***
— Ты не хочешь ничего мне рассказать? — Рон говорил вроде бы спокойно, но яд в его словах жег ему глотку. — О чем это ты? Лаванда смотрела на него удивленно и хлопала ресницами, будто она святая невинность. — О том, что ты приняла предложение Нотта и будешь танцевать с ним на балу. — Твой же лучший друг и попросил всех нас по возможности выбрать себе в пару человека не со своего факультета, а еще лучше со Слизерина, так что не вижу повода для ревности. — Так надо было обсудить это со мной… для начала, — раздраженно заявил Уизли и язвительно добавил: — И я не думал, что ты заделалась в защитники прав слизеринцев. Рон выплескивал на нее злость, предполагая, что она будет защищаться, но в глазах Лаванды за секунду вспыхнул огонь, и она повысила голос: — А я, опять начав встречаться с тобой, не думала, что ты растерял все свободное время и вдруг решил выбиться в отличники! Все-таки подумываешь вернуть эту свою Грейнджер? — Какого… — Рон в непонимании поморщился. — О чем ты вообще? Я еле перебиваюсь с «Удовлетворительно» до «Отвратительно», поэтому и сижу в библиотеке до ночи! Да, мне не насрать на свое будущее и учебу, да, я не могу, как ты, почитать полчаса учебник и выкрутиться на «Выше ожидаемого»! И при чем здесь вообще Гермиона? Я с ней уже несколько недель не общаюсь! — Откуда мне знать, что ты делаешь и с кем находишься в библиотеке! Рон в возмущении набрал побольше воздуха, чувствуя, что его голос становился лишь громче. — Так пришла бы и узнала! Я каждый день звал тебя с собой, но когда ты все же приходила, то сидела со мной пять минут, а потом отвлекала и начинала канючить, что больше не можешь там находится! В чем вообще проблема? — Но ты… — она растерянно моргнула, а потом ее глаза загорелись новым огнем. — Ты почти не обращаешь на меня внимания! Мы совсем не проводим время вместе! Рон сжал руки в кулаки и почувствовал, как его лицо горело от ярости. — Может, потому что каждый раз, когда я, уставший, прихожу из библиотеки, ты либо рвешься трахаться со мной, либо пытаешься затянуть в эту вашу дружную компанию у камина? — Рон раздраженно посмотрел на нее. — Ты не хотела поговорить со мной, узнать, как вообще мои дела? — Когда это ты стал таким любителем поговорить? — Лаванда всплеснула руками. — Раньше тебя все устраивало! — Раньше, — Рон тяжело вздохнул, только сейчас замечая, насколько они разные. — Это было до войны, Лаванда! Естественно, я изменился! Так же как и ты! Так же как… да все! Все, блять, изменились! Все изменилось. И если ты этого не замечаешь, то… просто раскрой глаза пошире! Он кричал, пытаясь донести до нее сакральный смысл своих слов, но Лаванда лишь мотнула головой. — А может, я не хочу этого делать! — вырвалось у нее. Они замерли друг напротив друга, тяжело дыша от собственных криков. И тогда Рон осознал: какими бы нужными ему поначалу ни казались эти отношения, на самом деле это была лишь иллюзия. Они просто сошлись в тот самый период, когда вдвоем отрицали все случившееся, пытались забыться, но если Рон каким-то образом смог через это переступить, то Лаванда… так и осталась на том же самом уровне принятия проблемы. Она не хотела анализировать происходящее, прячась за прошлым, а Рон не мог понять ее, прислушиваясь к себе настоящему. — Тогда… я думаю, нам надо расстаться. Возможно, это было неправильно. Закончить их отношения вместо того, чтобы помочь ей во всем разобраться, но мало того, что у Рона своих проблем было по горло, так еще и ее общение с Ноттом совершенно ему не нравилось. Он знал это ее поведение. Именно так Лаванда обхаживала его, а значит, она вполне могла найти поддержку в том, кто, возможно, смог бы ей ее предоставить должным образом. Это было эгоистично, и Рон это знал. Однако он никогда не метил в святые мученики. У него не было желания раскрывать кому-то глаза на мир, ему хотелось, чтобы кто-то уже видел мир таким, каким видел его он. Уизли остановился у стены, упираясь в нее лбом. Их расставание с Лавандой, несмотря на то что именно он предложил ей это сделать, заставляло его беситься. Рон наматывал круги в каком-то коридоре уже минут десять, грозясь попасться Филчу или его кошке, но ничего не мог с собой поделать. Сейчас он как никогда чувствовал одиночество. Отношения с Лавандой держали его на плаву одним своим существованием, он считал, что раз у него была девушка, то хоть кто-то мог его поддержать, но… теперь он предоставлен сам себе. Помимо этого, весь день изнутри его съедало волнение за Гермиону, которая прямо сейчас лежала в холодной палате больницы Святого Мунго. «А все из-за этого Малфоя!», — тут же пронеслась в голове мысль. Рон ударил по каменной стене ладонью, едва ли чувствуя боль. Как бы кто ни убеждал Рона, что Драко здесь ни при чем, Уизли все равно считал — тот не должен был соглашаться ни на какую авантюру Гермионы, ведь… зачем ему это? «Он говорил, что хотел спасти ее от комы, но зачем Малфою вообще это надо?» В голове тут же появилась одна причина, которая не давала покоя вот уже больше суток, но Рон тут же отмел ее, чтобы еще больше не расстраиваться. В животе проскользнула огненная змейка злости на Гермиону, которая сама подвергла себя опасности, ничего не сообщив ему или Гарри, а они ведь ее лучшие друзья. Во всяком случае, Рон до сих пор так думал. Затем в голове возникли причины их расставания с Гермионой, и вина совсем некстати ударила в солнечное сплетение. «Если бы я тогда такое не учудил, возможно, все бы сложилось по-другому». Рон зажмурился. Он ощущал боль, почти что невыносимую. Уизли испытывал слишком много чувств за раз, и это было не для него. До одури хотелось избавиться от них. Выдрать из себя с корнем, отключиться и забыться. На ум тут же пришел алкоголь, но огневиски закончился еще на прошлых выходных, когда Рон получил письмо от Молли и заметил потекшие чернила на пергаменте, словно она плакала. Тогда опять нахлынули воспоминания, и Уизли в одиночестве выпил всю бутылку, пытаясь справиться с эмоциями. Дальше он подумал о полетах на метле, но уже было около часа ночи, а затем… В голову пришло кое-что еще. Начав встречаться с Лавандой, Рон очень хорошо стал справляться с эмоциями, потому что они выплескивались в физическую близость. Рон замер. Сердце бешено заколотилось, когда он начал обдумывать, где бы он мог найти легкий секс. С Лавандой он только расстался, да и она одним своим видом могла его навести на еще большее количество ненужных эмоций, так что этот вариант стоило сразу отмести. Однако больше ни с кем из девушек, кроме Гермионы, о которой сейчас вообще нельзя было думать, не общался. «Стоп, — в его мыслях пронеслись иссиня-черные короткие волосы и острый взгляд темно-зеленых глаз. — Паркинсон». Одна только мысль о ней пару недель назад могла вызвать рвотный рефлекс, но сейчас Рон понял, что это его единственный шанс перестать нервно сжимать кулаки и чувствовать боль в районе груди. Конечно, была большая вероятность, что Панси его заколдует, как только он полезет к ней, но тогда Уизли бы не смог объяснить себе, почему она так часто в последнее время стала помогать ему. Да и несколько раз он замечал, как странно Паркинсон на него смотрела. Словно он был ей интересен. «Вот заодно и узнаю, что вообще происходит между нами». Рон сорвался с места, пытаясь думать лишь о Паркинсон и об их дружеских занятиях в библиотеке, а не о рыдающей матери или лежащей без сознания в Лондоне подруге. Панси иногда оказывалась где-то поблизости, приветствуя его язвительной шуткой, а потом неожиданно усаживалась за одним столом с ним, начиная объяснять то, в чем он пытался разобраться уже битый час. Уизли не понимал, почему она помогала ему, но это не значило, что он собирался от этого отказываться, да и ее общество, как ни странно, было ему вполне приятно. Панси умела слушать и слышать и не тараторила без умолку, когда этого не требовалось. Рон внезапно вспомнил, как она завораживала его взгляд, изредка улыбаясь, а потом подумал о том, что он не раз замечал, как приятно от нее пахло дорогими духами. Это было странно. Такая реакция на человека, который, казалось бы, никогда не мог ему понравиться, была в новинку. Однако Рон лишь в очередной раз убедился в том, что найти сейчас Паркинсон самое время. Таким образом он сможет отвлечься и заодно решить дилемму — есть ли что-то между ними с Панси или нет. Уизли назвал пароль и скользнул в гостиную, все еще полную однокурсников. На него никто не обратил внимания, и Рон, шагнув в сторону от прохода, осмотрелся. Его взгляд тут же скользнул на слизеринскую часть помещения, где обнаружил Панси, сидящую к нему вполоборота, в компании Дафны Гринграсс. Они о чем-то беседовали, и Рон нахмурился, не представляя, как он должен был привлечь внимание Паркинсон. Конечно, можно просто подойти, ведь так делали уже все — просто приходили на чужую сторону гостиной и заводили общение с другими факультетами, но Рон не был готов к такому открытому взаимодействию с Панси. Сидеть в укромном углу библиотеки одно дело, а на глазах у всех — даже если никто не глазел на них — подойти к ней — совсем другое. Поэтому Уизли прислонился спиной к стене, понимая, что ничего не оставалось, кроме как ждать. Рон уставился на Паркинсон, словно надеясь, что она почувствует, как он прожигает ее взглядом, и его проблема решится. Однако Панси не спешила обращать на него внимание. Она сидела на диване, закинув ногу на ногу, отчего подол ее темно-синего платья задрался до середины бедра, слушала, что ей рассказывала Гринграсс и теребила пальцами кулон на золотой цепочке. Рон часто замечал, как Паркинсон, погрузившись в свои мысли или чем-то увлекшись, например, чтением учебника, накручивала прядь волос на палец, трогала мочку уха или, как сейчас, дергала кулон. Это было ничего не значащим действием, но Рон находил в этом что-то такое, что сам не мог до конца понять. Это словно выбивалось из ее общего образа всегда собранной леди, какой, по-видимому, ее учили быть. Даже когда Панси огрызалась, язвила и обижала окружающих, она делала это с присущей ей холодностью, словно ее ничего не касалось и не могло тронуть за живое. А такие вот мелочи будто доказывали, что она живой человек со своими эмоциями, хоть и спрятанными под маской. «Как же она держит все в себе?» Рон никогда не был сдержанным. Он не умел в нужный момент остановиться или успокоиться, всегда считал, что лучше выплеснуть эмоции, наговорить все, что придет ему на ум, и только потом это проанализировать, ведь так… легче. Поэтому поведение большинства слизеринцев для Уизли всегда выглядело наигранным, но отчего-то Панси таковой ему не казалась. За их небольшое количество встреч Рон понял, что она всегда говорила то, что думала, не заботясь ни о чьих чувствах, но при этом умела в нужный момент замолчать, закрыться и перевести тему. Панси откинула голову назад, и Рон увидел мягкий изгиб ее шеи, которая вдруг показалась ему красивой. Сознание прострелила яркая вспышка. «Мерлин, это все не вовремя, — вслед за этим подумал Уизли, понимая, к чему все это могло привести. Он зажмурился и сжал ладони в кулаки, словно пытаясь удержать эти чувства, не давая им распространиться по всему телу. — Я только расстался с девушкой, хотел отвлечься, и это… это сейчас совсем не к месту». Из головы тут же вылетела причина, по которой он вернулся в общую гостиную, и Рон понял, что сейчас лучшим решением будет опять выйти отсюда и проветриться. «Может, стоит сходить в совятню? Там наверняка сейчас настолько холодно, что мои мозги точно очистятся от посторонних мыслей». Уизли так же тихо выскользнул из гостиной, как и зашел туда. Стало до безумия душно, и он потянул за ворот рубашки, шагая вдоль по коридору, сам не особо понимая, в каком направлении. Ему казалось, что он в трансе, словно надышался травами в кабинете у Трелони, и сейчас, забитый под завязку чувствами, не мог понять, что вообще происходит. — Уизли! Рон остановился и обернулся, замечая медленно направляющуюся к нему Панси. Она шла по темному коридору, как по подиуму, каждый свой шаг ознаменовывая стуком каблуков по полу. — Паркинсон. — Чего тебе? Рон приподнял брови. — Это ты меня окликнула. — А ты стоял несколько минут в гостиной и пялился на меня, — ровно выдала она, останавливаясь в нескольких метрах от него и складывая руки на груди. — Дафна заметила. — А, — тупо выдал Рон, даже не зная, что и сказать. Отнекиваться было глупо, да и он вроде как сам виноват, ведь смотрел на нее как раз таки надеясь, что Панси заметит. Паркинсон вопросительно изогнула бровь, и Рон почувствовал себя странно. На коже выступили мурашки, сердце забилось в два раза быстрее, а дыхание стало неровным. Телом овладела некая скованность, и Уизли понял, что не знал, куда деть руки. — Так что ты хотел? «Поговорить с тобой, возможно, обнять, а также можно было бы... — Будешь моей парой на балу? — вырвалось у Рона раньше, чем он успел подумать. — Что, решил поступить подобно своей девушке? — скривила Панси губы, словно и не удивившись его предложению. Сразу бросило в пот, и Уизли пожалел, что вообще сказал это. — Мы сегодня расстались. Паркинсон не подала никаких звуков и никак не изменилась в лице, опять давая понять Рону, насколько она отличалась от него. Уизли невольно позавидовал ей, ведь он чувствовал, как начинал покрываться алыми пятнами от неловкости ситуации. — И ты решил сразу переключить внимание на меня, чтобы отвлечься? Самому не тошно? Рон округлил глаза. Он даже на секунду задумался, а не владела ли Паркинсон легилименцией, потому что она прочитала его словно открытую книгу. — Ты не… ты не понимаешь. Это… — Ты расстался с девушкой, которая тебе, возможно, изменила, а возможно, и нет, — скучающе начала Панси. — Но это неважно. Вы расстались, и ты, решив залечить душевные раны, подумал, что переключиться на кого-то другого — лучший выход. А так как в последнее время мы часто занимались в библиотеке, ты вспомнил именно обо мне и — бам! К тебе в голову пришла замечательная мысль! А чего бы назло Браун не замутить с другой! Ее тон, насмешливое выражение лица и слова за секунду зажгли в Роне искру раздражения. Она ничего не знала о его ситуации и уже сделала какие-то выводы, а он ведь просто позвал ее на бал! «Вот ведь сучка», — подумал он. Внутри все сжалось от вспыхнувшей злости и замерло, сосредотачивая все свое внимание на ней. — Ты ничего обо мне не знаешь, Паркинсон, — выплюнул Рон, делая шаг ближе к ней, — но делаешь вид, словно тебе все понятно. Чтобы ты знала, я сам решил расстаться с Лавандой, потому что мы друг другу не подходим, а все почему? Да потому, что я понял... — тормоза отказали, и Рон, выплескивая эмоции, сделал еще один шаг к Панси, не замечая, как она пораженно замерла. — Понял, блин, что она цепляется за прошлое слишком рьяно, в то время как я быстрее хочу об этом забыть. Да я в последний раз только с тобой говорил по душам! С тобой, блин! — Уизли оказался еще ближе к Паркинсон, склоняясь так близко, что почувствовал аромат ее парфюма и кожей ощутил ее цепкий взгляд. — Это вообще нормально? Гермиона в Мунго, Гарри с Джинни не до меня, у них своих проблем по горло, а я только и могу, что сидеть в библиотеке, а потом бухать, когда нахлынет! А тут еще и ты! И если ты все еще думаешь, что знаешь, каково мне, то... Шла бы ты тогда на хер! Рон так громко воскликнул последние слова, что у самого зазвенело в ушах. Однако затем все его внимание сосредоточилось на биении своего сердца, потому что чужие теплые губы накрыли его. Он застыл, ощущая концентрированный аромат ее духов, и впервые вгляделся в ее лицо так близко от своего. Пульс ускорился, а дыхание сбилось. Панси все не отстранялась, скользнув языком по его нижней губе, и Рон, вдруг осознав, что все это наяву, поддался. Он запустил руку в ее мягкие короткие пряди и приоткрыл рот, углубляя поцелуй. Бурлящие в нем до этого эмоции отступили, давая выйти на первый план влечению, заинтересованности и возбуждению. Он исследовал ее рот языком, чувствуя, как страстно Панси ему подавалась, скользя по его плечам ладонями и зарываясь в его волосы пальцами, и опять ощутил, насколько же за своей внешней холодностью она все-таки горячая. Рон опустил руки на ее талию и прижал к себе, ощущая, как теряет голову. А все из-за нее. — Ну вы бы хоть постыдились, — послышался насмешливый и до боли знакомый тон. Рон вздернул голову, замечая Блейза, направляющегося к двери в общую гостиную, и ощутил, как все внутри провалилось в бездну, а живот заполнил холод. Панси повернулась к Забини лишь корпусом, не отодвигаясь от Уизли ни на миллиметр. — Кого? Тебя, что ли? — Панси? Блейз на секунду даже остановился, переводя ошарашенный взгляд с лица Рона на Паркинсон. — Она самая, — ответила Панси таким тоном, словно все происходящее было в порядке вещей. — Ты бы шел уже скорее в гостиную, а то придется рассказать твоей еще недодевушке, что ты по ночам шляешься непонятно где. — А вы бы все-таки нашли укромное местечко, а то Филча сердечный приступ хватит, если он вас увидит в компрометирующей позе. — Ничего, переживет. Коридор наполнился звуками, доносящимися из гостиной, а затем проход за Блейзом закрылся, опять погружая пару в тишину. Панси тут же отступила на шаг, но, вместо того чтобы холодно улыбнуться и попрощаться с Роном, оставляя его в одиночестве, она хмыкнула, качая головой. — Не переживай. Блейз не будет болтать. — Я не переживаю, — тут же выпалил Рон, чувствуя, как щеки начали пылать. — Да-да, конечно, оно и видно. Не умеешь ты врать, Уизли. — И отчего-то Рону показалось, что там должно быть продолжение, но оно не последовало. Зато произошло кое-что другое. — Ладно. Я согласна. — На что? — Быть твоей парой на балу, придурок, — закатила глаза Панси, оборачиваясь и направляясь в гостиную. — Но знай, тебе придется постараться, потому что я не собираюсь облажаться на глазах у прессы, министра и всей школы. Рон застыл, совершенно сбитый с толку. Только эта девушка за последние дни умудрилась столько раз выбить из него весь дух одним своим действием или словом. — Ты идешь? — обернулась Панси, застывая у прохода. — Ага, — кивнул он. Внутри застыло очень интригующее чувство, и Рон, не решаясь его интерпретировать, опять вспомнил о том, как ее губы ощущались на его.26 октября, понедельник
— Готов? — Грейнджер, я был готов еще час назад! — Зато мы все повторили, и теперь иллюзии точно должны получиться. — Давай уже, — закатил глаза Драко, вставая рядом с ней, спиной к доске и лицом к партам, и выставил перед собой волшебную палочку. Гермиона заправила волосы за уши, а затем повторила за ним. — Начали, — скомандовала Грейнджер, и Малфой сделал первый взмах волшебной палочкой. Он прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на создаваемом им образе. Невысокая худощавая фигура, слегка тронутая загаром и веснушками кожа, такая мягкая на ощупь, что он бы мог гладить ее не переставая. Копна каштановых волос, которые беспорядочными завитушками лежали на угловатых плечах. Лицо с выделяющейся линией скул, вздернутым носиком и пухлыми губами. Карие глаза в обрамлении пушистых ресниц, нетронутых косметикой. Изящный изгиб шеи, выпирающие ключицы, небольшая грудь и узкая талия, за которую так хотелось схватиться. Длинные худые ноги. В голове возникло несколько образов, в которые он мог ее одеть, но, задумавшись, Драко стал терять контроль над своей магией, поэтому представил первое, что пришло в голову. Бежевый широкий вязанный свитер, в котором она едва не утопала, зато выглядела так безумно уютно. Темные джинсы и простые ботинки. Малфой вспомнил, что в пособии упоминалось о позе и выражении лица, ведь люди не стоят по струнке смирно. Немного поразмыслив, он представил, как Гермиона складывает руки на груди и растягивает губы в улыбке. Малфой последний раз взмахнул палочкой и с глубоким вздохом медленно открыл глаза. В нескольких метрах от него у первой парты стояла Грейнджер. Точнее, ее иллюзия. Она выглядела в точности, как и находящаяся рядом с ним Гермиона, но в другой одежде, и, лишь внимательнее присмотревшись, Драко заметил, что ее взгляд казался безжизненным. От этой детали его передернуло, и Малфой, несмотря на то что должен был радоваться своей первой иллюзии человека, отвел взгляд, не желая рассматривать такую неживую Гермиону. Но таким образом он тут же наткнулся на своего двойника, созданного Грейнджер. Тот Малфой стоял, сунув руки в карманы брюк. Несколько светлых прядей упали на глаза, а губы исказились в ухмылке. На нем был темный свитер с высокой горловиной, и Драко насмешливо фыркнул, понимая, что они, не сговариваясь, воссоздали друг на друге те самые образы, в которых были в Лондоне не так давно. Малфой присмотрелся к глазам своего двойника, пытаясь найти ту же ошибку, что и у него, но, увы, здесь все было в порядке. Однако Драко заметил кое-что другое — выражение его лица, сначала показавшееся правильным, скорее походило на механическое гримасничанье куклы, а волосы казались слишком растрепанными, словно его двойник сегодня провел очень насыщенную и бурную ночь. «Ну что ж. Хорошо, что у нас есть еще много времени до сдачи проекта». — Ох, — послышался вздох, и Драко взглянул на настоящую Гермиону рядом с ним. — Что у меня с волосами? Она, нахмурившись, критически оглядывала своего двойника, заставив Драко невольно улыбнуться и перевести взгляд на иллюзию. — Твоя обычная прическа, — пожал он плечами, а затем опять посмотрел на Гермиону, все же замечая, что в чем-то она права. Волос у настоящей Грейнджер было и правда поменьше, да и не стояли они таким домом на голове. — Неправда! — возмутилась Гермиона. — Я то же самое могу сказать и о себе. Что у моего двойника с волосами? Ты забылась и представила, как зарываешься в них руками? — хмыкнул Драко. — Нет, я, конечно, не против! Но боюсь, Флитвик не оценит. Гермиона перевела взгляд на иллюзию Малфоя и насупилась. — Да уж, — вздохнула она. — И выражение лица у тебя неживое какое-то. — Ну, у меня тоже не вышло передать эмоции на твоем лице. Так что… думаю, можно считать этот раз удачным, однако нам еще есть над чем поработать. — Давай еще раз, — произнесла Гермиона, и Драко увидел, как ее лицо озарилось упорством и жаждой знаний. — Можно попробовать… — Нет, Грейнджер, — Малфой взмахнул волшебной палочкой, заставляя иллюзию развеяться. — Целители запретили тебе перенапрягаться, и я пообещал им следить за этим. — Ты ничего не произнес, когда меня выписывали! — А я это мысленно сказал. Да и Уизли столько говорила, что и слова было невозможно вставить. — Но… — Гермиона все же сделала слабую попытку противостоять ему. — На сегодня хватит, — строго произнес Драко, не давая ей продолжить. — Завтра попробуем снова. У нас еще куча времени до сдачи проекта, а я уверен, что мы уже продвинулись дальше, чем равенкловцы, не вылезающие из библиотеки. Гермиона тоже развеяла свою иллюзию и, поджав губы, пробормотала раздраженное «ладно». Драко лишь закатил глаза и насмешливо улыбнулся, глядя на недовольство Грейнджер. Ее неуемная тяга к знаниям одновременно раздражала его и восхищала. Малфой не знал больше ни одного такого человека, который с огнем в глазах уселся бы перед ним, предварительно разложив кучу книг, и начал бы рассказывать о различных тонкостях заклинания, которое они изучали, а так и было полчаса назад, когда они с Гермионой только заявились в кабинет. Драко до сих пор не мог поверить, что он ступил в это помещение без дрожи волнения за ее жизнь и их отношения. Пока Гермиона всю прошлую неделю находилась в Мунго на восстановлении, Малфой мог лишь считать дни до их встречи, занимать голову учебой и наконец взяться за воплощение своей идеи о Центре психологической помощи. Драко думал о том, чтобы посидеть в их кабинете, ведь здесь было намного тише и уютнее, чем в гостиной или библиотеке, но понимал, что без Грейнджер там будет пусто, а он больше не хотел испытывать чувство одиночества. Вчера Малфой вместе с Поттером и обоими Уизли — которые лишь окинули его подозрительным взглядом, когда он появился в кабинете директора — отправился в Мунго, чтобы забрать Грейнджер в Хогвартс, а уже сегодня Гермиона сообщила, что они отставали от графика и пора наверстывать упущенное в чарах. Драко был только рад провести с ней время, хоть и любопытство не давало поднимать те темы, о которых он постоянно думал. Они все еще не поговорили обо всем, что она вспомнила, а потому напряженный ком из недомолвок заметно повис между ними, заставляя Малфоя сыпать язвительными шутками для отвлечения внимания. Драко обещал себе не давить на нее и дать все самой обдумать, потом уже обсудить с ним, однако терпение медленно, но верно подходило к концу. Ему хотелось объясниться с ней, чтобы рассказать о причинах своих поступков, которые наверняка могли быть ей непонятны, потому что чувствовал — это необходимо для их дальнейшего общения. Малфой сам понимал, что он сейчас и тогда — два разных человека, а потому у Гермионы могло сложиться искаженное впечатление обо всем, что произошло. Однако Драко не собирался начинать этот разговор сам, как бы ему ни хотелось. Гермиона слишком многое пережила, чтобы давить сейчас на нее. Малфой вытащил из кармана пачку сигарет и, не глядя на Грейнджер, складывающую книги в сумку, подошел к окну, тут же раскрывая его. Драко закурил, окидывая взглядом Черное озеро, которое казалось каким-то безжизненным в вечернее время суток. — Гарри сказал, что репетиции к балу уже начались, — послышался голос позади него. Драко обернулся, замечая перед собой Грейнджер, усевшуюся на рядом стоящую парту и смешно болтающую ногами в воздухе. Малфой скользнул взглядом по ее коленкам, сейчас видневшимся из-под подола юбки, и ему стало немного не по себе. Он задумался, когда последний раз касался ее, и понял, что едва ли мог это вспомнить. — Да, первая была в субботу, — ответил Драко, прислоняясь бедрами к подоконнику и делая очередную затяжку. — И ты… — Мне пришлось быть подопытным Стебль, — перебил ее Драко, чуть отклонившись назад и выдыхая дым за пределы кабинета. — Я сказал, что у меня есть пара, но она не смогла явиться на репетицию по важным обстоятельствам. — Оу. Малфой хмыкнул, замечая удивление в карих глазах. — Думала, я буду танцевать с кем-то другим? — Ну так-то ты и танцевал. Со Стебль, — хихикнула Гермиона. — И как оно? — О, профессор — мастер своего дела, — саркастично протянул Драко. — Однако я танцую лучше. — Ну кто бы сомневался. — Правда теперь Забини не может обойтись без своих дурацких шуточек, только завидев ее, но… Как только мы с тобой встанем в пару, я уверен, все забудут об этом инциденте. Гермиона улыбнулась, склонив голову набок, и ее ноги начали активнее рассекать воздух. Драко почувствовал странное тепло от их простого шутливого разговора. Казалось, что они уже давно были парой и сейчас просто беседовали о прошедшем дне, без всяких недомолвок и тайн. Без всяких заклятий, потери памяти и страха смерти. Просто он и она, наслаждающиеся отношениями и собирающиеся танцевать вместе на балу. — Конечно, потому что мы вызовем сенсацию. — Возможно, да, а возможно, и нет, — пожал плечами Драко. — О чем ты? — Я левитировал тебя через всю школу, Грейнджер, а потом еще пропал на выходные, когда ты оказалась в Мунго, — начал объяснять Драко. — По школе уже ходят слухи, что нас связывает далеко не вражда, так что… наше партнерство на балу лишь подтвердит всеобщие догадки. — Ну что ж, — Гермиона подалась немного вперед, ухватившись ладонями за край парты, — это даже к лучшему. Не люблю я всю эту шумиху. — Ну, мы точно не вызовем шумиху в школе, но вот в магическом мире… Ты забыла, что на балу будет пресса? — Ах да, — протянула Гермиона. — Так что… все же придется потерпеть всеобщее волнение. — Но мы ведь этого и добивались, — пожала плечами Грейнджер. — Таким образом мир узнает, что надо перестать делить людей на принадлежащих к светлой стороне и темной. Все закончилось, и всем пора жить дальше. Кстати, — Гермиона выпрямилась. — Ничего не слышно про Джона и его компанию? — Он, видимо, потерял многих сторонников после того, как вы с Поттером тогда помешали ему навредить нам с Асторией. Так что сейчас ходит по школе в окружении троих друзей, смотрит на всех волком, но ничего не предпринимает. — И слава Мерлину. Драко кивнул, затягиваясь сигаретой в последний раз. Гермиона обняла себя руками за плечи, и Малфой понял, что пора было закрывать окно, если он не хотел, чтобы она простудилась. — Слышал, Поттер связывался с министром, чтобы отправить к твоим родителям профессионалов по восстановлению памяти, — произнес Драко после того, как выкинул окурок за пределы замка и прекратил поступление холодного воздуха в кабинет. — Да, — улыбка на губах Гермионы заиграла по-новому. Стала нежной и такой родной, что Малфой невольно засмотрелся. — На этой неделе они должны встретиться с ними, чтобы начать работу. — Отлично. Грейнджер посмотрела на свои ноги, продолжая раскачивать ими в воздухе, а Малфой понял, что, кроме волнующих его ум вопросов, не знал, о чем ее спросить. Он ухватился руками за край подоконника, копаясь в собственной голове в поисках темы для разговора, ведь так не хотелось уходить отсюда. Драко целую неделю смотрел на счастливого Блейза, теперь постоянно ошивающегося где-то с Луной, и думал, как он подхватит настроение друга, когда вернется Грейнджер. Однако у них с Гермионой все было иначе, не так легко, как у Забини с Лавгуд, и только сейчас Драко начал это понимать, отчаянно хватаясь за любую возможность остаться здесь подольше, которая не касалась разговоров о ее воспоминаниях или их физической близости, для которой было не время, пока они до конца во всем не разобрались. «Хотя…» Малфой опять взглянул на губы Грейнджер, которые она, задумавшись, усердно покусывала. «Целоваться можно и не ведя при этом долгие беседы». Драко не любил долго о чем-то раздумывать, поэтому он шагнул вперед, сокращая между ними расстояние, и уже хотел отпустить саркастично-пошлую шуточку и обнять Грейнджер, как вдруг она подняла голову и неожиданно серьезно взглянула на него. Вся веселость вдруг испарилась, и Малфой замер у ее колен, так и не дотронувшись. — Я хотела спросить тебя... — начала Гермиона, нервно сглатывая. — О чем? Прежде чем ответить, Грейнджер отвела взгляд, но в итоге, собравшись с духом, посмотрела ему в глаза и затараторила: — Я много думала на прошлой неделе. Обо всем, что я забыла, и… многие твои действия в прошлом до сих пор ставят меня в тупик. Ты, конечно, не обязан мне все объяснять, ведь прошло столько времени, но мне просто… интересно, — она заправила волосы с одной стороны за ухо и произнесла: — Почему ты поцеловал меня тогда на Астрономической башне? И вообще заговорил, поделился огневиски и попытался успокоить? «Вполне резонные вопросы», — подумал Драко, чувствуя, как дрожь волнения от предстоящего разговора прошла по позвоночнику. Малфой одновременно ждал этого и боялся, ведь он никогда не был силен в таком общении. — Я сам тогда плохо понимал, что делаю, ведь уже был изрядно пьян, — начал Драко, шагая в сторону и садясь на парту рядом с Гермионой. Воспоминания выплыли из глубин памяти, и повеяло ощущением ностальгии. — Но в тот момент мне было очень плохо. Я сидел там один и думал о том, что мне предстоит сделать, и… было страшно. Очень. Я не хотел этого, но знал, что должен. А потом ввалилась ты, вся в слезах и соплях, и все это отдалось внутри меня. Тебе было плохо. Мне было плохо, — Драко пожал плечами, чувствуя, что в животе что-то необъяснимо переворачивается. — Я на самом деле никогда не… относился к тебе так плохо, как ты думаешь. Меня с самого начала выбесили Поттер с Уизли, а ты просто всегда была рядом с ними. Да и отец, узнав, что ты опережаешь меня по всем предметам, все лето вбивал мне в голову кучу обзывательств в твою сторону, чтобы ты «знала свое место», — выделил Драко кавычками слова отца. — Так что под действием алкоголя ты для меня стала не кем иным, как товарищем по несчастью. Когда я отвлекся на разговор с тобой, мне стало не так одиноко, — Малфой уставился на небольшие трещины в полу, ощущая, как откровения больно скребли горло. — А когда на нижний ярус башни пришли Уизли с Браун, то смотреть на тебя стало совсем… паршиво. Я никогда не умел успокаивать, поэтому не нашел лучшего способа отвлечь тебя. — Да уж, — хмыкнула Гермиона. — Способ и правда «лучший». — Мы вроде уже решили, что я был слишком пьян и не следил за своими действиями. — В библиотеке… ты уже не был пьян, — произнесла Гермиона, и Драко прямо почувствовал, что этот вопрос она хотела задать больше всего. — Когда я следила за тобой под мантией-невидимкой. — Слежка — это совершенно не твое. До сих пор удивляюсь, как ты выжила на войне с такими навыками оставаться незаметной. — Это приходит с опытом, — пробубнила Гермиона. — Так, а… что меня выдало? — Ты задела стул вроде, — напряг память Драко. Все же это был незначительный момент по сравнению с дальнейшими событиями, который он едва помнил. — Да и было очень тихо, и я несколько раз замечал какие-то звуки. Ну и найдя книгу с надписью «Осторожно. Внутри буйный призрак», не придумал ничего лучше, кроме как положить ее к остальным. Я чувствовал, что твое любопытство может сыграть мне на руку, и не прогадал. — И почему ты не… заколдовал меня? А… — Гермиона отвела взгляд и слегка покраснела, как бы давая понять, что она имела в виду. — Я… до сих пор до конца не уверен, — Малфой на мгновение замолчал, погружаясь в воспоминания. Это было сложное и очень запутанное время, которое он, даже спустя два года, до сих пор не мог до конца понять. — Ты постоянно нарушала мои планы, появлялась из ниоткуда и все путала, поэтому мне захотелось поиграть с тобой. Я не планировал всего, что произошло. Думал, так повеселюсь, но… ты меня отвлекала от мыслей, которых я совсем не хотел, — честно признался Драко, ощущая, как от откровений в животе стянулся узел. — И возможно, уже тогда я что-то начал чувствовать по отношению к тебе. Ведь нельзя поцеловать врага и потом не думать об этом. — Это точно, — выдохнула Гермиона. — Я сам долго размышлял, как вообще все это произошло. Как мы сблизились и начало происходить то, что произошло, — продолжил Драко, решая сразу распахнуть перед ней душу и расставить все точки над «i». — Не знаю, что двигало тобой, но для меня эти наши отношения, если можно их так назвать, были отвлечением от той паршивой ситуации, в которую я попал. Рядом с тобой я терялся, забывал обо всем и поэтому… у меня не получилось все прекратить. Мне это было надо, чтобы не сойти с ума. Чтобы пережить все и остаться собой. Драко взглянул на Гермиону и ощутил, как в его груди образовывался вакуум, который разрастался, наполняя его теплом. А Грейнджер так внимательно и с трепетом смотрела на него, что Малфой был готов вывернуть душу наизнанку, лишь бы остаться ненадолго в этом мгновении легкости. — Для меня в какой-то мере это тоже было отвлечением, — вдруг произнесла Гермиона. — Мне разбили сердце, а ты своим странным поведением умудрился привлечь мое внимание, дать возможность забыть о Роне и, не знаю… почувствовать себя девушкой? — А у тебя были сомнения? – не смог удержаться от сарказма Драко. — Когда все воспринимают тебя как ходячий учебник, такое, знаешь ли, бывает, — прозвучало грустно. Драко на секунду даже стало неловко, что он попытался обернуть все в шутку. — Ну... Я позабочусь, чтобы такого больше не было, — подмигнул ей Малфой, пытаясь подбодрить. Гермиона тут же зарделась, отводя взгляд, и Драко захотелось ее поцеловать. Однако разговор еще не закончен. Они лишь подошли к самой тяжелой для него части. — Ты, возможно, хочешь узнать, почему я не помог тебе тогда в мэноре? — Ты сделал все что мог, — пожала плечами Гермиона, заставляя Малфоя в удивлении вскинуть брови. — Ты не выдал Гарри, а остальное… у тебя все равно был не слишком-то большой выбор. Если бы ты влез, мы бы уже были мертвы от руки твоей тетушки. Драко кивнул, чувствуя, как с души упал очередной камень, а по телу распространилось облегчение. — Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — произнес он, взглянув на левую руку Грейнджер, сейчас спрятанную под тканью форменной рубашки. — Всем нам пришлось что-то пережить, чтобы оказаться там, где мы сейчас находимся, — произнесла Гермиона и взглянула на Драко. Он будто в замедленной съемке увидел, как ее рука легла поверх его. — Твоей вины в этом нет, Драко. Малфой тяжело сглотнул и повернул ладонь так, чтобы переплести ее пальцы со своими. Кожа вспыхнула теплом, а сердце ускорило свой ритм. — Тогда, возможно… ты хочешь поговорить о нашей дуэли с Долоховым? Гермиона нахмурилась. — Не совсем понимаю, о чем там разговаривать. Ты пытался защитить меня, но у тебя не получилось. Да и то, что Долохов мог справиться с нами обоими, неудивительно. У него были годы практики, а у нас всего ничего. — Разве тебя не смущает, что он нашел нас из-за, — Малфой отвел взгляд, ощущая холод от того, как слова, мучающие его несколько месяцев, срывались с губ, — меня? Его отправили за мной, Гр… Гермиона, и если бы мне не взбрело в голову найти тебя, то ты бы не потеряла память, родителей… — Драко, — серьезно оборвала его Гермиона, — ты поступил так, как чувствовал, и я принимаю это и нисколько не виню тебя. Мне даже приятно, что ты думал тогда, во время войны, обо мне, — улыбнулась она, одаривая его нежностью. — Меня больше смущает, что Гарри знал, как все тогда произошло, и молчал. — Его можно понять, — Драко склонил голову вбок, отчего-то чувствуя потребность защитить Поттера. — Он ничего толком о нас не знал, и такое заявление на твой неокрепший после заклятия мозг подействовало бы удручающе. — Но зато… возможно, я бы добилась от тебя объяснений еще в начале года. — Вряд ли, — покачал головой Малфой. — Я не хотел тебе ничего рассказывать. Все это звучит и правда дико, но только если ты не был в этой ситуации. Так что я бы в любом случае ничего тебе не рассказал. Драко вспомнил свои эмоции от осознания того, что Гермиона потеряла память именно за тот период, когда они сблизились. Чувство одиночества все еще отчетливо ощущалось под кожей, и он невольно сжал руку Гермионы в своей еще крепче. — Однако, — губы Грейнджер исказились в легкой улыбке, — все вспомнила я именно благодаря тебе. Ты помог мне. — О Мерлинова борода, — Драко повернул к ней голову и окинул шутливо-удивленным взглядом, — я услышу в свой адрес слова благодарности от самой Гермионы Грейнджер? — Да ну тебя, — фыркнула она. — Сразу как-то и перехотелось их говорить. Драко, больше не сдерживая себя, дернул Гермиону за руку и повалил на себя, высвобождая свою ладонь из ее и обнимая за плечи. Грейнджер вздернула голову вверх, удивленно взглянув на откровенно забавляющегося ситуацией Малфоя. — А так? — спросил Драко, крепче прижимая Грейнджер к себе и склоняясь ближе к ней, таким образом, чтобы между их лицами осталась буквально пара миллиметров. Запах сирени приятно ласкал обонятельные рецепторы, заставляя млеть от этого аромата. Свобода и восторженный трепет от их разговора разлились по телу, заставляя Малфоя наконец ощутить окружающий мир в совершенно иных тонах — теплых и согревающих его измученное жизнью сердце. Теперь он чувствовал, что мог быть собой. И черт, как же это прекрасно. Взгляд Гермионы потеплел, и она, расслабившись в его объятиях, прошептала: — Спасибо. — Вот это уже другое дело, — шутливо произнес Малфой, не зная, как реагировать на ее слова. Так что вместо всего, что бы он мог ей сказать, Драко выбрал лучший вариант — он поцеловал ее. Его тут же захлестнула волна искрящихся ощущений, а низ живота стянуло в возбуждении. Сейчас он был настолько счастлив, что, казалось, вполне мог взлететь от переполняющих его чувств. Гермиона приоткрыла рот, давая ему углубить поцелуй, и скользнула ладонью по его плечу, зарываясь пальцами в его волосы на затылке. Драко ощущал, как этот момент прочертил грань между ними в прошлом и настоящем. Теперь Гермиона все знала, а Драко от нее ничего не скрывал. Они были честны друг перед другом, и это являлось началом чего-то нового и волнительного для них обоих. Малфой скользнул языком в ее рот, и Гермиона с мягким стоном, подавшись ему, спустилась рукой по его шее ниже, к воротнику рубашки. Он почувствовал натяжение ткани и понял, что она пыталась расстегнуть пуговицы. Возбуждение прострелило живот, и Драко, спрыгнув с парты, тут же встал между ее ног, прижимая к себе и опять погружаясь в ее рот языком. Он огладил ее талию руками и дернул за рубашку, вытаскивая ткань из-за пояса юбки. Гермиона же продолжила расстегивать пуговицы, сплетаясь с ним языком в томном и влажном поцелуе. Воздух вокруг них накалился. Драко ощущал, как его пальцы подрагивали от нетерпения и одолевавших чувств. Он чуть отстранился, мазнул губами по ее щеке и впился голодным поцелуем в девичью шею, заставляя Гермиону откинуть голову и простонать. Сердце билось как ненормальное в предвкушении, а Драко медленно расстегивал рубашку, оголяя ее кожу миллиметр за миллиметром и спускаясь губами все ниже. Малфой чувствовал, как растворялся в моменте. Сейчас для него существовала лишь Гермиона, их особый маленький мирок и больше ничего. «Идеально», — подумал Драко, выцеловывая изгиб ее шеи. Гермиона запустила пальчики в его волосы, наверняка взъерошивая их и заставляя выглядеть так же, как и на иллюзии, которую она сегодня создала. Малфой, в это время остановившись на исследовании ее ключиц, подумал об учебе и неожиданно понял, что в сознание пробивается какая-то забытая мысль. Возникли лица Поттера, Уизли и назначенное время. «Точно». — Черт, — протянул Драко, останавливаясь и роняя голову на ее плечо. — Что такое? — послышался удивленный голос Гермионы. — Да от твоих друзей никакого покоя, — произнес Малфой и оставил легкий поцелуй на ее губах, прежде чем выпрямиться в полный рост. Однако Гермиона, растрепанная и раскрасневшаяся, была настолько пленительна, что он едва сдержался, чтобы опять не кинуться на нее. — Я пообещал помочь Поттеру с танцем, и они с Джинни напросились сегодня прийти сюда. Чтобы и его натаскать, и тебе показать все, что выучили на репетиции. — Во сколько они должны быть здесь? — тут же спохватилась Грейнджер. — В шесть, а значит, — Драко кинул взгляд на часы у доски, — через пару минут. Малфой тяжело вздохнул и принялся застегивать пуговицы, которые Гермиона умудрилась вытащить из петелек до конца. Грейнджер с обреченным видом последовала его примеру, что Драко нашел крайне приятным зрелищем. Он застегнул последнюю пуговицу на рубашке, провел ладонью по волосам и склонился ближе к Гермионе, упираясь руками в парту с двух сторон от ее бедер. — Но когда они уйдут, — подмигнул ей Малфой и укусил за мочку уха, опуская голос до сексуального шепота, — мы наверстаем упущенное. И так раскрасневшаяся Гермиона зарделась еще больше, и Драко, глядя на нее, лишь по-доброму рассмеялся. Он понимал, что сейчас вел себя совершенно иначе, нежели хотя бы две недели назад, но эти изменения сопровождались слишком приятными эмоциями, чтобы он захотел что-то менять. Его просто распирало от положительных чувств, которыми неожиданно наполнилась его жизнь. Свобода. Счастье. Любовь. Драко так долго ждал этого, что сейчас был готов кричать на весь мир от радости. Малфой не мог поверить, что мрачные мысли, от которых он еще не скоро сможет избавиться, хотя бы на какое-то время отступили. Он находился рядом с Грейнджер. Она улыбалась и краснела от его шуток, и это было всем, о чем только Драко мог мечтать, ведь теперь он знал, что сможет преодолеть все что угодно, пока она рядом.