«Любовь — это не решение. Это чувство. Если бы мы могли решать, кого любить, всё было бы гораздо проще. Но куда менее волшебно.» © "Южный парк"
Мы имеем удобную и просто громадную кровать, застеленную белым и чистым постельным бельем, и большой неудобный диван в гостиной. Что же из этого лучше? Очевидно: умный Тэхен, конечно же, выбрал именно кровать. На ней, помимо него, ещё спало одно маленькое недоразумение, которое Тэ вчера в буквальном смысле сам уложил спать. Кровать могла точно вместить четверых крупных мужчин, не говоря уже о Тэхене, которому даже его собственные вещи иногда были на два, а то и на три размера больше. А ребёнок Чонгуке вообще спокойно помещался в чемодан для путешествий. Их сонные тела разделяла половина метра, поэтому повода для смущения и стеснения не было вовсе. Но только вот была одна маленькая проблемка: Тэхен проснулся один. Ярким солнечным утром, когда за окном вовсю пели птицы и стрекотали различные насекомые, радуясь жаркому осеннему дню, Тэхен проснулся один. Он бнаружил на второй половине кровати пустоту и скомканное одеяло, которым Ким вчера укрыл младшего. «А он не напугался того, что с ним в одной постели лежит кто-то ещё?» Этот нюанс, наверное, можно было исключить после вчерашнего дня… После несокрушимых и необходимых объятий, после посиделок на пляже под луной, после разговоров и подарка… Да после фразы «Я не отпущу тебя» уже можно было вообще отбросить все сомнения и прочие штучки, но… Это же Тэхен. Тэхен не мог просто так оставить все как есть. И сейчас, находясь, а полусидячем положении, укутанный в простынях, он думает о том, что его чувства уже переросли все существующие границы. Его чувства настолько доминируют над всеми остальными эмоциями и ощущениями, что Ким уже вчера готов был рассказать об этом всем Чонгуку. Да что тут выяснять, если парень сильно, просто дьявольски сильно хотел коснуться своими губами его розоватых мягких губ, вкушая их полностью, чувствуя их и сминая в страстном, требовательном поцелуе… «Черт…» Его сердце болит, рвется наружу и стонет при виде ослепительной детской улыбки, при виде горящих озорных огоньков в его глазах, при виде его сексуальной шеи, волос, пальцев… Тэ готов покрыть все его тело, каждый миллиметр его нежной кожи лёгкими поцелуями. Тэ готов обсыпать мальчишку своими ощущениями и рвением в рёбрах абсолютно везде, в каждом изгибе. Ким хочет поцеловать все его родинки, все маленькие и незаметные шрамы, хочет коснуться губами его краснеющих от смущения щек, хочет слегка прикусить его пылающую мочку уха, хочет… хочет его всего. Хочет всеми клетками своего тела. Хочет. Но он не может. Не может, потому что Чон Чонгук — крохотный, ещё не знающий многих вещей и неопытный ребенок, невинный, чистый и неиспорченный, наивный и очаровательный… Ребенок, которому всего семнадцать лет. Ребенок, который не может чувствовать того же самого по отношению к Тэхену. Ребенок, которого не хочется пачкать и портить своими длинными похотливыми пальцами и ловкими плотоядными губами. Но Ким обещал ему, что останется с ним, защитит его. Тэ пообещал, что не оставит его одного, потому что эта детская привязанность перешла из стадии слабой нитки в стадию стального прута, нерушимого и тяжёлого по сравнению с остальными видами связей. Тэхен отлично знал, что детям свойственна такого рода симпатия по отношению к более старшим членам общества, свойственно требование защиты… Чонгук воспринимал Кима как… старшего брата. И от этого понимания становилось ещё больнее, потому что Тэхен не мог так. Он, хищник, не мог находиться рядом с добычей, прекрасно осознавая, что схватить ее и съесть он не может. Но по-другому никак. Парень не мог нарушить обещания и бросить ребенка одного, но и взять парнишку он тоже не мог. Ему пришлось наплевать на самого себя, на крики сердца, на отчаянные завывания внутреннего зверя. Пришлось ради… него. Тэхен закрывает глаза и нажимает пальцами на веки, ощущая небольшую пульсацию. Вздыхает. Успокаивается. Если быть точнее, то «ложно успокаивается, натягивая маску радости и безразличия». Но это в какой-то мере хоть немного помогает, потому что желание схватить этого мальчишку и прижать его к стене стало гораздо меньше, чем секунду назад. Мужчина, скидывая с себя одеяло и вдыхая тёплый утренний воздух, решает спуститься вниз. Потому что других вариантов местонахождения Чонгука или других живых домочадцев, с которыми он не особо хотел встречаться сейчас, не было. Ступая босыми ногами по полу, он не ощущает бывалого холода, от которого вчера так трясся Чон. Кстати, о наказании, то есть об обещании наказания, давшегося прошлым вечером Тэхеном: он все ещё помнит об этом. У него достаточно хорошая память на такие моменты. При любом удобном случае парень припомнит это тому проказнику, который обрызгал Кима солёной холодной (!) водой, при этом ничего не сказав и даже не предупредив старшего. Спускаясь по лестнице, Тэ уже слышит негромкие разговоры, обмены репликами и тихие смешки внизу, на кухне. Он проводит по светлым волосам рукой, надеясь, что это хотя бы немного сделает его внешний неряшливый вид лучше. Также Тэхен одергивает вниз белую большеватую футболку, уже не беспокоясь о том, что он не взглянул в зеркало, прежде чем начать спускаться. Уже с половины пути парень заметил макушку Хосока. И она такая же растрёпанная, как и его собственная. Хоуп сидел за барной стойкой и тихо смеялся, разговаривая с кем-то ещё и смотря вперёд. Позже он воодушевлением что-то рассказывал и снова смеялся, видимо, получая ответную реакцию на свои слова. Наконец, преодолев эти злосчастные долгие ступеньки, Ким оказывается на кухне, соединённой с гостиной большой деревянной аркой. Он без шума заходит и просто стоит сзади Хоупа, разглядывая уютную тёплую обстановку в утреннем свете. Он отмечал, что здесь довольно хорошо все обустроено и расположено; отличное и недешевое оборудование в виде, например, той же плазмы, окупает те деньги, которые заплатил Тэ за аренду этого домика. С интересом рассматривая продолговатую вазу с фиолетовыми цветами, стоящую в метре от Хосока на барной стойке, Ким плавно и медленно переводит взгляд на другого собеседника. Он иногда смеялся и активно отвечал Хоупу таким же весёлым тоном, какой он и получал от парня. Он стоял спиной к Хосоку, совсем редко и через раз поворачиваясь, орудуя кухонными приборами и продуктами, манящий запах которых Тэ почему-то учуял только сейчас. Он был в той же самой лёгкой рубашке, что и вчера, светло-голубой, подчеркивающей его ровные и рельефные плечи. Одежда открывала вид на позвоночник и покрывала каждый острый позвонок тонкой, почти прозрачной атласной тканью, очерчивая бугорки и представляя их искушенному взору Кима. Это Чон Чонгук собственной персоной, который, кажется, в тысячу раз лучше дружил со сковородой и этим противным горячим маслом, которое никогда не хотело поддаваться рукам старшего мужчины, беспощадно обжигая их и оставляя красные следы. Чон Чонгук, который блистательно управлялся с готовкой и кулинарными тонкостями, умеющий готовить рамен и не только. Почему-то в мыслях Тэхена проскочило: «Повезет же его девушке…». С таким-то парнем, в одном теле которого умещался будущий айдол, певец и танцор в придачу с искусным шеф-поваром, девушка бы точно не знала бед и отчаяния… «Это нормально — ревновать к несуществующей девушке?» Тэ бы и дальше стоял и смотрел, наслаждаясь запахом и слушая их разговоры, состоящие вообще почти не из чего. Если бы этот Чон Чонгук снова не обернулся на Хосока. «ТВОЮ МАТЬ». Обернулся, бесстыдно показывая Тэхену (и не только ему, между прочим), спутанные темные волосы, не расчесанные и не прибранные после сна. Полуоткрытый рот с пухлыми, приманивающими к себе горячими губами. Слегка красноватые от жары щеки с незаметными бисеринками пота у лба… И ладно бы на этом все закончилось, но жадные глаза Кима опустились ниже. Ниже, на расстегнутую до середины груди рубашку, открывающую вид на голый торс со смуглой кожей и накаченными мышцами пресса. На чеканные линии глубоких и четких изгибов. На идеальное мускулистое тело, над которым нужно было изрядно поработать, чтобы оно было… таким. Тэхен нервно сглатывает, тормоша пальцами края футболки. Ему вдруг стало невыносимо жарко, а внизу живота начал скапливаться тугой и непонятный горящий сгусток, болью отдающийся в желудке и жаром — в солнечном сплетении. Мышцы, которые оплетали талию и живот, скрутило и связало в плотную удавку, которая сейчас, казалось, перейдет на шею и задушит собственного хозяина тела. В горле моментально пересохло, а в свободных штанах отчего-то стало тесно и узко. Сердце долбило по рёбрам с огромной силой, которая раньше ему вообще была не присуща. — Хён! — радостно-ликующим тоном произносит Чон, ярко улыбаясь. — Добр… — Мне нужно в ванную. — Жёсткость в голосе придала нужный эффект. Тот самый паразит Чонгук, вчера плачущий у Тэхена на руках, а сегодня описываемый словосочетаниями «ходячий гребаный секс», замолчал на середине своего предложения. Хосок даже не успел обернуться, когда Тэ уже ушел из кухни прямо по небольшому коридорчику в уборную. «Блять!» Кровь кипела, а сердце только способствовало повышению ее температуры до ста градусов, стуча как сумасшедшее. Ким запер за собой дверь, когда под его ногами показалась белая плитка ванной. Он приблизился к зеркалу у раковины, ставя на нее руки и пытаясь восстановить чересчур частое дыхание, цепляясь за керамическую поверхность как за спасательный круг при неминуемом утоплении. Грудная клетка поднималась и опускалась чаще, чем билось сердце у нормального и здорового человека. Включив холодную воду, Тэхен набрал полные ладони ледяной жидкости и плеснул ее себе на лицо, чтобы обуздать и утихомирить кровообращение и эмоции с желанием и животным инстинктом. Они выявлялись в сильном возбуждении его гормонов и естественных физиологических потребностей. Как же он хочет схватить этого гребаного мальчишку за ягодицы, посадить на кухонную тумбу и… «Ты вроде успокоиться хотел, нет?!» Ким закрывает глаза и голубого вдыхает и выдыхает. Он все ещё крепко держался за раковину и старался думать о чем-то другом, что отвлечет его от этих грязных, но таких страстных и желанных мыслишек, которые он так хотел воплотить в жизнь… На ум приходят только те бесконечные звёзды и луна, освещающая им путь вчера вечером. Воздух, пропитанный вечерней свежей прохладой. Чёрное в ночном одеянии море, плещущееся слабее, чем днём. И Чонгук… Прекрасный и пленительный, одновременно такой близкий и в то же время такой далёкий, как… луна, отражающаяся в кромке воды. Ты можешь потрогать поверхность воды, где видится луна и ее свет, но до настоящей луны дотянуться ты уже не в силах. Также происходит и с Чонгуком, с этим двуличным крохой, который без спросу влюбил в себя Тэхена. Без спросу и предупреждения… »… ещё ребенок, а я взрослый мужчина…» Скорее, Ким говорил это себе, а не Чону. Себе, чтобы сдерживать свои желания. Себе, чтобы не сорваться. Именно поэтому эта фраза выглядела такой оторванной, чуждой, неподходящий на то место, на котором она стоит. Тэ просто озвучил свои мысли, похоже, доставляя этим больше проблем, нежели наоборот. «Ты не можешь быть с ним. Так что соберись и успокойся. Ты обещал, что не бросишь его. Так что заткнись и не жалуйся». Противоречие. Тэ не может быть с ним, но и бросить парнишку он тоже не может. «Успокоился». Мужчина ещё раз глубоко вдыхает, уже не чувствуя того пламени, что совсем недавно заполняло всю его голову и тело. Тэ открывает глаза, смотря на отражение светловолосого парня в зеркале. В глазах только печаль и желание, смешанное с любовью. Он надеется, что это пройдет. Когда-нибудь пройдет. Когда-нибудь. Приведя волосы в небольшой относительный порядок, Тэхен, в последний раз осматривая себя в зеркало и не замечая никаких прошлых признаков возбуждения, наконец открывает белую дверь ванной. Он уже тише, чтобы не привлечь к себе внимания, идёт по тому коридорчику, по которому он сюда, собственно, и пришел, на кухню. Ким уже было намеревался спокойно войти и извиниться за своё поведение, стараясь как можно меньше пялиться на безупречное и натренированное тело Чонгука, но… Его останавливает самоличное подсознание в десяти сантиметрах от входа, желая, кажется, что-то показать. Что-то, что скрыто от глаз и ушей Тэ. — …Чонгук-а, я что хотел сказать, — из-за стены слышно голос Хоупа. — Может, ты… застегнешь рубашку?.. — аккуратно, чтобы не вызвать лишних подозрений, спрашивает Хосок. Тэхен не слышал начала разговора, поэтому судить его по середине, которую он уловил краем уха, Ким не мог. Но что-то в нём точно задевало быстрый уход мужчины. Сначала повисло небольшое неловкое молчание, ибо Тэ не видел лиц, боясь, что его раскроют. Но потом он все же расслышал по-детски наивный и немного хриплый голосок: — Что… — кажется, Чон спешно застёгивает пуговицы. — Простите, Хосок-щи, я не думал… Извините… — виноватый тон. — Это неприлично с моей стороны… Извините… — Ой, да что ты, это не у меня прощения просить надо, поверь, — насмехается Хоуп. — Не заметил ничего странного в том, что Тэхен куда-то убежал, когда увидел тебя таким, м? — довольная едкая ухмылка чувствуется даже через стену, пусть и тонкую. Ким собрался войти и объясниться, что это вовсе не из-за Чонгука и его рубашки, что они не о том подумали (хотя, кого он обманывает?), но… он не успел. Чья-то жёсткая ладонь быстро и молниеносно закрыла его губы замком, а вторая рука потащила его лёгкую тушку назад. Обратно к ванной и другой комнате. — Дернешься — я вырублю тебя. А это я умею, ты знаешь.* * *
Чонгук по едва ли понятной причине краснеет, слыша такие слова от его однофамильца. Хосок без напряжения и легко говорил на темы, которые, наверное, трогать и задевать не стоило бы вообще. Но Хоупу как будто все равно на смущение и стеснение младшего. Как будто для него нормально отвечать и задавать вопросы, вгоняющие мозг Чона в тупик, из которого не так-то и легко выбраться. Только недавно, несколько секунд назад, Чонгук торопливо застегнул маленькие белые пуговки блузы. Потому что не подумал, что его тело может вызывать у кого-то смущение, потому что не подумал об этике и приличиях. Ему просто было жарко, вот и все. Как не будет жарко человеку в тёплый день, когда этот человек ещё и готовит завтрак, жаря его на горячей сковороде? Парнишка чувствует, как его кончики ушей медленно заполняются жгучей кровью, а к щекам приливает неприятное тепло. Мальчишка совсем не подумал, что Тэхен может так странно, как выразился Хосок, отреагировать. Мальчишка совсем не подумал, что этот мужчина вообще может испытывать стеснение. Обычно это самое стеснение создаёт Ким, практикуя его на других людях, в частности на бедном натерпевшемся Чонгуке, которого скоро Тэхен точно сведёт с ума своими безумными и крышесносными действиями и словами. Хотя… Если так говорить, то он уже свёл младшего с ума одним только своим существованием и нахождением в галактике Млечный путь на планете Земля. Хён свёл с ума ребенка идеальной ангельской внешностью, низким хриплым голосом, длинными музыкальными пальцами, пушистыми ресницами, крохотными родинками на лице и губах, кофейными глазами, словами, обращёнными только к Чону, прикосновениями, заботой… — Давай, — без разрешения врывается в его размышления Хоуп, — скажи это. «Он в-видит?..» Чонгук долго думал об этом, разбивая голову вдребезги и собирая ее по частям снова и снова. Он стремился выяснить, что же с ним происходит. Он вспоминал утренний поцелуй Юнги и Хосока, вспоминал взгляды, которыми они смотрели друг на друга, вспоминал тёплые слова и лёгкие и нежные касания… А позже он сравнил это с… ними. С собой и Тэхеном. Позже мальчишка понял, что… — Хосок-щи… — растерянно и взволнованно произносит Чонгук, набирая в лёгкие воздуха. — Что мне делать, если… — он закрывает глаза, чтобы не было так страшно это говорить. — Если хён… — Чон давит на себя, потому что он должен у кого-то узнать ответ. — Если хён нравится мне?.. Больше нет смысла скрывать и так уже очевидные вещи.* * *
Тэхен оказался жертвой похищения. В этом случае человек, похитивший его и сделавший небольшую вторую гостиную местом для хранения и содержания заложника, должен предстать перед судом за нарушением прав невиновного и ни в чем не провинившегося гражданина Южной Кореи. А гражданин так и не понял, в чем же дело. Только после того, как его худое тело плюхается на диванчик, удобно оказавшийся на пути, а со стороны двери доносится шум закрывшейся защёлки, Тэ улавливает атмосферу в этой комнате. Но далеко не это оказывается главной причиной понимания его нахождения здесь. Основная его догадка образовалась только тогда, когда наглая персона, притащившая сюда парня, поворачивается и демонстрирует Тэхену серьезное и непоколебимое выражение лица. Оно имелось только у одного человека в этом мире. При всем имеющемся этот индивид ещё и руки скрестил на груди. На его лбу так и красуется: «Старый дед Мин Юнги, мудрость хлещет как из ведра, но мозгов не много…» — Думаешь о том, что я не имею отдел головного мозга, отвечающий за логическое мышление? — как ни в чем не бывало спрашивает Мин. И он тут же ухмыляется, замечая растянувшуюся от удивления физиономию Кима. «Что?!» Он правда сильно удивился. «Гребаный экстрасенс, умеющий читать мысли!» — А сейчас думаешь, что я экстрасенс, да? — Его тон звучит ещё насмешливее, а злорадная улыбка расплывается почти на все лицо. — Да как ты… — ошарашенно успевает выбить из себя Тэ, округляя глаза. — Ты такой предсказуемый, просто до невозможности, — самодовольно и ехидно выносит вердикт Юнги. Он пододвигает стул, стоящий у стены, ближе к дивану, на котором расположился Ким. Юн ставит предмет мебели спинкой вперёд, прямо напротив Тэ, и пафосно садится на твердое сидение. После он самовлюбленно складывает руки и устремляет свои беспощадные холодные глаза на виноватого Тэхена. — Куда вы вчера ушли, пока нас не было? Ким тоже позволяет себе лукаво и саркастически улыбнуться, выглядывая на Мина из-подо лба с белокурой чёлкой: — Ой, признайся, ты только благодарен, что мы ушли, — явная насмешка и возвышение над старшим чувствуется в его произношении. — Я же не спрашиваю, что вы тут делали в комнате наверху, пока нас не было, — эта колкая и ядовитая улыбка и издевательские язвительные поблескивания в зрачках только активно способствовали пониманию Шугой этих замысловатых намеков. — Хотя… я итак знаю, что дело поцелуями в щёчку точно не закончилось. — Коварство и очевидная издевка так и хлещут из его рта. — Могу сказать ещё больше, но не буду, — Тэ облизывает свои губы, с гордым видом откидываясь на заднюю спинку дивана и закидывая на нее локти. — Завидуешь, что не можешь сделать то же самое с кое-кем другим? — Теперь уже очередь Мина насмехаться. Удар тупым лезвием ножа в спину. Похоже, Тэхену стало даже как-то обидно таким словам. Мин Юнги снова нашел его слабое место, заткнув грязный и очень многословный рот Кима, воспользовавшись его же словами. Только в своём случае он направил их против объекта их произнесшего. Сам Тэ в другой ситуации восхитился бы таким мерам по завершению спора, но сейчас он был своего рода оскорблен тактикой мудрого и более умного Шуги. — Я не завидую… — Ким не смог скрыть глухости и неуверенности в своём голосе. И это, конечно же, не было не замечено Мином: — Ты знаешь, что ему нет девятнадцати и думаешь, что он не чувствует тех же ощущений, что и ты, так? — Он выглядел уже более серьезным, отбросив все шуточки. Он прекрасно понимал, что сарказм Тэхена — это всего лишь защитная реакция. Ким потерянно опускает голову, потому что… это правда. Правда, что он не может рассказать о своих чувствах Чонгуку, потому что тот слишком мал. Правда, что Тэхен со стопроцентной вероятностью уверен, что Чон не видит в нем кого-то, кроме брата и друга. Правда… — Ясно, — вздыхает Юнги, поглощая больше кислорода перед следующим предложением и устраиваясь на стуле поудобнее. — Так вот, Ким Тэхен, — изрекает он, — ты придурок. «Что?» Такого Тэ точно не ожидал. Сначала заткнули его же слабостями, а потом ещё и обозвали? Идеальный день, ничего не скажешь. Ким свёл брови вместе и моментально кинул вопросительный взор на слишком уверенного в себе Мина. — И не смотри на меня так, — брезгует старший, ведя носом. — Да-да, ты придурок, — кивает головой он, — потому что ты не имеешь права решать за Чонгука вообще хоть что-либо, включая его мысли и чувства, — раскладывает свои мысли по полочкам Шуга. — Ты не спрашивал его о том, кем он тебя считает, не разговаривал с ним на эту тему, не затрагивал ее вообще. И при этом ты твердо говоришь о знании того, что Чонгук принимает тебя за брата и друга и что он не чувствует ничего особенного, кроме привязанности? — Он заглядывает Киму прямо в глаза, искренне не понимая, отчего же этот вроде бы уже взрослый мужчина такой идиот. — Да ты и правда придурок, серьезно. Но Тэхен не настолько глупый, чтобы не понимать таких открытых обыденных вещей. Он ведь видит, что это простая привязанность ребенка к старшему, он ведь видит это своими собственными глазами… — Он ребенок, Юнги, — вяло произносит Ким, опуская взгляд. — Он просто хочет быть рядом со взрослыми, просто хочет внимания и заботы… Тэ почувствовал, как Шуга закатил глаза, ударяя ладонями и спинку стула от безвыходности: — Да как ты не понимаешь, что этого самого внимания и заботы он хочет только от тебя, потому что ты ему небезразличен! — уже повышенная интонация. — Как ты не понимаешь, что он не может без тебя! Ты правда такой слепой? — неподдельно любопытствует Мин. — Ты вообще видел, как Чонгук смотрит на тебя? Да у него глаза скоро выпадут от того, что он взгляд от тебя отвести не может! — уже в открытую отчитывает он младшего. — Ты же сам это понимаешь, почему боишься признаться себе? В Тэ все вскипает и вырывается наружу: — Да потому что если я признаюсь и себе, и ему, то я не смогу сдержать себя! — Тэхен вскакивает со своего места и злостно кричит от переполняющих его эмоций. — Потому что если я признаюсь ему, то я испорчу его! Испорчу семнадцатилетнего ребенка, понимаешь?! — он закрывает лицо рукой, понижая тон. — Я сломаю ему жизнь своими чувствами… — Ты ломаешь её ему, не говоря о них, — спокойно твердит Шуга. — Ты старше его на пять лет. Но это не меняет того, что Чонгук тоже чувствует к тебе что-то большее, чем просто дружба или желание внимания, — поправляя волосы, буднично втолковывает он. Как будто Мин каждый день раздает всем советы об отношениях и о том, как вести себя в той или иной ситуации. «Что-то… большее?..» Слабое сердечко быстро даёт о себе знать, резко заводясь и играя, как музыкальная шкатулка. Чон чувствует к Тэхену что-то ещё помимо простой необходимости быть рядом? Настрой Кима тут же изменился, убавляя тот отчаянный и выкрикивающий от безнадёжности все что угодно тон. Он заменился его раздумиями и триллионами новых мыслей. Процессы, с помощью которых происходили действия двигательных нейронов, отправляющих различную информацию в теле, стали ускоряться. Они уже давно превышали норму, значительно и заметно выходя за ее пределы. Ким Тэхен, кажется, правда придурок, раз не подумал об этом и не принял во внимание. Ким Тэхен думал только о себе, не беря в счёт Чонгука. Ким Тэхен полнейший идиот и кретин, который не смог набраться смелости и спокойно обсудить их отношения, сказав о том, что парням нужно серьезно поговорить. «Твою мать…» — А Чонгуку приходится еще тяжелее от неизвестности и незнания, — стремясь всмотреться в сконфуженные виноватые глаза Тэ, давяще и прессованно произносит Шуга. Он надавливает на Тэхена своими словами с каждым разом все сильнее и сильнее. — Представь, каково ему. — Это точно чертова психоделика, действующая на Кима просто блестяще успешно. — Он даже спросить тебя ни о чем не может, потому что боится и не знает, будет ли это уместно. От безысходности Тэхен снова падает на диван, неморгающе смотря куда-то в стену и не ощущая абсолютно ничего. Непонятная апатия от своей же глупости захватила его организм, постепенно расплавляясь и испаряясь. Она приносила на своё место осознание всего, что происходит между ними и их взаимоотношениями. «А вдруг он…» — Поговори с ним сегодня же, — настаивает на своём Мин, — когда прилетим обратно в Сеул, — добавляет он, вставая с места. — А сейчас нам нужно собираться. Продюсер скоро офис разнесет из-за того, что мы уехали, ничего ему не сказав. — Но… — едва ли Тэ успевает разомкнуть губы, чтобы возразить, как ему не дают договорить: — Я сказал, чтобы ты поговорил с ним, и точка, — утвердительно и строго напоминает Шуга. — Мне надоело смотреть на то, как вы пожираете друг друга глазами, — безоговорочно раздевает правду догола Юнги, фыркая, как пожилой мудрец. — Два идиота… «Поговорить». От одного этого слова у Тэхена трясутся поджилки. Но это нужно сделать. Необходимо. И поэтому Тэ отчётливо рисует его в своём мозгу, выделяя перманентным красным маркером. «Поговорить, чтобы понять». И как же плохо и в то же время смешно в этой ситуации одно: Тэ не знает, что за дверью и прямо по коридору, на кухне, Хосок произносит практически те же самые фразы Чонгуку. Хосок смотрит на его детское и боязливое выражение лица от своих слов: «Поговори с ним, Чонгук-а, я же вижу, что ты хочешь». «Поговорить». Но когда они прилетают в Сеул, благополучно промолчав всю дорогу и спросив только: «Все хорошо?», поговорить оказывается не так просто, как ожидалось.