Израненные

***

Гермиона не хотела быть ханжой, во всяком случае не сейчас, ведь даже у нее было желание повеселиться, расслабиться. Она пошла со всеми на школьные танцы, представляя, как круто они оторвутся, двигаясь под музыку, как будет приятно кружить по Большому залу в объятиях Рона, как хорошо будет в компании друзей. Но получила совсем не то, на что рассчитывала. Окружающие уже наверняка сто раз обозвали ее занудой, не умеющей веселиться, и с жалостью смотрели на Рона, но Гермиона не собиралась это терпеть. — Рональд, хватит! — опять прошипела Грейнджер, крепко цепляясь за локоть своего парня. — Отстань, Гермиона, — в тон ей ответил Рон. — Ты мне не мать, что хочу, то и делаю. Это не твое дело! — Вот когда с факультета из-за тебя снимут баллы, то… — Какая тебе разница! Ты даже не староста! — Ты мой парень, если не забыл, поэтому ты — целиком и полностью мое дело! — вскипела девушка, отпрыгивая в сторону и сжимая ладони в кулаки. — Я не думал, что быть твоим парнем, это значит быть твоим верным псом и во всем тебе потакать! — Что, блин? — толкнула его в плечо Гермиона. — Я просто тебе говорю — хватит пить прямо перед учителями, а не прошу бегать за мной! Рональд упрямо вскинул подбородок и удалился к столпившейся компании старших гриффиндорцев, которые пили, а потому громко орали, танцевали, как бешеные, и своими неосторожными движениями сносили праздничные украшения. Грейнджер правда не понимала, что происходит. Все ее однокурсники будто обезумели — протащили в Большой зал алкоголь и без стеснения выпивали, пока на противоположном конце помещения находились преподаватели, а повсюду ходили дежурные старосты. Гермиона, в принципе, не была против алкоголя, и если бы все это происходило за закрытыми дверьми их гостиной, то слова бы поперек не сказала. Но так! Не имея совершенно никакого чувства такта, они употребляли огневиски в заполненном младшекурсниками Большом зале, а потом вели себя как самые настоящие свиньи — и, увы, этого Гермиона стерпеть не могла. Особенно если все это творил и ее молодой человек. Рон, озираясь по сторонам, прильнул губами к бутылке с алкоголем, а потом, передав ее Симусу, почти что побежал в толпу танцующих, устраивая какой-то дикий хаос. Гермиона поджала губы и недовольно фыркнула. Внутри от раздражения, негодования и злости на Рона все так скрутилось, что из глаз чуть искры не полетели. — Нет, ну как можно себя так вести? — обернулась девушка к Гарри. — Вон же Макгонагалл сидит с Флитвиком. Наверняка она это заметит, если уже не увидела! — Ага, — как-то невпопад ответил Поттер. Брюнет стоял у стены и смотрел себе под ноги, засунув руки в карманы брюк. Гермиона, конечно, была рада, что он не вел себя как некоторые, но его подавленное состояние ей не нравилось еще больше. — Гарри, все в порядке? — В полном, — сразу бросил он, даже и не задумавшись. Гермиона знала, как нелегко Гарри далась победа над Волдемортом и дальнейшее осознание всего произошедшего. Поначалу она пыталась дать понять другу, что он все сделал правильно, и его вины в смертях нет — ведь все равно никто бы не отдал его Волдеморту без боя. Но с каждым таким разговором он будто отдалялся от нее, и Гермиона, не желая терять друга, выбрала иную тактику — молчаливую поддержку и игнорирование его странного состояния. Все же лучше так, чем вообще никак, а если ему понадобится помощь, она всегда будет рядом. — Где Джинни? — перевела тему Гермиона, осматриваясь по сторонам и не замечая подругу. — Ушла в туалет минут десять назад. Грейнджер нахмурилась. Сходить и вернуться из женского туалета можно было уже два раза точно, и Гермионе это определенно не понравилось. Джинни тоже, как и остальные, вела себя странно. Нет, на виду она пыталась быть собой, все так же улыбалась, шутила и громко разговаривала, но в глазах не было и толики той радости, что она пыталась изобразить на публику. В последнее время она перестала будить всю комнату своими криками и плачем, что, опять же, было странно, ведь зелья сна-без-сновидений у нее все еще не было. Грейнджер, конечно, предполагала, что подруга просто ставила заглушку на полог кровати и справлялась со своими кошмарами в одиночестве, как всегда любила это делать. От поддержки Гермионы она отказывалась рьяно, убеждая, что у нее все хорошо — хотя, читая между строк, Грейнджер понимала, все было так же плохо, как у Гарри, — но девушка ничего не могла поделать и здесь. Если человек не хотел помощи, то насильно ее навязать она была не в силах. Поэтому Гермионе пришлось лишь изредка присматриваться к подруге, чтобы предотвратить что-либо неизбежное. Но уход Джинни с вечеринки, на которую она же Гермиону и тянула, девушке совсем не нравился. Это было как-то подозрительно, что ли? «Может, что-то случилось?» — встревоженно подумала Гермиона и посмотрела на дверь. — Гарри, я пойду тоже до туалета дойду, может, найду Джинни, ты пока присмотри за Роном, ладно? — Ага, — без единой эмоции в голосе ответил Гарри. Гермиона неуверенно глянула на все еще рассматривающего свои ботинки друга, потом на буянящего на танцполе Рона. Она тяжело вздохнула и все же отправилась на выход, понимая, что в любом случае не в ее силах что-либо здесь предотвратить, а вот спасти Джинни от необдуманного поступка — и Гермиона даже не хотела задумываться, от какого, — она вполне бы могла. В Главном Холле у школьников тоже была своя «вечеринка», только еще с более высоковозрастным рейтингом. Гермиона сразу вспыхнула в смущении, пытаясь не глазеть на целующихся и обжимающихся у стен школьников. «Мерлин, мир сошел с ума! Как хорошо, что я не староста, а то устала бы всем читать нотации». Преодолев холл, Гермиона сразу направилась в ближайший туалет и, ожидаемо, обнаружила там не подругу, а лишь еще одну совокупляющуюся парочку. «Но ведь женских уборных в замке еще несколько, а Джинни могла так же застать здесь ничего не стесняющихся школьников и отправиться в другую?» Решив проверить свою идею, Грейнджер отправилась дальше. Холод коридоров неприятно кусал шею и обнаженные ноги гриффиндорки, и девушка опять пожалела, что по настоянию друзей не взяла мантию, а пошла в Большой зал прямо так, в простом черном платье до колен. В принципе, ей ничего не мешало положить верхнюю одежду в волшебный клатч, который она сама — как ей рассказали — заколдовала в прошлом году, но Гермиону кто-то отвлек, и она позабыла о своем гениальном плане. Грейнджер проверила туалет на втором этаже и, никого не обнаружив там, решила рискнуть, отправившись на третий — в туалет Плаксы Миртл. Конечно, после второго курса Джинни обходила это место стороной, но лучше было проверить все варианты, нежели потом корить себя за неосмотрительность. И все же, пока Гермиона быстро шла по пустым коридорам, она начала придумывать дальнейшие места для поисков. «Надо проверить в гостиной, в спальне, может, Джинни устала, а потом, наверное… Мерлин, если бы я попросила у Гарри карту, не пришлось бы наматывать круги по замку!» И тут Грейнджер услышала странные звуки, от которых кровь в жилах замерла. Гермиона будто заледенела, ощущая, как сердце стало бешено колотиться в груди. Это не было похоже на завывания Миртл, у двери в туалет которой она стояла. То, что она слышала, звучало слишком душераздирающе, да и в принципе на девичий голос это не походило. Казалось, словно кто-то кричал, сквозь плотно стиснутые зубы. «Мерлин, что же это такое?» Гермиона вдруг подпрыгнула на месте, понимая, что не может просто так стоять и дать кому-то страдать, и толкнула дверь, врываясь внутрь. Сердце гулко билось в груди, ноздри уловили запах сигарет, а глаза лихорадочно осматривали раковину, кабинки туалетов и… Все внутри вдруг замерло и провалилось куда-то далеко-далеко, даже дальше самой Тайной комнаты. От увиденного закружилась голова, настолько удивительным и почти что нереальным оно было. У окна, на грязном кафельном полу сидел не кто иной, как Драко Малфой, который и издавал те самые душераздирающие звуки, заставившие Гермиону стремительно ворваться в уборную. Один рукав его рубашки был задран до локтя, а обнаженное предплечье… Мерлин, Гермиона не могла поверить своим глазам. Кожа на предплечье была разодрана, а из раны сочилась кровь, стекая по его руке на кафель и оставляя там алые, пугающие до глубины души разводы. В другой руке была палочка, направленная на рану, и если присмотреться, то можно было заметить несколько неглубоких, но ровных порезов, которые он ею оставил. Шагнув ближе, Гермиона заметила на кое-где целой коже предплечья иссиня-черные следы, и тогда, осознав, какая это была рука, ее прошибло электрическим током. «Неужели он пытается избавиться таким способом от метки?» Анализировать все это времени не было, потому что Драко вдруг оторвал взгляд от своей раны и посмотрел прямо на Гермиону, застывшую недалеко от него. Те самые звуки, которые он издавал, вдруг оборвались. «Надо срочно помочь ему!» — вспыхнула в сознание оглушающая мысль, и Грейнджер кинулась к блондину, собираясь прекратить его издевательства над собой, остановить кровь и заставить прийти в себя. — Мерлин, Малфой! Гермиона подбежала к парню, упала коленями на кафельный пол и вцепилась в его подрагивающую руку с волшебной палочкой, пытаясь отвести ее в сторону. — Грейнджер, — сквозь зубы прошипел Драко, иронично усмехаясь. — Ну конечно, кто же еще. — Малфой, что… что ты делаешь? Опусти палочку! Девушка взглянула в серые радужки и оцепенела, сильнее сжимая пальцы на его руке. В глазах Малфоя читалось отчаяние и безысходность вперемешку с насмешкой. Несмотря на напускную надменность, он выглядел ужасно потерянным и изможденным. Его глаза, под которыми пролегли фиолетовые синяки, казались слишком большими на худом, сероватом лице, а уж его местонахождение — в женском туалете на холодном полу — подсказывало, что все могло быть еще хуже, чем Гермионе казалось. Он поморщился, заметно кусая изнутри щеку, и гриффиндорка вдруг вспомнила, что у него до крови разодрано предплечье. «Мерлин, что же я тупо сижу и ничего не делаю! Он же истекает кровью!» — Малфой, — медленно начала девушка тоном, которым обычно старались успокоить душевнобольных, — все хорошо, опусти палочку, и я помогу тебе… — Я не умственно отсталый, Грейнджер, — выплюнул Драко, вырывая из ее захвата руку и кидая на пол палочку. — И не надо на меня смотреть таким взглядом. Я знаю, о чем ты подумала. — И о чем же? — Ты думала, что я решил, — Малфой поморщился, кидая взгляд на разодранное предплечье и сжимая от боли ладонь, — расстаться с жизнью маггловским способом. Можешь не волноваться, до такого я бы не опустился. Быстрее было бы поднести палочку к горлу и использовать одно небезызвестное тебе заклинание. Гермиона ничего не ответила, решая, что сейчас было важнее остановить кровь, чем разбираться в мотивах Драко истязать себя. Она обхватила пальцами запястье его поврежденной руки, осматривая разодранную кожу с сочившейся из ран кровью. Проблески черной метки контрастно выделялись на фоне ярко-алого месива, заставив Гермиону вздрогнуть и почувствовать тошноту, сжимающую горло. — Так, у меня вроде было… Девушка раскрыла свой заколдованный клатч и начала рыться в нем, точно помня, что она не вытаскивала набор жизненно необходимых зелий после того, как перед началом учебного года перебирала содержимое сумочки, надеясь вспомнить хоть что-то. Конечно, она не помнила, что именно было в тканевом мешочке, помеченным красным крестом, но надеялась, что та, все-знающая-Гермиона, положила в него заживляющее зелье. — Черт, — выдохнула Грейнджер, доставая мешочек и рассматривая его содержимое, — флакончик с экстрактом бадьяна пуст, а кровоостанавливающего зелья едва на глоток хватит. — Ты с собой на школьную вечеринку взяла набор зелий? — приподнял брови Малфой. — Ну не зря, как видишь, — окинула его строгим взглядом Гермиона и, заметив, как он впился зубами в нижнюю губу, морща лоб, тут же откупорила флакон с прозрачной жидкостью и протянула ему. — Выпей, будем надеяться, что действия зелья хватит, чтобы остановить кровь. Драко без лишних слов принял из рук Гермионы зелье и сразу опрокинул в себя, морщась от горького привкуса. Девушка еще раз перебрала флакончики в мешке, но нужных так и не нашла. Даже обезболивающего не было. Видимо, во время войны они с друзьями использовали все, что у нее было. Однако это был не повод сидеть без дела рядом с Драко, хоть он — она очень надеялась — уже и не истекал кровью, с его ранами надо было что-то делать. Грейнджер встала на ноги и протянула блондину руку, желая помочь ему встать. Малфой странно посмотрел на ее ладонь, потом на нее саму. — Что? — Вставай, — закатила глаза Гермиона. — Надо промыть рану, а потом… я попытаюсь поискать мазь, чтобы кожа хоть немного стянулась. Малфой поджал губы и, схватившись здоровой рукой за подоконник, поднялся с пола, игнорируя протянутую ладонь Гермионы. Грейнджер закусила губу, резко развернулась и подошла к раковине, включая воду и настраивая температуру. Только сейчас она осознала, немного справившись с первым шоком, что все происходящее в туалете смахивало на какой-то нездоровый сон или помутнение сознания. Гермиона помогала Малфою, который ненавидел ее с самой первой встречи, который всегда унижал и всячески обзывал ее, а она без каких-либо задних мыслей бросилась ему на помощь, хотя знала — была уверена на все сто, — что если бы он нашел ее в похожем состоянии на полу туалета, то в самом лучшем случае прошел бы мимо. «Но я же не он. Я обладаю человечностью и состраданием, а потому должна помочь ему». Драко подошел к ней сбоку и сунул руку под воду, сразу же болезненно шипя. Гермиона вздрогнула, не ожидая, что он окажется так близко к ней, и сразу отшатнулась. Малфой на удивление ничего ей не сказал; сжав зубы, он очищал от крови предплечье, давая лучше разглядеть торчащее из раны мясо. Зрелище, честно говоря, было отвратительное. Видимо, Драко и правда не пытался покончить с собой, потому что помимо двух наиболее глубоких порезов, остальные повреждения были более поверхностны. «Видимо, он и правда пытался избавиться от метки». Гермиону скрутила жалость. Она закусила губу, вспоминая, как сегодня на вечеринке Лаванда в очередной раз набросилась на Драко из-за его статуса Пожирателя Смерти. Грейнджер стояла не так близко к ним, а потому не слышала всего разговора, но раз она обнаружила Драко, пытающегося содрать с себя метку, Лаванда смогла задеть его. — Ну, чего встала? — Драко выключил воду и недовольно глянул на Гермиону. — Ты вроде собиралась мазь искать в своей чудо-сумке. — Сама знаю, — пробубнила Грейнджер. — Не указывай мне, я тебе по доброй воле помогаю, поэтому будь добр, попридержи свой паршивый характер. — Я тебя ни о чем не просил, — сквозь зубы произнес Малфой. — Ты сама влезла, как всегда. «Да уж, нашел бы его кто-нибудь другой из гриффиндорцев, наверняка оставил бы и дальше истекать кровью». Гермиона ничего не ответила. Ну, а что она должна была сказать? Что даже такие невыносимые засранцы, как он, достойны того, чтобы о них позаботились? За такое он бы точно послал ее куда подальше. Грейнджер начала рыться в своей сумке с удвоенным упорством, потому что несмотря на то, что Малфой не издавал никаких звуков, кроме тяжелого дыхания, она понимала, что рука у него нехило должна болеть. Баночка с заживляющей мазью нашлась довольно быстро. Это не экстракт бадьяна, чтобы излечить все в кратчайшие сроки, но в данной ситуации это было лучшим решением. Конечно, самым лучшим выбором было отвести его к мадам Помфри, но девушка знала, сам Драко никуда не пойдет, да и мадам Помфри раструбит обо всем Макгонагалл, которая будет еще тщательнее присматривать за всеми учениками. Помимо мази нашлась еще и небольшая фляжка. «Так вот что мне в клатч сунул Рон!» Девушка нахмурилась, в очередной раз злясь на своего парня, а затем вытащила ее, понимая, что лучшего обезболивающего у нее с собой не было, а это хотя бы могло отвлечь Малфоя. — Это… это огневиски, — Гермиона протянула фляжку Драко. — Во всяком случае, я так думаю. — Думаешь? — Это не мое, поэтому я не уверена наверняка. Будь Драко в другом состоянии, он бы отпустил несколько колких высказываний — Гермиона почему-то была в этом уверена, хотя понятия не имела откуда, — однако он лишь взял фляжку из рук девушки. Грейнджер открутила крышку у банки с мазью и поставила ее на широкий край раковины, стараясь не смотреть на поврежденное предплечье Драко, чтобы лишний раз не ужасаться тому, что сделал с собой однокурсник. «Мерлин, насколько же у него все плохо, что он дошел до такого?» — Мне самой или ты… — Я еле держу себя в руках, Грейнджер, как ты думаешь? — огрызнулся Драко, обхватывая губами горлышко фляжки. Девушка вздрогнула от его ледяного тона. Сжала, что было силы, зубы и пристально взглянула на блондина. Малфой присосался к горлышку фляжки, как к единственному источнику воды в пустыне. Он, зажмурившись, пил большими жадными глотками, а его кадык на глазах у девушки то слабее, то сильнее выделялся на мужской шее, привлекая внимание. «Мерлин, что же это?» Гермиона опять вздрогнула и судорожно отвернулась к баночке с лечебной мазью. Она была так поражена своим внезапным интересом к каким бы то ни было частям тела Драко, что даже забыла о своем желании донести до слизеринца, что он не должен так грубо обращаться с теми, кто ему помогает. Вместо этого, Гермиона опустила указательный и средний палец в баночку, подхватывая мазь подушечками. Драко с тяжелым вздохом отстранил ото рта фляжку, закрыв ее, положил на край соседней раковины и злобно зыркнул на Гермиону. — Чего застыла? — сквозь зубы прошипел он. — Жду хоть каплю благодарности от тебя, — не осталась в долгу Грейнджер, беря себя в руки настолько, насколько позволяла вся необычность ситуации. Малфой окинул ее скептическим взглядом, несмотря на перекошенное от сдерживаемой боли лицо. Гермиона поджала губы, отвечая ему не менее упорным взглядом, но потом, заметив, как сильно он впился зубами в губу, тяжело выдохнула. «Да что же я за тряпка такая?» Она не могла стоять перед Малфоем и строить из себя горделивую львицу, пока он терпел сильную боль. Девушка сглотнула и обхватила запястье его больной руки свободной ладонью. Ее ледяные пальцы обожгло тепло его кожи, и девушка закусила губу, стараясь не обращать внимание на не покидающее ее чувство извращенности. «Я касаюсь Драко Малфоя, а он не отталкивает, презрительно кривя губы. Мерлин, видимо, в Запретном лесу стадо кентавров должны слечь с драконьей оспой». — Сначала будет щипать, — зачем-то предупредила она и поднесла подушечки пальцев, смазанные мазью, к наименее поврежденному участку кожи, решая начать с малого. Рука Малфоя напряглась, и сам он болезненно зашипел, когда Гермиона нанесла мазь на разодранную кожу. Она не представляла, каково ему, но несмотря на ненависть, всегда объединяющую их, по-настоящему сочувствовала парню. Это же насколько надо возненавидеть себя или свою жизнь? «Хотя издевался он именно над меткой, — девушка опять оценила ущерб, нанесенный его предплечью. Все повреждения не выходили за края чернильной татуировки. — Значит, он так сильно ненавидит свое клеймо Пожирателя?» Гарри рассказывал Гермионе, что Драко примкнул к Волдеморту еще на шестом курсе и пытался убить Дамблдора по заданию своего повелителя, но не справился с этим. Тогда Грейнджер сразу вздохнула спокойнее, все же как бы она ни старалась, она не могла представить ни одного из своих однокурсников убийцей. Ну, а потом Гарри поведал ей о том, как Драко не выдал его Пожирателям в мэноре, и тут Гермиона почувствовала, как ее сердце сделало кульбит. Девушка сразу не поняла, от чего все это, но, проанализировав, решила, что просто новость о том, что Драко Малфой, которого всю жизнь она старалась ассоциировать с самым настоящим злом, сделал что-то по-настоящему стоящее и правильное, не смогла не заставить девушку проникнуться к нему малой долей уважения. Да и Гарри — Гермиона сразу заметила — говорил о Малфое сдержанно и довольно уважительно. Здесь девушка поняла, что не только она поменяла мнение о слизеринце в положительную сторону. «Так, может быть, Драко не сильно-то хотел становиться близким соратником Волдеморта?» Гермиона, увы, не знала ответа на этот вопрос, да и была уверена, никогда не узнает, но все же легкий интерес поселился в ее душе. Словно маленький светлячок залетел через ухо в ее голову и обосновался там, не желая улетать, пока не узнает ответ на вопрос. Грейнджер опять окунула пальцы в банку и принялась дальше сосредоточенно наносить мазь на небольшой островок разодранной кожи. От ее мыслительного процесса в любом случае лучше не станет, а потому надо было поскорее все это закончить, удостовериться, что Драко в более или менее порядке, и свалить из этого туалета ко всем чертям. — Тебе надо бы показаться мадам Помфри, — не смогла промолчать Гермиона. — Мазь, конечно, ускорит заживление раны, но с экстрактом бадьяна твоя рука восстановится уже к завтрашнему дню. Драко молчал, и Гермиона, распределив оставшуюся мазь по ране, все же вскинула голову вверх, решая понять, в чем дело. Ее взгляд метнулся выше и почти что врезался в чужие серые радужки. Повеяло пробирающим до костей холодом Арктики. Казалось, если сейчас не укутаешься во что-нибудь потеплее, то прямо на месте превратишься в льдину, а Драко, видимо, был бы только рад. Его глаза выдавали напряжение, стойкое и непоколебимое, приправленное туманной дымкой алкоголя, от которой чернота зрачков впитала в себя почти всю серость радужки. Гермиона, едва дыша, всматривалась в лицо Драко, напряженно сжимая его запястье в своей ладони, как вдруг его губы исказились в ухмылке. Не в ироничной или самодовольной, надменной или высокомерной, а в такой дикой, безумной, что кровь в жилах стыла от одной лишь мысли, что она могла означать. — А если я не хочу? — неожиданно склонившись к Гермионе, прошептал Драко. — Что? — вырвалось у Грейнджер. Его дыхание скользнуло по ее лицу, и девушка почувствовала аромат огневиски и легкое послевкусие сигарет. Сердце взбрыкнулось, а по сознанию ударило стойкое ощущение дежавю. Гермионе показался запах сигарет… знакомым? «Да ну, бред какой-то, у меня ни в семье, ни в кругу общения никто не курит». Грейнджер нахмурилась, решая поразмыслить над этим, но Малфой вдруг сделал шаг вперед и несколько в бок. — Что, если я не хочу, чтобы моя рука заживала? Ты думаешь, я просто так это сделал? Гермиона отшатнулась назад и в сторону, отпуская руку Драко, и врезалась поясницей в раковину. С глухим звуком баночка с мазью соскользнула с бортика и улетела в чашу раковины. Несмотря на это, положение Грейнджер не улучшилось, а наоборот. Теперь Малфой стоял прямо перед ней, на расстоянии меньше метра, а она сама себя загнала в ловушку, глядя в его глаза. — Ты хотел… хотел избавиться от метки? — вдруг сорвалось с губ Гермионы. Драко же даже не обратил внимания. — Чувствуешь это? — Что? О чем ты? — Это было. Это все уже когда-то было, — Драко расплылся в самой пугающей улыбке, которую Гермиона могла только представить, и сделал шаг вперед. — Этот туалет, холод, ты загнанная в ловушку. — Я тебя не понимаю, я… — Не помнишь, — вдруг выдохнул Малфой. Его улыбка исказилась, стала больше похожа на оскал, а в глазах что-то пошатнулось, вырвалось наружу, заставляя темноту зрачков заблестеть. Драко, болезненно поморщившись, поставил руки с двух сторон от Грейнджер, сжимая ладони на холодном выступе раковины, и склонился над ней, заставляя еще больше, еще сильнее ощутить его запах. Мерзкий душок огневиски сейчас почти перебивал запах стойкого сигаретного дыма, но помимо всего этого до обонятельных рецепторов Гермионы донесся терпкий цитрусовый аромат, заставляющий ее остолбенеть. Это было ей знакомо. От усиленного желания вспомнить затрещала голова, но Грейнджер ничего не приходило на ум, даже ни одна жалкая вспышка воспоминаний не озарила ее сознание. Сейчас она знала, что не могла ошибаться, но… Малфой? «Что за бред?» — Так ты не помнишь этого, а, Грейнджер? Гермиона пораженно молчала, не понимая, что ее могло связывать с Малфоем, с ее врагом, с человеком, который всю жизнь смешивал ее с грязью, обзывая тем прозвищем, что теперь было выведено на ее предплечье. — Ты не помнишь этого? Драко вдруг схватил ее за волосы, оттягивая пряди и заставляя Гермиону откинуть голову назад. — Малфой, — от неожиданности пискнула Грейнджер. — Или этого? Его губы коснулись ее шеи, прямо там где под кожей билась сонная артерия, а потом зубы чувствительно сомкнулись на горячей плоти. Гермиону как ведром ледяной воды облили, и она, взбрыкнувшись, толкнула Малфоя в грудь, пытаясь освободиться из своей импровизированной ловушки. Тело начало потрясывать от негодования и злости, а также глупого непонимания всего происходящего. Хотелось в гневе раскричаться на Драко за его поведение и расплакаться от бессилия, ведь она чувствовала, что должна была — обязана, блин, — помнить, но не помнила! Однако Малфой был сильнее даже сейчас, будучи пьяным и израненным, он все равно крепко сжимал в своей ладони каштановые волосы, фактически заставляя ее держать голову отклоненной. — Отойди от меня! — неожиданно глухо произнесла она. — Я просто хочу, чтобы ты, блять, вспомнила, Грейнджер! — сорвавшимся голосом прокричал Драко, сильнее оттягивая ее волосы и, несмотря на ладони девушки, пытающиеся держать его на расстоянии, прижался к Гермионе бедрами. Грейнджер опять попыталась оттолкнуть Драко, но он со всей силой навалился на нее, заставляя поясницу Гермионы вспыхнуть болью. — Ты и этого не помнишь? Девушка сжала зубы, ощущая боль в затылке и позвоночнике, и вдруг мужские, влажные губы накрыли ее. Чужое дыхание обожгло лицо, а язык попытался напористо втиснуться меж девичьих губ. Гермиона была готова разрыдаться, настолько сильны были ее эмоции. Голову изнутри пронзило вспышкой боли, как иногда бывало на сеансах в Мунго, и девушка судорожно вздохнула через рот. Малфой же подумал, что она сдалась, и без промедлений ворвался в ее рот влажным твердым языком. Но Гермиона была растеряна, расстроена и зла. Голова, казалось, трещала по швам, а реальность, на пару с Драко, просто не давала нормально вздохнуть и понять, что происходит. Малфой, будто забывшись, ослабил хватку, и Грейнджер, воспользовавшись этим, одной рукой толкнула его в грудь, а другой ухватилась за раненое предплечье. Драко взвыл и отлетел от нее на несколько шагов, с яростью взирая на девушку. Он сжал зубы, стараясь справиться с болью, и опять шагнул к Гермионе, которая тут же отшатнулась в сторону. Голова кружилась, а от резкой боли и ощущения чужого языка в своем рту начинало тошнить. — Не смей больше дотрагиваться до меня, — тихо произнесла Гермиона, упираясь пальцами в виски, будто это могло прекратить невыносимую боль. — Грейнджер, просто… — Ты явно сошел с ума, Малфой! А я не собираюсь этого терпеть, — Гермиона развернулась и на негнущихся ногах вылетела за дверь туалета. В голове все путалось, ее било крупной дрожью, а запах сигарет и огневиски все еще забивал ноздри. Грейнджер бежала по пустым коридорам, надеясь поскорее оказаться в спальне и выпить успокоительное, которое ей выдали в Мунго и к которому она не думала, что притронется. «Гребаный Малфой!» …Драко же, проследив за тем, как дверь за Гермионой захлопнулась, громко прорычал. Боль, распространяющаяся от предплечья, скручивала все внутри, заставляя организм трястись от ужасных ощущений. Малфой, сцепив зубы, подошел к раковине, сунул пальцы в открытую банку с мазью и, сосредоточившись, размазал ее по ране. Легче, конечно, не стало, но все же Драко знал, что так было правильнее. От лечебной мази предплечье начинало щипать и чесаться, но это лишь означало, что кожа медленно восстанавливается, а чем быстрее это произойдет, тем быстрее прекратится боль. Хотя Малфою к боли было не привыкать. В прошлом году ему столько раз доставалось Круциатусом, что ощущения от раны были почти что привычными. В голове все еще стоял туман от алкоголя и полнейшая неразбериха от произошедшего несколько минут назад. Боль от наполовину содранной метки пока приглушала унижение от слов Браун, и Малфой, ощущая извращенное искупление, пока пытался не возвращаться к этой теме, чтобы лишний раз не загоняться, потому что подумать ему было о чем. Грейнджер. Как всегда гребаная Грейнджер со своим гребаным участием, помощью и желанием влезть своим дурацким носом в его гребаную жизнь. Это было бы смешно, если бы не было так печально. Ведь она не помнила. И правда абсолютно ничего не помнила, и, как бы Драко ни пытался все эти дни делать вид, что ему по барабану, это оказалось не так. Хватило ее присутствия с ним один на один, алкоголя, дурацкого ощущения дежавю, и все — бам! — Малфой уже не контролировал себя. «Как же я жалок». Драко опять потянулся к сигаретам. Пользуясь лишь одной рукой, он кое-как поджег ее палочкой, подобранной с пола, и затянулся, опять открывая окно. Холод ветра, ворвавшегося в помещение, заставил все тело, кроме пульсирующей болью руки, онеметь. Сигаретный дым помог слегка расслабиться, почувствовать себя капельку лучше, но потом опять… Карие радужки, ее приоткрытые в недоумении губы и холодные тонкие пальцы на его запястье. «Мерлин, это какое-то издевательство!» Малфой пытался избавиться от этого, правда пытался, да весь прошлый год он только и думал, что надо забыть про Грейнджер, надо выкинуть все это из головы и жить дальше. Надо-надо-надо. Но вот он опять стал прижиматься к ней, опять почувствовал мягкость ее волос, увидел, как ее зрачки расширились, когда он заставил ее голову отклониться назад, а потом ощутил аромат ее кожи, когда грубо укусил девичью шею. Сирень и свежесть. Всегда так легко и непринужденно, что все внутри рушилось от этого чувства, щемящего сердце. Но ведь можно было все это прекратить! Забыть, уничтожить любую крупицу желания оказаться в поле ее зрения. У него ведь был второй шанс, когда он понял, что она ничего не помнит! Но Малфой, откровенно говоря, просрал его, когда понял, что ее присутствие рядом что-то делало с ним, меняло его, давая прочувствовать другие эмоции помимо боли, унижения и вины, заставляло отвлечься от страданий, и эгоист внутри Драко, который безумно хотел прекратить всю эту вакханалию, творящуюся с ним, послал ко всем чертям разум. Тогда Малфой и поцеловал ее. Опять. Грубо, напористо и страстно, так, как желал в глубине души весь прошлый год, надеясь какой-то частью сознания, что она вспомнит. Все вспомнит, ответит на поцелуй, наконец-то улыбнется ему, и Драко почти почувствовал себя окрыленным, когда ее рот чуть приоткрылся, но Грейнджер лишь сделала ему больно. Вдвойне больно. Надежда рухнула и опустилась пылью к его ногам, а предплечье взорвалось болью от ее намеренного прикосновения. В глазах тогда защипало, и он стал еще более жалким, пытаясь в чем-либо ее убедить. Малфой еще раз затянулся сигаретным дымом. Тело окаменело и начало мелко трястись, пытаясь донести до него, что весь его организм на грани, но Драко все так же стоял напротив открытого окна, будто не обращая внимания. Пора было что-то решать. В жизни Малфоя и так было слишком много боли, и ему надо было решить, что с этим делать. Он не хотел больше чувствовать себя жалким слабаком, не хотел больше ни перед кем унижаться или страдать в одиночестве на полу туалета. Пора было это прекращать, и Драко, выкинув окурок на улицу, закрыл окно.