В этом мире есть люди, которые хотят причинить тебе боль, но есть люди, которым больно, когда тебе причиняют боль. ©«Дьявол рядом с тобой»
Можно ли сравнивать физическую и моральную боль с точки зрения интереса и, может быть, науки? Можно ли создать какую-нибудь шкалу, определяющую силу той или иной боли, и позже сопоставить их в специальной компьютерной программе? Что мешает сделать эти простейшие действия, дабы утолить жажду интереса и найти ответ на вопрос: а что же такое моральная боль? Все мы знаем про физическую боль, нервные окончания, клетки и тому подобное, если хорошо учили в школе биологию. Но что мы знаем про боль моральную? Что она из себя представляет, если не секрет? А сейчас это и не секрет. Сейчас, когда Чонгук с рюкзаком наперевес решил поскорее убежать из общежития, чтобы никого не встретить и не попасться никому на глаза. Сейчас, когда Чонгук прирос к полу от окаменелого ступора, обвившего конечности. И сейчас, когда в главную дверь, прямо параллельно его глазам, вошли Чимин и Тэхен. Тэхен. Чон хотел забыть его. Чон хотел перестать думать о нём. Чон хотел просто исчезнуть из его жизни, чтобы не причинять боль ни себе, ни ему, ни своей маме своими же действиями и желаниями. Но… почему забывать его так больно? Почему прекращать думать о нём так больно? И почему бесследно исчезать из его жизни так… больно? Больно сердцу и душе. Они ноют и жгутся сквозь кожу, сквозь все тело, проявляясь красными следами на руках и груди. Они просят его рук, его пальцев, его голоса, его волос, его нежности, тепла и ласки… И в данный момент абсолютно все внутренние органы словно вжимаются в ребра и переднюю часть туловища изнутри, чувствуя предмет своего неистового желания совсем рядом, прямо тут, напротив. Все жизненно важные процессы в организме ускоряются, прибавляя темп бегущей по жилам крови. Дыхание учащается, пульс резко подпрыгивает вверх-вниз, а мозг посылает Чонгуку красный код и, похоже, складывает свои руки и остаётся только наблюдающим. Парнишка как будто покрыт серым густым туманом, который заставил его не двигаться, ограничив даже условные рефлексы, и запретил моргать. Глазные яблоки не сместились ни на четверть дюйма, смотря на него. На его исхудалые щёки, на которых уже не было того игривого румянца ребячества. На сухие губы, покрытые ранками от зубов. На уставшие глаза, под которыми виднелись синеватые мешки. И ещё Чонгук заметил, насколько сильно отросли его волосы: корни на сантиметр длины были полностью темными. Все та же одежда на два-три размера больше ещё сильнее делала Тэхена болезненно худым и бледным. И парнишка вдруг осознал, что все это… Из-за него. «Ему тоже больно. Из-за меня». Время тянулось вечность. Было чувство, что мальчишка стоит так тысячу лет, вглядываясь в пустые и безжизненные глаза Кима цвета орехов. И Чонгуку снова… больно. Ужасно больно. Это ужаснее ожога любой степени тяжести. Это ужаснее самого глубокого пореза от японской катаны. Это… ужаснее смерти. Ужаснее, потому что во взгляде Кима мгновение назад были искры надежды и привязанности. Конечно, что может быть болезненнее встречи с человеком, которого ты хотел навсегда убрать из своей жизни, но с которым ты в то же время хотел быть всегда? Чонгук внезапно обретает все свои двигательные способности и срывается с места, чувствуя, что он не может так. Не может, как наркозависимый в ломке, смотрящий на дозу амфетамина перед самым носом. На глаза давят слезы, колотя по векам и переносице, а мышцы изнывают от голода по его касаниям. Все произошло за один миг: ручка двери, открывание и выход на мокрую улицу. Дождь по-прежнему сильно лил, затапливая улочки, что сейчас было идентично с сознанием и самочувствием Чона. Дождь поливал потерявшегося парнишку с ног до головы, проникая в его волосы и заливая глаза свежей водой. И хорошо, что дождь так профессионально умел скрывать слезы, сливаясь с ними в один влажный ручей. Чонгук не чувствовал, как полностью промокал, еле перебирая ногами и наступая в лужи. Чонгук не чувствовал ничего и просто шел вперёд, хотя только одного: его.* * *
Входная дверь захлопнулась. Через чертоги разума и окоченевшей самоидентификации это отразилось глухим стуком, как из-под воды, словно Тэхен утонул и теперь слышал все звуки сквозь кромку плотной жидкости. В голове ничто, смешанное с постепенно уходящим томлением и тоской. Все чувства вновь покидали его уже не способное чувствовать тело. Все чувства, пробудившиеся из-за недавно убежавшего гостя, вновь замерзали и обрастали толстым слоем льда, сломать который не может почти никто. Почти. Только он. Он. Чонгук. Но… Что с ним? Почему он такой белый, как бумага? Почему такой худой? Почему такой… тощий и измождённый?.. «Нет. Заткнись сейчас же. Иначе…» Снова будет больно. Его в любом случае ждёт та девушка. Ждёт, когда Чон обнимет её за тонкую талию, обещая защищать её и быть для неё опорой. Ждёт, когда Чонгук поцелует ее за хрупкие маленькие пальцы, позже очерчивая изящные и женственные линии лица своей рукой. Ждёт, когда он подарит ей поцелуй, долгожданный мягкий поцелуй, который будет гораздо лучше чем… «За. Мол. Чи» — Тэ-Тэ… — оживает Чимин, тихонько зовя Тэхена своим нежным голоском, как будто боясь спугнуть. — Может… — Нет. — Безэмоционально говорит Ким, не проявляя ни одной гримасы на своём лице. — Оставь меня. И он поднимается наверх, позже снова закрываясь в своей комнате ото всех. И от себя в том числе.* * *
А всё-таки… Как же можно различить физическую и моральную боль друг от друга? Вы когда-нибудь задумывались об этом? Может быть, физическая боль и ненастоящая вовсе? Это же просто включенный не то рефлекс, не то реакция организма на раздражители, которая предохраняет нас от смерти и ужасных последствий травм. Это ответ организма, ответ нервных окончаний на инородное тело, вошедшее в кожу, например. Или на ожог, царапину, да что угодно. Эта боль уже навязана нам с самой первой ступени эволюции. Можно ли считать ее настоящей, той, которая вправду значится словом «боль»? В этом и различие. Физическая боль имеет точные и безусловные ответы в виде «посылочек» от нервных клеток в мозг, из-за которых мы и испытываем те адские муки, когда режемся о что-либо. А вот боль моральная необъяснима. Она существует лишь в мыслительных процессах, то бишь в наших мыслях. А мысли неосязаемы, их невозможно потрогать, как бы мы не пытались сделать это. Получается, что… моральной боли не существует? Получается, что физическая боль и есть та самая настоящая боль, а не фальшивка?.. Нет, это не так. Не так, потому что эти две боли как бы дополняют друг друга и существуют едино, ибо человек — существо биосоциальное. «Био» значится как физические процессы, а «социальное» — моральные и душевные. Человек может быть живым снаружи, но мертвым внутри. Как Чонгук. Чон Чонгук. Мальчишка, который после прихода домой решил глушить моральную боль физической. Потому что физическая боль не так невыносима и мучительна, как душевная. Потому что лучше уж пусть болит и гниёт всё тело, чем болит и гниёт личность и душа в нём. Потому что тело можно вылечить, а восстановить рассудок и оживить мертвый разум — нет. Отныне его частым местом посещения стала репетиционная комната. Он отдавал танцам и пению все свои силы, иногда даже забывая поесть и не помня про здоровый сон вообще ничего. Энергия заканчивалась на глазах, но Чонгук продолжал, продолжал и продолжал, до изнеможения повторяя одно и то же тысячу раз, чтобы все было идеально и без ошибок. Чон срывал голос уже несколько раз, пропевая нужные партии по четыре часа в день. Чон пугал всем этим трейни, его согруппников. Они боялись, что в один прекрасный момент слабое и неподготовленное к усиленным тренировкам тело не выдержит, и парнишка просто отключится. Трейни всячески старались давать Чонгуку как можно меньше поручений и заданий, но сам Чонгук брал их без разрешения, всегда заглядывая вперёд. Трейни в любой удобный случай пытались запихать в мальчонку хоть крошку еды, но он отказывался есть, ссылаясь на то, что он не голоден и поел дома. А дома, естественно, Чонгук не поел. И не поспал. И вот, в данный момент парнишка снова едет в комнату для репетиций в небоскреб Бигхит. На улице пасмурно и пахнет свежестью и осенью. Снова намечается сильный ливень, но пока относительное спокойствие вселяло надежду на дальнейшую тишину. Хотя бы один день можно обойтись без дождя? Вагон метро полупустой. Сейчас уже вечер, но время окончания работы у большинства корейцев ещё не подошло к нужному, поэтому вагоны не переполнены, и в них можно свободно дышать. Что ещё нужно для счастья, спросите вы? Чтобы мышцы болели сильнее, чем болят сейчас. Пять дней нескончаемых занятий по двенадцать часов в день, иногда бывало и пятнадцать. Пять дней бесконечных исполнений куплетов дебютной песни до хрипа в голосе. И эти пять дней дали весомый результат, которым Чонгук даже немного гордился: физическая боль. Как он хотел, чтобы у него ныли все мышцы и не давали уснуть от перенапряжения. Как он хотел чувствовать себя ужасно усталым и невыспавшимся. И как он хотел ощутить, что физическая боль доминирует над всем организмом, закрывая собой все душевные и умственные истязания. Его вовсе не интересовало, какой танец нужно выучить. Его вовсе не интересовал результат и его цель. Его интересовало только то, насколько долго его организм сможет вот так держаться, прогибаясь под тяжелейшей усталостью и переутомлением. Потому что, стоя сейчас в метро, мальчишка крепко держится за поручни из-за того, что боится упасть. Его ноги трясутся от бесчисленных повторений движений и их оттачиваний. Казалось, что они заполнены ватой, ибо парень их почти не чувствует. Но этого он и стремился. Стремился, чтобы забыть обо всем, кроме изнеможения тела и его нездорового положения. Вагон резко останавливается, хлесткой силой чуть не вдавливая Чонгука в окно из-за внезапного торможения. Позже слышится голос, объявляющий об остановке, на которой парнишке нужно выходить. Чонгук, прикладывая большие усилия для того, чтобы оторваться от железной перилы, с трудом шагает к открывшимся дверям выхода, перебирая свои слишком тяжёлые ноги и таща за собой остальное тело, кричащее о боли в мышцах. «Так… А теперь на репетицию… Хёны уже должны быть там» Через пятнадцать минут Чон уже находится у стеклянной главной двери здания, входя внутрь и быстро показывая охраннику пропуск со своей фотографией. Что-то смутное и знакомое лезет в голову, бьющее по толстому барьеру в голове, который соорудил парнишка. Это «что-то» почему-то расплывается в мозгу оранжевым пятном со слабым мандариновым привкусом… — Молодой человек, проходите, пожалуйста, у вас все в порядке с удостоверением, — пробуждает паренька охранник, ограждая его от излишней умственной нагрузки. И Чонгук проходит. Поднимается на лифте на нужный этаж, а потом, собирая все свои силы, заходит в репетиционную комнату, наблюдая сидящих на светлом деревянном полу участников новой группы. Все пять пар глаз были устремлены на него. — Чонгук-и, привет, — здоровается трейни, который был старше Чона на несколько месяцев, и улыбается, вселяя в парня немного радости. — Мы тут решили… — Что тебе нужно немного отдохнуть, — железно, уже без мягкости в тоне заявляет лидер, вставая с пола в силу своего высокого положения. — Нет, не так: ты обязан отдохнуть, и это не просьба. Чонгук не понимает, что не так, и хмурится, выражая все это непонимание на своём лице: — Но я не устал, хён, — немного грубовато отвечает мальчишка, в знак протеста кидая свой рюкзак на пол, не собираясь прохлаждаться и отдыхать. — Я не хочу отдыхать. А на самом деле его тело только и просит, что отдыха, потому что после лёгкой пробежки на улице от метро до сюда его руки уже заметно трясутся, а в глазах почему-то начали появляться разноцветные пятна, сливаясь со стенами в помещении. — Чонгук, живо разворачивайся и иди домой, я сказал! — грозно предупреждает его лидер, ставя руки по бокам. — Ты совсем себя запустил, даже мы это видим! Тебе нужен отдых, иначе… — Я не хочу! — скрывается на крик Чонгук, всплескивая ладошками. Из-за стремительных обидчивых эмоций пятна в зрачках увеличились в размере. — Не нужен мне никакой отдых! Я… Все вокруг мальчонки стало кружиться. К горлу подкатывала тошнота, а голосовые связки сжало от сухости во рту. Постепенно мир окунался в черноту, а самого Чонгука погружало в невесомость какое-то настолько приятное и сладкое чувство, что он подался этому всплеску и закрыл глаза, идя ему навстречу. Конечности и туловище словно плыли по бескрайнему океану, а разум был где-то за гранью всего живого, в кислом апельсиновом соке. Последний, о ком подумал Чонгук, прежде чем обессиленно отключиться и упасть в руки лидера, был Тэхен.