«Говорят, есть такая связь на свете, что не важно, сколько раз ты её разрываешь. Вы все равно встретитесь.» © "Мальчики краше цветов"
halsey — now or never.
Любовь — это боль. Самая настоящая боль, разрывающая тебя на части, если рядом с тобой нет человека, которого выбрала сама природа специально для тебя. Против природы, согласитесь, идти — это полнейшее безумие. Людей, которые пытаются как-то переделать природу, обычно называют ненормальными или психами. И Чонгук, на самом-то деле, входит в их число, потому что решил послать куда подальше все эти гормоны влюбленности и принял позицию забыть предмет своего яростного желания и спокойно жить дальше. Только вот природа, оказывается, сильнее и могущественнее какой-то букашки Чонгука, возомнившего себя Суперменом. С природой, оказывается, не поспоришь. Даже если Чон является её ошибкой. И сейчас, когда парнишка после заданного Чимину вопроса внимательно вглядывается в его глаза, то различает в них только один вопрос: «Чонгук, ты дурачок, что ли?». Они прямо-таки кричали это, излучали и проецировали на всю стену огромные слова, как проектор с фильмом. И скрыть это Пак не мог. К тому же, это было и не нужно. — Чонгук-и… — пытается поосторожнее начать диалог светловолосый, почесывая макушку головы. — Как бы сказать… — он продолжал истошно думать, а позже, похоже, сдался и уже в лоб спросил: — Что между вами вообще произошло? Я не понимаю, почему ты поступил так с Тэ, ведь… — Чим старается правильнее изложить свои мысли, то и дело мило вздыхая и щурясь, не сумев подобрать нужное слово. — Я даже сейчас вижу, что твои глаза горят, Чонгук-и. Ты думаешь о нём, — мягко проговаривает Пак, прекрасно осознавая, что Чон знает, о ком идёт речь. — Тогда зачем весь этот цирк? Мальчишка складывает свои худые ручонки на груди, прямо на мягкое одеяло, и смотрит на играющиеся лучи света с летающими в воздухе пылинками. Комната залилась желтоватым цветом из окна, в которое своим теплом било солнышко, отчаянно напоминая о своём существовании и очерчивая каждый маленький предмет своей видимой силой, создавая тени и блики. Все было бы так нежно, уютно и тепло, если бы не медицинские аппараты, которыми были упичканы углы, и табличка на койке с именем мальчонки. Чонгук вздыхает и, набираясь сил и жмуря глаза, произносит: — Чимин-щи, об этом я и хотел с Вами поговорить… — неуверенно выговаривает парнишка, опуская голову. — Только, пожалуйста, не говорите об этом Сокджину и Бан Шихеку. Я не хочу, чтобы они… знали… — спохватывается парень, робко кусая нижнюю губу. Пак быстро закивал, как игрушка на панели салона машины, выставляя себя ещё большим котёнком, и поудобнее расположился на стуле, ожидая длинного разговора. И парнишка всё ему выложил. Все, до последней капли и детальки, потому что доверял Чимину и не знал, что ему делать со всей этой информацией. Чонгуку нужен был совет, поддержка и хоть какое-то, да даже маленькое одобрение с чужой стороны, чтобы знать, что делать и как быть. Он всего лишь растерянный и крохотный ребенок, которому нужна забота, внимание и помощь. Чон первый раз в жизни сталкивается с подобной ситуацией, и если бы он не выговорился кому-нибудь, то его бы точно раскромсало на атомы от страха и беспомощности. Пак слушал мальчишку внимательно и пристально, не пропуская мимо ушей ни одного слова и в некоторых местах кивая, когда Чонгук делал паузу и ждал Чимина. Он ни разу не посмел перебить иногда заикающегося собеседника, потому что видел, как ему трудно справляться со всем этим. И постепенно Чимину начал открываться полный обзор на все, что творится между Тэхеном и Чонгуком. Ему словно занавес театра распахнули, за которым играли многочисленные и разодетые актёры. И когда монолог младшего подошёл к концу, то Чонгук тихонько, будто чего-то боялся, взглянул на Чимина и шёпотом, еле слышно, сказал: — Он не простит меня, Чимин-щи. — Его веки закрылись, перекрывая вход слезинкам. — Никогда не простит. В голосе звучала обида, грусть и печаль. Чонгук отчаялся, рвано вздыхая от подступающих слёз и все ещё сидя с закрытыми глазами, словно он боялся возвращаться обратно в реальность. Пак взял всё событие в свои руки и, выпрямляя спину и набираясь уверенности, сказал, глядя прямо на Чонгука: — Чонгук-и, я помогу поймать того вора. У меня есть много хороших знакомых, которые работают в специальном отделе полиции, и я попрошу их. Не переживай об этом, — мягко улыбаясь, подбадривал Чона светловолосый, протягивая руку к его хрупкому плечу и слабо похлопывая по нему, принося парнишке спокойствие. Чонгук распахнул глаза и изумлённо взглянул на добродушную гримасу Пака, который до сих пор сиял в улыбке. От него прямо-таки несло добротой, радостью и светом. И чуть-чуть этого света передалось и мальчишке, расплываясь по организму в виде надежды и маленького огонька в зоне солнечного сплетения. — Спасибо… — прошептал парень, кивая головой. — Спасибо Вам, Чимин-щи, я отплачу Вам за это по… — Не не не, так не пойдет, Гуки, — запротестовал Чим, размахивая ладошками в отрицательных жестах. — Не надо мне чем-то платить. Ты не должен мне, это я отдаю тебе один должок, — загадочно улыбнувшись, произнес он. — А насчёт Тэхена… — Пак ехидно зыркнул в сторону мальчонки. — Я поговорю с ним, Чонгук-и, не переживай об этом. Мальчишка непонимающе посмотрел на парня в ответ, удивлённо поднимая вверх брови и быстро, с ужасающим чувством, тараторя: — Не надо, Чимин-щи, пожалуйста, я… Пак поднялся со стула, ярко, как солнце, улыбаясь и доставая из кармана светлых джинс смартфон. Под возмущения Чонгука он отошёл подальше от кровати, попутно набирая чей-то телефонный номер и прикладывая гаджет к уху. На ходу, уже возле двери, он бросает быстрое: — Гуки, больше не закрывайся и жди. И не вставай с кровати, твоё тело ещё слишком слабое. — И, перед тем, как закрыть за собой двери и выйти, уже говоря с кем-то по телефону, Чим в последний раз одарил Чона своей подозрительно счастливой улыбкой. Ничего хорошего это значить не могло, ибо Чимин улыбался так только тогда, когда затевал что-то безумное и масштабное. И сейчас, кажется, он собирался засунуть свой милый лисий носик ещё куда-то, чтобы исподтишка вытворить что-то невообразимое. Это пугало, на самом деле. И пугало ещё то, что Чимин сказал, что поговорит с Тэхеном. «Господи…» Только имя залезло в его голову, как у Чонгука сразу принялись дрожать руки. Он сжал их в кулачки, чтобы хоть как-то умерить пыл своих эмоций, но даже это не помогло. Тело отчего-то тоже сотрясалось в непонятном позыве, словно тянулось к кому-то сквозь многоэтажные дома. «А что, если…» Чон ещё не закончил мысль, а сердце уже долбит по рёбрам, как ненормальное. «Что, если я… Смогу быть с… хёном?» Бам. По всем жилкам трясущегося тела разбежался электрический разряд, напрягая каждый миллиметр кожи и заряжая его неясным жжением. Больные мышцы пробуждаются и с новой силой напоминают о бесперерывных тренировках, а лёгким становится мало воздуха. «Теперь Виен не помешает нам…» Сердце трепещет. Если бы у него была возможность пищать от восторга, то оно бы уже давно оглушило Чонгука. «Теперь мы… Можем быть рядом друг с другом…» Чонгук изнемогает от ожидания и воодушевления, которых выделилось в его клетках в избытке. Ему казалось, что скоро он лопнет от всего этого. Но… Как говорится, в любом сладком тортике обязательно есть что-то горькое. И эта горечь проявилась в бесконечных вопросах, звучащих примерно одинаково: «А если хён не простит меня? Если он уже не хочет быть со мной? Если у него кто-то появился? Если он забыл меня?». Множество сомнений одолевало детский разум и перекрывало весь скопившийся в нем энтузиазм. Они въедались под кожу, принося колючую боль, как от еловых иголок, случайно впившихся в покровы. «Если он зол на меня? Если он не хочет меня видеть? Если он…» И так по кругу раз триста, если не больше. Мальчишка за сегодня испытал столько всего, сколько не мог испытать даже за год. В комнате стало нечем дышать, а в больничной хлопковой рубашке почему-то оказалось жарко и душно, как в парилке. Чон, приказав себе замолчать и пока прекратить истязать себя мыслями, скинул со своих ног и груди одеяло. Делал мальчишка это аккуратно и осторожно, чувствуя отголоски глухой боли в руках и спине. После он тихонько размял шею, потом пальцы и кисти. Следом пошли руки, на которых вот-вот появились бы шрамы, если бы Чонгука не положили в больницу. И дальше предстояло самое сложное: ноги и остальное тело. Все кости и конечности все ещё ныли от перенапряжения, но это было уже хотя бы терпимо. Парень немного боялся вставать с кровати, да ещё и босыми ногами на холодный пол, но гораздо сильнее он боялся задохнуться здесь и умереть (хотя…). Парнишка нуждался в свежем воздухе, и поэтому он понемногу пытался сесть на край кровати. Сначала это было трудновато, но потом Чон свыкся с болью, слегка шипя, если задевал наиболее чувствительную мышцу. Хорошо, что его руки и ноги хотя бы слушаются своего хозяина, иначе было бы намного сложнее вот так сесть. Ступни касаются прохладной поверхности пола, и Чонгук невольно сжимает пальцы на ногах, ощущая промозглый мороз. Сидя сейчас в нормальной позе, мальчонка больше всего не желал вставать и идти дальше, но он не мог терпеть духоту. Сквозь скрежет своих зубов друг о друга, парень всё-таки смог полноценно встать, старательно удерживая равновесие и концентрируя себя на прямохождение. Боль голосила везде, где только могла это делать, но Чонгук плюнул на это, как и на три предупреждения (от врача, Сокджина и Чимина) не вставать с постели и тихо-мирно спать. Чонгук будет не Чонгук, если не ослушается дельных, между прочим, советов. Через минуту парнишка, натужно и тяжело ступая по полу, добирается до дверной ручки и открывает её. Раскрытая дверь вносит в палату гул больницы: бегающие туда-сюда интерны и медсестры, кричащие врачи, недовольные пациенты, едущие взад-вперед огромные аппараты и капельницы. Войдя в весь этот круговорот и оставив дверь открытой, Чон осматривает большой светлый холл отделения. Массивный стол регистратуры из белого дерева находится примерно в тридцати шагах от парнишки, поэтому девушка, стоящая там и отвлекшаяся на пациента, не замечает потенциального самоубийцу, сбежавшего из палаты. Панорамные окна пропускают лучи света с улицы, показывая также и пожелтевшие на деревьях листья. И народу в коридоре не так много, как Чонгук себе до этого представлял. Просто это меньшинство разносит громкие звуки на все большое помещение, что кажется, будто здесь человек двести столпилось. Мальчишка, растерянно бегая глазами по холлу, не знает, куда ему нужно выйти, чтобы подышать осенним воздухом и вдохнуть полные лёгкие кислорода. Он не держит какой-то определенный маршрут, поэтому просто шаркает ногами куда-то прямо, обходя регистратуру. Главное сейчас не встретить Сокджина и врача. Чимин пусть увидит Чона, он не будет вскипать от злости и читать продолжительные нотации. А вот если Сокджин заметит, как больной (на голову) Чонгук разгуливает по коридору, то старший точно заорёт на всю поликлинику и будет отчитывать младшего перед всеми. Чон понимал, что это, конечно, только ради его блага, но все же старался избегать Джина. Петляя туда-сюда уже добрых десять минут и задумавшись над чем-то своим, парнишка решается спросить у кого-нибудь дорогу. Поднимая свой уставший взгляд с пола, переставая так внимательно его разглядывать, Чонгук фокусируется на фигуре человека в десяти метрах от себя. Перед глазами ещё все чуть-чуть расплывается, и от этого мальчишка щурится, пытаясь разглядеть силуэт, стоящий поодаль в коридоре. Если быть точнее, то он шёл куда-то вперёд и был обращён к Чону спиной, поэтому парнишка и не мог понять, кто это именно. Он все ещё искал во всех людях Сокджина или своего врача, но это точно не они. Тогда почему эти плечи выглядят так знакомо? «Погодите…» Чонгук всматривается сосредоточеннее, жмуря глаза. Его зрение уже способно различить осветленную копну волос, которая у корней была темной. «Стойте, этого не может быть…» И парень вдруг понимает, почему незнакомец выглядит таким знакомым. И от этого становится ещё жарче, чем было недавно в палате. Сердце уходит куда-то в зону живота, сильно стуча там по стенкам желудка, а сам парнишка раскрывает от ошеломления рот и сильнее распахивает глаза. Чонгук стал дышать чаще, ещё чаще и чаще, ужасаясь погибнуть от нехватки воздуха прямо здесь, в почти безлюдном коридоре. Ему кажется, что сейчас все органы откажут и перестанут работать. Его переполняет что-то такое огромное и чудовищно сильное, что Чон ощущает весь свой страх, когда краем глаза замечает крупно дрожащие пальцы и постепенно подкашивающиеся коленки. Сейчас или никогда. Повинуясь какой-то неведомой решительности и адреналину, Чонгук кричит на весь холл, разнося по нему громкое эхо: — Хён! Чонгуку казалось, что весь мир в этот момент замер и застыл, оставив в себе только их двоих. Парнишка переводит дыхание и учащенно дышит, смотря на затылок Кима. Внезапно тот резко тормозит, слыша это, и плавно, аристократически распрямляет плечи. А потом Тэхен медленно поворачивает шею в сторону идущего звука. Сначала он развернул её только наполовину, тем самым показывая пареньку свой профиль лица с идеальными и восхитительными чертами и линиями, на которые спадали пряди белокурых волос. Затем, почему-то не решаясь показаться полностью, Ким вполоборота медленно двигается к отчаянному крику. И когда Тэ окончательно развернулся лицом к Чонгуку, то мальчишка целиком обомлел. Руки и ноги онемели и в то же время налились колющимися мурашками. Колени затряслись с новой силой, и парнишке показалось, что сейчас он вот-вот упадет. Чон потратил свои последние силы на громкий оклик старшего, поэтому теперь старался безнадежно удержаться на собственных ногах. А это получалось плохо. И если ещё брать в счёт остановившееся сердце и неработающие лёгкие, то можно вообще считать Чонгука мёртвым. Мальчишка хватает ртом воздух, смотря прямо, в одну точку, как какой-то псих. А потом он замечает, как некогда замершая фигура посреди коридора срывается с места и бежит ему навстречу. Время остановилось. Тэхен несётся вперёд, боясь за слабого мальчишку сильнее своего самого страшного страха. Его светлые волосы поддаются ветерку и взъерошиваются от резких движений. А парнишка просто стоит и молится всем Богам в мире, чтобы все это не оказалось сном. Расстояние между ними с каждой секундой сокращается, и сейчас оно равно одному метру. Ким замедляется, борясь со своими внутренними опасениями, а после и вовсе тормозит, не доходя до Чонгука и страшась дотронуться до него. Они смотрят прямиком друг другу в глаза. И в обоих парнях блещет только одно: это точно ты?.. Чон ощущает влажность на своей щеке. Одинокая слеза побежала вниз из левого глаза. И, лишаясь энергии, мальчишка тихо-тихо хрипит: — Хён… Я ведь… я ведь не сплю?.. Глаза Тэхена горят. Он все ещё стоит на месте, как каменная колонна, и не решается двинуться и на шаг. А Чонгук, похоже, начинает терять равновесие от такого количества эйфории и адреналина в его крови. Пол потихоньку становится все ближе и ближе к хрупкому слабому телу. Чон не понимает происходящее. — Куки! И тут Ким резко рванулся вперёд, подхватывая мальчишку на руки, как пушинку, как лёгкое и невесомое пёрышко. В нескольких сантиметрах от пола он поймал Чона и расположил его у себя на руках. А сам Чонгук только и мог, что восхищённо глядеть на изящные линии челюсти и подбородка старшего, открыв рот в немом окрике. У мальчонки не осталось сил на какие-либо действия. И поэтому он просто слушал, как быстро бьётся собственное сердечко в унисон с ещё одним родным сердцем. — Чёрт возьми, врача! — яростно и со страхом в голосе кричал Тэ. — Позовите врача, кто-нибудь! Тэхен быстрым шагом, с мальчишкой в руках, вошёл в незакрытую дверь палаты. Он двигался нервно и быстро, но в то же время аккуратно и осторожно, боясь причинить Чонгуку боль. И когда до кровати осталось каких-то жалких пару дюймов, парнишка вдруг схватился за предплечье старшего своей хилой ладошкой и подозрительно крепко сжал его, прошептав: — Не оставляй меня… Пожалуйста… И Чонгук ослабел настолько, что весь мир вокруг него потемнел под пеленой закрытых век. Тело обездвижилось прямо у Тэхена на руках. — Нет, Куки, не отключайся, прошу тебя! — завопил Ким, но это было уже бесполезно. Сильные пальчики младшего отцепились от его руки, а ладонь повисла внизу. — Да вашу мать, врач! — продолжал орать старший в открытую дверь, трясясь и смотря на не подающее признаки жизни тело в своих руках. — В этой больнице хоть кто-нибудь вообще работать умеет?! И в небольшую комнатку вбегает орава обеспокоенных медицинских работников в полном вооружении. Они выхватывают бледное тело из замерших рук Тэхена и, пока тот находится в относительной прострации и непонимании, пытаются вытолкнуть постороннего человека из палаты. Тэ наблюдает, как к его мальчику цепляют десятки трубочек, надевают кислородную маску и что-то колят в вену. По помещению разносятся пищащие звуки и приказы вроде: «Подай это!». И Ким, смотря на обездвиженного и бездыханного ребенка в окружении всех этих незнакомых лиц в страшных масках, вырывает руку из хватки врача. Он столбом становится посреди комнаты и, все ещё не отрывая глаз от своего мальчика, твердо произносит: — Я никуда не уйду. Доктор более настойчив: — Господин Ким, мы вынуждены… — Я. Никуда. Не. Уйду. — Тэхен рычит угрожающим голосом, полными злости глазами прожигая врача. Все медсестры в комнате встрепенулись от такого зловещего и властного тона. И врач, который должен был выпроводить эдакого незваного гостя, забегал взглядом по комнате, растерянно стараясь сообразить, что же делать. — Я останусь здесь, и только попробуйте сделать ему что-то не так, — злобно угрожал Тэ, чуть ли не шипя. — Если с ним что-то случится, из этой больницы вы выйдете прямиком в тюрьму, и мне всё равно, что вы жизни спасаете, — поморщился парень, возвышенно глядя на персонал из-под светлой чёлки волос. — Хорошая, черт возьми, больница, в которой за пациентами нисколько не смотрят! — сильнее морщит нос Тэхен, выплевывая это с такой яростью, которая для него никогда характерна не была. И только спустя двадцать минут врачи, выслушивая все злостные пререкания от разгневанного айдола и молча кивая им головой, с опущенными глазами выползают из комнаты. Им, похоже, стыдно слышать плохие отзывы о своей поликлинике от такого известного и почитаемого человека, но Тэ был слишком зол, чтобы думать о правилах и вежливости. Да какие тут могут быть правила и этикет, если сюда вмешан Чонгук? Тэхен падает на стул для гостей возле медицинской кровати. Его глаза ни на минуту не сходили с мальчишки, который сейчас спал самым крепким сном, облепленный капельницами и масками. Ким придвигается ближе и позволяет своим зрачкам рассмотреть больше, чем они когда-либо видели. Растрёпанные темные волосы на белоснежной коже слишком сильно выглядели яркими. Все тот же нос с малюсенькой горбинкой, которую Тэхен просто обожал и каждую гребаную секунду хотел провести по ней пальцем, остался под прозрачной маской с кислородом. Пышные чёрные ресницы слабо содрогались от сна, который сладко смотрел Чон. И впалые от болезненной худобы щеки. Челюсть и скулы стали виднеться отчётливее, но это не приносило Киму восторга. Потому что по этим щекам парень понял, что мальчишка мало и плохо питался. Сам же Ким приехал в больницу гораздо раньше Чимина, Сокджина и всех остальных людей. Ему позвонила Сунан, мать Чонгука, и испуганно и умоляюще спросила: «Господин Ким, с ним… всё хорошо?..». А Тэ сначала не понял, о ком она интересуется, еле сдерживая слёзы. И когда она объяснила все Тэхену, то тот, не думая головой вообще, сорвался с общежития и приехал в больницу. Он ни на что не надеялся. У него просто сорвало крышу с беспокойства и страха за мальчишку. И это, мать его, не лечилось даже алкоголем. Чонгука, как оказалось, привезли в семь вечера. Тэхен примчался через час после его приезда и просто сидел в коридоре рядом с ним. Ким потерялся и не знал, что ему делать с самим собой и своими мозгами, которые перестали думать. И всю ответственность за мальчишку возложила госпожа Чон на него, а не на старшего Джина. Это уже Тэхен позже набрал номер Сокджина и попросил его приехать. Это уже Тэхен попросил Сокджина сидеть с парнишкой. И это уже Тэхен не ночевал в общежитии, а провел всю ночь в коридоре поликлиники, когда Джин уехал в уютную постельку и пытался утащить младшего за собой. Тэхен наотрез отказался куда-либо выходить и отходить от палаты, за стеной которой спокойно спал его мальчик. И он нарушил это вето только сегодня, два раза: первый случился, когда ему позвонил директор Бан Шихёк и спросил, как там у Чонгука дела. Тэ вынужден был отойти от палаты на добрых полчаса, а ему за это время уже пытался позвонить Джин раз пять. А второй раз произошёл, когда Чимин, в очередной раз удаляясь из комнаты младшего, заметил Тэхена на кушетке около двери и поманил его за собой пальцем. По его лицу было видно, что он хочет сказать Киму что-то важное. И было видно, что это про Чонгука. И парень, еле-еле согласившись отойти от мальчишки (а ему было наплевать, что тот находится за стеной), с нескрываемой трудностью оторвался от скамейки и пошел следом за своим одногодкой. Его шаловливая походочка сразу выдала что-то странное в его лисьем поведении, но Тэ только непонимающе свел брови вместе и сжал губы в невысказанном упрёке: «Ну что за театральное представление?». Но то, что было дальше, уже театральным представлением точно не назовешь. Чимин сначала мялся, как ему обычно свойственно, а потом, не зная, как бы получше начать, вывалил на Тэхена все разом, как ведро с водой. А Киму только и оставалось, что слушать. И вжимать ногти в ладони от накатывающей ярости ко всей ситуации и тому, как Чонгук её переносил. Один. Он переносил её совсем один в громадном лесу. Он пытался выбраться из него и спастись без чьей бы то ни было поддержки, надеясь на свои инстинкты. Он не посылал никому сигнальных знаков о помощи, не кричал, не сообщал никому о своих проблемах. Он просто делал все сам. Справлялся со всем сам. Решал все сложности сам. И выходил из густой зелёной растительности, хватающей его за ноги и за руки, сам. И он не смог. Не смог выйти. И провалился в темную глубокую яму самоуничтожения путем выжимания из себя последних сил, сдаваясь и оставаясь в этой яме навсегда. И он бы так и лежал там, погребённый заживо, если бы ему не помогли и не вразумили. Первыми словами, которые сказал Тэхен после окончания словесных потоков Чимина, было: «Я убью её». Гневное, злостное шипение, прошедшее сквозь зубы и сморщенный от раздражения нос. А второе: «Сейчас ты скажешь мне, кто она». Потому что Пак слишком умён, чтобы вылить на Тэ абсолютно всё. Потому что Пак не желает, чтобы Ким сел в тюрьму за убийство малолетнего подростка. А он предугадал это заранее, поэтому и не называл имён. И также он добавил, что проучит её сам, но так, чтобы не доставить ей увечий. «Будь умнее, Тэ-Тэ, нужно брать её хитростью, а не силой. Не нужно поступать так, как поступала она.» Ещё он вспомнил о просьбе Чона и объяснил Тэхену, чтобы об этом больше никто не знал. И позже он произнёс, легко улыбаясь: «Он ждёт тебя, Тэ. Уже давно». И тогда-то Кима чуть не прорвало на излишнюю эмоциональность, ибо несдержанное сердечко в этот момент почти остановилось, посылая всю округу к чертям собачьим. Тэхен хотел продолжить диалог, но не смог. Его голосовые связки превратились в молотый коктейль из косточек и крови, а язык примёрз к нёбу. Что-то в желудке так сильно забилось и начало рваться наружу, бегая по всему телу в виде горячего лавового огненного шарика, что Тэ там чуть не загнулся в скрепку. Почему-то все мышцы включились в режим «воодушевленное ожидание», вибрируя каждым суставом. И Ким просто вышел из-за угла, где они с Чимином говорили, и направился вперёд по коридору. Он передвигался медленно, пытаясь всё обдумать и переосмыслить. Также Тэхен истошно старался сообразить, как можно заговорить с младшим. Потому что они оба находились на такой грани, где и Чонгук, и Тэхен узнали все от других людей, но друг с другом после всей этой мешанины они ещё не виделись. И это было и странно, и страшно одновременно. А потом этот крик. Жалобный и душераздирающий крик, эхом пробежавшийся по белым стенам медицинских кабинетов. Тэхен думал, что всё это — бредни его фантазии, слуховые галлюцинации и тому подобное. Но когда он все-таки решил проверить себя на уровень психических расстройств, то убедился, что не является шизофреником. Потому что позади него стоял трясущийся на ногах объект всех его смешанных ярких чувств и звериной жажды. Чон Чонгук. И в ту секунду мозги у Кима отказали совсем. Он просто не слушал никого и ничего, кроме того самого лавового огненного шарика в районе желудка. А он указывал только в одном направлении: прямо. Прямо к единственному человеку, который вызвал у взрослого парня столько эмоций и чувств только за один месяц. И прямо к тому, кого теперь-то Тэхен точно никуда и ни под каким предлогом не отпустит. И сейчас, сидя рядом с ним, уже не за разделяющей их стеной, Тэхен берёт тоненькую ладошку его мальчика и сжимает её, чувствуя самое приятное и тёплое ощущение в области сердца. Оно кричало: «Я люблю его». И Ким шептал то же самое. А потом, наблюдая за размеренно опускающейся и поднимающейся грудной клеткой парнишки, старший произносит: — Теперь ты от меня не уйдешь, малыш. Я не отпущу тебя. — Тэ кладет вторую руку поверх своей же ладони, слыша, как гулко и шумно стучит собственное сердце. — Даже если ты меня об этом попросишь, — нежно касается он пальцами выступающих синих венок на предплечье Чонгука. — Ты мой. Точка. И даже если бы Чон находился в состоянии бодрствования сейчас, то Ким заявил бы то же самое. Потому что за все это время, проведенное без мальчишки, Тэхен понял одну кое-какую важную вещь: порознь им обоим становится хуже некуда. Они зависят друг от друга самым прямым образом и взаимно влияют на друг друга, образуя между собой невидимую веревку связи. И если эта веревка рвется пополам, то оба перестают получать жизненно необходимые элементы друг от друга, потухая, как свечки, на которые случайно капнули водой. Но вот сейчас Тэ связал их обратно. И теперь развязать, порвать или разрезать этот толстенный канат уже не сможет никто. Даже сам Чонгук. Даже сам Тэхен.* * *
Прошло немного времени. Врачи все приходили и уходили, сновали по комнате и незаметно-упрекающе тормошили глазами Тэхена, так и норовя заголосить: «Покиньте помещение, господин Ким». Но сказать это вслух они боялись, ибо одного отчитывания со стороны компании «Бигхит» им уже, кажется, хватило с лихвой. Доктора только отцепили от бедного парнишки все эти многочисленные капельницы, которыми младший был исколот поголовно, и сняли голубоватую кислородную маску с его лица. Они сказали, что ему нужен отдых, и всё. Он слишком переутомился в последние дни, поэтому сейчас Чонгуку нужно хорошо и крепко спать. И сильнее они выделили в своей речи предложение: «Ему нужен покой», как бы намекая, чтобы Ким, наконец, смылся уже отсюда подальше. Врачи боялись его, поэтому и хотели избавиться от его персоны поскорее. Они боялись лишний шаг сделать, что уж там говорить про лечение младшего. Ну, а Тэхен, ясное дело, никуда идти и не собирался. Он четко дал понять, что не покинет палату без здорового Чонгука. И доктора лишь беззвучно кивнули на это заявление, снова опустив головы. Страшатся обидных слов и криков от Кима. Он итак им хорошо нагрубил сегодня, поскольку они должны были поставить возле палаты кого-нибудь из персонала для слежки за таким больным. Но никто, естественно, это не сделал. Никому это не надо было. И Тэхен просто захотел высказать им своё объективное мнение по поводу их рабочего графика. Что такого? Он же не применил силу, поэтому все пока хорошо. Относительно. А в настоящий момент Тэ до сих пор сидит возле железной большой кровати, на которой мило сопел Чон, сложивший свои ручки на груди. На одной из них, на запястье, до сей поры покоится красный браслет, подаренный светловолосым. Тэхен укрыл мальчишку одеялом, потому что подумал, что сейчас стало холоднее. Наступил вечер со своей прохладной температурой воздуха. Закатное розоватое солнце из окна попадало прямо на раскидистые темные реснички Чонгука, отбрасывая затемнённые тени на бледные веки. Его лицо освещалось вечерним солнышком, закатывающимся за линию горизонта. В воздухе витал запах свежести и влажности осенних сумерек. И старший, вздыхая и улыбаясь умиротворённости и тишине, тихо приподнимается с кресла для гостей и встаёт, подходя к большому окну. Ему захотелось размять ноги и посмотреть на заходящие и последние за этот день лучики солнца. И когда он приближается к окну, то охает от изумления и красоты. Небо было похоже на палитру с красками, где постепенно из одного в другой переходил фиолетовый, розовый и оранжевый цвет, градиентом смешиваясь каждый друг с другом. И в середине, в самом низу, виднелось красноватое солнце, которое разбросало свои лучи по всем смешавшимся краскам, словно разделяя все пространство на несколько частей. И это было так прекрасно и волшебно, что рот Тэ непроизвольно открылся, а руки затребовали его любимый полароидный фотоаппарат для запечатления столь восхитительного момента. — Хён?.. — внезапно слышится обеспокоенный и полностью испуганный слабенький голосок позади, который потерял своего Тэхена. А Ким инстинктивно разворачивается назад, резко и быстро двигая конечностями, и смотрит на потерянного мальчика. Его глаза стремительно разбегались по комнате, бегло ища кого-то, а страх и растерянность в зрачках кололи Тэхену сердце. Чонгук сейчас показывал себя таким маленьким и беспомощным, что Тэ, даже не задумываясь, подбегает к его кровати и садится на её край. — Куки, я здесь, все хорошо… — успокаивает испугавшегося мальчишку старший. И когда Ким присел на постель Чона, то парнишка сразу, особо и не разглядывая севшего рядом с ним человека, наугад хватает его за руку. Да так сильно, что его ногти впиваются в предплечье Тэхена и уходят глубоко в кожу. — Малыш, все в порядке, я никуда не уйду, не бойся… — Ким смотрит на холодный и морозный ужас на его лице. Он доходит и до старшего, словно порывом снежного бурана врезаясь ему в щёки, прожигая их льдом. И Чонгук так, так напуган всем этим, что Ким просто не может не обхватить его прохладную и маленькую ручонку в ответ, чтобы дать понять, что его слова — это правда. — Я здесь, с тобой. Все хорошо. В старшем все разрывается от того, что Чон выглядит так подавленно. Он винит себя за то, что не усмотрел за ним и не смог проследить, чтобы в свое отсутствие с младшим все было хорошо. И это бьёт прямо поддых, заставляя Кима свернуться калачиком от боли в зоне рёбер. И они молча смотрят друг другу в глаза. Пытаются что-то прочитать в них, вникнуть во всю суть происходящего здесь и наконец понять, что творится между их душами. Дыхательные процессы у обоих остановились, и они задержали дыхание от захлестывающих их ощущений и эмоций. Тэхен наблюдает за немигающим взглядом своего человечка, и ему вдруг начало казаться, что они находятся где-то за границей всего мира. Они как будто оказались там, где время не имеет власти над живыми существами. И только уже достаточно длинный темный локон Чонгука, выбившийся из остальных волос, вернул Тэхена обратно на землю. Ким осторожно и плавно передвигает руку ко лбу младшего и убирает почти черную прядь челки, закрывшей своим видом карамельные глаза. В этот момент паренёк, похоже, чуть не задохнулся воздухом в палате, все так же ошеломленно глядя на Тэ своими огромными увеличенными зрачками. — Твои волосы так отросли за последнее время… — произносит Тэхен на мечтательном выдохе, постепенно убирая свои изящные пальцы ото лба Чона. — Не стриги их. И после этого в Чонгуке что-то окончательно разламывается. Его глазницы становятся похожими на две стекляшки, а брови жалобно поднимаются вверх. Из одного наполненного влажностью глаза выкатывается малюсенькая слезинка, пробегая вниз по щеке к подбородку. Паренёк надрывно всхлипывает. И Тэхен, точно таким же образом ломаясь изнутри, тянет Чона к себе на колени и кладёт его голову с темными кудряшками на свои бедра со словами: «Иди ко мне». — Малыш, все в порядке, слышишь меня? — мягко и нежно проговаривает Тэ, старательно стирая с шелковой кожи лица каждую солёную капельку. — Я больше не брошу тебя одного. — Старший ласково перебирает его густую шевелюру своими длинными пальцами. Но Чонгук продолжает сильно трястись у Кима на коленях. Он бубнит себе под нос, через слезы повторяя и повторяя: — П-прости меня, хён, прости… — Младший рыдал и пытался что-то донести до Тэ. — Прости, я… — Куки, не извиняйся, прошу, — он гладил его по спине, чувствуя, как быстро колотится его крохотное детское сердечко. — Чимин мне все рассказал, ты не виноват. Это я идиот… Должен был сразу заметить… — корил себя он, все ещё злясь. — Ты хорошо себя чувствуешь? Нигде не болит? — вдруг обеспокоенно начал засыпать младшего вопросами Тэхен, волнуясь за него ещё больше. — Позвать врача? Чонгук отрицательно замотал головой старшему в ноги. — Мне… — мямлил он, зарываясь ещё сильнее Тэхену в одежду и пряча глаза, но уже меньше содрогаясь от слез. — Мне никто не нужен, кроме тебя… Тэхен в прямом смысле этого слова давится кислородом и чувствует, как в гортани медленно собирается твердый комок. Рука, которая поглаживала и успокаивала Чонгука, резко останавливается и будто превращается в окаменелость. И сам Ким словно принимает вид неподвижной скалы, затормаживая все свои выполняющиеся в данный момент действия. Тэ слышит, как кровь стучит в ушах. Он слышит собственное сердцебиение, глухо отдающееся куда-то в область желудка. И Тэ ощущает льющееся по телу тепло, которое с каждой секундой принимает более высокую температуру. — Малыш, — осторожно и негромко обращается старший к Чону, нежно произнося это своим низким голосом, — посмотри на меня. Чонгук распадается на молекулы от этого тона. Он видит, как перед глазами плывут звёздочки от того, каким прозвищем его назвали. Он ощущает, как его маленькую грудь окатывает кипятком, обжигая кожу на шее. По всему телу проходит щекотка и будоражит чувствительные зоны мозга, кажется, сжигая их дотла своим напряжением. И Чонгук чувствует, что… Любит. Беспамятно и нестерпимо любит. А Тэхен не видит это. Он это чувствует. Чувствует, как его сердце тянется за сердцем мальчишки, сливаясь с ним в одно целое. Но Тэхену этого мало. Тэхену нужно убедиться во всем основательно. И когда Тэ замечает, как Чонгук медленно и нерешительно приподнимается, аккуратно и незаметно убирая и вцепившуюся в Кима руку, то он млеет. Млеет от того, что Чон понял его. Младший отлепился от тела Кима и полуприсел на кровати, не рискуя поднять на старшего свои глаза. Его плечи тихонько дрожали, волосы из-за опущенной головы закрывали все лицо, а сам Чон нервно и быстро перебирал собственные пальчики. «Ребёнок…» — пронеслось у Тэхена в голове, и он улыбнулся. Не дожидаясь момента, пока сам мальчишка решится заглянуть старшему в глаза, Тэ мягко и легонько касается подбородка Чонгука своими тонкими пальцами. Ким осторожно приподнимает его выше, ставя в прямое положение голову, и другой рукой заправляет непослушные волосы Чона ему за уши. И Тэ чувствует, как младший вздрогнул из-за всех этих манипуляций. Но он не отдернулся и не воспротивился. — Куки, взгляни на меня, — тихо просит старший, пропуская в свою интонацию дозу хрипотцы и всё ещё придерживая подбородок Чонгука. Парнишка, пойманный с поличным, сначала крепко-крепко зажмурил свои глазки. Да так, что ресницы чуть загнулись от силы сжатия. А позже, глубоко вздохнув и немного расправив плечи, он раскрыл веки и встретился своими карамельными зрачками-бусинками с апельсиновым вопрошающим взглядом. И отныне утонул в нём, похоже, навсегда. «Хён такой красивый…» Чонгук засмотрелся на искусный и восхитительный образ выходца из райского сада. Идеальные пропорции лица, изящные полосы и черты, яркие роскошные краски и цвета… — Повтори то, что ты сказал, малыш, — вкрадчиво и бережно требует Тэхен, не желая убирать своих рук с такого прекрасного лица человека напротив. — Пожалуйста. Рассудок младшего бухается куда-то в сторону пяток, проходясь по ногам и рукам разрядом молнии. А Чонгук, вероятно, скоро потеряет рассудительность и благоразумие вместе со своим детским разумом. — Мне нужен только ты, хён — на выдохе твердо и уверенно выдает Чон, продолжая смотреть прямо в глаза старшему и уже не стесняясь этого. — Не оставляй меня больше… Никогда. Тэхену сносит крышу. Окончательно, бесповоротно и необратимо. Кожа принимает миллионы мурашек на свои покровы, а губы размыкаются от такого прямого и беззастенчивого заявления. Над ними не властны никто и ничто. Ни время, ни пространство, ни мировые законы. Только они сами. Только они сами выбрали такой путь, отчаянно и самоубийственно добиваясь друг друга любыми попытками и способами. Только они сами прошли через ужасные последствия своих решений и выводов. И только они сами встретились в конце всех мучений и нашли друг друга даже в пучине всех запутанных результатов. И сейчас, когда они неотрывно смотрят друг другу в глаза, не моргая, то ощущают, как невидимая ниточка, связывающая их души, приняла утолщение и с силой закрутила на крепкий узел обоих парней, не давая им ни единого шанса на уход. — Никогда, малыш, — шепчет Тэхен. — Я никогда не оставлю тебя. Обещаю. Глаза Чонгука снова заблестели от слёз. — Хён… — на грани плача хрипит младший. — Я… Но Ким выставляет указательный палец вперёд и располагает его на губах Чона: — Ш-ш-ш, тихо, — произносит он приглушённо, приближаясь все ближе и ближе. — Ничего не говори. Расстояние между ними через миг стало таким мизерным, что их кончики носов практически соприкасались. Оба не дышали, боясь сделать что-то не так. И оба слышали сердца друг друга, которые бились с одинаковой скоростью. — Можно я… — еле слышно молвит Ким, опаляя своим дыханием лицо Чонгука. — Поцелую тебя? Всё. У Чона случилась клиническая смерть, уже в который раз заставляя его начинать захлебываться и барахтаться от собственной беспомощности. Мышцы вышли из строя, лёгкие вышли из строя, рефлексы и мозговые процессы вышли из строя. А Чонгуку оставалось только пялиться вперёд и тихонько бубнить: — Да… Да, и Тэхен придвинулся ещё ближе. Да, и между их губами — миллиметр. Да, и их губы встретились. Тэ накрыл раскрытые в изумлении губы Чона своими губами, осторожно и заботливо обернув младшего самыми воодушевленными и упоенными чувствами на этой планете. Держа ребенка за подбородок, он другой рукой прошёлся по щеке мальчишки, кончиками пальцев очерчивая каждую неровность и думая, что он любит каждый миллиметр его кожи. Каждую ямочку, каждую родинку, каждый шрамик и царапинку — всё. Он любит всё в нём. И от этого по всему организму пустились пламя и страстное желание быть с этим парнишкой каждую секунду своей жизни, даря ему всю свою любовь и заботу. И Чонгук отвечает. Младший отвечает на поцелуй, обхватывая верхнюю губу старшего своими мягкими и чуткими губами. Ребёнок тянется к парню, всеми силами стараясь быть рядом с тем, с кем он так сильно хочет быть. Он чувствует маленькие огоньки, которые радостно пляшут у него в животе. И Чонгук счастлив. По-настоящему счастлив здесь и сейчас. И ему никого не надо, кроме хёна. Они так долго ждали этого момента, что не могли полностью насладиться сладостью и чувствами друг друга, ощущая себя голодными до истощения волками. Но поцелуй был таким нежным, таким трепетным и мягким, что Чонгук просто растаял на руках у старшего от такого тепла, как жидкая карамель. Поцелуй был долгожданным и томительным, желанным и сладким. Никто не хотел останавливаться. И никому это не нужно было. И чуть погодя Чонгук уже начал слишком активно и жадно вторгаться в рот Тэхена, пытаясь изучить его вдоль и поперек. А его, как оказалось, далеко не по-детски пошлые и ловкие руки позволяли себе все больше непозволительных такому ребенку деяний. Поцелуй превратился в мокрый, страстный и требовательный. Старший, как только ощутил завязывающийся внизу живота узел, приостановил яростный голодный пыл младшего. — Малыш… — он легонько отодвинул от себя Чонгука и, сделав глубокий вдох и еле совладав с собой, произнёс ломающимся голосом: — Я сорвусь, если ты не прекратишь. Чон хватал ртом разгоряченный от их действий воздух и пытался отдышаться. Его кудряшки снова спадали на раскрасневшееся от жары лицо, почти доходя своей длиной до носа. А Ким смотрел на него и старался заткнуть зверя внутри себя, который затребовал себе слишком высокие условия и сейчас рычал от возбуждения. Он хотел его и только его. Того, кто сейчас так бесшабашенно поступил, пробудив голодного льва, а потом заставив его смотреть на восхитительную антилопу напротив. Это плохо… Через секунду дверь в палату открывается, и в комнату влетает радостный человечек, не посмотрев по сторонам: — Чонгук-и, с тобой всё… — Чимин резко тормозит посреди комнаты, поглядывая на обоих парней, которые тяжело дышали. — хорошо... — от удивления и изумления заканчивает он не так радостно, как начинал. — Ой… Я не вовремя, да? — неприступно поднимая вверх бровки, спрашивает он. И когда Тэхен бросает на него свой угрожающий взгляд, то Пак быстро ретируется обратно, опуская голову и хмурясь, как булочка: — Все, я понял, ухожу… — Чимин-щи! — боясь быть неуслышанным, внезапно окликает Чонгук Пака громче, чем было нужно. И тогда Тэ переводит свои глаза с Чимина на Чона, глядя на него уже непонимающе. — Спасибо… Пак, не обращая внимания на тяжёлые глаза Кима, только подмигивает и легко выбегает из палаты, не скрывая удовлетворенной улыбочки на своем лице. Потому что отчасти благодаря ему сейчас два человека в этой вселенной стали самыми-самыми счастливыми. Потому что эти два человека сейчас есть друг у друга. И они рядом. А большего им не нужно. А Чимину сейчас нужно хорошенько продумать урок, который нужно обязательно преподать одной слишком наглой девушке. И ещё поймать того человека, который украл у неё деньги. Сестра Виен здесь совершенно не при чём, поэтому глупо обвинять её в чем-то, а уж тем более с такой болезнью. Нужно вернуть обратно деньги на операцию, а потом исполнять хитрый и поучительный ход действий. И Паку уже не терпится воплотить в жизнь все свои замыслы.