«Стой… Если ты подойдешь ближе, я никогда не отпущу тебя.» ©«Больше, чем секс».
«Четыреста вторая… четыреста шестая… так… Вот! Четыреста восьмая!» Тэхен рывком подбегает к стеклянной матовой двери, позади которой висела белоснежная штора, чтобы никто не наблюдал за пациентами и не следил за ними, и точно также рывком останавливается, положив ладонь на ручку, единственную преграду, которая стояла перед ним для того, чтобы снова увидеть Чонгука. Что-то вдруг остановило его, как будто кости, отвечающие за движения руки, сломались и раздробились, не выполняя важнейших хватательных функций. В груди почему-то начало щекотать и выделять тепло, в лёгких не осуществлялся должный газообмен, потому что там словно выросли цветы, своими лепестками поглаживающие кожу изнутри и доставляя чувство воодушевления и какого-то непонятного блаженного ликования, которое полностью и надолго захлестнуло уже довольно взрослого двадцатитрехлетнего мужчину по отношению к шестнадцатилетнему ребенку. Но Ким решился, взяв всю свою волю в кулак, и открыл эту злосчастную дверь, которая сейчас ну никак не могла стать громадной кирпичной стеной, не дающей Тэ пройти. И он вошёл. Вошёл, ощущая в атмосфере летающие и смешавшиеся ароматы сладкой карамели и тростникового сахара, засевших в его душе, кажется, надолго. Тэхен сразу начал бегло осматривать комнату в поисках Чонгука, а когда нашел, то мгновенно встретился с темными карамельными зрачками, которые излучали сначала непонимание и совсем маленький блеск страха, а потом только теплоту, характерную солнцу и горячему чаю в холодный зимний день. Это было что-то… что-то такое непонятное и недоступное Тэхену, что в животе по какой-то необъяснимой причине образовался узел, извергающий тысячи литров кипящей лавы и посылающий эту лаву вверх, по артериям, ближе к сердцу. Это однозначно было красиво, несравнимо ни с чем, что Ким видел и чувствовал прежде. Эта теплота, льющаяся через край, это чувство удовлетворенности и облегчения, когда Тэ увидел его и понял, что ему ничто и никто не угрожает, это… всё. Эти темные взлохмаченные волосы, по-домашнему и по-родному обрамляющие его лицо, эти всё ещё открытые от удивления губы, эти уши, которые всегда притягивали к себе длинные окольцованные пальцы Тэхена, эта шея с рельефным выпирающим кадыком… Все это красиво, даже несмотря на то, что сейчас на парнишке нет ни грамма косметики и он не одет в модную брендовую одежду. Он заставлял сердце Кима биться немного учащеннее и быстрее. Он заставлял Тэхена идти на необдуманные и иногда даже глупые, не подвергающиеся объяснению поступки и действия. Эта частичка… она встала на своё пустующее место в груди, когда Тэ только открыл дверь и увидел его, мирно лежащего на кровати и сложившего свои руки себе на живот. И Тэхен сразу ощутил расслабление, когда понял, что она на своём законном месте. Он смог нормально вздохнуть, только посмотрев в его зрачки цвета чистой карамели. «Что это?» «Почему…» — Чонгук-а, а кто это к тебе… — послышалось где-то за спиной, а потом прошло чуть вперёд и стало слышно уже возле правого плеча, — пришел… Женский голос оттащил его глаза от глаз Чонгука и принудил посмотреть в сторону исходящего звука. Тэхен, повернувшись, увидел невысокую женщину, своими чертами лица так кого-то напоминающую и… — Господи, ты ведь… — её глаза чуть расширились, свидетельствуя о явном удивлении. — Ты ведь Ким Тэхен? Айдол из той самой музыкальной компании, контракт которой я подписывала, когда Чонгук перешёл от трейни к участнику группы? Но… До Тэхена наконец доходит, почему эта женщина выглядит так знакомо, и он в ту же секунду складывает свои ладони вместе и кланяется ей, как и положено любому воспитанному человеку: — Да, здравствуйте… Сначала Сунан не понимает, почему парень так многозначительно замолчал, но потом она спохватилась и ответила: — Чон Сунан, — женщина так же изумлённо кивает ему в знак приветствия. — Сунан-щи, — светловолосый улыбается ей, что заставляет её улыбнуться тоже. — Да, я… Ким Тэхен, тот самый, — он хмыкает, все ещё держа уголки своих руб на уровне улыбки. — Наша группа стажирует группу Вашего сына, пока они не дебютируют, и я пришел, чтобы обсудить с ним несколько важных деталей… Сунан, видимо, понимает очень тонкий намек и, кладя купленную еду на небольшой столик рядом, точно так же кивает и быстро произносит: — Да, конечно, простите, я не буду мешать вам, — она спешно и быстро удаляется, слыша в уже почти закрытую дверь голос Тэ: — Я ненадолго, обещаю. Дверь, наконец, закрывается, оставляя в комнате только две запутанных (друг о друга) души. — Хён, я… — сипло прозвучало со стороны кровати, пытаясь, видимо, объясниться. По спине прошелся рой мурашек, холодящих сознание и придающих ему некую свежесть и лёгкую встряску после долгого взгляда, который в какой-то степени помог им осознать, что всё-таки теперь они будут хоть немного ближе и друг к другу, чтобы быть в безопасности, окружённой этим приятным апельсиново-карамельным вкусом. Ещё это «хён», сорвавшееся с его губ, звучало так приятно и блаженно, что Тэхен прокрутил это обращение к себе в своей голове, наверное, уже сотню раз, наслаждаясь голосом младшего и отчего-то думая, что сейчас светловолосый хочет услышать голос Чонгука в пении: как он растягивает и пропевает ноты, складывающиеся в единый музыкальный ритм и слог, как он строит неоднозначные выражения лица при этом, улыбаясь лишь уголками губ и смотря в подвесной круглый микрофон, прикрепленный к его уху. Все это кажется далёким, нереальным, как будто на экране телевизора, и почему-то Тэ даже думает, что не хочет, чтобы кто-то слышал Чона кроме него. Обернувшись в сторону темноволосого всем телом, полностью, Ким замечает, что теперь Чонгук опустил голову, находясь в полусидячем положении на кровати, перебирая свои пальцы и пытаясь сказать что-то. Но у него никак это не выходило, будто что-то не давало выйти словам наружу. — Чонгук, с тобой все хорошо? — Тэ быстро перемещается от места середины комнаты ближе к Чону, пугаясь, что паренёк снова может потерять сознание. — Как ты себя чувствуешь? Тэхен садится на стул и тянет пальцы ко лбу парнишки, трогая его и проверяя температуру. — Я могу отвезти тебя в частную клинику, если тебе плохо, — все ещё не убирая своих рук со лба темноволосого, говорит Тэ обеспокоенно, пытаясь найти глаза Чонгука и снова посмотреть в них, чтобы понять, что могло пойти не так. Затем Ким легко касается пальцами подбородка Чона, нежно проводя по нему рукой и приподнимая его голову. Тэхен видит, как медленно и плавно двигается кадык младшего, и от этого он сам сглатывает неизвестный тугой комок, появившийся в гортани совсем недавно. — Нет, все… все правда нормально, — сдержанно проговаривает Чонгук, смотря на стену напротив себя. — Только… Он останавливается на полуслове, и в животе Тэхена что-то почти незаметно дёргается, слабо ударяя в зону поджелудочной железы и распространяя какую-то кислоту по коже, принося небольшое жжение изнутри. — Почему ты приехал, хён? — не понимает Чон, растерянно добавляя обращение в конец предложения, видимо, все ещё стесняясь его. Тэ даже не думает над ответом, передавая голосовым связкам то, что твердит и говорит ему сердце: — Потому что я хотел лично удостовериться, что с тобой все в порядке, — произносит он уверенно и твердо, не бросая своих попыток посмотреть Чонгуку в зрачки. — Я хотел увидеть тебя, Чонгук, потому что я волновался. Внезапно парень поворачивает лицо в сторону Тэхена, встречаясь с ним глазами. Светловолосый снова ощущает эту эйфорию, потекшую по кровеносным сосудам, и теплоту где-то между диафрагмой и сердцем, читая в карих зрачках нечто, заставляющее его органы трепетать и желать, чтобы это время тянулось все больше и больше, никогда не заканчиваясь. — Но… тебя ведь наверняка заметили и… что напишут на сайтах, когда увидят, что ты пришел ко мне без маски и… — было почти невозможно разобрать его слова, потому что парнишка то запинался, делая долгие паузы, то быстро что-то бормотал, не горя желанием говорить и излагать свои мысли устно, перед Тэхеном. И именно из-за этого Ким поднял свои руки вверх, тем самым останавливая монолог Чона, и закатил глаза, услышав очередные беспокойства о нем: — Во-первых, — светловолосый начал загибать пальцы на своей руке, внимательно считая и принимая в счёт каждую, даже мельчайшую причину, — меня уже заметили, и мне совершенно все равно, что меня видели в больнице. Любой нуждается в медицинской помощи, так что это естественно и нормально, чтобы делать из этого какой-то ажиотаж. Во-вторых, — Ким загнул второй, указательный палец, — мне наплевать, что там эти журналисты могут про меня написать и сочинить, потому что эту информацию никто и никогда не подтвердит. И в-третьих, — он посмотрел на Чонгука, чтобы выглядеть как можно более убедительным и показать, что он не бросает слова на ветер и не разбрасывается ими, как попало, — если я захотел приехать к тебе, значит, я сделаю это, любой ценой, потому что отговорить меня от того, чего я правда хочу, очень сложно. И, как видишь, никто не смог утащить меня отсюда, значит, это доказательство того, что я очень упрямый и всегда получаю то, что хочу. Чонгук стал теребить белое одеяло: — Но… — Пе. Ре. Стань, — останавливаясь перед каждым слогом, предупредил Тэхен этого непонимающего ребенка. — Никаких «но» не может быть, потому что я итак все уже сказал, Чонгук-а, — Ким вздохнул. — Ты правда такой ребенок, серьезно. И Тэ улыбается, чувствуя себя действительно счастливым рядом с ним, как будто они знакомы уже очень давно, и каждая встреча доставляет только одно удовольствие. Но не как это бывает обычно: ты встречаешься со старым другом, вы болтаете и проводите время вместе, а потом мирно расходитесь. Нет. Это совершенно не так, потому что Тэхен наотрез отказывается «мирно расходиться» и уходить, словно чувствуя острую необходимость в том, чтобы этот парнишка был рядом с ним и заполнял эту пустоту в груди. Чонгук со стопроцентной вероятностью арендовал эту самую частичку, которая пропадала, когда Ким не был в одном помещении с Чоном и не видел его, не мог ощущать его присутствие. И теперь эта неотъемлемая часть Тэхена каждый раз встаёт на место, находясь с младшим, и покидает его, когда парни прощаются друг с другом. Это… почему-то это не выглядело и не казалось Тэ странным, но он и правда не мог понять, каким именно образом у Чонгука вышло заполучить себе этот несчастный кусок. — Я хотел сказать, что… — младший опять мялся и тянул слова. — Что я… рад, что ты пришел, хён. Правда… Взрыв. Взрыв, который точно сравнился бы со взрывом, из-за которого и появилась наша вселенная, если бы не одно простое но: этот взрыв в груди был приятным. Приятным до чертиков, потому что Тэхен ощущает это, чувствует каждой клеточкой своего тела, что его тянет к Чону, как магнитом. И когда светловолосый понимает, что это самое притяжение исходит не только с одной стороны, то до него доплывает осознание чего-то важного, чего-то ценного и дорогого, что… — Четыре часа дня, время для посещений закончено, просим гостей покинуть палаты! — был слышен из коридора чей-то низкий голос. — Четыре часа дня, время для посещений закончено… — Хён, я не хочу… не хочу оставаться здесь один, — Чонгук смотрит на Тэ большими глазами, полными жалости и несильного страха, проникающего в Тэхена острыми ножами от того, что он ничего не сможет поделать с этим. — Чонгук, я заеду за тобой завтра, обещаю, — Ким встаёт и видит эти зрачки, молящие о том, чтобы их забрали отсюда как можно быстрее. — Я приеду утром и как можно скорее заберу тебя, правда, не волнуйся, — он пытается выдавить из себя улыбку, чтобы хоть как-то подбодрить поникшего Чонгука. — Потерпи одну ночь, прошу тебя. С коридора снова стал слышен этот противный скрежущий голос, не дающий нормально попрощаться и вставить поперек него хоть слово, потому что он правда сильно резал уши. Тэхен вдруг обратил внимание на то, как Чонгук медленно, очень медленно отрывает ладонь от белоснежного одеяла и тянет ее к запястью Кима, легонько обхватывая. Это первый раз, когда Чон сам прикоснулся к нему. Сам, без принуждения и помощи, без посторонних касаний, и это действительно вызвало уже не течение и волну, а целое цунами смешанных эмоций, среди которых главенствующую позицию занимало что-то, до сих пор не открывшее светловолосому всех своих черт и секретов. Что-то, что было выше всех чувств и ощущений, даже тех, что случались с ним раньше. И это давало надежду, прокладывало цель, чтобы узнать, что же все это значит и какое оно имеет название, ибо самому Тэхену было очень трудно и сложно оторваться от Чонгука и просто уйти, сказав: «Пока». Но одновременно он не мог найти этому объяснение, что немного, совсем немного, пугало и настораживало. — Хён… — Чонгук просто открыто умолял его остаться ещё на пять минут, но Тэ не резиновый и тоже может чувствовать тяжесть, поэтому он в очередной раз перебил его: — Чонгук-а, я приеду завтра самым ранним утром и увезу тебя отсюда, — говорит он уверенно, чтобы Чон понял и принял это. Парнишка смотрит на него, не отпуская руки и спрашивая, почти тихо, шепотом: — Обещаешь? Сердце беспричинно (или всё-таки нет?) пропустило один глухой и долгий удар, опускаясь куда-то вниз, ближе к животу, и вибрируя там. — Обещаю, Куки, — выдыхает он, и только после этого младший выпускает из кольца пальцев его руку. — Обещаю.* * *
Бессонная, проведенная в бесконечных раздумьях и не давшая никаких ответов долгая ночь сказалась на Чонгуке утром следующего дня, когда в восемь часов к нему пришла медсестра и хотела разбудить, принося поднос с завтраком и его смартфон, переданный матерью. Но увидев, что пациент не спал, девушка поставила поднос на тумбу и предложила ему таблетку снотворного, чтобы поспать днём. Мальчишка быстро и отрицательно замотал головой, помня об обещании Тэхена, которое он сам с него взял вчера. Сейчас на часах длинные стрелки лениво показывает на половину девятого, и Чон ждёт, всё-таки позволяя себе и своим мыслям немного поистязаться над головным мозгом и бедным черепом, который скоро точно не выдержит такой умственной нагрузки и развалится, осколками распарывая внутренние органы и ноющее сердце. Что это? Почему парнишка так люто хочет находиться рядом с хеном и просто чувствовать, что он рядом? Почему это происходит? И ещё это ощущение, как будто во всю жидкость в теле колят адреналин, вынуждающий сердечную мышцу качать кровь в два, а то и в три раза быстрее обычного. Почему после всех попыток сбежать и скрыться от его ухмылки и пальцев, поглаживающих подбородок младшего, сам Чонгук теперь хочет только находиться возле Тэхена и воспринимать в своём сознании это как нечто нормальное? Что произошло с ним за это время, проведенное в больнице? Разве что-то могло измениться за такой короткий промежуток? И… все это не так, как с остальными. Чон не чувствует того же к, например, Субину или Ёнджуну. Тогда что это? Что за мутировавшая версия чего-то уже мутировавшего, чего Чонгук и знать никогда не знал? Это кажется, как какой-то бред сумасшедшего, находящегося на продолжительном лечении в психиатрической больнице, но Чонгук правда не понимает, что с ним творится в последнее время. И это ещё вдобавок к тому, что вчера хён сказал, что сам захотел приехать к нему, когда даже его согруппники не приехали, чтобы навестить или поддержать. «Почему это так сложно?» Парень трёт глаза от переизбытка догадок, и уже хочет спокойно залезть в телефон и позвонить кому-нибудь, как дверь в палату распахивается, и в нее входит тот самый человек, которого так не хватало все это время. — Хён! — Чонгук тут же оживает и открыто радуется, совсем как ребенок, улыбаясь и чувствуя теплоту и нежность в грудной полости, когда видит такую родную и уже знакомую худощавую фигуру с каким-то пакетом в руке и черной маской, мирно покоящейся на подбородке. Тэхен улыбается ему в ответ, искренне, без единой капли фальши или вранья, и от этого улыбка на лице Чона растягивается ещё сильней. Парнишка впечатляется, ощущая бархатистое наслаждение, а все тело наполняется мягкостью и лаской, вновь чувствуя этот кисловатый вкус мандарина, ставший олицетворением и прямой причиной его счастливого поднятого настроения. — Ты приехал… — младший выпускает из лёгких выдох, выражая тем самым восхищение, отвечая шоколадным глазам своим, тростниковым взглядом. — А куда бы я делся, м? — задаёт светловолосый риторический вопрос, и от его прекрасного вида и естественной красоты у Чонгука уже в который раз перехватывает дыхание, говоря: «Ну, ты это, дыши сам как-нибудь, окей?». — Я ведь обещал, Чонгук-а. Дополнительная порция мурашек пошла от затылка прямым путем до копчиковых позвонков, очерчивая сам позвоночник щекотливым течением. — И я заберу тебя, — хён немного посерьёзнел, но от этого он ничуть не изменился и оставался таким же изумительно ангельским, каким был абсолютно всегда. — А теперь одевайся, Куки, — Тэхен улыбнулся снова, — мы уезжаем отсюда.