«Твоё обнажённое тело должно принадлежать тому, кто полюбит твою обнажённую душу.» © Чарльз Спенсер Чаплин
selena gomez ft. gucci man — "fetish".
Вечер ранней осени. Прохлада на улице, от которой из губ развеваются клубы теплого пара; хмурое и неприветливое небо, затянутое серыми тучами; и запах. Запах свежести и осенних иссохших листиков, так и норовящих залезть к тебе в ботинки. В воздухе распространилась сырость и влажность, хотя на дорогах нет ни одной капли дождя. Это, определенно, характерная для такого времени года черта, потому что вдобавок ко всему прочему весь Сеул поглотила загадочная дымчатая тьма. Чимин едет в дорогой машине на заднем сидении, рассматривая весь атмосферный пейзаж сквозь стекла чёрных солнцезащитных очков. За водительским местом телохранитель, полностью сосредоточенный на дороге и облаченный в смокинг. На его навигаторе, прикреплённом к лобовому стеклу, уже давно построен маршрут к одному малоизвестному заведению. Но Пака, как ни странно, приспичило поехать туда, чтобы кое в чем убедиться. Пока парень сидит и думает, меланхолично стуча ногтями по расположенному в ладонях телефону. Он ждёт звонка от специально нанятого им надёжного человека из полиции, который расследовал дело отца Виен. Детектив полностью на стороне Чимина и держит все их дела под секретом, так что волноваться о разглашении информации смысла тем, ибо она конфиденциальна и подкреплена документами. И все это ради Чонгука. Его, кстати, выписали только час назад, а Тэхен уже украл парнишку абсолютно у всех. «Он ещё успеет с вами увидеться. Прикрой меня, Чим, пожалуйста.» Пак тогда устало закатил глаза, для показушности ещё и возмущённо цыкнув, но согласился при одном тактичном условии."Подари ему самую лучшую и незабываемую ночь в его жизни.» Ой, а Тэхен немного смутился, когда Пак произнёс это. Такое с Тэ случается исключительно в самых редких случаях. Он топтался на месте, глотал воздух и пытался ответить что-то, открывая и закрывая рот. Это зрелище нужно было рассмотреть своими глазами и заснять на камеру как исторический момент смущения человека, у которого иммунитет на «все эти ваши глупые вещи». Как же, Ким Тэхен и стеснение — два противоположных друг другу предмета. Но парня спас Чонгук, неожиданно вышедший из своей палаты. Он с таким подозрением и интересом оглядел сначала Кима, а потом Чимина, будто те совершили страшное преступление за пять минут, пока младшего не было. Но после того, как Чон всё-таки оставил взгляд только на своем парне, Чим растянулся в ехидной и насмешливой ухмылке, чуть ли не хихикая от злорадства. Точно дьяволёнок в оболочке святого идола. Ну, а если подумать, то чем эти двое будут заниматься в месте, куда его привезёт Тэ? Не в гляделки же играть… — Боже мой! — напуганно вскрикивает Пак, когда в его руках неожиданно оживает телефон. Парень почти подпрыгнул и чуть не ударился головой о потолок салона. Работник за рулём тут же осмотрел Чимина в зеркало, убедившись, что с ним все в порядке и его жизни ничего не угрожает. Чим же хватается за левую сторону груди и часто дышит, смотря на загоревшийся экран смартфона. — Совсем, что ли, так пугать, а? — сердито отчитывает он свой гаджет, настороженно разглядывая светящееся на дисплее имя. Позже Пак, наконец, успокаивается и поднимает трубку, проведя по сенсору пальцем. — Господин Ю? Здравствуйте! На той стороне связи изначально слышатся потрескивания и малые противные помехи, но потом звучит чистый и уверенный деловой голос: — Здравствуйте, господин Пак, — солидно приветствует детектив. — Мы закончили, подъезжайте. — Он крайне немногословен, но свою работу выполняет на «ура». — Девушка уже там. Чим буквально расцветает на глазах, вытягивая лицо в удивлении и торжестве: — Хорошо, спасибо Вам огромное! — восклицает паренёк радостно. — Удачной работы! И вызов сбрасывают так же быстро, как его и набрали. Пак, конечно же, возмущённо вздыхает, снова цыкая и обращаясь к телефону: — «Да, господин Пак, всегда рады помочь Вам, доброго дня и до свидания», — недовольно пародировал он, иронично копируя жёсткую интонацию детектива. — Некультурный, фу. — Чимин фыркает, морща свой маленький носик-бусинку, и позже смотрит на водителя. Мужчина глядел на парня как на последнего психа с последней стадией шизофрении. — Ну, а что я сделать могу, если он такой индюк? — слишком эмоционально разводя руки в стороны, спрашивает Чим у телохранителя, все ещё негодующе демонстрируя свою умильность. — Эх, но детектив он хороший… — уже себе под нос выдыхает он, сжимая губы и опять плывя в потоках своих мыслей. «Девушка уже там» — «Виен уже там». Пак придумал план, по которому он сейчас действовал. И первый пункт в нем гласил: «Написать Виен сообщение, чтобы она приехала в кафе с неразборчивыми иероглифами, куда она приглашала Чонгука в тот дождливый день». Проблем это не доставило из-за ряда причин, в которые входили подробный рассказ Чона (с его помощью Чим и понял, где эта забегаловка находится) и связи в полиции. Сказать офицеру отправить подобный текст Виен не составило труда, потому что Пак хорошо знал этого человека, а тот знал Пака и доверял ему взаимно. И девушка, безусловно, положительно отреагировала на письмо от органов полиции, которое пришло ей на почту. Она откликнулась на него, ибо, вероятно, испугалась, и приехала без лишней шумихи, чтобы не принести своей семье ещё бо́льших трудностей. А Чимину это шло только на руку. Второй раздел плана — это приехать в пункт назначения, то бишь в кафешку, где и находится Виен. И эту часть уже можно считать выполненной. Машина подъезжает к маленькому заведению, которое горело красными огнями из-за повешенных на короткие навесы неоновых гирлянд. В слегка темной обстановке уличной погоды кафешка выглядела даже немного устрашающе, выглядывая сквозь небольшой туман кровавым рассеивающимся светом. Как будто это место предназначено для съёмки новой серии «Сверхъестественного» или «Секретных материалов». Авто тормозит в четырех метрах от окна, протянувшегося от пола и до самого потолка. Дымчатая атмосфера не мешала поглядывать в стекло и прекрасно разбирать силуэты и лица сидящих за столиками людей. Чимин внимательнее всматривается в стеклянную поверхность и по-кошачьи глядит внутрь кафе, поднимая свои чёрные очки с носа на светлую макушку. И, наконец, он находит нужную ему цель и визуально обводит по ней красный контур. Ли Виен расположилась за одним одиноким столом прямо около окна. Это даже как-то сатирически выглядит, потому что, кажется, это тот самый стул, за которым она сидела, когда угрожала ребенку Чонгуку. А Чонгук теснился напротив её глаз и сжимался в маленький клубочек переживаний и грусти, слушая её ядовитые речи, наполненные горечью. Но сейчас все под контролем, ибо девушка нервно стучит по гладкой поверхности стола своими ногтями и оглядывается по сторонам. Она явно кого-то ждёт. И, похоже, время наступить третьему и завершающему пункту. Пак берёт в руки телефон и быстро строчит СМС: «Все готово», посылая сигнал приготовившимся полицейским. Потом парень откладывает гаджет на соседнее сидение и с самой внимательной внимательностью устремляет лисьи глазки через тонированное стекло автомобиля, высматривая новый том его задумки. И вот, он тут как тут. Перед пареньком разворачивается настоящая кинематографическая картина: в забегаловку бесстрастно входят трое человек. Двое из них в полной комплектации синей полицейской униформы, с предоставленными значками и огнестрельным оружием за пазухой. Они равнодушно шагают по сторонам от ещё одного индивидуума, крепко держа его за достаточно широкие плечи. Незнакомец посередине их, напрочь окружённый с обоих возможных путей, безжалостно скручен в наручниках. Его сильные руки связаны за спиной в железных блестящих браслетах, тёмные волосы на голове сострижены под ноль, на тело надет тюремный оранжевый комбинезон, а в глазах пустынная пустошь и ничто. Он уже без надежды и прочих подобных вещей шаркает вперёд за офицерами, ведущими его к одинокому столику у окна. Полицейские идут медленно, под руки ведя преступника. И когда они уже подходят все ближе и ближе, то Виен постепенно начинает поворачивать голову на их образы. И в тот момент, в ту секунду, когда она это делает, на её лице читается шок. Полнейший шок, растворенный в первых набегающих слезинках печали и отчаяния, предательства и обиды. Работники сурово и грубо опускают мужчину на стул, аккурат противоположно девушке, а Виен произносит тихое и неверящее: «Папа?..». Чимин прочитал это по её губам и взгляду, из коего вот-вот польются слезы досады. И это третий параграф сценария, написанного Паком и раздуманного им до мелочей. Третий параграф, в котором потерянный отец, упавший в глазах дочери, нашелся и показался ей на глаза. А дочь почти всю свою жизнь пыталась найти его и ждала. Ждала, когда он придет и обнимет её своими крепкими отцовскими руками, отгоняя от девочки всех демонов и призраков. Ждала, когда он скажет, что любит её и скучает. И ждала, когда утерявшийся военный вернётся в семью и расставит все вещи на свои места. И он вернулся. Но уже до самого низа опущенный и погрязший по локти в чужой крови. В крови сестры Виен, в крови своей второй дочери. Вы думаете, это правильно? Конечно, он мог и не знать, что Енван пострадает, но всегда нужно предугадывать последствия и просчитывать все исходы. И вообще: не нужно быть таким, как он, мошенником и карманником. Это привело мужчину сюда, на самый страшный суд — суд его собственной дочки. Это привело его на саму смерть в глазах Виен. И, как человек и папа, он уже погиб для девушки. И да, это та самая хитрость, о которой Чимин твердил Тэхену. Судя по целиком разбитой и сломленной Виен, месть за Чонгука удалась и выполнена на все сто процентов. Пак уверен, что Виен и её отцу есть о чем поговорить.* * *
Чонгук до сей поры видит вокруг себя только темноту. Его ноги куда-то двигаются, его тело идёт в каком-то непонятном направлении, а глаза все ещё скрыты за тёплыми длинными пальцами. Мальчишка не понимает и не знает, куда его ведут и для чего ему закрыли его визуальное средство восприятия информации. Но слух у него функционировал отлично, поэтому парнишка с особой точностью разбирал слова, которые Тэхен бархатисто шептал ему на ухо, обжигая мочку своими вдохами и выдохами. Он все твердил: «Все в порядке, малыш, я рядом. Мы уже скоро придем, не волнуйся». И от этого «малыш» у Чона снова и снова дергалась ниточка где-то в стороне желудка, но гораздо, гораздо ниже, что у ребенка даже щёчки покраснели от собственных размышлений и представлений. Маленький зверёк внутри мальчика требовал большего. Большего, чем есть в данный момент. И этот маленький зверёк мог получить то, что ему нужно, только от Тэхена. И сейчас, когда Чонгук находится в такой близости с объектом своей лютой жажды, кроха-хищник изнывает и острыми когтями разрывает парня изнутри, пробираясь к грозному льву в груди старшего. Но он не может сделать этого из-за слоев теплой одежды и временной слепоты. Внезапно они тормозят. Без предупреждения и постепенного замедления Тэ вдруг решает остановиться. Потом мужчина нежно убирает ладони с глаз младшего и тихо говорит: — Куки, не открывай глаза, пока я не разрешу, ладно? — низко просит он, и Чонгук не может удержаться, чтобы не послушаться такого тона. Паренёк растерянно кивает и настороженнее прислушивается к посторонним шумам. Оба шли, кажется, по дорогому паркету, если судить по топоту ботинок о глянцевый деревянный пол. Везде была такая мертвенная тишина, что Чонгуку даже показалось, что они заявились в какой-то мавзолей или церковь. Но внезапно в эту тишину порывом врывается звук железных ключей. За ним следом идёт металлическое звяканье, так как тот самый звучный ключ, похоже, вставили в замочную скважину двери. А после всего этого Чон четко слухом разбирает, как неизвестная и невидимая ему дверь раскрывается. Точнее, Тэхен открывает её, ибо рядом больше никого не было. Дверь распахивается в сторону Чонгука и несёт на него слабенький ветерок и запах мандаринов. Различимый и явственный свежий аромат мандаринов, которые будто только что сорвали с дерева и подали на богато украшенном блюдце. Парнишка не решается открыть глаза, потому что не хочет перечить мужчине, и потому что мальчишка дал обещание, что не будет смотреть, пока хён сам того не попросит. Парень чувствует, как Тэ подходит к нему сзади, за спину, и становится там, как каменная колонна во дворце императора. Он не двигается и практически не дышит. А потом наклоняется к опешившему ребенку и томно, почти горячо шепчет ему на ухо: — Открывай. Это было так нежно произнесено самым низким и сексуальным голосом на этой планете, что Чонгук почти растекся на полу лужей. Его сердечко дрогнуло и парочку раз перевернулось в груди, но мальчишка, наконец, взял себя в руки и, приложив усилия, поднял веки. Поднял веки и впал в полнейшее непонимание всего происходящего. Перед его карими глазами предстала непонятная для детского головного мозга картина. Белые двойные двери из светлого дерева с позолоченными ручками обе были распахнуты и выставляли напоказ все то, что находилось за ними. А за ними расположилась, кажется, квартира. Богато обставленная, элитная квартира в самом центре Сеула и районе Каннам. Чонгук шокированно рассматривал деревянный пол из ламината, уложенный на своё место с точностью до миллиметра и отшлифованный и вычещенный на всю возможную мощность. Рассматривал огромные, до самого этого же пола, панорамные окна с видом на весь вечерний и суровый город с тысячами огней в небоскребах с высоты птичьего полета. Рассматривал белоснежную, без единого изъяна, дорогую и фирменную мебель с минималистическим стилем. И все это выглядело таким далеко недешевым и чрезмерно дорогущим, что Чонгук просто встал и открыл рот, опустив челюсть чуть ли не до плеч. Мальчишка не понимал, для чего он здесь. Он был удивлен, обескуражен и изумлен, что его ум решил покинуть его тело и выплыть за пределы сознания куда-то вниз. Что-то в подсознании ему тихо твердило о возможных догадках, но парнишка мотал головой, не желая в них верить. Потому что эти мысли были слишком безумными, чтобы оказаться правдой. Чонгук не хочет больше придумывать себе все новые и новые вещи насчёт всего этого, и поэтому он только вполоборота смотрит на Тэхена, чуть разворачивая голову в его сторону, и спрашивает: — Хён, а… — мальчик запинается, ибо замечает, с какой внимательностью и детальностью на него смотрит Ким. Словно ждёт реакции младшего и хоть какого-то комментария. — Зачем мы здесь? Что это? Тэхен подходит ещё ближе. Ближе, ближе… И вот, он уже оказывается на самом коротком расстоянии от Чонгука. А потом мужчина прижимается к его спине и ключом складывает руки на его талии, обнимая и стягивая его в чутких и аккуратных объятиях. Совсем как в тот раз, на пляже… И Чонгук сворачивается в малюсенький клубочек, как котенок, который готовится ко сну. По его коже бегут мурашки и холод, а в сердце бушует сильный шторм и жара. Мышца в груди вертится, как чёртово колесо в разгар летнего фестиваля с сотней человек. А кости в местах прикосновений старшего размокают и плавятся, словно шоколад на ярком солнце. И он чувствует это. Чувствует защиту, ласку, заботу и любовь. Любовь, растекающуся теплом по жилам организма и бьющую фонтаном в постоянно взрывающемся разуме. Любовь, оплетающую каждую его маленькую косточку в скелете и создающую в углублениях суставов цветы с росой на розоватых лепестках. Любовь. Взаимную любовь. Тэхён стискивает Чонгука в таких невесомых, в таких осторожных, но в то же время сильных тисках, как будто боится своими неосторожными движениями причинить ребенку боль. Старший аккуратен как никогда. И через секунду он располагает свой подбородок на слабеньком плече Чона, дыша ему в ухо. Они так близко друг к другу, что полными лёгкими вдыхают приятные ароматы каждого. Один наслаждается коричневой сладкой карамелью и уповает в любимом запахе, а другой задыхается и тонет от удовольствия в душистых апельсиновых реках. Все так, как должно быть. Все так, как было предначертано и предопределено. Мальчишка думает, что совсем скоро он точно испарится от такого количества нежности и любви, как капля дождя на ярком солнышке. Но Тэ прерывает все его мыслительные процессы и так же низко и притягивающе шепчет младшему на ухо, щекоча щёки мальчика своими волосами: — Я… Прости, что я не посоветовался с тобой и ничего не сказал, малыш, — извиняется он, немного припуская голову вниз и носом вдыхая тростниковый сахар от толстовки Чонгука. — Я знаю, что я эгоист, да и ты это знаешь, поэтому… — Тэхен придает сказанному устрашающую интригу. — Я купил эту квартиру для нас, Куки. Это… — выдыхает Ким. — Теперь это только наш дом. И Чон почти в буквальном смысле рассыпается у Тэхена на руках, как песок, проходящий сквозь пальцы. Его прошибает и страх, и удивление, и шок единовременно, и все это смешивается в одну ядрёную кашу в головном мозгу, что череп скоро разорвется на несколько мелких частей вместе с извилинами. «В к-каком смысле н-наш дом?» Парнишка нервно заикался у себя в голове, пытаясь судорожно сообразить, что ему нужно делать. Но в мысли, как назло, ничто не хотело приходить. Не было ни одной идеи и домысла, кроме непонятного страха и бесконечного изумления, отхватившего бо́льшую часть организма. И вопросы: «Как? Жить? Вместе? В каком смысле? Квартира? Наш дом? Что?!». Тэхен, похоже, замечает искорки испуга и замешательства в шоколадных зрачках младшего, и поэтому сразу объясняет: — Я подумал, что мы можем жить отдельно от остальных. Здесь охрана, камеры видеонаблюдения, полная защита, пуленепробиваемые стекла… — считал он всевозможные причины. — К тому же, Пидиним дал полное на это согласие. Только приставил к нам водителя и сказал, чтобы на базу тренировок и репетиций мы никогда не опаздывали. И… — тон старшего все больше и больше переходил в сомневающийся. — Наверное, не стоило так делать, тебе же надо подумать, а я взял и сам все решил… Прости… Это трудно, я понимаю, поэтому ты пока можешь жить в общежитии, если не хочешь, чтобы я стеснял тебя или… Чонгук вдруг смело останавливает его речь: — Хён, подожди, — твердо просит Чон, хмуря брови от своих раздумий. Он до сей поры был закрыт цепкими руками Тэ, и выбраться из этой хватки было чем-то вроде волшебства. А Тэхену нравится такая решительная и слегка пафосная сторона младшенького, поэтому на такого рода выходки он всегда загадочно улыбался уголком губ. — Ты не стесняешь меня, хён, просто… — его голос начал слегка подрагивать, и он опустил голову. Волосы подались вслед за движениями шеи, вниз, спадая со лба мягкими плавными волнами. — Я н-не знаю… — младший стал заикаться и сильнее нервничать. И когда он это понял, то тут же стыдливо закрыл лицо ладонями и не желал открывать его как минимум до конца дня. — Все это так неожиданно и… — дрожь в голосе уже невозможно было скрыть никакими масками и образами. И… Чонгук находится на грани плача? — Хё-ё-ён… — жалобно растягивает мальчишка обращение перед тем, как перейти на хриплость и всхлипывания. Ребёнок потерялся в самом себе. Ему страшно от неизвестности. Ему страшно открывать что-то новое. Ему просто страшно от всего, что может их настигнуть или окружить. Страшно. Ибо он мальчик. Маленький семнадцатилетний мальчик, который чувствителен абсолютно к любой мелочи. И Тэхен понимает это. И он просто берёт, поворачивает мальчишку на сто восемьдесят градусов лицом к себе и сгребает его в охапку, обнимая. — Хён, хён… — сквозь слезы произносил Чонгук, зарываясь в кофту Тэ носом. — Все хорошо, малыш, все в порядке, — позволяя себе улыбнуться, успокаивает Ким младшего, гладя его по спине своей большой окольцованной ладонью. — Я же говорил, что ты королева драмы, а, принцесса? — ещё шире улыбаясь, спрашивает он, ощущая, как содрогается маленькое тельце в его сильных мужских руках. — Прости меня… Я не должен был так резко заявлять об этом… Надо было поговорить с тобой… Тэхен продолжал ласково поглаживать детскую спину Чона, отдавая ему всю заботу, что у него имелась. И внезапно мальчик отстраняется от старшего, отходя от него на один добрый шаг. Потом он вытирает слезы с покрасневшего и опухшего лица, а затем глубоко вдыхает и поднимает заплаканные глазки на ошеломлённого Кима. — Я не принцесса, — напоминает Чонгук, бурча и смешно складывая руки на груди. — И я не королева драмы, хё-ё-н, — возмущаясь, топал он ногами. Совсем как крохотный малыш в детском саду, когда ему не дали конфетку. — И… — а теперь парнишка посерьёзнел и ещё раз глубоко вдохнул. — Я… не против жить с… с тобой, просто… Все так быстро, и… — он снова начинал неразборчиво мямлить, говоря нечеловечески быстро и смотря себе под ноги. — Я не… я не думал об этом, и… — Стой-стой-стой, — остановил старший, махая руками из стороны в сторону и сокращая сантиметры между ними. — То есть… — он подходил и подходил, медленно приближаясь. — Ты согласен… — каждая его фраза оставалась незаконченной, придавая этой незаконченности интригующую перчинку. И он постепенно оказывался на дюйм ближе к мальчишке. -…жить со мной? — Теперь они стояли аккурат вплотную, но друг друга не касались. Они дышали прямо в лицо друг друга, сжигая дыханием маленькие волоски на лбу и щеках. И Чонгук беспристрастно сжимает свои кулачки и выдаёт: — Я… Даясогласенхён, — на одном дыхании, как быстрый скоростной поезд, выговаривает парнишка, смущаясь своей же неожиданной решительности. Что-то в младшем переломилось в эти мгновения. Ему показалось, что он сам стал гораздо старше после предложения хёна и принятия такого сложного решения. И Чонгук поступил, как настоящий взрослый человек, соглашаясь жить в одном доме со своим… парнем. Чтобы стать чуточку взрослее, нужно выйти из зоны своего комфорта и пойти против стеснений, смущений и стыдливости. И… на самом деле, ребёнок хочет этого. Хочет быть с хёном. Хочет просыпаться с ним и готовить завтрак по утрам. Хочет находиться в его стальных, но ласковых объятиях по вечерам на огромном мягком диване. Хочет… быть с ним каждую минуту своей жизни. И переселение в одну квартиру — лучшая предоставленная возможность. «Нужно потом поговорить с мамой…» Но сейчас разговор с родителями беспокоит мальчишку меньше всего. Сейчас Чонгук стоит напротив Тэхена и вглядывается в его кофейные зрачки. А эти зрачки соединяются с карамелью параллельно им и сливаются в единую ядерную бомбу страсти и жары, которая вот-вот рванет. Тэ делает шаг вперёд и мягко кладёт свою ладонь на щёку младшего, не разрывая зрительного контакта. Попутно он поправляет растрёпанные волосы Чона, возвращая выпавший локон на место сзади. А мальчик замирает и думает, что у него остановится сердце от такой заботы и любви. Вокруг них разлетается горячая и раскалённая атмосфера, перекрывая всю розовую нежность и конфетность. Настало время животных инстинктов. Лицо старшего принимает жёсткий и просящий вид, борясь с аккуратностью и осторожностью внутри себя. Его глаза наливаются желанием и возбуждением, а в животе завязывается греющий стенки желудка узелок. И он хочет его. Хочет Чонгука. Сам Чонгук сталкивается с яростным хотением впиться в пухлые губы старшего и целовать их, целовать, целовать… Его детское терпение и гормоны сильные и выделяющиеся, что по одному только взгляду можно было прочитать то, о чем парнишка думал и какие сцены рисовал в своем воображении. А рисовал он далеко не пони и единорогов. Между ними пробегает горящая искра. Время останавливается. Тэ смотрит на Чонгука, как на добычу. А Чонгук рассуждает и приходит к выводу, что, чёрт возьми, хочет, чтобы Тэхен попробовал его и полностью взял. — Ты… — тихо и низко говорит Ким так, что Чон ощущает его дыхание на своей коже. Настолько вплотную друг к другу они стояли. — Малыш… Я не могу… — закрывает он веки и быстро убирает руки с мальчишки, словно младший — кипяток. Тэхен хватается за голову и руками зарывается в свои волосы, взъерошивая выкрашенные в светлый пряди. Он в отрицательных жестах мотает шеей в разные стороны и старается глубже вдыхать духоту, образовавшуюся в результате их неосторожных манипуляций. — Прости… — Теперь хён отходил от Чона. Как будто мальчишка являлся чем-то вроде острого ножа, к которому опасно приближаться. Старший медленно, но верно отдалялся. А младший быстро разочаровывался и поникал. — Хён?.. — переводя дыхание, сомневающеся зовёт Чонгук. — Что-то не так? Я сделал что-то не так? — Нет-нет, Куки, — уверяет Ким на удивление уверенно, но все так же не смотря на картину Пикассо перед собой. — Все нормально, дело не в тебе, я… — Тэхен сильно зажмуривает глаза, давя на зрачки веками. — Я не могу так… Не могу… Ты ещё ребенок, я… Я не хочу причинить тебе боль и испортить… — Тогда зачем ты купил нам одну квартиру, хён? — в ответ без всяких сомнений бросает в Кима вопрос парнишка, ведя себя прямо как взрослый. Чонгук рассматривает Тэхена, который отошёл на метр от младшего, и с ног до головы очерчивает его идеальные линии тела своим взглядом. — Я не хрустальная ваза, хён, понимаешь? — по-детски негодует он, немного закатывая глаза. — И… Ты обо мне подумал? У меня тоже есть желания, если что, — возмущающе припоминает Чон свои биологические потребности, сжимая губы и наблюдая за поднимающейся головой Тэ. — Мое мнение не учитывается? Ким, переводя взгляд на самоуверенного мальчишку, хмыкает: — Когда это ты стал таким разговорчивым? А Чонгук только ухмыляется. Едко, по-своему насмешливо и высокомерно ухмыляется. А потом его вдруг угораздило облизать свои изящные розовые губы, проводя по ним влажным пошлым языком. И тут-то Тэхена прорвало. Все цепи сорвались, выпуская наружу кровожадного и до смерти голодного зверя. Все высокие стены разрушились и показали во всей красе дикого животного, бежавшего на бедного маленького оленёнка. И все сомнения, до этого преграждающие мужчине путь, удалились из его памяти и полностью стёрлись. Тэ срывается с места от нетерпения и в буквальном смысле накидывается на младшего. Он жёстко, но осторожно прижимает его обомлевшее хрупкое тело к стене и хватает его тоненькие запястья, поднимая их вверх и вклинивая в настенное гладкое покрытие. Затем он с таким же животным порывом долгожданно впивается в обнаглевшие за последнее время губы младшенького, проникая в них своим ловким и похотливым языком, и жестоко целует. В прямом смысле жестоко, твердо, железно и без пререканий. И Тэхен чувствует, как Чонгук сначала слабенько, а потом все сильнее и сильнее проявляет инициативу и отвечает на столь властный и мокрый поцелуй. Руки Чона до сих пор плотно прикреплены к стене наверху; Тэ не даёт ему трогать и блудить по своему телу. Это наказание за излишнюю дерзость по отношению ко взрослому авторитетному мужчине, которого должны уважать все без исключения. Но этот паразит Куки, похоже, оказался тем самым единственным исключением. Он был слабостью и сладостью Тэхена. И отныне он есть вся его жизнь. Чон, хоть и не целовался никогда особо, сейчас показывал себя искусным мастером французских поцелуев. Их языки горячо переплетались, встречались и гуляли по ртам друг друга с не терпящим отказа рвением и желанием. Атмосфера накалилась до пятидесяти градусов по Цельсию, и сейчас обоим стало невыносимо жарко в, казалось бы, подъезде в вечернюю осень. Чонгук сексуально мычал в губы старшего, чтобы тот пустил его. Он слегка постанывал от приходящего к нему удовольствия. Но вместе с удовольствием от поцелуя приходила жажда удовлетворить вставшую внизу напряжённую проблему, мешавшую чувствовать себя комфортно в мешковатых штанах. И Тэхен, всё-таки проявив сочувствие и эмпатию к Чону, освобождает его ладони от своих цепей. А они тут же, даже не сориентировавшись, опускаются на пуговки пальто Тэхена, медленно расстегивая каждую капельку пластмассы. Руки Тэ же начали делать почти то же самое, только на кофте младшего пуговиц не было. И это всплывало проблемой между ними, так как Чону придется возиться дольше. Но, если так посмотреть, то этим двоим сейчас все равно на остальное и то, что их не касается. Они заняты друг другом. Поцелуй перерастал в звериную зависимость, как от наркотиков. Тэхену и Чонгуку было мало этого, мало, мало… Оба медленно старались раздеть друг друга и скинуть всю (лишнюю) одежду, но получалось это из рук вон плохо. Они не могли оторваться друг от друга, постепенно оказываясь на шажок ближе ко входу в квартиру. Тэхен вел младшего вперёд, не переставая хищно целовать его, и по пути через спину закрывал за собой двери и защелкивал их на замки. Теперь парни внутри, и первое, что они делают на новоселье — практически занимаются любовью в новом доме. Тэ управляет их сцепившимися телами, подводя парнишку к огромному белому роялю возле панорамных окон во всю стену. Позже Чонгук спиной сталкивается с лакированной поверхностью, и тогда Ким приподнимает его лёгкое тело и усаживает на музыкальный инструмент. Старший разводит в стороны его ноги, облаченные в безразмерные спортивные штаны, и приближается к его груди. Чонгук оказывается немного выше Тэхена из-за размера рояля, но это не мешает мужчине в полной мере управлять ситуацией. Он с жадностью прикусывает нижнюю губу мальчишки, размещая руки на его тонкой спортивной талии, и попутно стягивает с него серую толстовку. Чонгук извивается и стонет в руках взрослого и опытного человека, поддаваясь всем его желаниям и действиям. И он мычит от невообразимо сильного возбуждения, которое болью пульсирует внизу живота. Тэ, обернув губу мальчика, сладостно оттягивает её и оставляет между собой и Чоном тоненькую ниточку слюны. Киму мало воздуха, поэтому он на секунду отстраняется, чтобы вдохнуть и взглянуть на Чонгука. И чтобы наконец снять с него эту треклятую толстую кофту без замков и пуговок. Но для начала он рассматривает каждую мелочь, и не только, на раскрасневшемся лице ребенка. Чон запыхался, отчаянно глотая воздух, и скидывал с плеч Тэ его осеннее пальто. Мальчик резко стаскивал с него эту ненужную вещь своими, на удивление, крепкими ладонями. Тэхен же в стороне не остался, а соблазнительный и эротический настрой только подлил масла в огонь. Он рывком, но тихонько, заставляет Чонгука поднять руки и быстро убирает эту мешающую ткань, бросая её куда-то далеко в сторону и не заботясь о месте приземления. Их распаляющие и заводящие взгляды не отрывались друг от друга. Они плотоядно пожирали друг друга глазами, не опуская зрительного контакта. Чонгук остался в одной белой футболке, а Тэхен в шелковой голубоватой рубашке. Чонгуку сегодня повезло с пуговицами. Ким перешёл руками на накаченные бедра мальчишки, обхватывая их своими ладонями вокруг себя. Затем он принялся за его шею, выцеловывая ключицы, ямку между ними и каждую-каждую малюсенькую родинку, вырывая из Чонгука возбуждающие стоны. Старший опускался все ниже и ниже, а дальше его влажный путь остановила хлопковая футболка. Чон откинул шею назад и тяжело задышал, расставляя руки по бокам от себя и не имея больше сил делать ими что-либо. Волосы его полностью растрепались, а манящие и капризные губы блестели от слюны. Футболка идёт тем же путём: мужчина стаскивает её наверх и кидает непонятно куда. Потом Ким обращает взгляд на рельефное тело мальчика, и после этого Чонгук Тэхену мальчиком уже не кажется. Кубики пресса и мышц, идеальная бархатная кожа, впалый живот… Старший не сдерживается и сразу припадает пылающими губами к коже Чонгука, продолжая свою влажную черту до живота. Чонгук стонет. Вопрошающе и моляще стонет. — Х-хён, я не… — сквозь вздохи мычит он, ахая. — Я не м-могу больше… И тогда Тэ подхватывает младшего под упругие ягодицы и, целясь на его сладкие губы, на руках несёт ребенка в спальню, толкая дверь ногой. Обоим жарко. Оба ощущают тугой сгусток боли в животе, которая бьёт по мышечным стенкам и просится излиться. И это мучительно. Ужасно мучительно. Они совершенно не смотрят по сторонам, занимаясь далеко не этим полезным делом. Но Тэхен отлично запомнил расположение мебели в комнатах и их примерные размеры, поэтому угадать место, где стоит кровать, оказалось очень просто. Старший кладёт ребенка на шелковые белоснежные простыни огромной округлой кровати посередине большой и просторной комнаты. Сам Тэхен нависает сверху, разглядывая такого возбужденного и горячего мальчика перед собой. Он все изгибался, как змея, поскорее прося еды. А этой аппетитной едой как раз-таки был Ким Тэхен. И именно он сейчас пальцами касался губ парнишки, его шеи и выпирающего кадыка, мышц на груди и животе… И он медленно перешел на шнурок спортивных штанов, завязанный на костях таза. В области паха младшего образовался разгорающийся немаленький бугор. Тэхен специально медлительно тянул за шнурки, чувствуя, как мальчишка выпрашивает у него начать быстрее и утолить его голод. Да, Тэ тоже возбудился и ощутил тесность в джинсах. Да, Тэ тоже готов схватить его прямо сейчас и сделать своим и только своим. Но ему также приятно наблюдать за его возбудившимся малышом, который занимался сексом первый раз в своей жизни. И, ура, Ким закончил с развязыванием верёвок и перешагнул на стаскивание мягкой ткани штанов вниз. Он точно так же медленно снял их и швырнул в сторону, как и прошлую одежду. Через мгновение мужчина вернулся к лежащему на кровати Чонгуку, смотря на него сверху вниз. Он всем телом утонул в упоении и опьянении, оставаясь в одних боксерах с массивной налившейся кровью горкой в них. Тэхен решил, что растягивать это уже не обязательно. Он, пощадя младшего, сам стал снимать с себя рубашку, справившись с пуговками, собрав её в кучу и отбросив подальше. И потом, снова вернувшись к мальчишке, Ким заметил в его нетрезвых от удовольствия глазах огни вожделения и хищничества. Они пронзали мужчину, перекрывая даже его безумную и дикую потребность, перенимая позицию Тэ. И теперь уже Чонгук, кажется, собрался командовать. И теперь уже Тэхен думает, что зря он пощадил его. Чон внезапно поднимается и, проведя по длинной челке волос рукой, стирает со лба выступивший пот. Он учащенно дышит и вынуждает Тэхена принять сидячее положение, почти упираясь ему в лицо. Ким же успевает только выпустить изумлённый возглас, как в его ярко-красные губы вонзаются слишком требовательные и раскаленные губы мальчишки, исследуя рот старшего. Они пылко и ненасытно целуют сначала верхнюю губу, а потом профессионально и страстно переходят на нижнюю, несильно кусая. Чон руками обхватывает мужскую грудь Тэхена, заряжаясь от этого ещё сильнее. И младший выпрашивающе и обессиленно шепчет: — Хён… И руками цепляется за пряжку ремня на черных брюках Кима, беспомощно дёргая из стороны в сторону бедный ремень: — Сними их, сними… И Тэ на долю секунды отходит, быстро избавляется от штанов и отшвыривает их на диванчик неподалёку. Возбуждение уже настолько переросло свои границы, что половые органы обоих просто изнывают от переполнения полупрозрачной белесой жидкости и жары от кипящей крови. После мужчина освобождает свое вставшее достоинство от темных боксеров и похотливыми, но изящными длинными пальцами тянется к резинке нижнего белья младшего. Он осторожно снимает их и бросает рядом с кроватью, рассматривая такого прекрасного человека перед ним. И от осознания, что этот жаркий, возбуждённый и извивающийся всем телом под старшим Чонгук — только его, Тэхена трясёт. Умопомрачительной и неописуемой красоты нагое тело, такое восхитительно сладкое и желанное, такое сногсшибательное и сотрясающееся в приближающемся экстазе. И оно только Тэхена. Только его. Чонгук его мальчик. Чонгук принадлежит Тэхену без всяких оговорок и подобных примечаний. Чон Чонгук, который сейчас познает все высоты эйфории. — Перевернись, малыш, — просит Тэ, не желая услышать отказа. Но отказа он и не получает, потому что младший, хоть и с трудностями, но переворачивается и послушно встаёт на четвереньки. Тэхен подаётся всей блаженности момента и приближается к его спине, выцеловывая бугорки позвоночника от шеи к округлым ягодицам. Мальчишка выгибается в спине и тихо стонет от накрывшего его наслаждения. Ким наклоняется к уху Чонгука и в последний раз произносит: — Ты готов? И получает беспрекословное и почти твёрдое: — Д-да. Тэ от такого жалостного, но одновременно и жадного заявления тает, как снег ранней весной, расползаясь по паркету холодным водяным ручейком. А перед Чоном скоро начнут летать звёздочки от упоённости и сладострастия, которые были сопутствующими составляющими с Ким Тэхеном. Они одни. Абсолютно одни в громадной спальне с большой круглой кроватью. На ней бархатные белые простыни, уже слегка помятые от телодвижений двух горячих тел. Пахнет мандаринами и карамелью, а за огромным окном в пол виден сумеречный город с дымкой тумана, накрывавшийся огнями от фонарей улиц. Тэхен слышит «Да» и обнажает перед мальчишкой не только свою кожу, но и душу. Но об этом немного попозже, ибо сейчас обоих переполняет нарастающее возбуждение, с каждой секундой становясь все больнее и больнее. Сначала Ким медленно растягивает Чонгука двумя пальцами, предложив ему смочить их его же, парнишки, слюной. Потом переключается на три, а позже и на целых четыре пальца, раздвигая тугие стенки кольца мышц. Младший стонал, кулаками сжимал постельное белье и откидывал назад голову, чувствуя, как в него проникает длинные, ловкие и умелые пальцы его парня, его любимого человека. Мир вокруг застилался темноватой пеленой, распластываясь на зрачках черной полупрозрачной тканью. В груди стучало, в животе стучало, ниже — тоже стучало. Чон не помнит, когда, а последний раз ощущал такое неземное блаженство и нетерпение в одном флаконе. А Тэхен наблюдал и уповал во всем этом, как в горячем шоколаде, погружаясь глубже в густую непроглядную стену сладости. — Приготовься, Куки… — неистово пылко предупреждает мужчина. И через некоторые мгновения Тэхен вдруг убирает руки от ребенка и подозрительно долго молчит. И только Чонгук хочет обернуться и спросить, что не так, как Тэ приставляет себя к младшему и толкается. Первый толчок. Чонгука заполняет боль. В глазах брызжут малюсенькие слезинки, а в переносице внезапно колет. Младший не думал, что наслаждение может просто закрыться за стеной боли от взаимной любви. Второй толчок. Тэхен входит уже увереннее и легче, держась за талию младшего и в успокоении гладя его по нежной коже. По щекам мальчика уже давно стекают соленые слезы. Сейчас больно, но что-то проникает в эту боль и все хочет её отторгнуть и извести… И на третий толчок Тэ находит нужную точку в мальчике, потому что Чонгук сейчас выдохнул особо громко и блаженно. Он изогнулся в спине ещё сильнее, прошептывая: «Хён, ещё…». И Ким понял его. Понял его разводящий огонь голос, языками пламени проходящий по всему телу старшего и палящий сердце. В комнате жарко. Очень жарко. Тэхен входит ещё раз, ещё и ещё… И все это время Чонгук сначала шёпотом, потом хриплым голосом, а после уже выкриком голосил: «Хён, хён, хён!..». Перед глазами все плыло, желудок наполнялся приближающимся наслаждением, а разум совершенно покинул владельца тела. Ким двигался быстрее, позже ещё быстрее, наращивая темп и обхватывая стоящий орган младшего своей большой ладонью, создавая тем самым трение. Чонгук скулил, мычал, кричал и часто дышал, ощущая, что скоро изольется прямо Тэхену в руку. Ему никогда в своей жизни не было так хорошо. Цветные пятна распространяются по комнате, когда Чонгук подходит к концу. Его семя выплёскивается в ладонь старшего, а все тело заливается таким ликованием и блаженством, смешанным с неким расслаблением внизу живота, что Чон обессиленно падает на кровать. Тэхен закончил практически одновременно с младшим, излившись в него и прочувствовав самый сильный оргазм за свою жизнь. Он ощутил, как же болит его тело от занятия подобным делом. Это, начистоту, самый лучший секс, который у него когда-либо был. Горячий, мокрый, с каплями пота и слез, с влажными поцелуями и заводящими касаниями. И с любимым парнем. Оба тяжело дышат, когда лежат на кровати и успокаиваются после сего действа. Они неосознанно переплетают руки друг друга, а потом поворачивают головы и встречается глазами. Наполненными эйфорией и любовью глазами, горящими при взгляде на объект своего обожания. Они лежат на гладком одеяле посреди спальни элитной и дорогущей квартиры в центре города и разглядывают лица друг друга. Удовлетворённые, счастливые и влюбленные гримасы украшают их образ. Хотя, их лица и не нужно было украшать, ибо на них не надето ни одной лживой маски. Не надето ни одной фальшивой эмоции. Они любят друг друга. Просто любят. И сейчас, уставшие и мокрые, они счастливы. По-настоящему. — Я… — начинает Тэ, отдышавшись и заглядывая Чону в тростниковые глазки. — Я люблю тебя, малыш. И Ким Тэхен — тот, кто захотел взровать разум мальчика. И он сделал это, в данный момент только подтвердив свои выходки этими словами. А у Чонгука за такое количество эмоций скоро, кажется, отключится мозг и скажет ему: «Прощай, голубчик». Потому что после фразы Тэ Чон почти задохнулся. — Хён… — смотрит на старшего Чонгук большими наливающимися слезами глазками. — Я т-тоже… — заикается он на границе плача. — Тоже л-люблю тебя… И после всего произошедшего разум взорвался не только у Чонгука. После всего произошедшего Тэхен натягивает на себя и Чона шёлковое одеяло, укрывает их обнаженные тела и притягивает плачущего мальчика к своей груди. Ребёнок положил голову старшему на сердце и тихо плакал от переизбытка эмоций, а Тэ обнимал мальчика и перебирал его темные отросшие волосы, влажные от пота. Через минуту Ким двигает губы к голове ребенка и легко целует его в макушку, щекочась от копны колючих волос. Он хотел успокоить Чонгука. — Никогда не брошу тебя, Куки. Никогда, — твердо говорит мужчина, шепча в волосы мальчика. — Обещаю.