Круг Магов

      Традиционная зимняя эпидемия постепенно ослабевала, и классы Академии снова наполнялись учениками, их разговорами, спорами и шумом, но Джули все равно нет-нет, да и прогуливала первые уроки, помогая Ричарду в магазине. Денег она не брала, шутя, что это плата за задачи по математике, но на самом деле ей просто нравилось быть полезной - и не нравилось ходить в школу.       К тому же, в школе было не слишком уютно. Установившиеся недавно морозы с каждым днем становились все суровее, и холодно было даже в кабинетах, поэтому многие школьники садились за парты в куртках, что было не очень комфортно, и большинство учителей относились к этому лояльно и закрывали глаза на данное нарушение школьных правил.       Впрочем, преподаватель физкультуры у старшеклассников в это большинство не входил.       Пробежав несколько кругов по спортивному залу (слава богу, заниматься на улице более не приходилось), Джули села рядом с Орин, усиленно дыша на озябшие пальцы и хлюпая носом, и тут же оказалась погружена в поток возмущений:       — Это просто отвратительно! Мне так холодно, я почти не чувствую ног! Почему он запрещает нам заниматься в куртках! Это такая глупость! Я пожалуюсь директору!..       Джули знала, что дальше возмущенных фраз действия подруги не зайдут, но, тем не менее, открыто поддержала ее идею, посмотрела на ее посиневшие от холода губы, сжалилась и обняла, согревая своим теплом. Проходивший мимо Даниэль отпустил какую-то сальную шуточку, но холод волновал Джули больше, чем чье-то сомнительное чувство юмора.       Учитель свистнул в симпатичный свисток, сделанный в форме красной птицы, скомандовал вставать на игру и накричал на тех, кто посмел замешкаться. Джули шепотом одарила его парой нелестных эпитетов, но повиновалась.       Урок тянулся непереносимо долго. Гоняли мяч, прыгали, пытаясь согреться, кашляли и снова гоняли мяч, периодически оказываясь отруганными учителем по поводу и без. К концу этой экзекуции Джули начала невольно замечать, что ей уже не так уж и холодно, а руки горят от ударов по тяжелому кожаному мячу; но затем этот мяч прилетел ей в многострадальную голову, Джули икнула, припугнулась, быстро успокоилась и объявила, что не может продолжать игру, а потому отошла на трибуну. Учитель крикнул ей что-то протестующее, но Джули прикинулась глухой и вопреки всему устроила себе перерыв.       Одноклассники по-прежнему играли, и наблюдать за их не слишком ловкими движениями было забавно и интересно. Орин, легкая и подвижная, ловко подпрыгивала, без проблем отбивала тяжелый мяч, двигалась грациозно и изящно, будто танцевала, а не участвовала в спортивной игре, и чистая красота ее в движении была особенно хороша. Залюбовавшись ею, Джули принялась сравнивать ее движения с движениями других игроков, с удовольствием для себя отмечая, что Орин была лучше всех; а потом вдруг осознала, что не видит среди играющих Даниэля де Роз.       Пристальный осмотр зала доказал, что он куда-то испарился, и почему-то Джули показалось, что ничего хорошего это исчезновение не сулит. Интуиция подсказывала, что он не в туалет вышел и даже не просто сбежал с урока, а наверняка задумал что-то нехорошее; правда, сказать, что именно, было трудно, ведь Даниэль был мастером по выдумыванию каких-то мелких преступлений, и предугадать ход его мыслей не мог никто в целом свете.       Свисток учителя объявил, что урок окончен. Орин Ром вытерла вспотевший лоб, подошла к подруге, поинтересовалась:       — Ты в порядке?       Джули махнула рукой, говоря, что все чудесно, встала с трибуны и вместе с Орин отправилась в женскую раздевалку, слившись с толпой других девочек; но стоило первым ученицам войти туда, как стало ясно, что будет скандал.       Все вещи, оставленные в раздевалке, были перерыты, сумки вскрыты, выпотрошены, изучены, одежда растрепана и раскидана. Ужаснувшись, девочки бросились проверять свое имущество, оценивать потери и ругать таинственных хулиганов; портфель Джули был открыт, и вокруг него лежали вытащенные тетради и кошелек, в котором, правда, все оказалось на месте до последней копейки. Орин пристально изучила свои книги и форму, пожала плечами и отметила, что все, кажется, в порядке. Прочие ученицы, поворчав еще некоторое время, дружно признали, что, вроде бы, ничего не пропало, и это породило новую волну разговоров: кому и зачем, черт подери, могло понадобиться перекопать все вещи, все на свете разбросать, и при этом ничегошеньки не взять и просто уйти, с пустыми руками?       Джули обернулась к одноклассницам.       — Я думаю, это Даниэль и его друзья, — громко объявила она. — Его не было на уроке! И подобные мерзкие выходки вполне в его стиле.       — Но зачем это ему? — обратился к ней кто-то из малознакомых учениц. — Это же глупо! Он даже ничего не взял.       — Ай, это же Даниэль! Сама знаешь, он безумец! Может быть, он что-то искал, а, может быть, его и его друзей просто возбуждает женская раздевалка?       Эта идея всем показалась одновременно и весьма правдоподобной, и крайне отвратительной.       — Главное, что он ничего не украл, — сказала Орин, собирая свои вещи обратно в сумку. — Если бы он что-то стащил, можно было бы доказать, что это он, но так мы можем лишь строить предположения.       — Наверное, поэтому он и не тронул вещи. Он же, черт возьми, умный.       — И у него в этих делах большой опыт.       Вторжение в раздевалку стало главной темой для разговоров. Хоть никто и не пострадал, сам факт оставался возмутительным, и потому, даже отправляясь на другие уроки, девочки судачили, а встречая подруг из других классов, делились этим с ними. К концу следующего урока о произошедшем стало известно, наверное, всей школе, и обсуждения были слышны со всех углов и сторон; а после того, как у выпускников закончились занятия, настало время для второго акта этого шокирующего представления.       Выйдя в холл, Джули и Орин наткнулись на огромную толпу, толкавшуюся на лестнице, и удивленно переглянулись, не понимая, что происходит. Затем, по наитию подняв глаза, они увидели и причину сборища: на часах, висевших над входом в корпус, болтался светло-голубой женский лифчик, и именно появление этого предмета интимного гардероба посреди школы и вызвало такой ажиотаж.       У дверей уже суетились учителя, ставя лестницу, чтобы достать кружевного возмутителя покоя; Джули, сощурившись, рассматривала его, смутно чувствуя, что уже где-то видела, а затем не сдержала удивленного восклицания, которое, к счастью, потонуло в гуле заинтересованных голосов других.       Орин все услышала и посмотрела на нее удивленно:       — Что стряслось?       А Джули, не отвечая, принялась искать в толпе Кимберли де Роз.       Выпускницам было в районе четырнадцати лет, и мало кто из них уже носил белье; Кимберли де Роз была одной из этих немногих. Джули, признаться, любила иногда посмотреть на ее полуобнаженное тело во время подготовки к уроку спорта, находя в уже округлившихся формах, закутанных в мягкое кружево, что-то привлекательное и манящее. И теперь, глядя на то, как учителя снимают лифчик с часов, была готова биться об заклад, что знает, кому он принадлежит, что прямо сегодня видела его на ней.       Взгляд зацепился за голубое пятно где-то в стороне, и теория подтвердилась: лицо Кимберли было ярко-розовым от смущенния, а глаза блестели от едва сдерживаемых слез. Джули было ее жаль, Джули хотелось набить морду Даниэлю — ведь кто еще бы мог сделать такую гадость? — и вывесить так же его трусы, но она могла лишь стоять, сжимать кулаки и хмурить брови.       Учитель спустился с лестницы, поднял бюстгальтер над головой и громким, зычным голосом спросил, чье это. Разумеется, признаться никто не был готов, а по толпе пробежал смешок.       Учитель еще раз спросил, кому это принадлежит, уточнив, что, пока владелица не признается, никто из школы не выйдет — ведь нельзя было оставить эту загадочную историю не решенной, это настоящий скандал, а Академия дорожит своей репутацией — но никто из учениц так и не подал голос.       Учитель начал злиться — ситуация казалась ему глупой и смешной одновременно, и прикосновение к нижнему белью какой-то молодой девочки смущало и нервировало, но он понятия не имел, что с этим всем поделать.       Джули снова посмотрела на Кимберли, увидела, что та едва держится на ногах от отчаяния и стыда, и, плюнув на все, принялась проталкиваться сквозь толпу. Орин осталась стоять, удивленно глядя ей вслед.       — Эй, эй, — громко сказала Джули, выйдя на середину холла, — это мой. Отдайте.       Сзади послышался раскат гомерического хохота, и Джули поняла, что ее щеки горят; а откуда-то сбоку вышел Даниэль де Роз, широко и довольно улыбавшийся:       — Тво-ой? Да не гони, дель Драгон. На что ты его надеваешь, на колени?       — Я ношу в нем свой обед, — сварливо ляпнула Джули первое, что пришло в голову, вызвав новую волну безумного смеха сзади.       — Брось, Джулиана, оба мы знаем, что он не твой! — возразил Даниэль, а Джули, уцепившись за эту фразу, воскликнула:       — Да что ты! Откуда тебе знать? Его сегодня украли из женской раздевалки, из моих вещей; ты что, там был?       — Нет, не был!       — Тогда как ты можешь утверждать, что не мой? Ты подглядываешь за нами? Рассматриваешь наше белье? Ведешь учет, кто что носит? Значит, это ты рылся в наших сумках, чертов извращенец? Может быть, ты еще что-то украл? Чьи-нибудь трусы, а, Даниэль?       Отступать было поздно, поэтому, выхватив бюстгальтер у учителя, Джули решилась идти до конца:       — Я немедленно пойду к директору и пожалуюсь на то, что из женской раздевалки была украдена моя личная и интимная вещь, а ты своим утверждением загнал себя в список главных подозреваемых! И я буду утверждать, что это был именно ты!       По лицу учителя было видно, что он жалеет, что вообще пришел в этот чертов день на работу, а не остался дома, но все же он нашел в себе силы разогнать сборище, больно схватить Джули за локоток и отвести ее в кабинет директора, располагавшийся в другом корпусе Академии. Джули засунула лифчик в портфель и шла рядом, гордо вскинув голову и все еще краснея.       Усевшись в мягкое кресло напротив стола директора, она сбивающимся от волнения голосом рассказала все, что произошло: что Даниэля не было на уроке, что в раздевалку кто-то залез, и что кто-то украл ее белье. Учитель отметил, что Даниэль де Роз повел себя странно, а затем несколько задержавшихся после уроков учениц подтвердили, что в раздевалку на физкультуре кто-то вторгся; и в итоге, проведя в школе еще около двух часов, Джули добилась наказания для Даниэля, и, хоть ее лицо и продолжало пылать все это время, почувствовала некоторую радость и даже удовлетворение. Получил по заслугам, маленький уродец.       Выйдя на свежий воздух, она задержалась на месте, делая глубокий вдох, почувствовала на себе взгляд, увидела Кимберли, стоявшую чуть в стороне, улыбнулась и устремилась к ней. Та испугалась и попыталась убежать, но Джули схватила ее за руку, утащила за школу, убедилась, что рядом никого нет, проверила, не видно ли кого-нибудь в окнах, приблизилась к Кимберли и максимально незаметно вытащила лифчик из портфеля. Лицо Кимберли порозовело.       — Знаю, что твой, — спокойно сказала Джули, отдавая вещь хозяйке. — Я… Э… Не то, чтобы я пялилась на то, как ты переодеваешься, глупость какая, просто видела, что ты занимаешься, надевая топ, и… А, да какая разница? Возьми и в следующий раз будь осторожнее! И не позволяй Даниэлю больше так над собой издеваться, ты же сильная! Ты защитила нас с Лони от дракона, и не можешь справиться с таким маленьким идиотом, как он?       Кимберли дрожащими пальцами взяла бюстгальтер, глотнула воздух ртом, упала на корточки и тихо разревелась, прижав белье к лицу. Джули недовольно закатила глаза, отобрала лифчик, во избежание дальнейших недоразумений, собственноручно засунула в сумку одноклассницы и присела рядом, тепло ее обнимая и пытаясь успокоить. Наверное, бедняжке трудно было быть его сестрой. Наверное, нервы у нее за эти годы стали совсем не к черту.       — Ба, да что ты? К чему эти слезы, мы тут скоро все… скоро все захлебнемся! Успокаивайся. Все. Хватит.       Обнимать Кимберли было все равно, что тискать маленький айсберг, и ее холодное тело обжигало теплую кожу Джули, но, превозмогая себя, она опустила голову одноклассницы на свою грудь, покачала из стороны в сторону, что-то бормоча, и, почувствовав, что рыдания затихли, поспешила отпустить и встать.       — Вот так. И не плачь больше, ничего страшного не случилось! По крайней мере, для тебя.       Кимберли глядела на нее зареванными, широко раскрытыми глазами, и ее блеклые губы еще подрагивали. Джули отметила про себя, что уже трижды опоздала в Лисицу, пробормотала что-то невнятное и неясное на прощание, развернулась и бросилась бежать по своим делам.       Ее руки еще горели от прикосновений к ледяному телу.       У Рыжей Лисицы было, как всегда, оживленно. В зале снова была толпа, снова рекой текло по усам и бородам пиво, а в сторонке, распространяя запах смерти, сидел некромант и задумчиво жевал куриную ножку. Джули, пробегая мимо, вывернула голову в его сторону, но некромант не удостоил девочку даже взглядом — слишком уже упрямилась курица, не сдаваясь его слабым старческим зубам, чтобы по сторонам глядеть — и скоро под ногами Джули задрожала лестница в подвал.       На столе сидела Соусакана, скрестив ноги, а перед нею, на стуле, сидел Ричард и внимательно разглядывал небольшой прямой меч, тускло поблескивавший в слабом подвальном свете. Джули удивилась тому, как быстро Соусакана достала оружие, случайно пропустила ногой последнюю ступеньку, ухнула от испуга, привлекая к себе всеобщее внимание, и неловко улыбнулась.       — Привет! А что это у вас, меч?       Она решила сделать вид, что не слышала вчерашнего разговора на улице. Дая, Авалон и Роланд побросали свои дела и кинулись обнимать и приветствовать ее, похитив внимание Джули на несколько минут, после чего, окинув помещение внимательным взором, она осторожно спросила:       — А Агнесса?..       — Сегодня ее нет, — Лони пожал плечами. — Она еще придет… В другой день. Поверь мне, Джули.       Джули пожала плечами и призналась, что ей, в общем-то, все равно. Ричард спрятал меч в ножны и встал, чтобы тоже поприветствовать ее.       — Ты сегодня чертовски поздно. Случилось что?       Джули почувствовала, как кровь приливает к щекам, и с огромным трудом натянула на лицо улыбку, больше похожую на оскал:       — Да ерунда! Просто… Просто… Катастрофа!       По щекам побежали упрямые слезы, осознав которые, Джули испугалась и засмущалась еще больше; но прежде, чем она смогла попытаться убежать, друзья подхватили ее под локти, утащили к столу, усадили за него, щедро напоили переслащенным чаем и призвали к ответу. Хлюпая обиженно носом, Джули поведала им сегодняшнюю историю.       — Что такое лифчик? — Роланд, усиленно изображавший интерес к этому неинтересному рассказу, глядел на Джули устало и сонно. — И почему его нельзя вешать на часы?       — Ничего нельзя вешать на часы, — ответил брату Ричард. — Лифчик — это предмет женского гардероба. Его носят для поддержания формы груди.       — Не говори ему такие вещи! — возмутилась Соусакана, красная, словно рак. — Это стыдно!       — А что я должен был ему ответить? Это нормальный вопрос.       Джули уже жалела, что рассказала им, ведь каждая минута этого разговора заставляла ее щеки сильнее и сильнее пылать. Ричард заметил ее состояние, вздохнул и перевел тему:       — Кстати, сегодня на обед курица…       — Я видела! — Джули задыхалась от благодарности ему. — Там, наверху… Какой-то некромант… Никак не мог ее разгрызть!       Дети, не сильно понимавшие трагичность истории Джули, были рады возможности уйти от этого разговора не меньше, чем она, и громко начали обсуждать еду. Соусакана (авторка курицы) слушала их, слегка нахмурив брови, но держала рот на замке и не казалась особо обиженной.       — Теперь, когда обсуждения моих кулинарных талантов подошли к концу, — заявила она, дождавшись, когда нестройный хор голосов утих, — давайте поговорим о ваших боевых способностях. У Ричарда есть меч, значит, худо-бедно защитить себя и Роланда он сможет. Но у нас есть и другие дети. Дая?       Дая пожала плечами.       — Не беспокойся за меня, я умею за себя постоять. Госпожа де Данан…       Глаза Соусаканы яростно сверкнули.       — Дану?       Дая склонила головку к плечу, удивленно моргая.       — Ты знаешь мою госпожу? Вы были знакомы?       — Дану что, еще жива?       — Конечно! А что с ней будет, Соусакана?       Все взгляды устремились на нее; почувствовав неловкость, Соусакана передернула плечами и пробормотала:       — Нет, ничего, я, вероятно, перепутала, да, перепутала… Ладно! Оставим Даю. Джули, у меня тут кое-что и для тебя есть…       Джули удивленно посмотрела на нее, на что Соусакана еще более неловко улыбнулась. Нагнувшись и подняв с пола свою сумку, она покопалась в ней около минуты, напряженно хмуря лоб, а затем достала маленький, карманный ножик и протянула Джули:       — Держи.       — Ножик? — Джули была зла. — А почему Ричарду меч, а мне какой-то ножик?       — Потому что Ричард утверждает, что не отрубит себе им что-нибудь, а ты не утверждаешь.       — Да без проблем! Сим я утверждаю…       — Меня с раннего детства учили сражаться на мечах, а тебя? — Ричард саркастически поднял бровь. Джули парировала:       — Значит, ты у нас рыцарь?       — Если только рыцарь без знамени.       — Печальное зрелище.       — Наипечальнейшее.       Оба почувствовали, что между ними растет конфликт, и, не желая этого, замолчали; Джули забрала у Соусаканы нож, подбросила его на ладони, прикидывая, куда бы засунуть, и, расстегнув свой школьный пиджак, убрала во внутренний карман.       — Вот так… А что мне с ним делать, в случае чего?       — Выхватывай и пытайся выколоть противнику глаза. Или подрезай колени, большего от тебя ожидать не приходится…       Ричард с трудом удержал смешок, Джули едва удержала обиду. Дети затеяли очередную шумную игру, от которой у Соусаканы быстро разболелась голова, и, посетовав на это, она поспешила уйти.       Ричард наблюдал за молодежью, пил кофе и жмурил глаза. Джули сидела рядом и ощупывала руками его меч.       — Скажи, — ее голос звучал удивительно глубоко и низко, — ты не напуган?       — Все мы напуганы, — он приоткрыл один глаз и покосился на нее, — нас никто не готовил сражаться со злом.       — С твоими… С твоими природными данными, ты мог бы просто очаровывать противников и пережидать схватки в сторонке. Зачем тебе меч, зачем тебе лезть на рожон?       — Может быть, я хочу стать героем?       — Мы боремся за свои жалкие жизни, что в этом героического?       — Так ты думаешь, ставка — наши жизни?       — А что, ты считаешь иначе, мистер Самая Красивая Мордашка Анэзии?       Он сделал глубокий, шумный вдох, поставил чашку с остатками кофе на стол, повернулся полностью к Джули и прикрыл лицо ладонью, чтобы дети не слышали и не видели, что он что-то говорит:       — А тебе это все странным не кажется? Я даже не о том, что этот наш любитель бабочек охотится на тебя, мало ли, чем ты ему не приглянулась, может его когда-то бросила синеглазая девушка с именем на «д»; я о другом! Какова вообще вероятность того, что девоч… ладно, что девушка вроде тебя вот так за какой-то месяц встретит людей вроде меня, Ориноку Даи и семьи де Роз?       — Я Авалона знаю уже несколько лет. А ты что забыл в этом голубокровном перечне?       — Просто, — Ричард повел плечом, — слушай, сходи в библиотеку и возьми там какую-нибудь книгу об острове Гамачатту. Может, дойдет.       Джули хотела возмутиться и потребовать объяснений, а не посланий в ближайшую библиотеку, но Ричард встал и в буквальном смысле ушел от разговора, присоединившись к игре детей. Она чувствовала себя слегка сбитой с толку, но в то же время охваченной любопытством, ведь ей казалось, что это была наводка на его загадочное прошлое. Загадочное прошлое! Красивым мужчинам, наверное, положено такое иметь.       На следующий день, отсидев первую половину уроков, она простилась с Орин, наболтав ей что-то о срочных делах, и пошла в библиотеку. Школьники оборачивались ей в след, шептались и хихикали, а Джули с иронией думала о том, что история с лифчиком может оказаться более живучей, чем история о нападении дракона, и что современное анэзийское общество, черт возьми, обречено.       В библиотеке она обменялась парой слов с библиотекарем (та отпустила какую-то фразу о «все девочки хотят быстрее вырасти», от чего Джули отшутилась и попыталась удрать), нашла географический справочник, уселась за него и принялась задумчиво листать.       Перед глазами мелькали карты империй СИСТ, города, моря, горы, и от всей этой пестроты скоро зарябило в глазах, но искомая страница была найдена, и перед Джули открылся остров Гамачатту, крупнейший из островов Анэзии, расположенный далеко на востоке. Богатый золотом и экзотическими фруктами, он считался самостоятельным государством, но формально входил в состав Империи Пустынь, пусть и имел своего короля, подобно тому, как Слепой Дракон признавал власть Империи Четырехногих, оставаясь при этом весьма эмансипированным ребенком с королем-драконом на троне.       Зачем Ричард сказал ей посмотреть на этот остров, Джули так и не поняла.       Изучив карту, она закрыла атлас и вернула на полку, охваченная сомнительным чувством, что ее нагло обманули. До урока оставалось еще около десяти минут, возвращаться в класс сильно заранее не хотелось (мало ли, попадется Даниэль или еще какие-нибудь неприятности), и поэтому, оставшись стоять у книжного шкафа, Джули схватила какую-то первую попавшуюся книжонку и раскрыла на первой попавшейся странице. Это оказался учебник.       «Замечательно, — подумала Джули, — как будто мне на уроках учебников мало!».       Лениво перелистывая страницы, она скользила глазами по тексту, почти не читая его; ближе к концу перемены и книги речь в ней зашла об острове Амазонок, а затем — и о Гамачатту; и блуждающий взор Джули зацепился за строку:       «Правящая династия — Ориноку»       …и Джули почувствовала, что ее сердце екнуло.       Из коридора послышались отголоски звонка на урок.       Несясь бегом к кабинету, она без конца прокручивала в голове одну-единственную мысль: Ричард здесь ни при чем, это было о Дае; ее фамилия Ориноку, значит, Дая принцесса, значит, и Дая, и Авалон, и Агнесса — из королевских семей, и в самом деле, если так подумать, то какова вероятность, что обычная девочка из бедной семьи за какую-то пару месяцев…       Вбежав в класс, она с облегчением увидела, что учитель еще не пришел, и понеслась к своей парте. Орин Ром поглядела обескураженно:       — Джули? Что с тобой, на тебе лица нет! Тебя что, обижают?       — О, Орин, — Джули раскрыла свой портфель и принялась искать в нем нужную книгу, — я только сейчас подумала, знаешь. Ты что, все еще общаешься со мной? Разве это, ну, не повредит твоей репутации? С утра я как-то не догадалась спросить.       На лице Орин появилась неприятная гримаса гнева.       — Дель Драгон! Тебе не стыдно? Так-то ты оцениваешь мою дружбу?!       Джули положила на стол книгу и удивленно взглянула на нее. Орин пылала.       — Я дружу с тобой не ради статуса, о Абети, я дружу с тобой, потому что я тебя люблю! И, — она резко понизила голос, — и я знаю, чей это был лифчик. Ты поступила благородно…       — Я поступила необдуманно, — призналась Джули. — Но если бы я этого не сделала, Кимберли бы не смогла сама…       Орин согласно покивала головой, а в кабинет наконец-то заявился преподаватель и немедленно начал занятие.       Слушая его рассказ, Джули сперва пыталась быть внимательной, затем пыталась бороться со скукой, после усиленно заставляла себя не закрыть глаза, а в итоге принялась листать учебник и зевать. Вскоре между страницами книги она заметила какой-то листок, который ранее там не лежал, и, знатно удивившись, взяла его в руку.       На листке было что-то написано, темно-синими чернилами, мелким, бисерным почерком; рассмотреть, что именно, было немного трудно, и пришлось пару минут щурить глаза; а затем медленно, буквально по слогам, она смогла разобрать текст, и почувствовала, как волосы зашевелились на голове.       «Я знаю твой секрет».       Сердце сжалось в груди; скомкав записку в кулаке, Джули быстро огляделась, проверяя, не наблюдала ли Орин или кто-нибудь еще за нею, и, сунув смятый листок в карман, постаралась сделать вид, что все в порядке. К счастью, одноклассникам не было до нее дела во время урока, а подруга увлеченно слушала учителя. Джули чувствовала панику, испытывала ужас и волнение; она не могла понять, кто и как сумел узнать ее тайну, зачем ему это вообще нужно и что он захочет за свое молчание, а так же то, чем может обернуться обнародование существования Круга для нее в частности и для ее друзей вообще.       Одно было ясно: ничего хорошего ждать не приходится.       Занятая мыслями, она даже не заметила, как закончился урок. Орин отошла с другими своими друзьями, Джули, перепуганная и задумчивая, осталась за партой. На перемене кабинет был почти пуст, только пара особо ленивых школьников, развалившись на стульях, о чем-то трещала. Джули не слушала их, Джули не слышала ничего, кроме своих мыслей, носившихся в голове в безумном вихре, и даже боль, пронзившая висок, сперва показалась ей следствием тяжелых дум, и лишь потом она увидела ластик, отскочивший от ее головы и упавший на стол. Раздался взрыв смеха.       К глазам Джули подступили обидные слезы, но, закусив до боли нижнюю губу, она вынудила себя сдержаться, заставила себя презрительно фыркнуть и отвернуться, что, впрочем, развеселило одноклассников еще больше. До слуха Джули донеслись обрывки сальных шуточек и уколов.       Людям было наплевать на то, что Джули не испугалась напавшего дракона, но то, что они видели ее бюстгальтер, по-настоящему занимало их умы.       Возвращение Орин принесло короткую передышку: в ее присутствии ребята не трогали Джули, видимо, не желая вступать в конфликты с Ром. Но зато, когда Джули после уроков шла по коридору, намереваясь покинуть уже это осточертевшее учебное заведение, в спину ей снова понеслись грязные фразочки.       Как в тот день ей удалось добраться до Лисицы, она не помнила.       — Ты снова поздно, — отметил Ричард, вставая из-за стола и приближаясь к ней, чтобы поприветствовать. — Что-то случилось?       — Ничего не случилось, с чего ты взял?       — Джули? У тебя все лицо в слезах.       Джули расхохоталась. Ее нервный, надрывный смех быстро перешел в рыдания, а затем она, не разбирая дороги, бросилась к Ричарду и повисла на нем, хлюпая в его плечо.       Тот растерянно, несколько неприязненно обнял ее руками — не стоять же ему, как истукан, да? Роланд, Дая и Авалон озадаченно обступили их, стесняясь издать хоть звук, не зная, что делать в такой ситуации; Ричард сделал глубокий вздох, выждал еще пару минут, а затем оторвал Джули от себя, силком притащил к столу, и усадил, брезгливо дотрагиваясь чистыми белыми пальцами до мокрого пятна на своей рубашке.       — Тебя обижают?       Джули смогла лишь покивать.       — А! Кто?! — Роланд оживился и забегал из стороны в сторону, размахивая маленькими смуглыми кулачками. — Скажи, кто тебя обидел, я его поколочу!       Авалон схватил товарища за локоть и строго погрозил ему пальчиком. Джули усмехнулась и почувствовала заметное облегчение. Ричард держал ее руку, но она не замечала.       — Я не знаю, что мне делать со всем этим! Меня теперь до конца школы будут дразнить.       - Ты преувеличиваешь.       - Я преуменьшаю!       Лестница в кухню заскрипела под тяжестью шагов, и в подвал спустилась Соусакана, на ходу собирая длинные волосы в высокий пучок.       — Извини, я тут подслушала случайно, — она натянуто улыбалась. — Позволишь мне влезть?       — Валяй, — пробормотала Джули.       Соусакана присела рядом с ней, словила Роланда, все еще демонстрировавшего воинственный настрой, усадила себе на колени и погладила по голове — под ее тяжелыми и грубыми руками мальчик испуганно затих.       — Часто бывает, что деяния, которые мы считаем добрыми, воспринимаются обществом, как злом, — спокойно начала лекцию Соусакана. — Когда, к примеру, мы жертвуем одним солдатом, чтобы спасти армию, многие люди все равно могут считать нас убийцами, ведь мы допустили чью-то смерть. Люди не знают, да и не должны знать, что выживание вида важнее выживания особи. После такого поступка, после того, как ты спасешь чьи-то жизни, ты вполне вероятно можешь встретиться с ненавистью и презрением спасенных. Добро противоположно славе.       Роланд опустил голову и собрался поспать, раз уж все равно начались разговоры, которых он не понимал, а Джули было смешно с того, что на эту философию Соусакану подтолкнул хренов лифчик.       — Если ты делаешь доброе дело для того, чтобы получить ответную услугу или награду, то дело перестает быть добрым. Подвиги должны быть безвозмездны, помощь должна быть бескорыстной. И если в ответ на свой поступок ты встречаешь несправедливость, ты можешь быть уверена в том, что этот поступок был совершен тобой от чистого сердца.       — Спасибо за краткий курс философии и морали, Соусакана, но это едва ли поможет мне справиться с нападками в школе.       — Испытания закаляют наши души. Ты знаешь, что поступила правильно, ты знаешь, что страдаешь незаслуженно — и в будущем, когда речь уже пойдет не о дразнилках, а о настоящей опасности, ты будешь готова к тому, что добро не вознаграждается судьбой.       — Зачем тогда быть на его стороне?       — Не нужно быть на чьей-то стороне. Нужно поступать так, как велит тебе твое сердце и твоя душа. Твое сердце велело тебе помочь той девочке?       — Ну.       — Значит, у тебя добрая душа. А если ты справишься с нападками, то покажешь, что твоя душа еще и сильна.       Джули пожала плечами и отвернулась. Соусакана встала, ставя Роланда на ноги; тот, заснувший, встрепенулся, тряхнул кудрявой головой, зевнул и посмотрел на нее снизу вверх:       — А если я кого-то убиваю, потому что мне так велит сердце, я добрый или злой?       — Если ты убиваешь злодея…       — Но ведь злодей стал злодеем потому, что ему так велело сердце, может быть, тогда, он и не злодей вовсе, а просто представитель другого добра. Не моего добра. И для него я злодей. Тогда он может убить меня?       — Мал ты еще, — Соусакана потрепала его волосы рукой, — не думай о столь сложных вещах.       Роланд равнодушно пожал плечами и стал думать о чем-нибудь попроще.       Джули поела, не обронив за время трапезы ни слова. Ричард сидел рядом с ней и отстраненно наблюдал за детьми, на его лице не было никаких эмоций; допив свой чай, Джули повернулась к нему, похлопала по бедру и прошептала:       — Ты не мог бы прогуляться со мной сейчас?       Он ответил удивленным взглядом, но, поразмыслив, кивнул и встал, говоря:       — Дая! Мы с Джули выйдем ненадолго. Ты за старшую!       Девочка уверенно кивнула и пообещала, что все будет в лучшем виде, виде она и правда такая взрослая, а еще… Роланд почесал ранку на подбородке, провожая брата взглядом, но ничего не сказал.       Выйдя из Лисицы, Ричард и Джули принялись бесцельно бродить по уличкам, пока молча. Поедаемый зимой, Слепой Дракон вился перед ними, бесшумный, светлый, холодный, словно труп города, словно его безжизненное тело; улицы были почти пусты, редкие прохожие, закутанные в толстую зимнюю одежду, напоминали каких-то личинок, неловко бредших по тоннелям норы, и морозный воздух, кусавший за щеки, пах опасностью и неизвестностью.       Наконец, Ричарду надоело.       — Что ты хотела? Послоняться в молчании, как два чурбана?       Джули ответила не сразу, заставив его еще несколько минут помучиться в ожидании.       — Ричард… Есть проблема.       Ричард воскликнул:       — А то я не понял!       И тут же мысленно пожурил себя за подобную горячность.       — Извини, я… Кхм. Что стряслось?       Джули остановилась, расстегнула пальто, засунула под него руку и достала из кармана пиджака скомканный листок, развернув который, она сперва сама перечитала текст, а затем передала его другу. Ричард взял записку и прочел.       — Что?       — Я нашла это в учебнике… Я это не писала. Кто-то знает о Круге.       — Постой, постой, здесь же не сказано, что речь о Круге, да? Это может быть любой другой твой секрет! Не знаю, личный дневник там, или мальчик, в которого ты влюблена…       — Я не веду дневники и ни в кого не влюблена, — покачала головой Джули. — Если честно, моя жизнь до встречи с Даей была такой обыкновенной, что у меня больше нет секретов, кроме Круга Магов.       Ричард закусил нижнюю губу.       — Уверена? Подумай еще! Просто, кому есть дело до нашего клуба любителей детских игр и капусты?       Джули хотела спросить, при чем тут капуста, но сочла, что для подобных вопросов не время и не место.       — А вчера ты говорил совсем иначе, Ричард! Я ведь, как ты и сказал, пошла в библиотеку читать о Гамачатту.       — А, — лицо Ричарда, несмотря на мороз, резко побледнело, — ты поняла?       — Да, — кивнула Джули, — она тоже принцесса. Но ведь это…       — Когда речь идет о нас с тобой, то еще можно сказать, что мы боремся за себя, за свои жизни, — вздохнул Ричард, — но жизни Авалона и Даи тождественны жизням их государств, ведь они наследники…       — Гамачатту находится на другом конце мира! Как она оказалась так далеко на западе?       — Около… Сейчас, — Ричард посмотрел вверх, серьезно нахмурившись. — Пять… Шесть… Около семи лет назад, возможно, уже даже восьми, наследница престола Гамачатту исчезла при невыясненных обстоятельствах. Ее долго искали, все газеты писали об этом, даже Гусиные Перья, но все было тщетно.       — Восемь лет назад тебе было восемь. Откуда ты знаешь эту историю?       — А… Я из империи Света, там все знают.       — Пойду, спрошу у Соусаканы! Вы земляки.       — Постой! Ах, черт, — Ричард заметно занервничал, — хорошо, я знаю потому, что был знаком с ее родителями… Но ведь это же и странно! Я видел Даю, когда она была еще младенцем, а потом она пропала, и спустя столько лет я встретил ее… Где? В Слепом Драконе, в городе, который вообще никаким образом не связан с нами! Который находится на другом конце нашей планеты! И Лони тоже… То есть, он принц Морана, и, тем не менее, он оказался здесь, в Драконе, как будто только для того, чтобы встретиться с тобой, Джули… И стать частью Круга!       Джули задумалась.       — А ты сам?..       — Я планировал поехать в Драконис, но случайно перепутал поезд, и оказался в Драконе, хотя я никогда, уж поверь мне, никогда ничего не путаю. И этот город принял нас с Роландом, ты понимаешь? Квартал Горностаев, где мы живем, изгоняет из себя всякого, кто попытается остановиться в нем. Величайшие маги, занятые на его перестройке, бежали оттуда, напуганные его сопротивлением, никакая сила не могла справиться с его отпором; а нас с Роландом он внезапно принял, словно… Словно Слепой Дракон ждал нас.       Джули почувствовала, что верит ему.       — И Агнессу… И Агнессу квартал тоже впустил в себя на пару дней, да?       — Да. Знаешь, Слепой Дракон был построен неизвестной цивилизацией, задолго до того, как жители Анэзии научились строить города, и я читал в одной книге мнение, что он живой, что этот город разумен; и если на секунду представить себе, что это так, то, выходит, он хочет собрать нас всех в себе.       — Зачем?       Ричард вздохнул.       — Да почем я знаю?       Джули сплела пальцы в замок.       — Для борьбы со злом?       — Возможно.       Медленно кружась, с неба полетели снежинки.       — Давай вернемся в Лисицу, — попросил Ричард. — Становится холодно, если я простужусь, то не смогу работать. А тебе еще нужно пережить пару месяцев учебы.       Джули равнодушно кивнула и пошла за ним.       Ступая по мертвому зимнему городу, она снова думала о том, может ли Слепой Дракон быть живым, может ли он обладать возможностью думать. Она знала, что Дракон был своеволен, что жить в нем бывало непросто, но никогда не допускала мысли, что город способен мыслить. Конечно, здесь были места, где никто не мог поселиться, да, здесь стояли деревья, которые уже много столетий не цвели и тем не менее не были вырваны из земли и заменены на что-то более приветливое; конечно, здесь было Убежище Невинных, построенное вопреки всем законам строительства, круглый купол которого еще никто не смог повторить; но означало ли все это, что Слепой Дракон, что ее Слепой Дракон — не просто город?       Занятая мыслями, она чуть не столкнулась с Ричардом, который вдруг резко остановился.       — Извини, я чуть не забыл, — он глядел виновато. — Записка…       — А, брось, — Джули махнула рукой. — Я сама что-нибудь придумаю. Попробую вычислить, кто написал, и…       — Как только ты что-нибудь узнаешь, расскажи мне, да? — Джули вдруг поняла, что он держит ее за руку, и знатно удивилась. — Я хочу помочь тебе.       — Спасибо. Я, в некотором смысле, рада, что встретила тебя.       Ричард довольно улыбнулся, отпустил ее и продолжил идти.       В Рыжей Лисице все было спокойно.