Израненные

20 сентября, воскресенье

Все быстро крутилось и смешивалось в одну сплошную неразбериху силуэтов и звуков. Гермиона пыталась замедлить ход событий, но ничего не получалось, сколько бы она ни старалась зацепиться за что-нибудь одно. Казалось, она только видела всполох рыжих волос, а вот уже ее настигал взгляд серых глаз. Потом уши резал противный звонкий смех и хлюпающие звуки поцелуя, и сразу же все сменялось хриплым знакомым голосом в тишине, который произносил ее имя. Гермиона уже начала думать, что эта какофония событий, которые отчего-то казались ей смутно знакомыми, никогда не прекратится. Ее даже начало подташнивать, а в висках резко запульсировало. Грейнджер поморщилась, все еще наблюдая расплывчатую картинку, в которой она застряла, а потом вдруг перед глазами прояснилось. Очень быстро, буквально на долю секунды, но этого хватило, чтобы Гермиона почувствовала себя стоящей в гостиной Гриффиндора в окружении ликующей толпы. Она сначала не поняла, почему сердце так сжималось, пока вид до конца не сфокусировался, и перед глазами не возникли двое в окружении знакомых людей. Гермиона сразу их узнала, хотя и почти не видела лиц двух целующихся учеников. Лаванда и Рон. «Ну конечно, кто же еще». Болезненное ощущение предательства поднялось с новой силой, она почувствовала, как тело не по ее воле начало отворачиваться и быстро следовать на выход из башни. Но вдруг эта сцена будто отошла на задний план. Все размылось, при этом продолжая ход событий, заложенных в данном отрезке времени, а все внимание сфокусировалось на другой, не менее животрепещущей картине. Она стояла в темном кабинете. Лунный свет лился из окон, освещая парты, стулья и мужской силуэт чуть поодаль. — Что-то ты припозднилась сегодня, Грейнджер, — манерно растягивая слова, произнес парень, и Гермиона заметила, как его светлые волосы блеснули в свете луны. — Я уже собирался уходить. «Малфой», — догадалась она, прежде чем картинка сфокусировалась на Драко, застывшем у одной из парт. — Так что же не ушел? Гермиона чувствовала, как опять она говорила не по своей воле. Будто Грейнджер действовала по какой-то заложенной программе. Драко промолчал, а все перед глазами опять размылось, замельтешило, и вот она уже чувствовала на своей шее теплые, влажные губы. И только через секунду осознала, что стояла она, облокотившись локтями о парту, пока Малфой медленно и так сладко ласкал ее пальцами между ног. Внутри все одновременно потеплело и недовольно завертелось. Противоречивые эмоции внезапно ударили по голове так сильно, что Гермиона услышала звон в ушах и... Она проснулась. Дыхание сорванное, а вся футболка влажная. Грейнджер зажмурила глаза и перевернулась на бок, скидывая одеяло. «Что это было?» — подумала она, пытаясь переварить информацию. В голове начали метаться фрагменты сна и собственные воспоминания, которые сопровождались гадким чувством похмелья. Гермиона тяжело сглотнула и начала садиться в кровати. Ужасно хотелось антипохмельного зелья, воды и понимания — был ли сон лишь выдуман подсознанием в связи с похожими событиями предыдущего дня, или это ее память таким образом давала о себе знать.

***

Гермиона ходила взад-вперед по комнате, чувствуя рвущуюся изнутри злость. Взгляд периодически падал на пузырек с нежно-лиловым зельем, стоящий на прикроватной тумбочке, и от его вида Грейнджер еще сильнее сжимала ладони в кулаки. Мысли лихорадочно метались в черепной коробке, и Гермиона не могла определиться, какую именно подвергнуть тщательному анализу. В конце концов она остановилась и взяла с прикроватной тумбочки флакончик с зельем, начиная нервно теребить его в ладонях и кусать нижнюю губу. «Меня это не устраивает». В подсознании всплыли воспоминания сегодняшнего утра. — Диагностика показала, что ваш эмоциональный фон очень... нестабилен. Вам есть, что рассказать мне, мисс Грейнджер? Вы что-то начали вспоминать, или учеба так влияет на вашу мозговую деятельность? Миссис Адамс, целитель у которого наблюдалась Гермиона, воззрилась на пациентку с присущим ей вежливым интересом и мягкостью. Это вроде бы предрасполагало к общению, но Грейнджер все равно нервно сглотнула прежде чем начать говорить. — У меня... у меня не было как таковых воспоминаний, но произошло несколько... событий, после которых голова раскалывалась так сильно, что пришлось принимать зелье, а также возникло острое ощущение дежавю. Миссис Адамс распахнула глаза так широко, что они едва не вышли за пределы ее узких очков в тонкой оправе. — О, мисс Грейнджер! Так это же замечательно! — воскликнула целительница, начиная что-то быстро писать в своем блокноте. — А после этого вы не видели сны? Может, несколько странные, повторяющие события того дня, или после которых вас опять преследовало ощущение дежавю. Сердце громко бухнуло в груди. Гермиона вспомнила сумасшедший сон сегодняшней ночи и сжала ладони в кулаки, чувствуя нервозность. — Д-да, я видела такие сны, — тихо ответила Грейнджер. — Прекрасно! — всплеснула руками миссис Адамс и подорвалась со своего кресла к шкафчику, наполненному различными целебными зельями. Гермиона поежилась от энтузиазма женщины. Она, конечно, понимала, что до этого момента целительница вообще считала, что случай Грейнджер безнадежен, ведь три месяца не было никаких подвижек в ее памяти, но... Самой Гермионе было мало чувства дежавю и головной боли. По сути, это была лишь реакция мозга на события, происходящие в жизни, которые заставляли ее память подавать признаки существования. Она понимала, что может зависнуть в таком состоянии на несколько недель, а того гляди, и месяцев. Грейнджер поджала губы, глядя на копающуюся в шкафчике целительницу. Стерильная, абсолютно белая обстановка этой комнаты действовала на нервы, а уж тихое напевание женщиной себе под нос какой-то мелодии, и подавно. Гермиона понимала, что все это глупости, ведь на самом деле ее раздражало совсем не это. Она все еще не могла забыть целующихся Рона и Лаванду, касающегося ее Малфоя и неразберихи собственных эмоций. Реальность внезапно вернула девушку к ее сну, и Гермиона вздрогнула от пришедшей в голову идеи. — Так вы думаете, — прервала Грейнджер дурацкую мелодию миссис Адамс, — что сон, который я видела это, и есть отрывки моих воспоминаний? Целительница радостно охнула, обнаружив нужный пузырек с зельем, и вернулась на свое место, внимательно взглянув на пациентку. — В этих снах вы чувствовали себя свободно, делали то, что хотели? — Нет, — сразу выпалила Гермиона. — Я действовала будто не по своей воле. Миссис Адамс расплылась в улыбке и что-то черканула в своем блокноте. — Я думаю да, мисс Грейнджер. Во время сна, когда мозг находится в наиболее расслабленном состоянии, он более разгружен и не получает информацию из окружающей среды. Однако это активизирует мозговую активность и вполне возможно, что ваши воспоминания в этот момент пытаются пробиться на поверхность. — Понятно, — ответила Гермиона, пока внутри поднимался настоящий ураган из чувств. «Это ведь значит, что... Рон когда-то встречался с Лавандой, а я и Малфой состояли в каких-то отношениях». Из двух ударивших по голове новостей выигрывала все же первая. Она, конечно, не хотела верить, что у нее с Малфоем что-то могло быть, но странное поведение Драко уже давно подталкивало ее к этому. Так что это было не так удивительно, как Рон и Лаванда... «Получается мне все лгали? — с замирающим сердцем подумала Гермиона. — Гарри, Джинни... Рон. Если они не упомянули факт былых отношений между Роном и Лавандой, значит, могли что-то еще утаить от меня». Злость вспыхнула так стремительно, что Гермиона едва смогла удержать нейтральное выражение на лице. Однако мысли девушки прервала миссис Адамс, поставив прямо перед ней флакончик с нежно-лиловым зельем. — Мисс Грейнджер, это очень хорошие новости. Надежда на восстановление памяти еще есть, и воспоминания не стерлись подчистую, а просто хорошо скрылись от вашего внимания, — целительница кивнула на прозрачный пузырек. — Это зелье стимулирует мозговую активность. Вам надо пить по одной капле в начале и в конце дня, и тогда у нас есть надежда, что через полгода... — Полгода? — Это в лучшем случае. Обычно это занимает несколько лет. — Но я ведь... я ведь начала что-то вспоминать. Разве нельзя как-то побыстрее... — начала хвататься за любую возможность Гермиона. — Я помню, в самом начале наших сеансов вы говорили про какое-то сильное зелье. — Эликсир восстановления памяти мы даем только в самых безнадежных случаях на свой страх и риск. Он очень агрессивно борется с заклятиями, что очень вредно для здоровья и может привести к коме из-за перегрузки мозга, — серьезно проговорила миссис Адамс, — а у вас есть подвижки в состоянии, поэтому я уверена, что через несколько лет Вы все полностью вспомните, мисс Грейнджер. Гермиона раздраженно выдохнула. Она долго спорила с целительницей, почти доведя ее до нервного тика, но все было тщетно. Ей вручили пузырек с зельем, стимулирующим мозговую активность, и отправили в Хогвартс. Гермиона, скривившись, посмотрела на флакончик в своей ладони, тяжело вздохнула и открутила крышку. Зелье на вкус было как растительное масло с ароматом лаванды, и Грейнджер передернуло. Она опять посмотрела на пузырек и, фыркнув, вылила себе на язык еще пару капель. «Вряд ли от нескольких капель зелья для повышения активности мозга может что-то случиться». Ей хотелось биться головой об стену от безысходности. Она знала о свойствах этого зелья. Оно просто стимулирует работу мозга и заставляет информацию, поступающую из окружающей среды, лучше усваиваться. То есть фактически это было просто лучшей средой для ее памяти, но саму память это никак не подталкивало к восстановлению. Полгода. Гребаные полгода. И то в лучшем случае. То есть Рождество придется встречать без родителей, свои дни рождения они тоже будут праздновать, не зная, что у них есть дочь, которая хочет их поздравить. Гермиону это не устраивало. Ее злило, что целительница решала за нее и не давала ей то самое, сильное зелье. Она нахмурилась и решила, что сегодня обязательно пойдет в библиотеку, после того как решит более жизненные проблемы. И вот заставив себя наконец взяться за анализ вчерашнего дня, Гермиона почувствовала как злость, раздражение, смешанное с усталостью и непониманием, сильнее навалились на нее. Рон. Предательство противно вибрировало в каждой клеточке тела. Было неприятно осознавать произошедшее и взять себя в руки не получилось, как бы Гермиона ни пыталась. Она не понимала, чем заслужила такое. Рон ведь мог уже давно подойти к ней и сказать, что его не устраивают их отношения, а не бегать больше недели от нее и зажиматься с другой девушкой в туалете. Но не только из-за этого она испытывала дикую злость. Рональд утаил от нее его отношения с Лавандой и подговорил на это друзей, а потому Гермиона чувствовала себя вдвойне обманутой. «Вдруг они скрыли что-то еще? Что-то более важное, что помогло бы мне вспомнить?» От ощущения предательства хотелось биться в истерике, как вчера в этом холодном пустынном коридоре, где ее нашел Малфой. Малфой. На душе стало еще противнее. Мало того что она поступила ничуть не лучше Рона, так еще сделала это с кем? С Малфоем! «Мерлин, ну что со мной не так?» Впервые с начала учебного года ее душевное равновесие пошатнулось. Сейчас она могла с уверенностью сказать, что больше не может делать вид, что с ней все хорошо. Все в ее жизни пошло под откос. Предательство Рональда, недомолвки с друзьями, интимная близость с Малфоем. А если уж вспомнить про гребаное бесполезное зелье, которым ее теперь пичкают, и положение, при котором она никак не может помочь сама себе... В общем, все было настолько плохо, как на оставшейся памяти Гермионы еще никогда не было. «Еще и Малфой со своим странным благородством, драккл бы его побрал». Она даже не могла понять, что именно чувствовала от того, что он ушел после того, как доставил ей удовольствие. Она не ощущала себя использованной, и это было хорошо, но... Черт, она помнила, как он целовал ее, как касался, помнила свои дикие ощущения и его последнюю фразу. «Считай это моим подарком. С днем рождения, Грейнджер». После этого она почти протрезвела. Гермиона была пьяна и явно не совсем адекватна, но боль, которую она уловила в его шепоте, была почти осязаема. «Драко Малфой испытывает ко мне какие-то чувства», — опять испуганно подумала она. Это ее смущало и ужасно коробило. Она не знала, как к этому относиться, а особенно после отрывка воспоминаний из ее сна. Все связанное с Драко Малфоем с начала учебного года ставило ее в тупик, и Гермиона хотела докопаться до истины. А это возвращало ее к проблеме ее памяти, а следом к разговору с Роном. «Ну что же, пора решать проблемы по мере их поступления».

***

И следуя своему плану дабы решить первую проблему на повестке дня, Гермиона зашла за Роном в спальню мальчиков. Уизли выглядел помятым, также как и остальные друзья, но помимо всего прочего его опущенная голова и ссутуленные плечи будто давали понять, что он шел на казнь. Это взбесило Гермиону, а потому прикрыв за собой дверь, она сразу выпалила, вздернув подбородок: — Я вчера видела вас с Лавандой. Рон замер, широко распахнув глаза, и его лицо начало покрываться красными пятнами. Гермиона почувствовала отчего-то еще более обжигающую, изнуряющую злость на него, на себя, на весь мир. — Гермиона, я... — Ты не мог сразу подойти ко мне и поговорить? — всплеснула руками Грейнджер. — Да ладно, поговорить. Просто подошел бы ко мне и сказал: «Извини, но меня не устраивают наши отношения, я хочу расстаться». Это что сложнее, чем зажиматься по углам с другой девушкой? — Я не хотел делать тебе больно, — произнес Рон, виновато опустив голову. Грейнджер поджала губы. Она понимала, что злиться и ругаться бесполезно, все равно назад ничего не вернешь, но... «Черт, как же меня все это бесит». Разбитое сердце все еще давало о себе знать, отдаваясь пульсирующей болью в груди при взгляде на Рона. Она четко видела, как ее видение мира разбивалось о предательство близкого друга и теперь уже бывшего парня. Все то, что она видела в нем — покой, стабильность и уют — крошились прямо в ее руках, опадая на холодный пол под ногами. Было больно, а от того она злилась еще сильнее. — О, замечательно. Совсем не сделал мне больно. Молодец, — прошипела Гермиона, сжав ладони в кулаки. Повисла гнетущая тишина. Грейнджер, сжав зубы, смотрела на съежившегося под ее взглядом Рона. Она понимала, что разговор можно было считать завершенным, потому что ни его извинения, ни его оправдания слушать не хотелось. Однако за пеленой собственных разбитых чувств она вспомнила, что еще хотела узнать. — Гермиона, прости, — наконец произнес Рон, подняв на Грейнджер полный раскаяния взгляд. — Я не хочу оправдываться. Знаю, что это глупо, но... Я правда не хотел, чтобы все так вышло. Дальше поцелуев у нас с Лавандой не зашло, я правда хотел поговорить с тобой сначала и... — И, наверное, сказать мне, что у вас уже когда-то были отношения? — прямо в лоб бросила Гермиона, наблюдая за тем, как у Уизли начали расширяться глаза. — Откуда ты... — начал Рональд, замолкая на полуслове. — Стой. Ты... ты начала вспоминать? Уизли от неожиданности сделал шаг вперед, окидывая Гермиону взволнованным взглядом. Грейнджер от его участия стало не по себе. Она понимала, что многолетняя дружба никуда между ними не денется, и они всегда будут дороги друг другу, но сейчас при наличии разбитого сердца, истекающего кровью предательства, его забота была неприятна. — Не твое дело, — жестко бросила она. — Ответь на вопрос. — Да, — замялся Рон. — У нас с Лавандой были отношения на шестом курсе. — Зачем ты скрыл это от меня? — задала Гермиона волнующий вопрос. — Да еще и попросил Джинни и Гарри лгать мне? Рон запустил ладонь в рыжие пряди, взъерошивая волосы. Гермиона недовольно поджала губы, желая поскорее уйти отсюда, чтобы не видеть и не слышать Рона ближайшее время, пока ее злость на него до конца не иссякнет. — Я не хотел все усложнять, — честно признался Рон с тяжелым вздохом. — Я не хотел, чтобы ты видела в Лаванде соперницу, потому что тогда, на шестом курсе, тебя раздражали наши отношения. Я хотел, чтобы... знаешь, у нас были идеальные отношения. Чтобы они не омрачались ревностью и былыми обидами. Гермиона не смогла сдержать ироничного, печального фырканья. Как бы Рон этого не хотел, Лаванда оказалась ее соперницей, только вот она об этом совершенно ничего не знала, благодаря Уизли. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. — Есть что-то еще, что ты захотел от меня скрыть? — вместо ответа на его слова спросила Гермиона, чувствуя, как горлу подступает ком. Нервы подводили ее. Находиться наедине с Роном становилось с каждой секундой все сложнее и сложнее. — Когда мы отправились на поиски крестражей и наконец-то нашли один из них... Я психанул и бросил вас с Гарри на какое-то время. Ты тогда очень расстроилась и долго обижалась на меня, что, естественно, было правильно, ведь я и правда был виноват. Сердце екнуло. Нет, она не вспомнила этого, но будто былое ощущение одиночества и предательства нахлынуло на нее. — Это все? — безэмоционально произнесла Грейнджер, чувствуя раздирающую изнутри боль и тоску. «Пора уходить». Рон кивнул, и Грейнджер, тяжело сглотнув, развернулась на каблуках, собираясь сейчас же покинуть спальню. Злость начала медленно сменяться апатией, и Гермиона знала, что ей надо вернуться в свою комнату прежде, чем она зальет здесь все слезами. — Гермиона, послушай, — произнес Рон, когда Грейнджер положила ладонь на дверную ручку. — Мне очень, очень жаль, что все так получилось. Я чувствую себя ужасно виноватым и не знаю, сможешь ли ты меня простить, но... я очень надеюсь, что когда-нибудь мы сможем опять стать друзьями. «Как бы и мне этого хотелось», — пронеслось в голове. Глаза начало жечь от подступающих слез, и Гермиона сильнее сжала дверную ручку в ладони. — Может быть, — прошептала Гермиона. — Я буду ждать столько, сколько потребуется. Ты всегда можешь рассчитывать на меня, если тебе будет нужна помощь. Дверь закрылась за Гермионой с тихим хлопком, так и оставив слова Рональда без ответа.

21 сентября, понедельник

Драко пришел в библиотеку на десять минут раньше положенного времени. Он огляделся по сторонам, пытаясь заметить знакомую макушку, склонившуюся над домашним заданием, но так и не найдя никого взглядом, отправился к стеллажам с книгами. На самом деле он вообще не знал стоило ли ему сегодня сюда приходить. С Грейнджер они не общались с той самой субботы, и это было неудивительно. Ну действительно, с чего бы после всего произошедшего ей искать с ним встреч? Драко старался рассуждать рационально, но все равно все воскресенье пытался найти ее взглядом на завтраке, обеде, в общей гостиной и лишь на ужине смог спокойно выдохнуть. Она зашла в Большой зал в компании Поттера и мелкой Уизли и выглядела слишком сосредоточенно для человека, который вчера сидел в пустом коридоре и рыдал навзрыд. Малфоя это поразило. Он, конечно, понимал, что вряд ли на виду у всех она будет показывать свои истинные чувства, но все же не думал, что она будет настолько собранной. Однако его любопытство по поводу того, из-за чего она плакала, было удовлетворено пятью минутами позже, когда Уизли зашел в Большой зал и сел на другой половине стола. Его сестра на пару с Поттером кинула на него странный взгляд, тем временем как Грейнджер вздернула подбородок, с преувеличенно важным видом накладывая себе на тарелку овощное рагу. Несмотря на то, что хотелось кинуть в Уизли каким-нибудь гадким заклинанием, чтобы отомстить за боль, причиненную Грейнджер, Малфой все же почувствовал разливающееся по телу тепло. Было не трудно сложить два и два и понять, что бросающаяся на него Грейнджер хотела ни больше, ни меньше, а отомстить своему недопарню, а значит вполне вероятно, что она застала его за изменой. От мысли, что Грейнджер и Уизли расстались все внутри начало зудеть от неконтролируемого, такого глупого счастья. Он, конечно, понимал, что как бы там ни было, Гермиона вряд ли прыгнет в его объятия, но не мог избавиться от мысли, что теперь у него есть все шансы, чтобы она обратила на него внимание. «Если, конечно, после всего произошедшего она вообще посмотрит в мою сторону». Драко раздраженно выдохнул, отбирая нужные учебники для их занятия. За все воскресенье Грейнджер ни разу не взглянула на него, но это ладно. Это Малфой еще мог пережить, понимая, что она правда паршиво себя чувствовала после субботы, принесшей ей так много впечатлений. Но сегодня, на совместных чарах Грейнджер совершенно не обращала на него внимания, заставляя чувствовать себя гребаным пустым местом, хотя они опять должны были совместно работать над Протеевыми Чарами. Сейчас же Драко чувствовал себя идиотом. Он не знал, какого драккла приперся в библиотеку. Вроде уже было понятно, что после того, как он воспользовался ситуацией и повелся на уговоры Грейнджер, она вряд ли захочет с ним общаться, хотя он и не довел дело до конца, ограничиваясь только ее удовольствием. А от того, что он впервые поступил не в угоду своему эгоизму, он не мог перестать надеяться. Так сильно, что сердце сжималось. Малфой, сцепив зубы, взял нужные книги и сел за их обычный стол для занятий. До положенного времени оставалось еще три минуты, и Драко почувствовал, как в животе что-то неприятно скрутилось от ощущения ожидания, приправленного пессимистичным: «Идиот. И на что я надеюсь?» При мыслях о Грейнджер сознанием опять завладевали воспоминания. Он не мог перестать думать о ее губах и податливом теле, о ее тихих стонах в тишине пустынного кабинета и бархатной коже под его пальцами. Драко встряхнул головой и раздраженно открыл учебник с вопросами, пытаясь не глазеть по сторонам, чтобы не выдать свои истинные чувства. — Малфой. Сердце в груди так резко подпрыгнуло, что Драко задержал дыхание, чувствуя, как все тело напряглось от знакомого голоса. Послышался скрип ножек стула по полу, а затем шелест мантии. — Грейнджер. Драко оторвал взгляд от учебника. Гермиона сидела перед ним с таким воинственным видом, скрестив руки на груди, что Малфой едва сдержал улыбку вместо положенного выражения ужаса, которого она, наверное, и добивалась. «Видимо, она подготовилась к нелегкому разговору, раз пришла. И явно собирается высказать все, что обо мне думает». Драко изогнул бровь, ожидая, что она первая начнет разговор, но Грейнджер молчала, изучая его взглядом. Это было интересно. Малфой думал, что она налетит на него с обвинениями и криками, но Гермиона лишь подозрительно молчала и с прищуром смотрела на него. Что пыталась увидеть? Непонятно. Только она совсем не догадывалась, как Драко нравилось быть в центре ее внимания. Его губы дернулись в ухмылке, и он приготовился выдать одну из своих ядовитых фразочек, как вдруг Грейнджер подалась вперед, упираясь ладонями в столешницу. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему когда-то ты ждал меня в одном из кабинетов Хогвартса и, даже когда я опоздала, не ушел. БАМ. Сознание вдруг взорвалось, и все мысли разбежались в рассыпную. Уголки губ опустились вниз, а взгляд впился в торжествующее лицо Грейнджер. — Ты... ты что-то вспомнила? — выдавил из себя Драко, пытаясь понять, что он чувствовал по этому поводу. Удивление, восторг, испуг, непонимание. Драко показалось, что его переклинило от количества вспыхнувших внутри эмоций. — Так теперь ты расскажешь, что между нами было и как все это произошло? Это заставило его прийти в себя. «Она вспомнила лишь какой-то фрагмент, и это... ничего не значит». Малфой придал себе нейтральный вид. Он понимал, что было глупо отпираться теперь, когда она что-то вспомнила. Да и он сам облажался, намекнув своими словами в ее день рождения о своих чувствах, но все же... Драко просто не хотел рассказывать. Он не видел в этом смысла. Их отношения на шестом курсе были непонятными, и он, даже если очень постарается, не сможет объяснить эти странные встречи под покровом ночи. Однако из ее интереса к его персоне посредством любопытства и интриги можно было извлечь выгоду и заставить Грейнджер по-другому посмотреть на него. Это был какой-то странный план, максимально отбитый, особенно для Малфоя. Но если у него был шанс еще хоть когда-нибудь поцеловать Грейнджер, он был готов прибегнуть к нему. — А ты расскажешь мне почему в субботу я нашел тебя рыдающей в коридоре? — спросил Драко, откидываясь на спинку стула. Она поджала губы, а ее выражение лица исказилось в раздражении. — Это тебя не касается. — М-м-м. Малфой опять взял книгу в руки, начиная переворачивать одну страницу за другой и пытаясь сдержать рвущуюся наружу ухмылку. Он знал, что бесил ее. Прямо-таки чувствовал исходящие от нее волны раздражения, и это заставляло его еще сильнее действовать ей на нервы, лишь бы удержать ее внимание. — Что. Между нами. Было? — понизив голос прошипела Грейнджер, явно на пике своего терпения. Драко не понимал, зачем ей это. Почему Гермиона так рьяно хотела об этом узнать? Малфой не был глупцом, а потому понимал, что ей нужна была информация не из-за каких-то там чувств. Этому должно быть разумное объяснение, только вот вряд ли Грейнджер расскажет ему об этом, если он так просто все выложит. Однако уже то, что Гермиона что-то начала вспоминать, не смогло не обрадовать. Неугомонная надежда опять вспыхнула в груди, и Драко в очередной раз понял, что пропал. — Когда-нибудь ты вспомнишь, Грейнджер, и сама ответишь на свой вопрос, — просто ответил ей Драко. — Так что, продолжим? Гермиона ничего не ответила, продолжая раздраженно пялиться на него, в то время как Малфой откровенно наслаждался их взаимодействием. Он уже нашел нужную страницу и приготовился прочитать вопрос, как Грейнджер склонилась над столом и, снизив голос, дерзко произнесла: — Покажи мне метку, Малфой. — Что? — вытаращился на нее сбитый с толку Драко. — Покажи мне ее. Драко нахмурился, совершенно не понимая ее и всю ситуацию в целом. «Сначала она требует поведать о прошлом, теперь хочет увидеть мою метку. Что с ней?» Он не мог не заметить, как странно светились ее глаза, выдавая огонек идеи во взгляде. — Нет. Гермиона сжала зубы и ткнула пальцем в книгу, которую он держал. — Ты же сам хотел продолжить, а рассказать об отметинах на своем теле наверняка просят в перечне вопросов. Так что тебе мешает... — Я не понимаю тебя, — не выдержал Драко, откладывая книгу в сторону и тоже склоняясь к ней, чтобы их разговор никто не мог услышать. — Ты ее видела Грейнджер, забыла? Зачем тебе это? Гермиона промолчала, внимательно разглядывая его. Так, будто хотела найти в нем что-то важное, что-то, что помогло бы ей решиться. Наконец она, тяжело вздохнув, произнесла: — Я расскажу тебе, если ты мне покажешь метку. Это заставило Драко замереть. Он мог бы обманывать себя сколько угодно, но ему и правда было любопытно узнать, почему Грейнджер так странно себя ведет. Малфой будто считал, что если она расскажет причину своих поступков, то он сможет стать с ней еще ближе, еще ближе, чем в субботу вечером. — Хорошо, — наконец выдал Драко после минутного раздумья. — Я покажу тебе метку... только если, ты покажешь мне свою. Это заставило Грейнджер замереть, а кулак на той самой руке сжаться. Малфой понимал, что неправильно было просить ее об этом. Все же ее шрам был следом насилия, а не знаком отличия, на который ему было уже все равно. Но... глаза Гермионы внезапно расширились и будто загорелись. Она начала лихорадочно расстегивать пуговицы на манжете рубашки, смотря прямо на Драко. — Я согласна. Малфой удивленно вытаращил глаза и быстро оглянулся по сторонам. Никто на них не смотрел, но то, что Грейнджер это даже не волновало, очень напрягало. «Да что с ней такое?» Она выглядела немного по-сумасшедшему, будто охваченная пришедшей в голову идеей. Драко стал медленно расстегивать пуговицы на манжете своей рубашки, не отрывая глаз от пугающей инициативы на лице у Грейнджер. Он опять украдкой посмотрел по сторонам, убеждаясь, что за ними никто не наблюдал, и стал поднимать белоснежную ткань вверх, оголяя предплечье. Чернильная метка все также оттеняла его светлую кожу, только теперь кое-где прерываясь едва заметными шрамами. Он поморщился, кладя предплечье на стол, а потом, выдохнув сквозь зубы, перевел взгляд на Грейнджер. Она также освободила предплечье от ткани и положила на стол параллельно его, не отрывая взгляда от мужской руки, будто хотела там что-то найти. Драко же с замирающим сердцем посмотрел на ее шрам. В сознании ярко вспыхнул тот момент, когда она его получила, и сумасшедший смех Беллатрисы почти зазвучал в голове. Хотелось провести по ее шраму пальцами и сказать, как ему жаль, хотелось доказать, что он уже считал это ругательство мерзким и больше никогда не произнесет его даже мысленно, но... Грейнджер вдруг громко выдохнула, и Малфой быстро перевел взгляд на ее лицо. Секунда. Молчание в тишине библиотеки, и ее взгляд вдруг расфокусировался. Лицо искривилось в гримасе боли, и она зажмурила глаза, хватаясь за голову, а потом вдруг начала заваливаться вбок. Драко оцепенел, не понимая, что происходит. Боль на ее лице казалась такой знакомой, что Малфоя едва не подкинуло от желания уберечь ее. Но он успел только вскочить и удержать ее от падения со стула, лихорадочно осматривая ее побледневшее лицо, и все еще виднеющийся шрам на обнаженном предплечье.