы — в пакете одной была четверть мясного пирога и несколько тонких ломтей сыра, а в третьем — пара яблок и марципановые конфеты, заставившие девушку тихо ахнуть.
— Кажется, это… — Аэд наклонился, чтобы поднять принесенное, — …привет от друзей, — он уставился на конфеты, вспоминая, где в первый раз услышал о том, что Инис подобное лакомство любит. Но ничего не сказал, вместо этого дождался, когда жена возьмет себе еды, вытащил пирог и спрятал остальное в соломе, поскольку больше было попросту негде.
— Кажется, — девушка первым делом сунула в рот конфету, а потом уже взялась за лепешку и курицу, съела, правда, немного, остальное отдала мужу. — Тебе еда нужнее, — она даже конфетами поделилась. — Ну, от голода мы точно не умрем.
Но Аэд обошелся лишь пирогом, а на попытки накормить другим сказал так:
— Милая, тебе силы нужно беречь. Мне же совершенно необязательно: скоро они не понадобятся.
— Ну хотя бы конфетку съешь? — Инис протянула к губам мужа конфету. — Сладкое настроение поднимает.
— Оставь для себя, — он слабо ей улыбнулся. — Очень хочется спать.
— Тогда хорошо, давай спать, — тихо вздохнула Инис, — только я… — девушка запнулась и покраснела. — Но дамской комнаты тут точно нет, — она закусила губу и покраснела еще гуще.
— Мы забросаем соломой, — поняв ее замешательство, Аэд тактично занялся взбиванием соломы, чтобы соорудить из охапки подобие ложа для двоих, и первым растянулся, проверяя толщину и близость к каменному полу, чем остался не вполне доволен: — Ложись-ка на меня, Инис, здесь холодно, я не позволю, чтобы ты простудилась.
— Х-хорошо, — сгорая от стыда, девушка отошла в угол и через какое-то время вернулась красной и чуть ли не дымящейся от смущения. И возражать не стала, легла на мужа. — Спасибо, любимый, и спокойных снов.
Он обнял ее и провалился в сон без сновидений, в котором время просто проматывалось вперед.