***
После весеннего равноденствия жизнь потекла спокойно и радостно. За Остарой пришел Бельтан, красочный и веселый, и первый день летнего сезона встретили с особенной радостью. Король и Королева подтвердили свой брак, согласившись быть вместе на следующий год. Присутствовали новые лица, и среди них мать и отец Луга впервые за годы праздновали вместе со всеми. Сбылись слова Бирог, которая обещала им радость: гостившая в замке Лох Эске Бригита (прибывшая одна, потому что от Бельтана до Литы зимний Король спал беспробудно, заснув стариком, чтобы проснуться юнцом) подтвердила беременность и объявила, что Этайн и Киан ждут сразу двоих и дождутся вместе с первыми числами декабря. Лето в ту пору выдалось особенно ласковым, обещая щедрую осень, и ничья злоба, ничьи недобрые планы не беспокоили Благой Двор и его благородных владык. Единственной, кто не всегда была радостна в эти дни, так это сама Королева. Еще до Бельтана она развила активную деятельность (например, они с Аэдом все-таки выбрались в Шотландию, разыскали сыновей Бригиты и Бреса, и девушка убедила их встретиться с родителями и поговорить). С Бельтана по Литу Инис была счастлива, и за родителей супруга (Этайн с Кианом особенно светились от счастья), и вообще за всех. Но чем ближе подступал Ламмас и чем больше становился ее живот, тем беспокойней была. Опять вернулись кошмары, но на этот раз она помнила каждый из них, отчего порой просыпалась в слезах и долго не могла успокоиться. Отговаривалась тем, что просто боится предстоящих родов. А сама все чаще пряталась по укромным углам, коих в замке, к счастью, хватало, с книгой или ноутбуком, потому что часто ей казалось, что на растущий живот все показывают пальцем. Даже родителей и друзей она предпочитала избегать, хотя Бирог старалась быть рядом с дочерью, из-за чего они даже чуть не поругались. Конфликт удалось сгладить, но родителям Королевы было все тревожней за нее. Инис же все больше предпочитала одиночество, читая, читая и читая. Иногда это расслабляло, а иногда не очень и только усиливало паранойю. И единственным, кто мог ее успокоить, был муж, да и то Инис совершенно не хотела, чтобы он слишком часто смотрел на нее, пока она в положении, а потому и от него девушка пряталась. Но если Аэд ее находил, никогда не отказывалась выползти из очередного убежища и пойти с ним куда угодно. А перед самым Ламмасом стало совсем тревожно, и Королева призраком бродила там, куда даже слуги по делам забредали редко, и почти ни с кем не разговаривала. Самое странное, что руками разводили даже шаманы. От Айвэна и Ниалла, которые теперь постоянно гостили в замке, не выходило скрыть ни страхи, ни переживания, и по поводу определенно дурных перемен ни раз и не два мужчины собирали совет. Все обсуждения неминуемо упирались в тот факт, что источником переживаний являлось то, что Инис носила в себе, и, пока она и порождение были едины, все идеи изолировать ее от кошмаров были обречены на провал. Единственное, чем О’Доннеллы могли ей помочь, был неусыпный присмотр за настроением Королевы и ее снами, но если какие-то сны еще можно было прервать, то днем было непросто отыскать ее в большом замке. Наступил Ламмас — канун дня рождения летнего Короля и первый из фестивалей, посвященных праздникам урожая. Еще загодя, помня успех прошлогоднего фестиваля, ирландцы со всей страны забронировали номера в замке-отеле и уже начали прибывать. Зная, что жена сторонится людей, Аэд пробовал поговорить с ней о том, что завтра ей придется выйти к гостям и выполнить обязанности Королевы, однако тот разговор выдался кратким, впрочем, он надеялся, что Инис услышала самую суть. Днем, ближе к вечеру, он нашел ее снова, намереваясь взять с собой во двор, над которым сияло пока еще яркое солнце — скоро оно устремится на запад, а лучи превратятся в золотые стрелы. Инис опять сидела чуть ли не в самом дальнем углу, в небольшой комнате — не то слишком маленькой гостиной, не то слишком большом чулане с одним окном, выходящим в сад. Сейчас шторы были задернуты и в комнате было достаточно темно, свет лился только от ноутбука, в который девушка всматривалась очень внимательно. Но, когда дверь открылась, Инис вздрогнула и поспешно захлопнула крышку, уставясь на пришельца напряженным взглядом, но, увидев, кто это, чуть расслабилась: — А, любимый, это ты… — улыбка, появившаяся на губах, на фоне глубоко залегших под глазами теней смотрелась весьма жалко. — Нам пора, милая, закат скоро начнется, — Аэд подошел к ней, присел рядом и мягко отобрал ноутбук. — Знаю, что тебе не хочется никого видеть, но дела есть дела. Наш долг никто за нас не исполнит. — Я помню, — раздраженнее, чем следовало, откликнулась Инис и тяжело поднялась, тихо выдохнула, касаясь рукой его руки. — Прости, я просто… — девушка запнулась, сама не в силах объяснить то, что ее гложет. — Да, конечно, идем, любимый. — Ты просто устала, — примирительно сказал муж, прекрасно зная о том, что жена измучилась своей беременностью, которая, к тому же, не была настоящей. Положив руку на спину Инис, он вытянул ее грусть, как делал это прежде — хоть теперь этого фокуса хватало совсем не надолго. Но все же даст время вздохнуть посвободнее. Инис слабо улыбнулась в ответ. В отличие от мужа, она совершенно не была в этом уверена. Покидать свое добровольное затворничество девушка не слишком желала, но долг все-таки пересилил. Платье Инис выбрала такое, чтобы оно скрывало живот хотя бы немного, но все равно, пока они с мужем шли к через замок, Королеве казалось, что все встречные на нее таращились и перешептывались, и сама она вздрагивала, порываясь то и дело выдернуть руку и вновь скрыться в своем тихом углу. Но каждый раз сдерживала себя, крепче стискивая руку Аэда. На них и в самом деле смотрели, обсуждая и то, что рядом с мужчиной все та же рыжая девушка, что и в прошлом году, и то, что она, в отличие от других, кажется, закрепилась на этом месте и даже ждет ребенка от хозяина отеля. Не всегда эти сплетни были добрыми, но всегда — самые обычные в таких случаях. Эти разговоры не нравились самому хозяину замка, но являлись неизбежным злом, поэтому он старался не обращать на них внимания и не давать жене прислушиваться к ним. Они вышли во двор, где стояли столы и уже устроили ярмарку, которая еще не открылась. На отдельном столе снова, как и в прошлом году, расставили угощения для жнецов, но поскольку в этом году Королева их не готовила, королевская чета благословила то, что было приготовлено Тальтиу и помощницами на кухне. Когда жнецы ушли собирать первые спелые колосья, летний Король взял за руки жену и приемную мать и провозгласил начало празднества — ответные возгласы звучали ничуть не менее искренне, чем в прошлом году. Инис тоже улыбалась в ответ, но чувствовала себя при этом просто отвратительно, хотя старалась это скрывать. Радующиеся люди и нелюди вызывали у нее только раздражение. Инис старалась гнать от себя эти чувства, держалась, понимая, что все неправильно, но чем дальше шло празднество, тем хуже удавалось себя контролировать. Особенно раздражали женщины, которые глазами пожирали ее мужа, словно считая, что ее положение задвигает саму Инис куда-то на задворки и изгоняет из супружеской постели. Тем временем во двор вынесли мельницу, жаровню и корзинки, полные ягод, и одну — с яйцами, все это поставили на стол, с которого унесли пустые тарелки. С песнями жнецы вернулись с первым срезанным снопом, который вручили летнему Королю. Аэд развернулся к Инис, заметил ее потемневшее лицо и тихо шепнул: — Выбери самые лучшие ягоды, позже добавишь в начинку. Остальное я сделаю сам. Если печенье у нас не получится, это будет очень плохой знак. — Хорошо, — покорно кивнула Инис, — прости, — она занялась ягодами, к которым она тоже боялась прикасаться, но все же не так, как к печенью. Пару ягодок она даже сунула себе в рот, но не почувствовала ничего. Для нее красивые и сочные на вид ягоды стали абсолютно безвкусными. Аэд управился еще до того, как Инис закончила с ягодами, так что со стороны показалось, что они действуют сообща при равном участии. Когда все печенье оказалось в жаровне, приглядывал за ним опять-таки муж, а выкладывали готовое угощение они вместе: Инис доверил разложить нижний ряд, а верхний Аэд раскладывал сам. Видя, как расстроена девушка, он сам взял блюдо в руки, и они вдвоем принялись угощать всех. — Сделай вид, что придерживаешь снизу, — едва слышно посоветовал он жене, чтобы она не накручивала себя. — Нет, — руки Инис заметно дрожали, но она тоже взялась за блюдо, — я хотя бы тут помогу, — и слабо улыбнулась мужу. Рядом с ним все чувствовалось чуть лучше, так что она позволила себе накрыть пальцы Аэда, чувствуя их тепло. Тем не менее, он наблюдал за ней очень внимательно и вес блюда взял на себя, опасаясь, что в расстройстве она может случайно его опрокинуть. Но все прошло хорошо: Тальтиу похвалила печенье, угостились Этайн, придерживавшая уже заметный живот, и Киан. Последние лакомства достались, как положено, Королю и Королеве. Они заняли троны, стоявшие во дворе, и приемная мать Короля поманила девушку в сторону. — Вижу, что сегодня тебе совсем тяжело, милая, — сказала Тальтиу, качая головой. — А нам пора танцевать в поле. Вот что. Идем с нами, но вместо танца ты споешь нам. Что скажешь? — Хорошо, — Инис благодарно кивнула, — я постараюсь спеть, — и пошла с ней, то и дело оглядываясь на мужа. Петь тоже не хотелось, оставлять Аэда — еще больше, но праздник продолжался, и она должна была отыграть свою роль. — Вспомни что-нибудь хорошее и летнее, и пойдем, — улыбнулась туата. — Твой голос станет музыкой для жен и дев незримой Ирландии. Идем, дорогая. — Ага, — Инис снова кивнула. С радостью были проблемы, но песню девушка постаралась вспомнить, пока они шли. И запела, как только танцовщицы выстроились в ряд. Поначалу тихо, голос то и дело ломался, но постепенно окреп. Песня словно бы отодвинула все в сторону, вернув радость и спокойствие. И лицо девушки посветлело. Туата рассмеялась и пошла первой в веселом танце, а за ней ринулись и все остальные, включая трех сестер из сида Лох Эске и постоялиц отеля, которым нравилось участвовать во всем необычном. Веселая процессия покинула двор и вышла к поле, где их приветствовали мужчины. Впереди всех шла Королева, а жены и девы плясали за ней, ловко ступая между колосьев. За первой песней последовала вторая, за ней — третья — и Инис пришлось петь до самого заката, пока танцовщицы одна за другой не вышла из танца, и все не вернулись обратно. Как и в прошлом году, приемная мать Короля начинала и завершала веселую пляску. Инис повеселела: песни вернули краску на ее лицо. И даже усталости она не чувствовала, легче ступала, когда шла обратно к мужу, а на лице сияла улыбка. Как прежде. — Ты закончил? — девушка опустилась на свой трон и улыбнулась шире. — Никто не ушел недовольным, — Аэд кивнул на толпу мужчин, к которым возвращались жены. — Все споры разрешены, а это значит, что пришло время для пира. Смотри, столы полны — и нам пора возглавить его, — он доверительно наклонился к ней: — Не уверен, но, похоже, что даже у меня немного разыгрался аппетит к обычной еде, — зная, что эта новость порадует Инис, мужчина накрыл руку жены своей ладонью — и вдруг замер, а медовые глаза стремительно выцвели. На лице появилось озадаченное выражение, а потом Аэд моргнул, и все стало, как прежде. — Что-то случилось? — Инис обеспокоено поглядела на мужа. — Любимый? — Как странно, — сказал он задумчиво. — Я вдруг увидел себя рыжим котом, перебегающего широкий двор, окруженный комплексом зданий, куда входят и откуда выходят люди, все молодые, я бы сказал, юные. Место знакомо, но разглядел слишком мало. Не бери в голову: важно, что я не видел ничего дурного, — светловолосый Король поднялся с трона и подал руку Королеве. — Идем, милая, пора начинать пир. — Идем, — Инис облегченно вздохнула и тоже поднялась, опираясь на руку Аэда. А потом вдруг охнула и чуть согнулась, тяжело опираясь на руку мужа. — Инис? — он удержал ее крепкой рукой, взглянув тревожно. — Ребенок… толкнулся, — тихо выдохнула Инис. Впервые за все время девушка назвала то, что находилось в ней, ребенком. И впервые это нечто дало знать о себе иначе, нежели растущим животом. — Инис, внутри тебя нет никакого ребенка, — Аэд посерьезнел, глядя на жену с растущей тревогой, которую выдавали глаза, но не лицо. — Ты же помнишь об этом? — Д-да… — не очень уверено кивнула Инис, которая явственно ощущала шевеления. — Возможно, энергия, которая зреет внутри, таким образом хочет сбить тебя с толку и защитить себя, чтобы помешать нашему плану, — задумался он. — Поговорим об этом после пира. Расскажу, что придумали я и Бирог. Инис кивнула, но улыбка с ее лица сошла вместе с румянцем. К столу она последовала уже неохотно. Села, но к еде притрагиваться не спешила, глядя на все без аппетита. — Милая, нельзя на пиру ничего не есть, — мягко напомнил ей на ухо муж. — Пир означает достаток и щедрость природы, подтверждаемые от сезона к сезону. Даже я не нарушу заведенный порядок. Выбери себе что-нибудь легкое, но обязательно съешь. — Хорошо, — кратко и тихо согласилась Инис. Осмотрелась, старательно фокусируясь на еде, пока наконец не положила себе ложку овощного салата. Да и то, съела ее далеко не сразу, вяло размазывая масло по тарелке. За столом надолго они не задержались. Наблюдая за женой, Аэд уже пожалел об обещании рассказать ей о плане, но раз слово дал, приходилось держать. Как только приличия были соблюдены, супруги покинули пир, оставив гостей веселиться, и поднялись к себе в спальню. Солнце спряталось за горизонтом, поэтому пришлось включить верхний свет. — Если ты не чувствуешь в себе сил, послезавтра я отправлюсь один, — сказал он, напоминая об обычае объезжать некоторые дома Ирландии и помогать их хозяевам в сборе урожая и иных трудах, который установил сам когда-то давно. — Потерпи, милая: впереди всего один фестиваль, а потом ты родишь, и наши беды закончатся. — Нет, я поеду с тобой, — Инис мотнула головой. — Я в порядке, — это было очередной ложью. — Совсем не чувствую вкуса еды, — равнодушно заметила вслед за этим она. — Но с тобой все равно поеду. И рожу… А что будет потом? — несмотря на заданный вопрос, Инис, кажется, ответом не интересовалась вовсе. — Потом все пойдет своим чередом: наступит Самайн, затем Йоль, затем продолжится год, и я вернусь к тебе снова, — Аэд усадил жену на постель и сел рядом, держа ее за руки. — Твой срок подойдет к Самайну, но Бригита говорит, что ты родишь еще до него. Я успею отправиться с тобой и Бирог в далекое прошлое, где ты родишь, и мы перебросим гейс с меня на это порождение чужого безумия. Таким образом, избавимся и от безумия, и от запрета, наложенного Амергином. Вернемся домой, и все наладится. — В прошлое? — Инис вздрогнула. — И мы его там просто оставим? — Милая, это не «он», это «оно», — поправил муж, насторожено смотря на нее и чуть крепче сжимая девичьи ладони. — Еще в тот день, когда Бригита приехала и обследовала тебя, Бирог и я говорили — если помнишь, вы сидели в гостиной со соседству с церковью, где шли работы по реставрации, и твоя мать попросила со мной поговорить. Она спросила меня, что с нами случилось на острове Тори, и, узнав, предложила решение обеих проблем. Для этого нужно отправиться в прошлое и оставить там то, что родишь. Ни Бирог, ни Бригита, ни Альдер, ни Диан не ощущают в тебе новую жизнь, и ты родишь не дитя. Избавить тебя от этого зла и заодно забрать гейс будет благом для всех. — Не ребенок… — согласно, но безэмоционально подтвердила Инис. Руки ее были не просто холодными, а ледяными. — За этим там найдется кому присмотреть, — тепло слабым сиянием переметнулось с руки Аэда на ладони Инис, он же нахмурился. — Милая, ты совсем замерзла. Ты мерзнешь все время с тех пор, как… случилась эта беда. Что еще мне сделать, чтобы помочь тебе? — Кто там будет присматривать? — не отвечая на вопрос, задала свой девушка. Руки ее потеплели на миг, но и только. — Я ничего не понимаю. Здесь есть кому присматривать. А там?.. — она опять напряглась, вытащила одну руку из руки Аэда и накрыла ею свой живот. Она опять чувствовала шевеление, и это заставляло сердце стучать быстрее. — Инис, есть еще одна временная петля, которую нужно замкнуть, — муж наблюдал за ней с тревогой, выбирая слова осторожно. Сейчас он решил зайти с другой стороны. — Я вспомнил о ней, когда я и Бирог обсуждали, кому оставить это… отродье, — называть это ребенком он категорически не хотел. — Мы оставим его в прошлом настолько далеком, чтобы никто из нашего времени его не нашел, — «особенно ты», сказал его взгляд, но губы промолчали. — Эту историю записали в предании, но я не помню его, потому что петля еще не замкнута. Она входит в «Уладский цикл». Возможно, ты встречала ее, когда в августе искала в Интернете все, что там написано обо мне. — «Уладский цикл» я читала, — Инис встрепенулась, чуть оживилась и посмотрела на мужа. Вот только взгляд все равно был тусклый, привычная летняя зелень глаз как будто подернулась льдом, который выедал девушку изнутри. — Какое именно место ты не помнишь, Аэд? — Я не помню встречу с королем Конхобаром, — признался тот. — Он и его свита гнались за птицами, которых, как оказалось, тоже призвал я, пока не очутились в лесу, в котором нашли чей-то дом. Хозяин дома их встретил и попросил о помощи сестру короля, потому что в соседней комнате рожала его жена. Этим хозяином был я, но этого тоже не помню. — А сестру короля Конхобара звали Дехтире… — глаза на миг вспыхнули, и Инис выдернула руку из рук мужа. — И ей оставили мальчика… — обеими руками девушка уже держалась за живот и смотрела на Аэда испугано и зло. — Мальчика! Ребенка, настоящего! — Так записано в предании, — согласился тот, смотря на нее встревожено и печально. — Я ведь тебе говорил, что отродье может сбивать с толку. Наверняка оно может принять человеческий облик, чтобы ты его защитила. Но вспомни: о том, что в нем нет жизни, Бирог и Альдер сказали раньше меня и Бригиты. — Это не правда! Он шевелится! — Инис снова вздрогнула, крепче сплетая пальцы у себя на животе. — А ты хочешь оставить ребенка ей! — девушка дрожала. — Ребенка, а не какое-то там отродье! — Разве ты не веришь своей названой матери? — веско спросил светловолосый, зная, как много Бирог значит для Инис. — Мы вместе придумали этот план в тот самый день февраля. Инис замерла, глядя на мужа какими-то болезненным взглядом. Она не могла верить его словам. Ни его, ни чьим-либо еще, только своим ощущениям. — Нет… — девушка отпустила живот, схватилась за виски. — Нет-нет-нет… — она зажмурилась, раскачиваясь из стороны в сторону, ни в силах не встать, не сидеть спокойно. — Инис… — увидев нарастающую панику, позвал жену Аэд. Ему очень хотелось обнять ее и успокоить, что бы, возможно, и сделал, не охвати его холодное оцепенение. — Нет… — услышав, как ее зовет муж, девушка отшатнулась, вскакивая. — Я все поняла… Все-все поняла… — Что ты поняла, милая? — трудно сказать, почему он не вскочил следом за ней. Сердце часто забилось в предчувствии надвигающейся катастрофы, которую мозг не успевал осознать. — Ты с самого начала хотел ее увидеть, так? — Инис смотрела на него пристально, и зрачки у нее были расширены до предела, а глаза — совсем шальные. — Просто увидеть свою любимую Дехтире, а я тебе нужна была как замена. А ребенок — предлог. И вся история с безумием — тоже лишь фантазия! В которую ты втянул всех! — О чем ты говоришь? Какая замена, какая фантазия? — он подобрался, чтобы встать, но снова остался на месте. Вид жены вызывал нехорошие мысли, а от ее слов точно окатило ледяной водой. — Инис, ты сама не своя. Я же никогда не говорил тебе ни одного слова неправды. Повторю снова: Бирог, Бригита и Альдер изучали твою беременность до того, как я об этом узнал. Им-то ты веришь? — Нет! — Инис попятилась, стараясь, чтобы между ними сохранялась дистанция. — Ложь… Все ложь от начала и до конца! Все вы лжете! — девушка вновь схватилась за голову. — Не смей ко мне приближаться! — в голосе Королевы слышались истерика и паника. — Теперь я поняла, кем ты меня считаешь! Постельной игрушкой и инкубатором, а еще резервуаром с кровью. Но быть твоей женой или воспитывать твоих детей я не достойна. Так?! Я ведь права! — Разумеется, нет! Как тебе в голову пришла подобная глупость?! — он все же вскочил, игнорируя ее крик, и направился к ней. — Инис, эта дрянь слишком долго тебя отравляет и будет травить еще три месяца. Мне давно следовало принять меры, чтобы если не устранить, то уменьшить влияние на тебя. Все это закончится, как только злая сила умрет — для этого мы и должны ее оставить в прошлом, замкнув временную петлю! — Глупая? Ты думаешь, я глупая?! — девушка вновь отшатнулась от Аэда, упираясь поясницей в подоконник. — Не трогай меня! Ты думаешь, я позволю умереть своему ребенку?! Ты думаешь, я кому-нибудь из вас дам к нему прикоснуться?! Я видеть тебя не желаю. Лжец! Предатель! — Инис толкнула незапертые по теплому времени года рамы, распахивая окно. — Все вы — предатели! Посмеялись над дурой-человечкой и дальше собираетесь смеяться! — Королева смотрела на мужа, и в глазах у нее стояли слезы. — Я любила тебя! Поверила, что ты меня любишь! И люблю до сих пор… Но я не Кейтленн, я не буду жертвовать ребенком ради любви! Потому что это не любовь! Слышишь?! Я ухожу и больше не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с кем-либо еще из этого мира! — малиновка, которой Инис обернулась в мгновение ока, вспорхнула на подоконник. Сказать, что Аэд был поражен, значит не передать и сотой доли того непонимания, которое обрушилось на него и оглушило подобно тяжелому камню. Инис тараторила быстрее, чем сбитый с толку мозг успевал обработать услышанное, колкие слова распадались на набор бессмысленных звуков. Он шагнул было к ней, но какая-то сила ударила в грудь, вышибая из нее воздух, и он ощутил, как темное помрачение поднимается из глубины сердца, чтобы затянуть глаза чернотой и сказать его же устами: — Да будет так! — и быстрым шагом вышел из спальни, однако перед тем, как переступить порог, обернулся и взглянул на нее совершенно безумно: — Лучше бы я никогда тебя не встречал. Не желаю тебя знать, никогда! За ним оглушительно хлопнула дверь. Малиновка попыталась было упорхнуть в окно, но ее перехватил взявшийся словно из ниоткуда мужчина, осторожно сжимая в ладонях крошечное тельце и дуя на нее. Рванувшаяся было из его рук птичка замерла. Крошечные глазки закрылись, а сама она обмякла. Вбежавшая вслед за тем женщина замерла на пороге. — Бирог, мы уходим отсюда, — хрипло выдохнул все еще бледный Айргедмар. — Фомор был прав, — не поясняя жене, что имеет в виду, Мар обхватил ее за талию и вновь исчез, чтобы спустя пару минут оказаться в их доме. Малиновка все так же спала, когда он вернул ей человеческий облик. Или почти человеческий, сейчас девушка больше напоминала восковую куклу — бледную и холодную. — Что теперь делать? — спросила друидесса, потерявшая всю свою былую уверенность. — Ждать. Псы предупредили слишком поздно, — с горечью произнес мужчина. — Не такого мужа я желал дочери, но и ссоры этой тоже не хотел. А теперь и жизнь Инис под угрозой, ведь она отказалась от своей роли Королевы. И от нас всех. Потому пока пусть спит, это не даст безумию и дальше отравлять ей разум, а я постараюсь придумать, как его сковать. — Ты думаешь, что-то сейчас получится? До этого момента ни ты, ни шаманы не смогли найти решения. — Придется найти, я не собираюсь за свободу острова Тори отдавать жизнь Инис. Будь с ней, Бирог, пожалуйста, а я вернусь в замок. Может статься, что там понадобится моя помощь, — он мягко коснулся губами губ супруги. — Хорошо, — друидесса кивнула и присела на край кровати дочери, с тяжелым вздохом проводя ладонью по ее потускневшим и как будто подернутых льдом волосам. Айргедмар кивнул и стремительно вышел. Любая секунда теперь была слишком дорога, чтобы медлить.***
В этом он был полностью прав. Ночь продолжалась и была ясной, хотя над замком поднялся промозглый, несвойственный летнему времени года ветер. Разбуженные непонятной тревогой, проснулись, сами не зная о том, почти все спящие в замке. По случаю праздника гостили многие, хотя не все посетили августовский фестиваль, например, О’Доннеллы имели обыкновение путешествовать в этом времени года, а семья Бреса являлась к Благому Двору, как правило, в сентябре, а не раньше. Поэтому, когда в спальне, где спали родители Луга, вдруг возникла Эрин, Этайн и Киан даже не поняли, что случилось. Но, при виде нее, осознание пришло к ним очень быстро. И оно было страшным. — Эрин! — одетая в одну тонкую сорочку, Этайн бросилась к ней и усадила в кресло, стоявшее у окна. Когда-то давно она уже видела подобную слабость, потому что душа Изумрудного острова выглядела так, словно ее ударили прямо под дых. Заспанный Киан набросил на плечи рубашку поверх домашних штанов и, сказав: — Я позову Диана, — ринулся было к двери, но был остановлен рукой рыжеволосой богини: — Нет, Диан здесь не поможет… Мелькнули языки черного пламени, и в спальне возникли Брес и Бригита. Зимний Король бросился к матери и потребовал ответа у старших туата: — Она сказала что-нибудь? — Нет, еще нет, — качнула в отрицании головой Этайн. — Во имя ее, Брес, ты знаешь и видишь больше. Объясни нам… Но тот не успел, потому что в этот момент тени сообщили ему, что в замок вернулся кто-то, кто его покидал. — Кажется, сейчас мы услышим ответы, — пробормотал полуфомор и послал одну из теней привести Айргедмара. Сопровождаемый тенью, тот вошел мрачный и задумчивый. Погода за окном его не радовала, как не радовало и то, что сотворилось с его дочерью. Решения этой проблемы на данный момент мужчина не видел. Разве что держать Инис в постоянном сне, пока не придет время родов, а всю жизнедеятельность организма обеспечить таким же образом, которым ее обеспечивают больным в коме. В своем же влиянии на ее разум он не был уверен. Безумие влияло изнутри, настоящее дитя было там или нет, его же влияние извне при таком раскладе всегда будет слабее. Да и другие здесь тоже помочь не смогут. Айргедмар окинул их тяжелым взглядом, задержав его на бледной, осунувшейся Эрин, и произнес, отводя взгляд: — Инис разорвала брак с Лугом, — он вновь посмотрел на Эрин. — Я предупреждал тебя, что она не подходит на роль Королевы. И теперь одну подчиняет себе безумие, а второго съедает злоба. Оба наговорили друг другу лишнего. Все присутствовавшие в комнате ахнули. Этайн побледнела, став белее снега, и, заметив это, к ней шагнула Бригита, которая погрузила фоморскую принцессу в мгновенный сон. Подхвативший супругу на руки Киан уставился на целительницу с немым вопросом, и она объяснила: — Если она пропустит злую весть через себя, то может потерять ваших детей. Будет благом уберечь ее от этой потери. Киан с этим спорить не стал. Эрин же обхватила руками голову, на лбу которой выступила испарина, покачнулась и исступленно зашептала: — Нет-нет-нет, я не ошиблась. Морриган ведь подтвердила, что идеальная Королева, последняя Королева — это дитя, которое ты уберег, Айргедмар. Я чувствую это, а Морриган никогда не ошибается! Как же так… Как же так… — Эрин! — в дверном проеме возник Аэд, всклокоченный, безумный и бледный, словно солнечное тепло, что прежде питало его, ушло безвозвратно. Отшвырнув в сторону пустой пузырек, который держал в руке, он бросился перед душой Изумрудного острова на колени. — Эрин, прости меня, если можешь… Знаю, что из-за меня теперь на всех обрушится катастрофа — но я не могу занимать место летнего Короля. — Увечный король не может править и должен уйти, — едва слышно сказала богиня, понимая, о чем тот говорит. Брес отошел к двери, поднял с пола склянку и понюхал ее. — Ты же сказал, что фоморского яда больше не существует, а сам только что выпил его! — он ринулся к «светлому близнецу», не зная, чего хочет больше — вразумить или ударить, но Бригита его удержала. — Этот остался, чтобы всегда было из чего сделать противоядие, — объяснил Аэд, чувствуя, как холод, разлитый по венам, надежно сковал волшебную силу, что согревала его изнутри. — Но оказался полезен иначе. Эске больше не примет меня, и мое присутствие каждое мгновение отравляет это светлое место. Я уйду и проживу жизнь как простой смертный, сколько ее ни осталось. Если бы я мог взять на себя все, что обрушится на тебя, — он с болью взглянул на помертвевшую Эрин, встал и обернулся через плечо на Айргедмара: — Мне следовало тебя послушать. Ты был прав: твоей дочери я был плохим мужем. Обещал ей жизнь, полную радости, не смог защитить, лелеял обиду на тебя и Бирог. Все теперь кончено. — Инис еще жива, — Мар шагнул к Лугу и положил руку ему на плечо, сжимая крепко, — так что ничего не кончено, — во взгляде отца Инис мелькнуло неожиданное сочувствие. — Мне следовало бы помнить, что не от всего любимого человека можно уберечь, и не обвинять тебя во всем. Но это разговор не для этого времени, — мужчина отступил, отпуская бывшего летнего Короля: он понимал, что слова сейчас не сделают ничего, потому что были сказаны иные, которые разрушили сразу две жизни. — Она будет жить, даже не будучи Королевой, — сказал Аэд и обвел взглядом родных и друзей. — Инис сказала, что не хочет иметь ничего общего ни с кем из незримого мира. Пусть будет так. Если бы она к нему не прикоснулась, возможно, ей бы выпала лучшая жизнь, — с этими словами Аэд вышел из спальни родителей, и с его уходом ветер за окнами взъярился сильнее. С лицом, перекошенным от гнева и страха за мать, Брес ударил кулаком по стене, не обращая внимания на резкую боль. — Вот так же он ушел после смерти Дехтире и недавно, сто семьдесят четыре года назад, когда фоморы убили Королеву, которую он полюбил. Может, Буах тоже наложила проклятие подобно тому, как ее наказала Этайн? Как бы то ни было, — темноволосый приблизился к Айргедмару, и выражение его лица не предвещало ничего доброго. — Я сам приду к вам перед Самайном, и Бирог, и я закончим то, что должно быть сделано. Мы заберем Инис, она родит свое чудовище, оставим его там — и для твоей дочери безумие и кошмары закончатся. Об остальном я сам позабочусь. Придет новый Бельтан, и Колесо, что сегодня остановилось, двинется вновь. От тебя я прошу не закрывать передо мной дверь, когда я приду. — Я не закрою ни от кого, — кивнул Айргедмар, — но до того времени никому лучше не показываться на глаза Инис. Она отреклась и от нас, но мы сможем убедить ее в обход безумия, однако я не берусь предполагать, что случится, если кто-то еще попытается достучаться до нее. И дело не только в безумии, но и в сомнениях самой Инис, — мужчина устало покачал головой. — Твоя дочь прекрасно знала о том, что ее ревность обернется бедой. Если бы она слушала Луга или меня, когда мы об этом ей говорили, она справилась бы с безумием Кейтленн, — вид у Бреса был такой, будто он с удовольствием ударил бы Инис, окажись она здесь, и вряд ли в злости и ярости его стоило бы обвинять. — Может быть, если найти нужную тропу времени, можно предотвратить… — предположила было Бригита, однако ей возразил обычно молчавший Киан: — Не все можно исправить с помощью волшебства и незримых путей. Вмешаемся сейчас — не будет гарантии в том, что дети не рассорятся позже по той же причине. Истинная отрава — не безумие, оно лишь взрастило и довело до абсурда препятствие, существовавшее раньше. До тех пор, пока Инис не простит Луга за то, что он любил других дев до нее, и не перестанет в себе сомневаться, она не победит свою ревность. И здесь они должны справиться сами. — Брес, а ты часто слушал голоса извне, когда туата взывали к тебе разумными словами? — спокойно поинтересовался Айргедмар. — Киан прав: Инис самой надо во всем разобраться. У нее нет ни нашего опыта, ни прожитых тысячелетий, есть только восемнадцать лет и собственные сомнения. Я мог бы ей внушить нужные мысли, как внушал не замечать ничего странного, что происходило вокруг, но толку от этого было бы немного, ибо тогда вместо личности у нас бы появилась безвольная умиротворенная кукла, которая всегда счастлива, всегда безмятежна и никогда не испытывает действительно своих эмоций. Сомневаюсь, что такая Королева была бы хорошей спутницей Лугу. Темноволосый мужчина выслушал справедливый упрек и принял его стойко. — Я вырос на ошибках, которые совершил, и сполна заплатил за причиненные беды. Нам лучше надеяться на то, что Инис осознает и исправит свои. В противном случае ей лучше не знать о том, что моя мать и весь остров умирают из-за нее, — добавил он зловеще и тихо и стремительным шагом вернулся к Эрин, которую сотрясала жаркая лихорадка. — Я хочу тебе напомнить, Брес, — в этот раз голос Айргедмара прозвучал значительно холоднее, — что Инис уже платит за это. Мы не знаем, что может произойти во время родов. И теперь, когда она не под защитой Колеса, случиться может и самое худшее, и шанса все исправить у нее попросту не будет. Поэтому оставим этот разговор до того, как все свершится. Тот на это ничего не сказал, но по его виду было ясно, что он не намерен ничего не забывать, ни прощать. На этом разговор был окончен.