***
В замке же первым делом устроили Инис с Этайн в их комнатах. Бирог и Айргедмар какое-то время находились возле подопечной, но потом и они, изрядно утомленные, отправились в отведенные им покои, а Ольха, проверив мужа и детей, осталась подле Этайн. И все затихло. А к ночи, когда все выспались и отдохнули, стало ясно, что Королева заболела. Истощение — физическое и моральное, а затем пребывание обнаженной на промозглом ноябрьском ветру — сделало свое дело: за ночь у девушки поднялась температура, и сейчас она, тяжело дыша и кашляя, металась чуть ли не в бреду. Заботы об Инис поручили ее опекунам и, на всякий случай, Ольхе: осмотрев девушку, Диан сказал, что ничего страшного ей не угрожает, а организм справится при должной заботе с самой обычной простудой, пусть и отягощенной голоданием и переохлаждением. Но что более важно, добавил целитель, это возможность во всех смыслах «переболеть» выпавшие ей испытания и испытать облегчение полученными вниманием и заботой. Для чего посоветовал опекунам Инис либо переселиться в спальню девушки, либо забрать ее в их покои — но все же добавил, что первый вариант предпочтительнее. Собственно, возражений никаких и не последовало, Бирог была полностью согласна с таким планом и переехала в комнату Инис, да и Айргедмар в свою уходил разве что ночевать. Они отпаивали ее отварами, окружили заботой, не давая ни секунды предаваться печали, и делали все, чтобы их воспитанница чувствовала себя комфортно. Она и чувствовала, просыпаясь для того, чтобы выпить приготовленные лекарства, съесть пару ложек чего-нибудь полезного и вкусного и снова провалиться в сон, а порой и кошмар. И тогда Айргедмар, как в детстве, когда маленькая Инис страдала из-за поглощенной силы Балора, тихо напевал колыбельную-заклинание, успокаивая и разгоняя кошмарное марево. Ну, а в простых снах девушка находила отдохновение и успокоение, а порой видела и мужа — всегда нежным, ласковым и любящим. Приходить в себя Инис начала только в начале следующей недели, но опекуны не давали ее беспокоить до последнего, пока Королева окончательно не поправилась и встала на ноги. Да и то даже тогда ее оберегали и старались радовать чем-то приятным — например, Брес практически не показывался девушке на глаза, а когда попадался, вел себя исключительно радушно и вежливо, как подобает правителю; во всяком случае, именно так стороны и казалось. В действительности же он большинство времени пропадал на озере Лох Эске, то вместе с Айвэном и старшими волками занимаясь работами по восстановлению (и избавлению от любопытных журналистов, которым очень не терпелось узнать причины столь внезапной реконструкции замка), то объезжая остров, чтобы убедиться, что больше никто не имеет злонамеренных планов. Один раз Инис услышала, как мельком упомянули его поездку за море — но говорили об этом так тихо и так непонятно, что подробности остались тайной. Этайн нашла себя в ландшафтном дизайне и вместе с Бригитой, с которой дружила, несмотря на сложные отношения между их семьями в прошлом, проводила дни, планируя внешний и внутренние дворы замка Лох Эске, ведь прежние уничтожила фоморы. В другой раз, когда с ними сидел Айвэн, ненадолго оторвавшийся от забот, Инис узнала, что тайный сад цел, потому что вход к нему враги не нашли. А еще женщины обсудили уголок для кроликов в саду крепости, потому что питомцы Королевы до того жили в зимнем саду — месте уютном, но старшим женщинам захотелось устроить для милых зверьков что-то лучшее. Королева видела и Кару, и Гилах — обе кобылы свободно гуляли по острову. Постепенно дни становились короче, ночи же — холоднее и гораздо длиннее. Того и гляди, что выпадет снег, хотя в Ирландии редко, более чем трех дней он лежал белым и свежим. С той ночи Самайна облака все время затягивали небо, скрывая холодное, бледное солнце, словно сама Земля не желала, чтобы Королева видела над головой метафизическое отражение своего мертвого мужа.***
К середине ноября стал явственно заметен живот Королевы: то зерно, что она хранила в себе, пошло в рост. Метаморфозы с телом Инис, конечно, пугали, ведь она точно знала, что настоящего ребенка в ее животе нет. Но в целом обстановка очень умиротворяла. Она проводила время понемногу со всеми — и с Этайн и Бригитой, и с Ольхой, и ее дочерьми, и со своими кроликами и псами. Но больше всего времени она проводила именно с опекунами. Они много говорили друг с другом, и именно в один из таких вечеров за разговорами Айргедмар с Бирог наконец поведали девушки ее историю. О том, как сила Балора попала к ней, Инис уже знала и сама, но вот про все остальное, в том числе и то, как она осталась без рода, опекуны рассказали сами. — …В больницу тебя забрали люди, — было видно, что Айргедмару нелегко дается этот разговор и слова он подбирал очень осторожно. — Ты сильно пострадала, хотя не столько из-за обвала, сколько из-за полученной силы. Сразу забрать тебя мы не могли, но и оставить с твоими родителями никак было нельзя: даже если бы ты сама обуздала силу, то фоморы быстро нашли бы тебя… — И убили бы моих настоящих родителей и всех, кто был рядом? — тихо спросила девушка, прижимаясь к Бирог. Друидесса крепче обняла Инис, согревая и словно стараясь объятиями оградить от страха. — Да. Люди для них не более, чем мошкара, которую ничего не стоит прихлопнуть, — тихо согласилась женщина, — тем более, когда на кону такой куш. Потому просто забрать тебя из больницы мы не могли: поднялась бы шумиха, которая и так возникла из-за взрыва на бывшем режимном объекте, — Бирог чуть усмехнулась и коснулась губами макушки Инис. — Мы искали тебе замену. Девочку твоего возраста, которую никто бы не стал искать. И нашли, — Айргедмар коснулся руки воспитанницы и сжал холодные пальчики. — Девочка твоего возраста, чьи родители погибли в автокатастрофе, — мужчина горько усмехнулся. — Она сама выжила чудом, хотя и осталась бы инвалидом на всю жизнь. Жила бы в приюте, потому что иных родных у нее не было. Мы забрали ее, вылечили и провели обряд. Люди называют таких детей подменышами. Ты же помнишь истории о том, что фейри забирают человеческих детей и оставляют людям своих? — он вновь усмехнулся, видя как расширяются глаза Инис. — Мы сделали то же самое — дали ей твои настоящие имя и фамилию, для всех она стала тобой. — А вы забрали меня из больницы… — Лечили, выхаживали, как могли, помогали справиться с силой Балора, пока ты была в беспамятстве. — Сколько же я так лежала? — тихо спросила девушка, пытаясь в голове уложить все, что ей рассказывали. — Три месяца ты боролась за жизнь, mo lúcháir*, — Айргедмар погладил девичьи пальчики и продолжил: — К тому времени подменыш прижился в твоей семье. И фоморы не нашли в ней ничего подозрительного, хотя и искали. Ты же потеряла всякую память о своей прежней семье, ибо таково условие того обряда. Твое нынешнее имя, как и фамилию, дали тебе мы с Бирог. — А моя прежняя семья? Они еще живы? — еще более тихо, страшась ответа, спросила Инис. — Живы. И то дитя живо и живет под твоим прежним именем, — Бирог не хотелось говорить, но они с Айргедмаром решили быть честными до конца. — И мы можем сказать, как тебя звали прежде, и доставить тебя к ним. Но тогда память о прежней семье к тебе вернется — и ту девушку больше не будут считать тобой. Инис молчала долго, не замечая, как по щекам катятся слезы и как крепко обнимает ее Бирог, а Айргедмар сжимает руку. На самом деле они очень боялись ответа их воспитанницы. Если кого-то муж с женой, прошедшие через столько потерь и испытаний, страшились потерять больше, чем друг друга, и если любили кого-то больше, то только Инис. Для них она не была сосудом силы Балора, который нужно беречь, но долгожданным ребенком, и забота о ней была искренней. — Нет, — наконец мотнула головой Инис, шмыгая носом, — не надо. Я бы очень хотела увидеть своих настоящих родителей, но ведь тогда… — она запнулась. — Я просто подумала о той девочке, что заняла мое место. Она ведь останется совсем одна, и те, кого она считала родными, вмиг станут чужими. Я просто рада знать, что родители не умерли. А у меня есть вы, — она всхлипнула, — и Аэд… И Этайн ко мне стала хорошо относиться, — еще один всхлип, — и семья Ольхи… Я не одна, — она не выдержала и все-таки разревелась. И вместе с ней плакала Бирог, прижимаясь мокрой щекой к не менее мокрой щеке приемной дочери. Айргедмар же крепко обнимал самых дорогих женщин, в судьбу которых так долго не мог вмешиваться.***
С того разговора между ними не было недосказанности. Как-то незаметно Инис стала называть Айргедмара и Бирог мамой и папой. Но в этом не было ничего необычного, ведь по сути они ими и были. Оберегали, защищали, растили в любви и заботе, насколько могли дать и того, и другого в условиях постоянной угрозы со стороны фоморов. Поддерживали они ее и сейчас, особенно Бирог, недовольно спорящая на тему того, что Инис слишком рано вновь принялись учить магии, что она еще не совсем оправилась от болезни и потрясений. Королева в эти споры не вмешивалась, но наслаждалась заботой, что была словно бальзам на сердце после всего, что девушка перенесла в заточении, и с нетерпением ждала того часа, когда она снова сможет увидеть и обнять мужа, такого же как прежде — ласкового и заботливого, а не того холодного и отстраненного чужака, которым он стал после смерти. А споры разгорелись нешуточные. Пока Инис болела, не могло идти речи ни о каком обучении, но как только время стало поджимать к декабрю — так Этайн словно с цепи сорвалась, хотя вела себя, разумеется, деликатно — но в отсутствие самой девушки рядом могла себе позволить в адрес, раз уж так стали считать, своячницы выражаться покрепче. — Можно подумать, что меня кто-то спрашивал каждый год, хочу ли я ходить с животом и вспоминать, как вынашивала детей! — горячилась обычно холодная принцесса, расхаживая по одной из гостиной этажом ниже спальни, которую занимала невестка. — А что было делать, если из этих бабочек-однодневок редко какая оставалась до февраля? Когда Луг убивался по Дехтире настолько, что послал Колесо далеко и надолго, кто его заменял? Ладно, на Киана причин для жалобы нет, — чуть смягчилась она, стараясь не думать о покинувшем ее муже. — Но потом — почти триста лет все одно и то же — и все каждый год! Инис — крепкая девочка, пока от нее не требуется ничего сложного. А что ты скажешь, когда ей придет время бегать по лесу с животом наперевес? — она резко развернулась к Бирог. — У меня найдутся выражения на этот счет! — многообещающе фыркнула та. — И тебе в любом случае после этого Бельтана придется вновь почувствовать все прелести беременности! Но разговор не об этом, а о том, что после каждого занятия Инис приходит все более бледная и с плохим аппетитом! — роль матери определенно вдохновляла Бирог, и та старалась вовсю. — Да она же чахнет, сидя в четырех стенах! — парировала Этайн с не меньшим энтузиазмом. — Когда в последний раз она нормально дышала свежим воздухом, отдыхала на природе и полноценно спала? Сад на острове не считается, — она предупредительно подняла указательный палец и наставила на своячницу. — А сейчас уж и времени мало: у нас двадцать пять дней осталось, а она до сих пор не продвинулась! И что сложного-то, если она смогла обернуться малиновкой? Это все практически так же. — Естественно Инис не хочет никуда выходить после всего, что она пережила! — возмутилась Бирог. — И малиновкой она стала где-то на Изнанке, а никак не в реальном мире. Девочка осознает всю важность своей миссии, но время у нее еще есть, тем более что ей надо готовиться и к обычным экзаменам, а она и так много пропустила! А для нее это и будущая профессия, не будет же Инис все время финансово от Луга зависеть или наших с Айргедмаром денег! — Что ты сессией прикрываешься, до нее — больше месяца, — покачала головой Этайн, не впечатленная аргументами. — Пара дней отдыха на природе тому совершенно не навредит. Если Инис сама справляться не будет, что же, некому ей помочь? А если совсем не получится, то перенести сессию совсем не проблема. Никто ж не требует от нее все бросить! Что до малиновки — сменить облик ничуть не сложнее, главное — убедить разум! А то шаманов попросим, и они ей помогут: заведут на Изнанку, а там и в реальность оленихой выведут. Вам ли с Айргедмаром не знать, что по Древу можно придти в иную реальность! — она хитро прищурилась. В этот раз ничего отрицать Бирог не стала, только хмыкнула: — О да, и какую за это цену платить — мы тоже знаем. Сыта она природой по уши, и в той комнате ей уютнее всего. И до заветного дня у нее двадцать пять дней, а от того, чтобы насильно ее превращать, да еще и на Изнанку тащить, только хуже будет. Тем более сейчас, когда у нее живот растет и Инис к нему пытается привыкнуть. — Да за кого ж ты меня держишь! — присмиревшая на последнем хмыке «матери» Инис Этайн всплеснула руками с искренним возмущением. — Забудь слово «насилие» в этом доме — я первая разорву глотку тому, кто попытается пойти против чьей-либо воли, — на этот раз в ее облике проступило отчетливо что-то воронье. — Пойми же, что двадцать пять дней только кажутся достаточным сроком. Инис продолжит меняться — и чем дальше, тем ей будет труднее сосредоточиться на своем долге. Который она дала клятву исполнить сполна — и не только я это слышала. — Я знаю, и она это помнит, а еще мужа своего назад жаждет получить, — Бирог хмыкнула, — и от того даже чрезмерно старается, и нервничает, вот и не выходит ничего. И расслабиться у нее не выходит, потому как от нее многого ждут, — друидесса хмуро покачала головой. — Все мысли только и заняты мужем и как бы никого не разочаровать. — Она знает правду: без нее сын не вернется и весна не наступит, — мать Луга в одно мгновение помрачнела, перестала метаться и села на полу возле дивана. Ладонями собрала волосы и откинула их с лица за спину, после чего сложила руки на коленях и уткнулась в них носом. — Так мы точно ей не поможем. Сколько мы уже так спорим, неделю? Может быть, мне не стоило слишком уж радоваться: мол, вот она, наконец достойная дева. Ты хочешь, чтобы она сосредоточилась на учебе, мол, это ее отвлечет от чрезмерного усердия и неудачи. Но не выйдет ли так, что ей попросту не хватит ни времени, ни сил, бросив их на учебу, освоить иное? — Хватит, — Бирог села рядом, кладя руку на плечо Этайн. — Инис любит твоего сына искренне, а любовь, как я успела убедиться, работая среди людей, творит чудеса. Просто моя дочь хочет быть достойной тебя, твоего мужа и отца твоего мужа, своего мужа, всех окружающих, быть лучше предыдущих Королев, а потому у нее ничего не выходит. А расслабиться не удается. — Не так уж и не выходит, — вздохнув, проворчала, нахмурившись, принцесса. — Все у нее прекрасно выходит. Может, ей всего лишь нужно подумать об этом? — А, может, кому-то стоит с ней поговорить? — прищурилась Бирог. — Нам с Маром она не верит, потому что мы ее родители, — на губах друидессы появилась теплая улыбка, — но вот ты изначально была к ней скептически настроена — значит, сможешь убедить. — С… Маром? — вопросительно подняла бровь Этайн, пока до нее не дошло. — Ох, не думаю, что мне стоит об этом ей говорить. Она может решить, что мной движет отчаяние… по правде говоря, окажется не так уж далека от правды: кроме нее, я тут самое заинтересованное лицо. А вот ты, — она снова прищурилась. — Ты тоже не слишком-то приветливо встретила Луга, да так, что из него было слова не вытянуть о тебе. Если бы ты помогла Инис понять, что сама относишься к роли Королевы серьезно, это могло бы дать ей необходимое… спокойствие. Ощущение контроля над собственной жизнью, возможности самой расставлять приоритеты и выбирать время для того или иного. Ей-то этого не хватает, как когда-то не хватало и мне. — Она тебя поймет, — качнула головой Бирог, — нам пришлось ее растить такой — открытой, доброй и даже наивной девочкой, чтобы сила Балора не выжрала ее изнутри. А что касается Луга, — друидесса фыркнула, тряхнув головой, — как бы ты отнеслась к тому, что твою дочь соблазнил какой-то мужчина? Да и в целом, пока ты не сняла ту метку, я не могла долго выносить любого, в ком есть кровь туата или иного из незримого народа. Даже Мара, а ведь он до того, как я стала пленницей Балора, был мне супругом. И к роли Инис как Королевы я отношусь серьезно: крысы поведали мне, как она там держалась, — Бирог сжала кулаки и выдохнула. — После такого сложно не воспринимать малышку всерьез. — С тем, как ты стала пленницей Балора, мы разберемся позже, но обязательно сделаем это, — твердо заявила Этайн, став мрачнее, чем прежде. — Но не сейчас, а когда будет время для отдыха. Что до вопроса — мне сложно судить. Я ведь и сама соблазнилась «каким-то мужчиной», которого видела только во сне. И вряд ли ты с мужем стала бы бегать за его головой. Раньше я часто гадала, кем был тот бедняга, который попался отцу — а он всем говорил, что Киана поймал, — вспомнив о муже, она снова будто угасла. — Из меня выходит плохой утешитель. Попробуй все же сама. — Киан вернется, а в Бельтан я наконец верну тебе и двух других сыновей, без третьего, уж прости, потом сами еще одного заведете, — улыбнулась Бирог, — если захотите. А был тот «бедняга» один из его приближенных под иллюзией, — небрежно махнула рукой женщина, — так что не переживай о нем, он получил по заслугам. Ладно, я поговорю с дочерью, попытаюсь ее убедить расслабиться. — Третий у нас уже есть, — тихо шепнула Этайн, но взяла себя в руки и чуть улыбнулась. — Благодарю тебя. Может быть, как-нибудь и я с ней тоже поговорю. — Значит, заведете дочку, — пожала плечами Бирог, хитро прищурившись, а потом обняла Этайн. — Я всего лишь исправляю то, что не смогла сделать тогда. Поговори, Инис это порадует. Кажется, этим ей удалось немного развеять тоску мрачной принцессы, которая, хоть и держалась на публике прямо, но ночами нередко утыкалась в подушку. Впрочем, для себя Этайн решила, что лучше и впрямь не давить на Королеву, а дать ей, скажем, неделю, оставив в покое. Говоря о контроле над собственной жизнью, разве она сама не заметила, что торопит события? Поэтому до поры Этайн устранилась, а время предпочла проводить с Тальтиу и Бригитой. К тому же теперь она начала навещать замок Лох Эске, где скрытый сад следовало подготовить к снегам, пусть и недолгим. И это решение, пусть и неизвестное, Инис весьма озадачило. Когда на следующий день никто не стал настаивать на занятиях магией, девушка даже забеспокоилась, что из-за ее неудач на нее махнули рукой. Но Бирог, проведя долгую беседу с воспитанницей, убедила ту, что ей всего лишь хотят дать отдохнуть. И девушка приняла это с благодарностью.***
Но долго она себе прохлаждаться и заниматься только земными делами позволить не могла, ведь Йоль становился все ближе. И вот в один из дней, когда Этайн вновь собралась покинуть крепость, Инис все-таки решилась — выскользнула из своей комнаты, бросив недоделанное домашнее задание, и поспешила к матери Аэда. Из-за округлившегося живота походка девушки перестала быть быстрой, но она в итоге все же успела. Потопталась рядом, а потом тихо попросила: — Можно с вами? Этайн в своей спальне как раз укладывала черный шерстяной плащ в небольшой чемодан, в котором уже лежали несколько теплых вещей и под ними что-то еще. Сама же она была одета в длинное зимнее платье с талией по фигуре, белыми рукавами и клетчатой юбкой из серо-зеленого тартана. Белые волосы собрала вокруг головы и заколола, выпустив пару прядей в висках. Обычно свекровь ходила в строгих брючных костюмах и аккуратным пучком серебристо-лунных волос для общения с реставраторами и ландшафтными мастерами, которые восстанавливали замок со стороны зримой Ирландии, но сегодня решила одеться иначе. Заметив, что девушка к ней обратилась (считая, что, пока к тебе не обратились, ты в праве продолжать заниматься своими делами), она выпрямилась и улыбнулась невестке: — Здравствуй, Инис. Решила поискать для нового сада пару редких растений, вот, вещи опять собираю. Хочешь со мной? — она призадумалась, потом закрыла чемодан, уменьшила его и повесила себе на пояс. — Правда, я путешествую воздухом — на крыльях, — уточнила она. — С тех самых пор, как наставница научила, я редко передвигаюсь иначе. Но мы можем что-то придумать. — Здравствуйте, — смущенно спохватилась Инис, вспоминая, что сегодня они еще не виделись, и с ее стороны было очень не вежливо забыть об этом и не поздороваться с Этайн. — Да, мне бы хотелось с вами… А, — несколько разочарованно протянула она, — ясно, — с превращениями у нее как раз таки было не все гладко, и в малиновку-то она обращалась, но это было совершенно в другой реальности. В этой о крыльях точно мечтать не приходилось, не говоря уже о четырех копытах и белой шкурке. — У тебя сейчас такое же лицо, какое было у меня, когда Морриган объявила, что ездить на колеснице или ходить пешком она не намерена. На вопрос, что же делать, она попросту превратила меня в мышь и понесла в когтях, — свекровь старалась держаться как можно приветливее. — Когда мы прибыли на место назначения, она вернула мне прежний облик и прямо сказала, что мы не уйдем, покуда я не перечислю ей по-порядку все причины, мешающие мне присоединиться к ней в небе. Пришлось перечислить, — она села на постель, где закончила сборы, и похлопала на место рядом с собой, приглашая присесть. — Я, правда, не Морриган, так что никуда тащить не стану. Но, может, ты расскажешь мне, в чем твои трудности? — И какие были причины? — Инис смутилась еще больше, садясь рядом с Этайн. — Я не знаю, если честно. Помню, как малиновкой была, умом понимаю, что могу и должна превратиться, чтобы убежать от волков, но почему-то не могу. Я уже со всеми разговаривала, даже, как Сайли, пробовала кувыркаться, пока живота не было, — девушка машинально сплела пальцы на круглящемся под платьем животе, — но, видимо, в моем случае это совершенно не работает. — В моем случает главной причиной было то, что я понятия не имела о том, что могу, — ответила та. — Я выросла в этой башне, лишенная знаний о мире, не подозревая не только о наличии мужчин (для меня единственным из них существовал лишь отец), но и о многих элементарных вещах. И о магии не подозревала, потому что нянькам было запрещено об этом рассказывать, а Кейтленн, — она не называла жену Балора матерью, — сделала так, что магия во мне была заперта так же, как я сама — в башне. Только потом, когда я вышла отсюда и встретила Морриган, она рассказала мне обо всем. Я даже сначала ей не поверила, потому что всю жизнь считала иначе. Вера — вот главная проблема. Скорее всего, у тебя тоже. Если забыть о том, что ты должна или чего не должна, попробуй ответить вот на что: веришь ли ты в то, что можешь — не должна, а именно можешь — применять магию, а если нет — облеки в слова каждый аргумент. Мне кажется, каждому их них найдется решение. Инис задумчиво потерла кончик носа, а потом пожала плечами: — Я не уверена, что могу, — наконец проговорила она. — Тогда я колдовала благодаря силе Балора, но ее я всю отдала мужу, и у меня осталась только его сила и то, благодаря чему я жива, — при этих словах Инис густо покраснела, и взгляд затуманился, потому что в памяти пронеслись их совместные ночи. — И все, я же человек! Во мне больше ничего нет. — У тебя есть все, что тебе нужно, — Этайн деликатно сделала вид, что ничего не заметила. — Сила Луга — это солярная сила, а ты хорошо представляешь себе силу Солнца? Один солнечный луч способен уничтожить всю жизнь на Земле, если бы ее не защищало гравитационное поле — и он же, вместо того, поддерживает эту жизнь. Каждая капля света содержит невероятное для любого понимания количество энергии. Не бойся, я не собираюсь сказать, будто ты носишь в себе термоядерный реактор, который вырастет в исполинский огненный шар из горящего газа, — она улыбнулась чуть шире. — Но все же представь, что внутри ты хранишь тепло целого лета — почти целой сотни дней, полных цветения, плодов и жизни. — Но храню же, — Инис даже зажмурилась от всего представленного: разумеется, не термоядерный реактор, а солнечный свет, которого так не хватало. — А не использую или управляю. — То зерно, которое ты взращиваешь, покинет тебя, но та энергия, которая уже в тебе есть, не только помогает тебе выжить, — качнула головой Этайн. — Она способна на гораздо большее. Ее в тебе с избытком лишь для того, чтобы жить. Что мешает тебе ее применить? — Ну, я как-то никогда не думала об этом в таком ключе, — честно призналась Инис, — что ее по-прежнему можно применять, как и ту, что раньше была. — Вот, — кивнула свекровь. — Та энергия, что уже есть в тебе, с тобой и останется. Теперь подумай вот о чем: можешь ты представить себе, что именно ты, Инис О’Ши, рожденная смертной, знакомая со взглядами человечества на науку и космос, но в то же время видевшая немало чудес — можешь ли ты признать за собой и право, и возможность совершить нечто за гранью привычного разуму, сама, нечто, что ранее проделывали на твоих глазах только другие? Мне было сложнее всего ответить именно на этот вопрос. — Ну, я превращалась уже, дралась с помощью магии, — задумчиво проговорила девушка, — дышала паром, светилась, как рождественская елка, так что, наверное, могу признать за собой такое право. — Ты все это делала с помощью силы Балора, хотя насчет голубого свечения я не уверена, — осторожно заметила женщина. — Можешь ли ты принять мысль о том, что уже твоей собственной энергии, полученной от мужа, более чем достаточно для чудес? — Ну, — на этот раз с ответом Инис медлила дольше, — наверное, все-таки могу… — в голосе, впрочем, особой уверенности не было, но девушка сделала над собой усилие и кивнула. — Я все-таки думаю, что силы действительно может хватить не только для жизни. — Потому что так и есть, — весомо сказала Этайн, видя, что уверенности невестке все-таки не хватает. — Далее. Ошибусь ли я, предположив, что ты думаешь примерно так: на Изнанке был только мой дух, тело лежало в мире реальном, а путешествие по Изнанке похоже на сон, поэтому я смогла превратиться? — Да, — Инис улыбнулась такой догадливости свекрови, — все-таки там был совсем другой мир, а здесь мир реальный. — А чем они отличаются? — загадочно спросила Этайн. — В чем разница между Изнанкой и дневным миром, который ты знаешь как два: незримый и зримый? — Ну-у-у, — Инис задумчиво возвела глаза к потолку, помолчала, а потом пожала плечами. — Наверное, ничем, раз тут магия успешно функционирует. — В этом и дело: ничем, — подтвердила свекровь. — Для тебя это три разных мира, а для нас — мир один и целый, похожий на слоеный пирог. Первый слой — это Изнанка, второй — зримый, а третий — незримый мир. Все, что тебе нужно понять: они суть одно. Одно и то же. Инис снова задумалась, представляя этот самый слоеный пирог, где фруктовые слои были отделены тонкими слоями теста настолько прозрачными, что их и не было заметно практически вовсе. Потом — свою малиновку. С яркой грудкой, нежными перышками и звонким голоском. Потом представила и свой полет, от которого сердце радостно замерло. И сама не заметила, как ее окутало едва заметное золотое свечение — и уже через одно мгновение на кровати сидела и ошалело хлопала крылышками та самая малиновка. Покрывало для пташки было неудобным, слишком мягким, и малиновка то и дело заваливалась на бок. — Ну вот видишь, это на самом деле легко. Достаточно только поверить, — улыбнулась Этайн, взяла птичку на ладонь и погладила мягкие перышки. — Погоди, попривыкни немного — я рядом и держу все под контролем, — сказала она, чтобы птаха не думала, что такой останется теперь навсегда. — Сейчас тебе немного трудно, потому что обуревают птичьи инстинкты, но постарайся не забыть, что ты человек, — она посадила птичку обратно на покрывало. — Теперь вспомни, какой ты была, и превращайся обратно. Пестрый комочек, который стал еще круглее от того, что распушились перышки, замер, таращась на Этайн. Малиновка пискнула, посидела еще немного, а потом все с тем же сиянием птичка превратилась в девушку. Инис тут же инстинктивным, испуганным жестом схватилась за живот, который, к счастью, был на месте. — Уф, это было неожиданно… — выдохнула она. — Вдохни медленно и выдохни еще медленнее, — деликатно сказала свекровь. — Вот и я так же выглядела, когда обрела крылья впервые. Ты не спишь, и все взаправду, потому что волшебство мира едино во всех «слоях пирога». А теперь успокойся и попробуй еще раз. Самое важное: сохранить человеческий разум, не то все вылетит из головы и придется постараться, чтобы стать человеком. — Ага, — Инис помотала головой, словно это могло привести разум в порядок. Посидела, подышав и успокаиваясь, а потом прикрыла глаза, вспоминая свои ощущения. Вспомнила. И снова на кровать шлепнулся пушистый пестрый комочек. — Какая же ты милая в таком виде, — развеселилась Этайн, но все же еще сдерживаясь. — Пока твой разум мыслит как человек, ты можешь понимать речь, а если заметишь, что что-то становится непонятным — значит, нужно сразу вернуться. Помнишь, как птичка летает? Покружи-ка по спальне. Инис повернула головку на бок, рассматривая Этайн крошечной блестящей бусинкой глаза. Потом, смешно подпрыгивая, добралась до спинки кровати, уместилась на ней и только после этого вспорхнула к потолку. Первый круг вышел кривым, птичка как будто переваливалась с боку на бок, но второй сделала уже увереннее и быстрее. — Молодец, а теперь по спирали — выше и выше! — продолжала давать указания та, неотрывно наблюдая за птичкой. А когда Инис освоила всевозможные пируэты, сказала: — Сейчас я тоже надену крылья, но приближаться не буду — тебе нужно привыкнуть терпеть хищника рядом, который тебе не опасен. Инстинкты будут считать иначе, но разум человека должен взять их под контроль. Женщина отошла в угол, мгновенно обернулась воронихой, взлетела и опустилась на зеркало высотой в полный рост, кося на малиновку зорким глазом. Ага, мозг-то, может, и остался человеческим, но стал крохотным, а сама птичка как будто полностью стала состоять из инстинктов. И они-то подсказывали ей, что от страшной хищницы надо поскорее спрятаться. Вот только помещение это было слишком маленьким — ни одного деревца или дупла. И зарянка сделала единственное, что могла: перепуганной пичугой заметалась по комнате, натыкаясь то на потолок, то на окно, которое, увы, было запертым, даже в балдахине запуталась, заполошно раскричавшись. Первыми на испуг откликнулись волшебные псы, материализовавшиеся в комнате с оскаленными пастями, но ярость на их мордах быстро сменилась здоровым недоумением. Следом примчались Айргедмар с Бирог, но ничего страшного не увидели и тоже застыли с весьма удивленным выражением лиц. Зато зарянка мигом метнулась к ним и попыталась вылететь в открытую дверь. Но отец вовремя перехватил превратившуюся дочь, а Бирог поспешно закрыла дверь. Птичка в ладонях мужчины дрожала, а сердечко стучало быстро-быстро. — И? — Бирог посмотрела на ворониху, приподнимая брови. Та слетела на пол и обернулась фоморской принцессой. — Инстинкты, — вздохнула Этайн, но потом усмехнулась: — Ты права: поговорить с Инис определенно стоило. Инис узнала, что я улетаю, и попросила взять ее с собой в путешествие. Мы разобрали, почему у нее не получалось. Вот, у нас уже есть успехи, — она кивнула на птичку. После исчезновения страшной птицы зарянка быстро успокоилась, перестала дрожать, а Бирог тихо рассмеялась: — Полное вживание в образ, я бы сказала, — птичка пискнула, как могло показаться окружающим, смущенно, и глубже спряталась в ладони приемного отца. — Но это действительно успех, — согласился Айргедмар. — Не боишься больше, малышка? — ласково спросил мужчина Инис, мягко взъерошив ей перышки. Птичке это понравилось, и она подставила спинку, довольно свистнув. Что можно было истолковать и как согласие, что да, больше не боится. — Если так, тогда я попробую еще, хорошо? — мягко спросила Этайн, внимательно глядя на птичку. Птичка встрепенулась и не очень уверено, но все-таки согласно пискнула. Тем более что тут все равно были родители, и с ними все это было не так страшно. Этайн снова взмыла под потолок птицей и вернулась на зеркало, склонила голову набок, с любопытством наблюдая за зарянкой. Та немного посидела на теплой ладони, а потом принялась по ней прыгать, уже спокойней посматривая на черную птицу, а потом и вовсе осмелела и перелетела на столбик кровати. Один из псов тут же сунул к ней морду, с любопытством обнюхивая, и зарянка перебралась на нее, удобно размещаясь между ушами магической твари. Ворониха же сложила крылья поближе к телу и, переминаясь с лапы на лапу, демонстрировала самый мирный вид, на который только способна хищная птица. Зарянка покрутила головой, глядя на ее движения с беспокойством, но в этот раз человеческое, похоже, взяло верх, потому как птичка вспорхнула с собачьей головы и перелетела на то же зеркало, на котором сидела Этайн. Притом хищница еще и великодушно отодвинулась, давая пичужке больше свободного места. Осторожно пошевелила крылом, не прекращая наблюдать. Маленькая птичка вновь насторожилась, но уже в следующее мгновение довольно распушилась и весело засвистела. Тогда Этайн глянула по сторонам и, плавно взмахнув крыльями, без всякого предупреждения спланировала на плечо Айргедмара, стараясь сгрести в когти одежду и не впиваться в плечо слишком сильно. Зарянка перестала петь и уставилась на ворона, а мужчина приподнял и вытянул руку, чтобы Этайн было удобно сидеть. Маленькая птичка же взлетела и принялась наматывать круги вокруг родителей и свекрови. — Кажется, адаптация проходит неплохо, — заметила Бирог. Ворониха негромко гаркнула и пересела на руку, да еще крылья расставила, чтобы зарянка могла их рассмотреть и привыкнуть. Улучив момент, когда Инис будет на безопасном расстоянии, она взлетела, сделала круг и приземлилась на пол в обычном обличии. — Стоило убрать психический барьер, как все получилось с первого раза, — сказала она. — Мне в свое время потребовалась дюжина дней — и как хватило терпения у Морриган. — Ее должность обязывает быть терпеливой, — усмехнулся Айргедмар. — К тому же она всегда отличалась разумностью и сдержанностью, несмотря на свою суть. Инис тоже превратилась обратно в человека и сразу же села: — Как хорошо, что у меня нет токсикоза, — она помотала головой и пожаловалась: — А то бы меня так тошнило после всех этих полетов. Бирог улыбнулась и села рядом, ободряюще поглаживая Инис по спине, а заодно нажимая на энергетические точки, которые могли бы облегчить состояние дочери. Свекровь на это печально улыбнулась, потом взбодрилась и сказала: — Мне кажется, что небольшое путешествие ты сможешь осилить. Я присмотрю за тобой. Это будет достаточно, чтобы освоиться с птичьей формой. Все легко получилось так потому, что малиновка — отражение твоего собственного веселого духа. Другими превращениями займемся в другой раз — при таких успехах времени нам точно хватит. — Я же могу полететь? — то решение Инис принимала сама, но сейчас, когда родители были рядом, она невольно посмотрела на них. — Разумеется, — улыбнулась Бирог, — разве можем мы запретить что-то замужней женщине и Королеве? Только тебе надо потеплее одеться. Айргедмар улыбнулся и вышел, а Инис смущенно, но довольно засопела: после всех стопоров, такие подвижки очень ее порадовали, значит, и впрямь сможет превратиться в олениху. Мужчина вернулся быстро, держав руках шерстяное и чуть светящиеся вязаное пальто. — Сила Балора, пущенная в правильное русло, — он накинул его воспитаннице на плечи, — в этом точно не замерзнешь. Девушка вздохнула, проведя ладонью по колючей ткани: — Это то, что я пряла? — Да, и там много клубков таких осталось, если рукоделием заняться захочешь. Но потом, сейчас вам пора. — Лучше бы поостеречься носить одежду двадцать первого века в первом тысячелетии до новой эры, — качнула головой Этайн. — Впрочем, надолго мы там не задержимся, и если все пройдет, как задумано, будет неважно, заметит ли кто посторонний нас или нет. — Это поправимо, ну-ка, — Бирог задумчиво осмотрела Инис, а потом сказала пару слов, и на девушке появилось почти такое же платье, как и на Этайн, отличалось оно только по цвету и тем, что было чуть свободно в поясе, обрисовывая живот. — Разумеется, это всего лишь иллюзия, но продержится она достаточно долго, пока ты не снимешь ту одежду, что была на тебе в момент наложения иллюзии. Так ты точно не привлечешь внимания. Инис тихо выдохнула и оглядела себя с изрядным восторгом: платье ей понравилось, к тому же сидело достаточно ладно. — Вот и славно, — одобрила свекровь, подошла к окну, открыла его и поманила девушку ближе. — Итак, план таков: мы надеваем крылья и летим туда, куда нужно, причем ты летишь выше меня, чтобы поток ветра от моих крыльев тебе не мешал, да и твоим инстинктам так будет спокойнее: будешь считать, что, раз хищник не видит тебя, то ты в безопасности. Никуда не сворачивай, следуй точно за мной. Мы покинем остров Тори и сразу свернем на тайные тропы, которые и приведут нас, — она взглянула на Айргедмара и Бирог. — Если хотите знать, где нас искать — спросите Тальтиу и Эрин. Они должны помнить, — и снова вернула внимание Инис: — В добрый путь, — и первой с вороньим граем оттолкнулась от подоконника ввысь.