Израненные

5 сентября, суббота

— Ну что? Идем? — Я все еще не хочу туда идти. — Да ладно тебе, Драко, — закатил глаза Тео, крутясь перед зеркалом. — Сейчас внизу со всеми выпьем по стакану огневиски и потанцуем потом в Большом зале с девчонками. Может, чего и перепадет сегодня, расслабимся заодно, а то невозможно смотреть на ваши постные мины. «Есть в словах Теодора доля правды, может, и правда стоит отвлечься? Если выпить побольше огневиски, даже взгляды перестанут напрягать». Драко тяжело вздохнул и встал с кровати, проводя ладонью по волосам. — Ладно, пойдемте. — Ты так собрался? — удивленно спросил Тео. — А что, мне смокинг ради школьных танцев напялить? — язвительно ответил Малфой, проходя мимо Нотта к двери и облокачиваясь о стену, ожидая друзей. — Мог бы и причесаться, — недовольно произнес Тео, а потом веселее продолжил: — Забини, Гойл, вы-то идете? — Нет, — ответил Блейз, который, не обращая ни на кого внимания, лежал в кровати и читал книгу. — Мне и здесь хорошо. — Гойл? — Да, сейчас, — пробубнил Грег, подходя к зеркалу. — Только причешусь. — Ну хоть кто-то настроен на вечер, — Нотт хлопнул Гойла по плечу. — У меня просто нет желания сидеть здесь и… — Ага, я понял, — безразлично прервал однокурсника Тео. — Пойдем. Драко закатил глаза. «Может, все-таки стоило поступить как Блейз и остаться в спальне?» На самом деле он не понимал, зачем вообще надо было устраивать эту школьную, как выразились старосты, «вечеринку». Для Малфоя в это понятие входило много алкоголя и страстных зажиманий, а не тряска под дурацкую музыку, пока преподаватели с умилением смотрели на дрыгания моральных инвалидов. Но Драко нисколько не осуждал Макгонагалл, которая согласилась на эту идею старост шестикурсников, он понимал, что она не была слепой и видела состояние многих школьников, а потому хотела помочь. Однако Малфой знал, что это поможет разве что пятикурсникам впервые в жизни завалить какую-нибудь сокурсницу в одном из пустых кабинетов замка. Тео и Гойл прошли мимо него в коридор, и Драко в последний раз окинул взглядом лежащего на кровати Блейза. Желание остаться в спальне было огромным, но вот желание постараться вернуть себя прежнего и прекратить так остро воспринимать слова окружающих было сильнее. Малфой знал, что он должен привыкнуть ко всему этому, научиться жить так, перестать винить себя за все, а еще стоит прекратить частенько залипать на Грейнджер, и эта «вечеринка» могла ему в этом помочь. Он должен был испытать себя, заставить посмотреть паршивой реальности в лицо и наконец-то принять себя тем, кем он был для остальных — гребаным Пожирателем Смерти без принципов и норм морали. Никому все равно не интересно, какой он на самом деле, что он человек со своими чувствами и проблемами, а потому следовало принять обстоятельства и жить дальше, игнорируя шепотки вокруг. От метки же он все равно не избавится, не вернет сделанного назад, не объяснит никому причины своих поступков, а потому… Его путь лежал прямиком на вечеринку. Не было смысла сидеть взаперти и предаваться ужасным воспоминаниям. Сбежав по ступеням вниз, Малфой сразу увидел радостно визжащих девочек и Тео, ставящего на стол в их части гостиной несколько бутылок огневиски. — Ну что? Повеселимся? — воскликнул Нотт, откупоривая первую бутылку. Малфой покачал головой и хмыкнул, замечая, как на них смотрели остальные факультеты, которые, видимо, не додумались выпить заранее. «Да уж, что-что, а веселиться мы умеем явно получше некоторых». В толпе семикурсников, следующих на выход из гостиной, Драко померещилась копна каштановых волос, но он лишь встряхнул головой и взял из рук Тео стакан с алкоголем. «Надо прийти в себя и перестать жить так, как сейчас». В этом ему помогли огневиски и Панси. Алкоголь почти сразу вдарил в голову, а брюнетка привлекла внимание ладонями, постоянно поглаживающими его тело. Драко почти даже и не заметил, как оказался в Большом зале, в гуще людей, танцующих на импровизированном танцполе. Сознание приятно обволокла дымка огневиски, и Драко казалось, что он смог взять себя в руки, смог наконец-то почувствовать себя прежним. Различные переживания ушли на второй план, ужасные воспоминания перестали мучить, и Драко попытался вздохнуть полной грудью, наслаждаясь опьянением и легким возбуждением от желающей его девушки. Однако как всегда взгляд, скользнувший по помещению сам по себе, нашел то, что подсознательно Малфой искал. Грейнджер стояла у противоположной стены от слизеринской компании. Она смеялась, толкая локтем в бок Уизли, который обнимал ее за талию с довольной улыбкой. «Будто он гребаный победитель, сука». Раздражение все же взвилось в душе Драко, но он попытался отвлечься от эмоций и пробежался взглядом по девушке. По-грейнджеровски строгое темное платье доставало гриффиндорке почти до колен, обычные лодочки без каблука и распущенные волосы, которые были заметно расчесаны по сравнению с учебным временем, дополняли образ главной заучки Хогвартса. Драко был уверен, что на ее лице не было и грамма косметики, но девушку это лишь выделяло среди всех остальных размалеванных школьниц. И опять он смотрел на нее. Малфой понимал, что это когда-нибудь доведет его, но пока... Пока алкоголь кружил голову, а лишние мысли ушли на задний план, Драко мог просто смотреть, наблюдать, представлять, а что бы сейчас было, если бы она не потеряла память. Он бы, наверное, улыбнулся ей через весь Большой зал, может, даже подмигнул, а Грейнджер закатила бы глаза, несмотря на то, что ее щеки начали бы краснеть в смущении. Драко захотел бы подойти к ней, пригласить на танец, но как обычно не пошевелил бы и пальцем, пока гриффиндорка, поймав его взгляд, не кивнула бы на выход. Они бы незаметно удалились из зала и закрылись бы в ближайшем помещении, имеющем дверь. Малфой мог бы пошутить по поводу того, что он такой красавец сегодня, раз ей захотелось уединиться с ним, а Грейнджер бы заставила его заткнуться, впившись в обветренные губы своими мягкими и горячими. Дышать вдруг стало тяжелее. Драко, стиснув зубы, отвернулся, понимая, насколько он был самонадеян, думая, что за туманом алкоголя боль его не достанет. Смешно. Вот же она, обнимает его, как старого друга, запихивая холодную, уродливую ладонь прямо в его грудную клетку, и, смеясь, сжимает сердце ледяными пальцами. Малфой перехватил из рук Тео бутылку огневиски и сделал несколько больших глотков, стараясь забыться, опять погрузиться в алкогольную эйфорию и перестать ощущать все так остро. Панси, будто чувствуя, что слизеринец не в состоянии отказать, схватила его за руку и потащила на танцпол. Музыка била по ушам, софиты почти что ослепляли, а Малфой решил и правда не противиться Панси, кладя руки на девичью талию и притягивая ее к себе. — Ты сегодня такой сексуальный, Драко, — сказала Паркинсон ему на ухо, зарываясь пальцами в его волосы на затылке. — Эта твоя элегантная небрежность очень… возбуждает. — О, я очень старался над образом, — хохотнул Малфой, вспоминая выражение лица Тео, когда тот увидел, что Драко как был в брюках и белой, слегка помятой школьной рубашке, расстегнутой на несколько верхних пуговиц, так и пошел. А уж причесываться и правда не имело смысла. Драко еще на шестом курсе понял, что девочки начинали возбужденно перешептываться, стоило ему провести несколько раз ладонью по волосам и позволить платиновым прядям упасть на лоб. — А как тебе мое платье? Малфой нахмурился, понимая, что даже не заметил, во что была одета девушка. — Красивое, — просто ответил он, даже не желая опустить взгляд ниже и все-таки посмотреть на ее наряд. Паркинсон отстранилась и соблазнительно улыбнулась, а потом продолжила что-то болтать ему на ухо. Малфою же захотелось опять выпить, все-таки он был не сильно настроен слушать пустую болтовню Панси на трезвеющую голову, но вдруг кто-то врезался в его плечо, и Драко развернулся, отходя на шаг. — Ой, изви… — резко замолчала Браун, когда увидела, перед кем хотела извиниться. — Малфой, Паркинсон, как мило. Пожиратель решил приручить еще одну змею. А что, той, которая на руке, уже не хватает? — Браун, иди на хер, — прошипел Драко, у которого под действием алкоголя отказала вся осмотрительность и выдержка. — Ты же вроде гриффиндорка, а ведешь себя соответствующе самой заядлой слизеринке, разве вас не воротит уподобляться нам? — Да, Браун, заткнись и иди, куда шла, — поддакнула Панси. — Малфой, твое время прошло, — шагнула к нему Лаванда, игнорируя Паркинсон, с которой за эту неделю она сталкивалась слишком много раз. — Больше ты не можешь никому указывать, если, конечно, не хочешь воспользоваться непростительными и попасть в Азкабан. Драко едва заметно передернуло. О, он успел побыть там в ожидании суда, как и все Пожиратели, а потому прекрасно помнил тот холод, что окутывал его при приближении дементоров. — Зачем ты все это говоришь? — напрямую решил спросить Малфой, вот честно не понимая, зачем было припоминать его прошлое, которое все равно никто не мог изменить. — Я тебя ни разу в жизни не трогал, так зачем ты… — Ха, ты думаешь, дело только во мне? — язвительно хохотнула Лаванда, оглядываясь назад к Парвати, и только сейчас Драко заметил, что на их перепалку многие обратили внимание, прекращая танцевать. — Я видела, как ты пытал Круциатусом пятикурсников в прошлом году, я знаю, что ты помогал с наказаниями Кэрроу, а также ты со своей семьей принял в своем доме Волдеморта, который убивал там многих наших знакомых. А еще твои дружки-Пожиратели убили моих родителей! — Это все не зависело от меня! Как ты не поймешь! — не выдержал Драко. — А за поступки других я вообще не могу нести никакую ответственность! Ведь никто не знал, что тех пятикурсников Драко не трогал, он просто попросил их кричать как можно громче, чтобы остальные Пожиратели думали, что Малфой и правда пытал их. Помогал с наказаниями Кэрроу? Да он наоборот пытался как можно больше младшекурсников взять на себя, чтобы они тоже лишь делали вид, будто их пытали, а Волдеморт в мэноре обосновался совсем не из желания его семьи. Было два варианта — смерть или расположение Темного Лорда, поэтому родители приняли единственный верный вариант. Но, естественно, всем было все равно. Никто не хотел разбираться, все просто хотели во всем винить его. — Ты принял метку, Малфой, это тоже не зависело от тебя? — Я… — Ты мерзкий, поганый Пожиратель Смерти, Малфой, — перебила его Лаванда, делая еще один шаг к нему. Ее взгляд, полный ненависти и презрения, неожиданно ударил его прямо в солнечное сплетение, заставляя от боли задержать дыхание. — Ты должен был сдохнуть вместе со всеми остальными, такими же убийцами, как ты. Ты просто не имеешь права находиться рядом с нами, с нормальными людьми, которым чуждо насилие. Даже твои однокурсники не такие моральные уроды, как ты, а твое место в могиле… — Мисс Браун, мистер Малфой, у вас какие-то проблемы? Макгонагалл появилась сбоку от Драко, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. Разум будто в мгновение прояснился, а руки затряслись. — Все хорошо, профессор. Мы просто столкнулись во время танца. — Мистер Малфой? — Все отлично, — сквозь зубы произнес Драко, глядя на то, как самодовольно вздернув подбородок, Лаванда удалилась восвояси, к толпе гриффиндорцев, хаффлпаффцев и равенкловцев, которые одним лишь присутствуем с ее стороны поддерживали Браун. Малфой развернулся на пятках и пошел в сторону слизеринцев, которые столпились в углу Большого зала, пряча огневиски. — Драко, ты… — вцепилась в его локоть Паркинсон. — Отъебись, Панси, — прорычал он, раздраженно вырывая руку из ее захвата. Сердце долбило грудь изнутри, при этом с каждым разом сокращаясь все больнее. Или это слова Браун, отпечатывающиеся на подкорке, разносили импульсы боли по телу? Драко подлетел к Тео, держащему за спиной бутылку, и, никого не стесняясь, прямо из горла большими глотками стал пить огневиски. Жидкость обжигала горло, огнем распространяясь по пищеводу, но Малфой почти этого не чувствовал, наполовину осушая бутылку. — Эй-эй, приятель! — вцепился в стекло Тео. — Ты тут не один в плохом настроении! Бутылка пропала из рук, а Драко, совсем не так, как учила мать, вытер губы обратной стороной ладони и, распихав слизеринцев, оперся спиной о стену. Голова гудела, мысли расползались в разные стороны, но голос Браун было не заглушить алкоголем. «Даже твои однокурсники не такие моральные уроды, как ты». Он ведь раньше никогда не слушал мнение окружающих, раньше обвинения в его сторону просто разбивались о стену безразличия и опадали на пол к ногам его обидчиков. А что теперь? Драко не понимал, почему сейчас он просто не мог забить на всю эту ненависть со стороны окружающих и не воспринимать слова Браун так остро. Это ведь просто слова, которые выражали ее узколобое мнение, это ведь не было правдой. Но почему-то было так больно. Было больно осознавать, что в глазах окружающих он — монстр. «Ты просто не имеешь права находиться рядом с нами, с нормальными людьми». Он раньше часто так думал о Грейнджер, даже говорил как-то раз ей в лицо, но когда эти слова оказались направлены в его сторону, стало… не по себе. Нет, даже не так, Малфой вдруг почувствовал себя изгоем, которому больше не было места ни в Большом зале, ни в Хогвартсе, ни в Англии, да вообще в этом гребаном мире. Везде были эти ненавистные взгляды, которым Драко не мог сопротивляться, ведь их было так много, что его непробиваемая стена выдержки уже давно пала. Почти каждый здесь хотел сообщить ему, какой он урод, убийца, и Малфой уже сам начинал верить в это. «Но ведь это не так!» — кричало подсознание, а Драко уже не мог прислушиваться к одному голосу разума, когда вокруг было столько презрительных голосов, говорящих, что ему здесь не место. Драко резко отстранился от стены, открывая веки. Все перед глазами поплыло, заставляя Малфоя не дурить и остаться здесь, но он не мог себе этого позволить. Ему казалось, что если он опять услышит хоть от кого-то, что его место в могиле, то самолично приставит палочку к своему виску от этого мерзкого чувства унижения. Да, наверное, это было оно. Но Малфой не был самоубийцей, он знал, что на нем висит его титул Лорда, его мать и все дела отца, он должен был жить ради всего, что давило на него непосильным грузом. А потому Драко, держась за стену, дошел до двери и выскользнул из Большого зала в прохладу Главного Холла. По углам уже стояли зажимавшиеся парочки, по пространству разносились отголоски музыки и глупое хихиканье вперемешку со стонами. Драко же было не до этого, его беззаботное время кончилось еще после пятого курса, а сейчас он пожинал плоды своих решений, за которые все его осуждали. Ноги сами повели блондина к лестнице. Малфой шел, спотыкаясь, чувствуя, как большая доза алкоголя так затуманила сознание, что он еле понимал, где именно находился, но вот четкое ощущение ненависти, презрения и осуждения вцепились так глубоко, что выворачивали его наизнанку, не давая вздохнуть нормально. «Ты должен был сдохнуть». И опять всплывшая из подсознания фраза ранила, вырывала всю выдержку и силу из него и топтала, резала на куски, наслаждаясь брызгами воображаемой крови. Сердце бешено колотилось, а к горлу подступал ком. Для Драко это было слишком. Слишком больно. Слишком тяжело. Слишком… невыносимо. Он резко остановился, вглядываясь в дверь, около которой замер, и неожиданно понял, что пришел именно к месту его боли. К туалету плаксы Миртл. Он бы, может, и хмыкнул, оценил безвыходность его положения, ведь даже не раздумывая, шел в то место, где мог преспокойно зайтись в совсем не мужественных рыданиях, и его бы все равно никто не услышал, но было не до этого. Драко толкнул дверь и вошел в знакомую уборную. Хоть перед глазами все еще плыло, но он заметил, что комната совсем не пострадала. Миртл не было слышно, и Малфой облегченно выдохнул, насколько позволяло его состояние, конечно. Вести разговоры с призраком сейчас не было желания, а вот закурить определенно хотелось. Последний раз Драко курил, наверное, год назад, так как узнай кто-нибудь в мэноре, что он балуется маггловской дрянью, на нем бы обязательно пару раз испробовали Круциатус. Он ведь не должен был порочить свою чистокровность — хотя как на это влияло, курил он или нет, было не особо понятно. Однако, собираясь в школу, Драко нашел свою заначку — пачку с несколькими сигаретами и взял с собой, потому что чувствовал, это могло ему пригодиться. И не прогадал. Малфой привычно вытащил сигарету из пачки и поджег ее волшебной палочкой, сразу обхватывая губами фильтр и глубоко затягиваясь. Естественно, он закашлялся, стоило этого ожидать, но потом, наконец отдышавшись, сразу вдохнул еще и еще, наслаждаясь тем, как голову сильнее начало кружить, а сигаретный дым густым туманом стал распространяться по туалету. Но несмотря на алкоголь и никотин, путающие его сознание, удручающие мысли никуда не уходили, так же, как и мерзкое ощущение ненависти окружающих и поднимающаяся злость на себя, Тома Реддла и своих родителей. Драко открыл окно, проветривая помещение, и, в последний раз затянувшись, выкинул окурок на улицу, выпуская сигаретный дым изо рта и давая ему взлететь с потоками ветра куда-то вверх. Стало зябко, руки начали холодеть, но Малфой продолжал так стоять, смотря в темноту вечера. Он знал, что всего этого могло бы и не быть. Он сейчас мог не стоять здесь, ощущая собственную никчемность, мог не курить пьяным в женском туалете, чувствуя, как желание выпрыгнуть из окна от собственного бессилия перед обстоятельствами и целой кучей ненавидящих его людей все сильнее скручивает его, подчиняя себе. Но, увы, все решили за него. Родители сразу определили ему сторону в войне, Реддл заставил его исполнять свою волю под угрозой его смерти, а Драко что? Его просто кидало от одного жизненного обстоятельства к другому, и никто не интересовался, а что на самом деле он хотел. Малфой все же закрыл окно и осел на пол, упираясь спиной в стену и закрывая глаза. Хотелось опять закурить, но он знал, что это не решит его проблемы, ничто не могло решить его проблемы. «Ты мерзкий, поганый Пожиратель Смерти». Драко тут же распахнул веки. Голова была тяжелой от такого количества вредных веществ, всосавшихся в кровь, но Малфой все же опустил ее, разглядывая свою руку. Больше всего его ведь ненавидели за то, что он был Пожирателем. Остальные слизеринцы не принадлежали к темной стороне так сильно, как он, потому окружающие, может, и могли со скрипом, но принять их. Но вот его метку… презирали все до единого. «А если у меня не будет метки?» Мысль, возникающая до этого, пронзила его насквозь, и он потянулся трясущимися пальцами к пуговицам на манжетах рубашки. Одна, вторая, и Драко задрал белую ткань к локтю, оголяя предплечье. Потускневшая после смерти Реддла черная метка уродливо расползлась на его коже, вызывая лишь отвращение. «Может, и правда так будет лучше?» Малфой провел по ней пальцами, изгибая губы в презрении и с каким-то мазохизмом наблюдая за изгибами змеи. Ему всегда была противна эта метка, даже когда он хвастался ею перед друзьями, ему казалось, что все это происходило не с ним, будто он говорил не о себе, но потом, переодеваясь, видел чернильное пятно, и его почти что тянуло блевать. «Так зачем мне эта метка?» И Драко надавил ногтем на кожу, поперек пересекая отвратительную черноту, а потом приложил еще больше силы, корябая метку, которая гадким черепом, казалось, ухмылялась ему прямо в лицо. Сильнее, еще сильнее Малфой стал неконтролируемо быстро царапать кожу, ощущая, как тошнотворная боль, которой и так было слишком много в нем, распространялась по телу. Но это действовало успокаивающе, так ни огневиски, ни никотин сигарет не помогал, как это издевательство над собственным организмом. Драко надавил еще сильнее, ощущая резкий, леденящий спазм, скрутивший его тело, и кожа под его ногтями разошлась, давая нескольким алым каплям выступить на черноте метки. Малфой задержал дыхание, лихорадочно разглядывая свою руку, и его будто отпустило. Он почувствовал крохотную искру освобождения, и его губы расползлись в пугающей улыбке, а на глазах выступили слезы, которых он даже не замечал. Драко опять начал раздирать руку, смотря на то, как кровь медленно выступала на коже, а боль завладевала будто не его телом. Чернота метки медленно заменялась кровавыми разводами и торчащим из раны мясом, а Драко просто наслаждался тем, как причина его проблем исчезала прямо на глазах. «Этого мало», — вдруг подумалось ему, и Малфой нащупал рядом с собой волшебную палочку, направляя ее на разодранное предплечье. Ослепительно громкий крик искупления озарил пространство, когда по руке Драко начала сильной струей стекать его кристально чистая кровь, капая на кафель и смешиваясь с грязью и пылью туалета.