Самое главное — понять, в чем состоит твой долг.
Выполнить его легче легкого.
(Английская пословица)
18 февраля — день рождения Хосока, не менее важный для Тэхёна день. Сегодня макнэ познакомят с инвесторами и тем, от кого зависит его дальнейшее пребывание рядом с новыми друзьями. Всем заправлял отец Хосока. Вне компании практически никто не знал, что Джей-Хоуп, этот весельчак и самый, казалось бы, инфантильный, безразличный ко всему серьезному человек — неприлично богатый чеболь, что своими семейными активами и поспособствовал быстрому выводу группы на международный музыкальный рынок. Хосок был паршивой овцой в семье. Отец всеми силами старался вырастить из парня достойного наследника, но его природная неусидчивость, нежелание учиться заунылым, слишком сложным для ребенка понятиям ведения бизнеса и деловых переговоров, только усиливали детское желание протестовать. Джей-Хоуп с годами все больше ненавидел отца, все больше его боялся. Мальчика, а затем подростка, сильнее всего задевало отсутствие времени на друзей. Мир обычных людей не был скрыт от него полностью, от чего каждый раз сердце ребенка обиженно сжималось, когда он видел счастье беззаботного времяпровождения других детей — за играми, в грязи, с ссадинами на коленях и локтях, с войнушками из деревянных пистолетов. Хосок был так же одинок, как и богат. У Хосока были другие друзья. Каждый день — учеба, раз в неделю — дела с отцом, раз в две недели — дела с отцом, его партнерами и их восковыми детьми, умеющими часами сидеть на стуле, ни капли не болтая ногами и попивать приторно-сладкий чай, разговаривая о том, сколько денег им унаследуют отцы. Чем дороже была для Хосока вещь, тем сильнее он скрывал ее от отца. Так было с маминым шелковым шарфом, с кассетной записью мультика о диснеевском «Геркулесе», с самодельной пуговицей, что состояла из белого цветка, залитого эпоксидной смолой и была оставлена их домоправительницей на память мальчику. Эта женщина была его единственным другом, после того, как не стало матери. С 13 лет Хоуп начал увлекаться танцами. Танцы он скрывал сильнее всего, как единственную вещь, в которой видел свое будущее. Видел и с опасливой надеждой боялся, что у него получится. В 17 лет Хосок сбежал на прослушивание. Когда о его внезапном появлении на кастинге узнал весь Сеул — откатить информационный поток было невозможно, а его отец ничего не мог поделать, кроме как заявить, что он одобряет любую деятельность, приходящуюся по душе его сыну. Неделя после кастинга и моментального утверждения в состав трейни была самой тяжелой. Старший в семье перестал даже поворачивать голову в сторону наследника, младший — был вне себя от счастья, но выходить из своей комнаты лишний раз не собирался. С тех пор дела обстояли иначе. Председатель Чон позаботился о скорейшей выдаче старшей сестры Хосока замуж за заранее выбранного и отложенного до лучших (или худших) времен кандидата. Со временем семейный бизнес предстояло унаследовать совершеннолетнему внуку. Отец Хосока, полностью разочаровавшись в сыне, решил сделать из него инструмент по зарабатыванию денег. Этот мужчина умел выходить победителем даже из самых очерняющих репутацию историй. Он стыдился такого рода заработка, как человек старой гвардии, не уважающий бизнес в сфере развлечений и культуры. Но если уж выпал такой случай, приходилось делать все, чтоб получать с этого «чучела» максимальную выгоду. Председатель Чон был главным инвестором, от его мнения зависело мнение большинства остальных толстосумов, и так складывалась двоякая ситуация. Бэнд BTS уже давно обрел самостоятельность и растущую популярность, он мог бы держаться на плаву и без вмешательства отца Хосока, но отказываться от его влияния было глупо, а значит председатель Чон надолго присосался к карьере своего сына, как и его друзей. Этот день рождения Хосока был важен по ряду причин. Он заключал в себе два события: последний день рождения Хосока с празднованием в зале для больших торжеств и выход в свет Тэхёна в компании других участников группы. Первый герой дня должен был с радостным придыханием делать вид, что он самая счастливая марионетка на свете и что он несказанно рад каждому гостю, которого не знает в лицо; второму, Тэхёну, стоило показать себя во всей красе и развенчать сомнения о том, что он физически не может соответствовать стандартам индустрии. — Оппа, что мне надеть? — по-девичьи канючил и заигрывал Хосок, дожидаясь Чонгука, методично перебиравшего вешалки с костюмами в гардеробной своего друга. Чеболь размахивал своими тремя единственными шелковыми рубашками, будучи уверенным — это то, что ему сейчас нужно. Чонгук был тем сыном, о котором мечтал отец Хосока. Он был образован и сдержан, на два года младше настоящего отпрыска, что значит имел два года большего потенциала в будущем. У Чонгука были манеры, умение правильно себя подать, дар слушать чужие, непонятные ему разговоры так, словно предмет обсуждения для него настолько очевиден, что уже и не достоин его образованного внимания и участия. Такая обидная привязанность к чужому ребенку не вносила разлад в отношения между друзьями, скорее наоборот, вызывала какое-то взаимное сочувствие. — Только не шелк, ты что! — причитал Чонгук, выхватывая у Хосока рубашки и откидывая их на кровать. — Ты хоть раз видел на приеме такие шелковые рубашки? Вот и я нет. А с волосами что? Хосок взлохматил свою ярко-красную шевелюру и надул губы. — Надо затемнять это, — скривившись, произнес Чонгук. С годами к его обидной искренности все привыкли и реагировали либо тем же, либо сносной улыбкой. — Я хочу оставить красный! — Хён, убирать его было бы преступлением над твоей индивидуальностью, — как само собой разумеется ответил хозяин ситуации, вынося из гардеробной темно-бордовый смокинг. — Мы затемним практически до черного, но оставим немного огонька, — Чонгук подмигнул, смакуя момент, а затем повесил на крючок двери костюм и выходя, добавил: — Я скажу Никки что делать. А ты, чтоб через полчаса уже был у него. Возможно, в прошлой жизни Чонгук был модельером. Или изобретателем шелка. Никки и Дебора были специалистами по стилю Хосока и Намджуна. Эта парочка руководила всем, что было связано с волосами и лицами парней, они были одними из самых авантюрных стилистов, работающих на мемберов BTS, и в целом их характеры соответствовали состоянию души подопечных. Этот вечер был не только профессиональным испытанием для Никки и Деборы, но и проверкой на изворотливость для каждого из мемберов. Как сплоченная группа, они были завязаны друг на друге, а значит — на семье Хосока, в том числе. Парням стоило прожить этот вечер, не совершив ни одной ошибки, а тем, кто умел обольщать — еще и привлечь новых инвесторов к сотрудничеству с компанией Big Hit. Что не день, то новые приколы, — размышлял Сокджин иронично ухмыляясь себе в зеркало. У него никогда не было азарта к этой игре.***
Поместье Чон Хосока было в разы масштабней и дороже того в дома, в котором обитал его сын. Это старое здание, построенное на манер европейских особняков, конечно же, все было отделано в мраморе. За годы своего зажиточного детства Хосок понял одно: все самые дорогие дома мира отличаются лишь своей ценой, внешне это всегда похожая картина. Увесистость поместья, не существуй законов физики, проламывала бы планету насквозь. Как правило, гостям доводилось видеть только главный, парадный вход, где было точно больше 9 ступенек, большой зал, и предшествовавший ему длинный вестибюль с чередой семейных портретов, а также почти самых дорогих реликвий клана: вазы, свитки, купленные на аукционах скульптуры и картины европейских авторов. Естественно самые ценные вещи семейство не выставляло на показ, оставляя завистникам почву для разгадывания тайн и пускания невообразимых слухов. Председатель Чон не терпел одного — коллекционного оружия, что считалось, по его скромному мнению, культивированием жестокости и войны. Отец Хосока не умел делать бизнес на войне, оттого и не любил ее. В жестокости же этому мужчине было не занимать, только вот знали об этом лишь его дети и подчиненные. Празднование началось задолго до приезда виновника торжества. За гигантской резной дверью, что должно быть, раньше стояла вместо христианских врат в рай, находилось самое большое пространство в особняке — главный мраморный зал, открывающийся только раз в год — на день рождения хозяина и на круглые даты наследников до 23 лет, так как после дети уже переставали быть детьми и становились партнерами. Сегодня Хосоку 23. В семье это круглая дата, потому что его отец открыл собственный бизнес в 23, унаследовав активы деда Хосока еще в 18. Младшему Чону предстояло получить в подарок увесистую долю семейного бюджета и придержать ее у себя до 18-летия племянника, чтоб после передать ему, как настоящему наследнику. Отец и сын с ненавистью и отвращением ждали этот вечер. Первый не хотел делиться, второй не хотел принимать, тем самым связывая себя с семьей еще на десяток лет. В мраморном зале все сверкало золотым отливом. Это было бы безвкусно, не будь так по-настоящему дорого. Не смотря на теплоту в каждом оттенке колон, коридоров, балконов, это помещение было необычайно холодным. Около трехсот «друзей семьи» и родственников уже заполнили зал своими приглушенными голосами, натянутыми улыбками и блестящими кольцами, звенящими при касаниях к бокалам с шампанским. Новые гости продолжали пребывать и, не смотря на то, что элита достаточно свободно располагалась по всему залу, между женщинами в длинных платьях и их кавалерами в смокингах был негласный договор о порядке очереди — кто, когда, за кем подойдет выразить свое почтение хозяину дома. Настоящий светский раут преспокойно проходил без человека, от чьего лица рассылались приглашения. Отец Хосока был в особом настроении. Сегодня он в последний раз будет унижен и примет в долю жалкую попсовую пустышку, но затем ему больше не придется приглашать людей славить свой неудавшийся педагогический опыт. К началу девятого у главного входа остановился длинный лимузин, отправленный за пассажирами лично председателем. Старший Чон сам решал когда его сыну появиться на собственный праздник. Хосок хотел было напоследок закрыть лицо руками, чтоб остановить привычную «домашнюю» дрожь, но Намджун придержал его запястья. — Только испортишь все старания Деборы, — с ободряющей улыбкой произнес лидер и кивнул на дверь, — после вас, господин Чон. На территории особняка он никогда не был Джей-Хоупом. — Да ладно тебе, господин Чон. Сегодня ты станешь еще богаче! Если не знаешь куда деть себя от такого счастья — мы поможем, — поддерживал Сокджин. Все понимали, что эти деньги не будут принадлежать Хосоку по-настоящему, но знали и то, что он знает на что и как давить, чтоб получать финансирование нужных для команды проектов. Казалось, что перед лестницей, ведущей на Олимп, выстроились сами силы природы. Высокие, вечно молодые и красивые как этот мир, привыкшие принимать чужие улыбки восхищения, звезды Big Hit на все сто готовы были привлекать инвестиции в компанию, что так принарядила их к сегодняшнему вечеру. В ком было больше красоты: в молодых сердцах, выкованных из примеси таланта и борьбы за место под солнцем или в выдуманных людскими понятиями денег и успеха греческими богами, льющими себе игристое вино в бокалы без дна? Парни не спеша поднимались вверх по ступенькам. Весь путь от машины к тяжелым, «райским» дверям они приветливо улыбались друг другу, подшучивали и без конца поправляли вороты пиджаков. Этот жест скорее придавал уверенности, чем действительно что-либо менял в их внешнем виде. — Ни на шаг не отходи от Тэхёна, — напоследок произнес Намджун, придержав Чонгука за локоть. Лидер многозначительно приподнял брови, кивая бывшему макнэ и повернулся лицом к открывающимся дверям. Лучше пусть Чимин не подходит, — подумал Чонгук, отклоняя корпус назад, чтоб рассмотреть сколько мемберов отделяет его от вновь темно-пшеничной макушки Тэхёна. Дверь с характерным шумом отворилась, семь высоких фигур сделали шаг с темно-синего ковра на зеркально чистый мрамор. Игра началась. Не смотря на все ухищрения хозяина поместья, появление его сына не осталось незамеченным, первоочередно все взгляды были направлены на Хосока. Чон Хосок. Он еще не был уверен до конца, но ему хотелось бы любыми силами сделать так, чтоб этот вечер стал лебединой песней его рабства, а не наоборот. Гости с интересом рассматривали уже практически второго человека в компании, после старшего Чона. Сегодня внешность Хосока соответствовала роскоши и величественности его семьи. Темно-бордовый костюм, черная рубашка с небольшими оборками на рукавах, изысканно уложенные черные локоны («Прилизаны, они прилизали мне нормальную прическу, зачем?») отливали красным. В целом, имениннику удавалось выглядеть одновременно и дорого, и вызывающе. Рюши на рукавах, цвет смокинга, отлив волос — это был вызов. Стоимость всего выше перечисленного, опущенные брови, прямой, тяжелый и безразличный взгляд в стиле отца — это был семейный стиль, поведение хозяина вечера. Накануне дня рождения Хосок пробил правое ухо и теперь в нем красовалась серьга с черным бриллиантом в форме капли. Это был подарок Сокджина, отметившего схожесть серьги со слезой из нефти. Шутка еще надолго засела в голове у Хосока. Тем вечером он грустил о том, что это его последняя возможность вывести отца из себя на публике, отличная возможность «опозорить род», еще и такой гейской выходкой, как прокалывание уха. Председатель Чон был гомофобом и Тэхёну правда стоило бы держаться подальше от самого «открытого» из мемберов BTS. Чимин великодушно не стал перенимать все внимание на себя, одевшись так, чтоб не обгонять по уровню экстравагантности Хосока: черные брюки, белая рубашка и темно-синий смокинг с едва заметными вблизи блестками. Элен, его стилистка, все-таки настояла на сапфировых серьгах с английским замком. Не ходить же на светские мероприятия без отметин зажиточной жизни. Только вот Элен не знала того мира, в который изредка и поневоле попадали айдолы. Бунтующий Хосок, манерный Чимин и все остальные — они были прекрасными созданиями, их красота и уникальность дарили любовь, когда те выступали на сцене. Они были прекрасными созданиями, выпуская новые альбомы, взрывая чарты своими проникновенными и искренними песнями. Они были прекрасными созданиями в физической красоте и внутреннем желании заниматься любимым делом, но они были шутами среди королей, приходя на светский раут. Серьги, блестящие пиджаки, макияж — то же, что можно было поодично встретить и у других гостей поместья, но гораздо в более скромных масштабах. Айдолы были циркачами, теми, кто хоть и делал неменьшие деньги, но таким уничижительным способом, что все их успехи нивелировались за недостатком должного достоинства у молодых людей. — Председатель Чон, приветствую вас. Когда Чонгук заметил холодный тяжелый взгляд, скользящий по наряду Хосока, он решил взять ситуацию в свои руки, чтоб не превращать празднование в цирк столько времени, сколько это вообще возможно. Знал бы ты, кто его так принарядил — очень бы удивился. Чонгук поправил галстук, провел рукой по карману своего черного, классического смокинга и, кивнул головой Тэхёну, приглашая того пройти за ним. — Макнэ Чон! — по залу прошелся единственный голос, что выделялся из гудения зажиточного улья, единственный, кого слушал каждый, даже когда говорили не с ним, даже когда с другого конца этого здания. — Наконец-то мы вновь встретились. Как ты вырос за это время! Чонгук и Тэхён, подошедшие к хозяину дома и его двум собеседницам, отвесили уважительные кивки-поклоны. Младший вперил взгляд куда-то в бабочку старшего Чона, он еще не встречал таких массивных, но уже немолодых корейцев. По всей видимости, Хосок был поздним ребенком, или же это печать нервозной жизни плотно отложилась на обвислых щеках председателя. На мужчине был черный смокинг без излишеств, подчеркивающий обыденность этого праздничного мероприятия, для него — такого же, как и череда других светских приемов. У отца Хосока были очень большие, созданные для грубой силы ладони. Тэхён представил с какой силой этот человек может ударить и плавно перевел взгляд на глаза хозяина дома. — Уже не макнэ, председатель, — с гордой улыбкой отвечал Чонгук. Его голос звучал красивее, чем обычно. Чонгук работал на впечатление, — разрешите отрекомендовать Ким Тэхёна. Теперь я приложу все усилия, чтоб позаботиться о нем так же, как и вы заботились обо мне. Отец Хосока заполнял все пространство вокруг себя, из-за чего стоящим рядом, кажется, хотелось непременно стать меньше. Седой мужчина без стеснения стал рассматривать представленного гостя. В эту минуту решалось его будущее, Тэхён посчитал нужным еще раз поклониться, Чонгук застыл в выжидающей улыбке с самым наивным и слегка удивленным выражением лица. Внешние показатели Тэхёна всеми деталями кричали «Я свой!». Он умел сдержанно восхищаться принимающей стороной, он научился не засовывать руки в карманы при первом удобном случае, он был одет максимально классически, растеряв все свои индивидуальные черты. Тэхён сливался с остальными гостями вечера, отличаясь лишь возрастом, обилием маскирующего синяки макияжа и пустой дыркой в ухе. У него был шанс. — Что ж, рад знакомству, — недоверчиво, но с улыбкой ответил председатель. Кредит доверия к Чонгуку был лучшей ставкой группы в этот вечер. — Как твое здоровье, Ким Тэхён? — Я отлично себя чувствую, председатель Чон. Благодарю за ваше беспокойство. Тэхён не прекращал кланяться, его шея была слишком напряжена. — Чем увлекаетесь, макнэ Ким? — спросила стоящая рядом дама в черном платье с запахом. Ее волосы украшал цветок белой орхидеи. — Пишу рассказы и доставляю своим сонбэ неприятности, — поддельно смущаясь, импровизировал Тэхён. На последнем слове он случайно прикусил язык, от чего его лицо исказилось непонятным выражением, умилившим даму. — Такой милый юноша, вы посмотрите. Он краснеет за свои проступки, — залепетала вторая спутница председателя Чона и звонко захихикала, вызывая поддержку согласия у стоящих рядом. — Ким Тэхён ни в чем не виноват, но все равно не хочет для нас лишних хлопот, — поддерживая общее умиление добавил Чонгук. Знакомство пора было заканчивать. — Что ж, господин Ким, будем надеяться, что вы не подведете своего заботливого сонбэ Чона. Он, видимо, очень дорожит вами, — подвел черту отец Хосока. На этих словах молодым людям стоило откланяться и уйти. — Я приложу все усилия, чтоб быть достойным такой чести, — ответил Тэхён, кивая собеседнику и удаляясь с этой части шахматной доски. Выдохнуть он смог только оказавшись на середине зала, далеко от старого, хищного льва. — Ты держался как надо, — похлопав Тэхёна по плечу, произнес Чонгук. — Теперь можешь угоститься, — брюнет выхватил с подноса проходящего мимо официанта два бокала и сунул один из них в руку зомбированному макнэ, а затем чокнулся с ним и выпил шампанское залпом. Чонгук и сам нервничал, только вот показывать это было вовсе необязательно. — Я читал, что в высшем обществе неприемлемо так делать, — тихо произнес Тэхён. — А я читал, что к больничной койке не подают на ужин биттер, — ответил Чонгук и кивнул стоящему вдалеке Намджуну. Лидер, одетый в белый смокинг, комично напоминал скорее официанта, чем гостя. Он волнительно наблюдал за происходящей сценой и лишь дождавшись условного знака от Чонгука смог спокойно переключиться на собеседника, чтоб обсудить возможные инвестиции в его сольный проект имени самого себя. — Пойдем, нас ждет еще пара знакомств, — Чонгук прогулочным шагом направился к группе англоязычных инвесторов со вставными, ярко-белыми зубами. Тэхёну было слегка совестно за то, что с ним вот так вот нянчились. Отвечая улыбками на каждый заинтересованный взгляд, он дал себе обещание на вечер: Больше никаких ужимок перед этими людьми. Я буду самым приятным и интересным собеседником для каждого из лицемеров высшего класса. — Так будет всегда? — чувствуя на себе липкие взгляды спросил Тэхён. Его спина была в холодном поту. Понятно почему Хосок так нервничал перед приходом в это арктическое пекло. Но я не буду. — Когда им надоест тебя изучать — станешь обычной побрякушкой на этом празднике жизни греческих богов, — констатировал Чонгук. — Не нервничай, всегда есть куда падать, надевая смокинг в блестках, — намек не дошел до сознания обдумывающего каждый шаг Тэхёна. — Mr. Sanders! How's it going? — Look what the cat dragged in! * — самый молодой из белозубых мужчин энергично пожал руку Чонгуку, и приветственно подмигнул Тэхёну. — Обращайся к нему когда надо будет достать много денег, не отвечая на ненужные вопросы, — пояснял темноволосый айдол, лучезарно улыбаясь американцу. — Но взамен будь готов расплачиваться информацией. Тэхён удивленно улыбнулся, словно ему рассказали что-то очень крутое и интересное о новом знакомом. С этого момента макнэ с энтузиазмом принялся налаживать свои первые деловые контакты. Это было просто с людьми такими же чужими в этом зале, как и он сам. Тэхён много шутил и уже нравился американцам своей открытостью, такой непривычной у представителя Кореи. За иностранными гостями его приятелями начали становиться и соотечественники. Многие поддавались шарму новичка ни чуть не медленнее, чем очаровывались смехом Чонгука. Оба все еще оставались шутами, но шутами втайне желанными: как собеседники для богатеев — представителей сильного пола и как мужчины, интересующие замужних дам разного возраста. Чонгук изредка подмигивал своему напарнику и без конца сталкивал их бокалы, стремясь показать то, что нормы этикета весьма условны, а также то, что аристократы не выдадут свою неприязнь глядя в глаза, какие бы солдафонские выходки перед ними не устраивались. Тэхён, со временем, начал улавливать всю трагикомичность их положения. Он понял, что может позволять себе тоже самое, в качестве приближенного Чонгука, но все же не рисковал, как истинно скромная дебютантка. Заливаясь смехом молодые люди часто смотрели друг на друга, кто кого переиграет в притворстве? Это была какая-то особая степень насмешек и страданий прекрасных созданий. Чонгук подметил красивый блеск глаз Тэхёна, Тэхён украдкой наблюдал за тем, как изысканно Чонгук обращается с бокалом: как аккуратно держит хрустальную ножку, как его плавная кисть тянется к подносу и как он хлопает в ладоши, неискренне удивляясь чужим новостям об успешных сделках между конгломератами. Один раз Тэхён так засмотрелся на чужую жестикуляцию, что не успел увернуться от размашистого движения Чонгука и случайно облил свой рукав шампанским. Старший секунду решал: проигнорировать ли ему эту неуклюжесть макнэ, чтоб проигнорировали все или же наоборот, сыграть на этом? Он выбрал второе, хотя никогда раньше так не поступил бы. Чонгук собственноручно прикладывал темно-пурпурный платок к пятну на смокинге Тэхёна. Глупое это действие, на самом деле. Липкое шампанское отдало лишь малую долю своей влаги шелковому изделию. Зачем люди принимаются промакивать, вместо того, чтоб попросту замочить чистой водой? Тогда Чонгуку захотелось решить чужую проблему максимально быстро, а загладить свою вину — в том числе тоже. Тэхён предпочел поскорее отшутиться от этой ситуации. После случая с шампанским у двух айдолов появилось новое развлечение — выхвалять друг друга перед аристократией. Каждый искренне верил в то, что со стороны друга это лишь игра в заботливых хёнов, однако оба ни разу не соврали в своих комплиментах. Добрую долю того времени, что большинство мемберов потратили на завязывание новых и укрепление старых связей, Чимин и Юнги стояли в самом темном закутке зала, как две замухрышки на школьном балу. Юнги был плох в болтовне о светских пустяках, от чего предпочитал просто быть в наличии и не мешать. Чимина съедала зависть к общающимся, он с презрением смотрел на вчерашних знакомых по бранчу, что теперь сторонились его компании. Он знал почему так: потому что вне стен особняка Чимин был выгодным партнером, а здесь — заклейменным изгнанником, которого спасало лишь то, что он в этом доме находится последний раз. Парень в синем пиджаке нередко находил в толпе знакомую спину уверенного в себе брюнета, что мог бы покорить этот мир, если бы каждый день вел себя так, как сегодня. Чимину было скучно и он завидовал, больше всего завидовал Тэхёну, которому все было в новинку и которого во всем направлял Чонгук, стоящий рядом. — Ты посмотри как веселятся. Что, может ему и стоит стать нашим лидером, а? — разбавляя обстановку спросил Юнги. Тактичность не была его развитым качеством. — Сокджин тоже был бы неплохой нянькой, если бы не выглядел деревенщиной, — хмыкнул Чимин, впервые задумавшись о том, что его не ранят слова о чужом превосходстве в сфере его интересов. — Это какой по счету бокал? — Сорок второй**, — грустно улыбнувшись ответил Чимин. — Что может сделать этот вечер еще приятней? — на часть его лица пала тень. Теперь одна половина Чимина намекала на что-то, о чем придется жалеть, а вторая — прямо говорила о непринятии отказов. — Погоди, это что, не предвещающие ничего хорошего идеи Пак Чимина? — с сарказмом спросил Юнги. — У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Юнги поигрался волнами шампанского в своем бокале, а затем по-старчески выдохнул и ушел в направлении поиска Сокджина или Хосока, с первым его точно не настигли бы неприятности, а второй был именинником, как-никак. Чимин обиженно надул губы, осушил бокал и плавно вышел из зала, воспользовавшись боковой дверью. О делах — позже. Последний раз его самооценка падала так низко на 20-м дне рождения Хосока, когда Чон старший не отреагировал на приветствие лишь одного из друзей Хосока, а затем и вовсе обратился к нему умышленно употребив другое имя. Чимин направился на вечеринку рангом ниже, но не менее существенную. Он прошелся вдоль череды коридоров и развилок, четко помня дорогу, спустился по незатейливой лестнице для персонала вниз, прямо под мраморный зал, и стал идти на звуки куда более раскрепощенного смеха и гулкой музыки. Узкий, путанный коридор привел Чимина к металлическим дверям, по контуру которых выбивался неоновый свет красных, зеленых и фиолетовых ламп. Дверь была, как ни странно, плотно заперта. — Ну свой же, открывайте, — с вызовом отчеканил Чимин, пиная ногой дверь. Через минуту ему открыл невысокий блондин лет семнадцати. — А, это ты, — пренебрежительно фыркнул он. «Своих» здесь не так представляют, — Мы думали первым из ваших прибежит Хосок, жаловаться на папеньку. Блондин приглашающим жестом указал Чимину куда пройти. — С чего ты взял, что он будет жаловаться? — А с того, что так просто он свой подарок не получит, не так ли? Впустившего Чимина звали, кажется, Кан Нгок. Не смотря на возраст, он был одним из самых перспективных чеболей и все остальные в подвале уже сейчас старались выслужиться перед желательным другом с большим будущим. Кан не был старшим наследником в семье, но как и Хосок, после случая трехгодичной давности, первенец, старший ребенок четы Кан перестал быть чем-то существенным в своей семье. Отличало двух взрослых чеболей лишь то, что брат Кан Нгока болезненно воспринимал свое отстранение. В какой-то мере то, что его младший брат стал наследником было спровоцировано одним неудачным спором в стенах этого дома. Чимин ничего не ответил. Он осмотрел двухэтажный бар, оформленный в индустриальном стиле, где все вокруг было отделано железными трубами, кирпичом и кожаными диванами. И к чему здесь неон? — фыркнул айдол без рода и племени. Пусть он и не был чеболем, но зарабатывал не меньше денег, чем эти детишки, ждущие своего часа. Презрение было взаимным, Чимина радовало то, что рядом с этими людьми он мог почувствовать, что в этой стране есть еще люди, которые владеют своей жизнью меньше, чем он. — Ну, рассказывай, Пак, — падая на диван меж двух девушек затребовал Кан. — Говорят, у вас там новичок появился проблемный. — Твои информаторы хромают на ухо. Мой макнэ принесет много денег, — зная, чем зацепить, ответил Чимин, садясь в кресло и прихватывая со стеклянного подноса подошедшей официантки бокал с неизвестной жидкостью ядовито-желтого цвета. — Твое здоровье, — Чимин отпил глоток крепкого, сладкого напитка и откинулся на спинку кресла. Кан скривил лицо, а затем улыбнулся и перевел взгляд на одного из парней, сидящих неподалеку, тот моментально среагировал и подошел к кругу диванов, чтоб присоединиться к светской беседе. — Пак Чимин ставит на своего макнэ как на будущее индустрии. Что думаешь, Квон? Несовершеннолетний блондин взял вишенку с одного из опустошенных его дамами бокалов, помельтешил ею перед одной из спутниц и закинул себе в рот. Господи, мне их жаль, — мысленно смеялся Чимин. — Хм, в их мире все взаимозаменяемы раз на десятилетие. Почему не появиться очередной корейской мечте? — произвел свое экспертное заключение ровесник Чимина, пресмыкающийся перед школьником. Эти слова должны были унизить айдола, но он пришел сюда не за проигрышем, а по сему сделал вид, что не слушал Квона и вопросительным взглядом окинул двухэтажный подвальчик в поиске официантки. — Принесите Пак Чимину кое-что из новенького, — подмигивая девушке в короткой юбке затребовал малолетний чеболь. Изначально этот ребенок планировал развлечься с именинником, которого он ждал избитым и обиженным на весь род людской. Теперь же в логово к второму составу высших чинов Кореи пришел друг Хосока, авантюрный и самовлюбленный Пак Чимин, такой самонадеянный, что развенчать его веру в себя и свое будущее будет даже интересней, чем добивать раненного отцом Хосока. Кан и Пак улыбались друг другу, принимая участия в околосветских разговорах, к которым подключились остальные чеболи и их спутницы. Оба, без стеснения, не сводили друг с друга глаз. Кан и Пак хотели испортить друг другу вечер, но ровно до того момента, пока особый алкоголь не начинал действовать, получалось только у Пака. — Эй, Чимин-хён, сыграем во что-нибудь? — Что ставишь? — Пак Чимин наконец дождался своей наживки. — Только не повторяй ошибок своего братца. Прошлый юбилей Хосока был не самым лучшим в истории вашей семейки, да? — Себя, — резко перебил Кан и, так же резко сменив гнев на милость, провел свободной от бокала рукой по своему телу. Не получив должной реакции от Чимина он добавил: — Я подарю тебе любое желание. Кроме моего наследства, конечно же. А так… что твоей душе угодно — все исполню. — Глупый ребенок, — тихо прошептал Чимин, а затем продолжил громче, — Что тогда с меня? — Твоя карьера. Что это должно значить? Чимин не знал, но прекрасно понимал к чему приравниваются годы его труда. К одному желанию этого мелкого чеболя. — Во что играем? — Будем делать ставки, конечно же, — светловолосый мальчик оскалился. Все его игры были завязаны на деньгах, все его мысли крутились только вокруг бумажек, подкрепленных золотыми слитками и того, как можно посредством этого унизить других. Бриллиантовая молодежь еще не знала изысков игры в покер или рулетку. Чеболи лишь делали ставки. Суть игры заключалась в том, что каждый из них выставлял на общее обозрение одну из своих самых дорогих вещей: машину, торговый центр, дом. Задачей остальных игроков было максимально точно угадать стоимость лота. Обычно победивший получал на выбор любой из чужих лотов, но сегодня был особый день и амбициозный чеболь придумал особые правила. По толпе сидящих вокруг молодых богачей пронеслось одобрительное гудение. Чимин провел средними пальцами по векам, утомленно вздыхая. Этим вечером все шло слишком предсказуемо. В такие моменты он скучал по своим друзьям, что никогда не стали бы заниматься таким дешевым показушничеством. — Надо выпить. — Да, Пак. Выпьем, — чеболь поднял свой бокал вверх, его действию вторило окружение. — За то, чтоб каждый из нас всегда знал свое место, — воскликнул Кан и полсотни чеболей, находившихся в подвальном помещении, поддержали тост.***
Для того, чтоб полностью выглядеть как рыба в воде Чонгуку не хватало только зеркал для наблюдений за стоящими позади. Он был рад помочь Тэхёну и в целому быть полезным в ситуации, где нужно было держать все под контролем и способствовать спокойному, выгодному протеканию вечера. К половине одиннадцатого началась более торжественная и менее продуктивная часть праздника — танцы. Ненавистные старшему Чону, обожаемые в любой форме Хосоком — танцы. Имениннику предстояло пригласить на середину зала сестру — красивую, но закрытую в себе женщину, влачившую свое безвыходное существование во имя крепости статков семьи. Нуна была холодна с Хосоком еще до смерти матери, а после их связывал лишь общий долг, от которого ей повезло пострадать чуть больше, чем младшему ребенку председателя Чона. — Мне жаль её, — стараясь запечатлеть в своей памяти образ несчастной девы произнес Тэхён. Он тоже хотел прожить этот момент всеобщего восхищения и личного несчастья в танце с братом, чтоб потом отобразить нечто подобное в своих заметках, или может даже в том рассказе. Настроение двух молодых весельчаков спало на нет как только их последние собеседники удалились на поиск партнерш, а новых общительных богатеев поблизости не наблюдалось. — Макнэ, не стоит, — ответил Чонгук, засмотревшись на родинку младшего. Гримерам пришлось потрудиться, чтоб скрыть синяк в полщеки, но оставить эту маленькую точечку. От шампанского у Чонгука кружилась голова. — У всех нас свой крест, а своим сочувствием ты никак ей не поможешь. — Что же я тогда вообще могу? — спросил Тэхён. Как всякий писатель или любитель писать он умел задавать красивые вопросы в пустоту. — Доставлять проблемы своим сонбэ? — ухмыльнулся Чонгук и в ответ получил первую искреннюю улыбку этого вечера. — Знаешь, Чонгук… то, что было несколько дней назад, — Тэхён запнулся и опустил глаза в пол, — мне не следовало вмешиваться в твои переживания. Чонгук не думал, что из всего, о чем можно было бы пожалеть, Тэхён выберет именно свою попытку влезть в чужое прошлое. Его длинные, дрожащие пальцы часами не выходили у Чонгука из головы. Он хотел спросить о том, что значил тот жест, но в глубине души боялся, что ничего это и не значило вовсе, а все это время его голову занимали мысли о выдуманном, о том, что причудилось. — Ты хотел помочь, я ценю это, — прохладно ответил Чонгук, отведя взгляд куда-то вдаль. Тэхён посмотрел на него снизу вверх, рука слегка дернулась вперед, но затем пальцы были сжаты в кулак, она быстро легла обратно, по шву. — У тебя слишком красивые глаза, чтоб смотреть на людей с такой опаской и слишком доброе сердце, чтоб открывать его тем, кто этого не ценит, — произнес Тэхён. Сжатая в кулак рука слегка коснулась плеча Чонгука, затем макнэ ушел, впервые оставив старшего одного. Всю эту сцену наблюдал издалека Сокджин, отыгравший бесчисленное количество партий в привычное «вы мне деньги — я вам много денег». Он хоть и не любил такое времяпровождение, но предпочитал быть максимально продуктивным во всем, за что берется. — Прошу меня извинить, госпожа Лим, я нужен своему макнэ, — кланяясь престарелой поклоннице произнес Сокджин и направился к Тэхёну, уже беседовавшему с Юнги. — Наверное уже с десяток, — хохотал старший, толкая локтем светловолосого новичка. — Что там? — улыбаясь, спросил Сокджин. — Погляди как Чонгука окучивают. Мне интересно, сколько дам сегодня предлагали ему свою компанию, чтоб выслужиться перед председателем Чоном. — Как же он разочаровался бы, узнай за какую команду играет золотой экс-макнэ, — поддержал Сокджин, но не стал смеяться, заметив унылое выражение лица Тэхёна. — Тэ, все в порядке? — Да… здесь довольно холодно, — тихо ответил макнэ, отводя взгляд от танцующего в паре предмета обсуждений. Он жалел о том, что затронул в разговоре с Чонгуком ту ночь, жалел о том, что испортил своему хёну настроение. А было ли оно искренне хорошим, или сегодняшняя опека — вынужденная мера, согласованная с Намджуном? Тэхён жалел о многом, но не о том, как взял Чонгука за руку. Пусть это было спонтанно, пусть неуместно и беспочвенно, но тогда он сделал то, что ему хотелось и на долю секунды ему показалось, что больничная комната стала самым мягким и теплым местом на свете. Зачем? С какой целью? За тем, что захотелось, с целью того, чтоб сделать то, что хочется. Тэхён не анализировал свои чувства, он делал то, что ему хотелось. Ему хотелось, чтоб Чонгук вновь подошел к нему и улыбнулся. Желание исполнилось наполовину. — Тэхён, — голос уже не звучал так красиво, скорее встревоженно. Чонгук положил одну руку на плечо Тэхёна, а второй прихватил Юнги за локоть и кивнул Сокджину, чтоб тот следовал за ними. В несколько быстрых и широких шагов молодые люди оказались за колонами, в одном из излюбленных Чимином закутков зала. — Где Намджун? — обернувшись обратно к залу произнес Чонгук, а затем махнул рукой и вернулся к своим друзьям. — Тэхён, председатель требует, чтоб ты исполнил для гостей песню. Повисшая пауза, казалось, сделала громче звук саксофона. Тэ округлил глаза. — Что? А почему не ты? — Сокджин нервно рассматривал макнэ, что застыл, уставившись куда-то впереди себя. — Джин, ты не понял? Председатель. Требует. Тэхёна, — чеканил Чонгук. К заговорщикам подоспел лидер. — Он ведь не выступал еще на сцене, у нас есть другие варианты? — А это и не сцена вовсе, — разговаривая как с тупыми отвечал Чонгук. Он не мог понять, неужели все забыли кто такой этот чертов председатель Чон и как быстро надо исполнять его прихоти? Намджун провел ладонями по лицу. — Ты не понимаешь. — Да что я не понимаю? — нервничал Чонгук. — Он встанет на ту развилку меж лестницами и споет, правда, Тэхён? Чонгук повернулся к макнэ в поисках поддержки. Сегодня он провел много времени с макнэ, парень должен был активно закивать и разрешить все споры. Но Тэхён молчал. Молчал секунду-три, а затем повернул голову на Чонгука и едва заметно покачал ей из стороны в сторону, да и это было лишним. Один взгляд говорил многое. Чонгук от неожиданности опустил раскиданные на эмоциях руки. — А где Чимин? — недоумевая спросил Сокджин. О парне с пепельными волосами уже давно никто не вспоминал. — Неважно, идем, — Чонгук кивнул Тэхёну и оба направились к выходу из зала. Краем уха он старался услышать что Юнги ответил Сокджину, но не смог, из-за скорости собственных шагов. Двое шутов выбежали из парадного помещения и оказались в вестибюле, где Намджун требовал от Чонгука опеки над Тэхёном в течение всего вечера. Это было символично. — Ну и что это было? — из голоса исчезли все высокие ноты. — Хён, я ни разу не выступал перед таким количеством людей… на свету. — Ким Тэхён, ты отдаешь себе отчет в этих словах? Ты вообще понимал куда шел, когда пробовался на кастинге? — Когда выступаешь перед зрителями, ты не видишь их глаз. — И что с того? — В зале светло, — стыдясь своего внезапного страха ответил Тэхён. — Да с чего тебе бояться? Ты разве плохо подготовлен? Я готов поспорить — в уже успешную группу отбор намного жестче, чем на новый проект. — Чонгук, на меня смотрели весь вечер, — приглушенный ответ показывал всю усталость Тэхёна. Его щеки болели от напряженной улыбки, в уголках глаз был едва заметен подтекший от слез смеха грим. Чонгук медленно выдохнул. За эти несколько часов он успел забыть о том, что меньше недели назад Тэхён был прикован в постели. Больно ли ему вообще было двигаться сейчас? За пару минут Чонгук пережил спектр эмоций от негодования, до злости и вот теперь, неожиданно, ощутил ностальгию. Чонгук вспомнил Хосока. Этого веселого, неунывающего парня, который может был единственным из них, кого было бы преступлением назвать шутом. Хосок был его поддержкой во времена, когда оба были трейни. Хосок помог Чонгуку справиться с боязнью делать ошибки, с этой нелепой фобией, из-за которой тот чуть не упустил свою карьеру, предпочитая установку «лучше ничего не делать, чем делать что-то, с вероятностью, что выйдет плохо». Чонгук сделал шаг к макнэ. — Знаешь, Тэ. Я могу понять твои страхи. Но и ты пойми — если сейчас откажешь хозяину дома, ты нанесешь ему оскорбление и неизвестно чем это закончится. Для всех нас. — Не жалей меня, я все понимаю. Старший обнял Тэхёна. Дебютант был так шокирован, что не мог пошевелиться. Рука, которую он недавно хотел протянуть в сторону Чонгука, онемела. — Тебе придется делать это 1000 и 1000 раз. Лучше, если первый будет с шиком, — подбадривающе произнес Чонгук и, почувствовав неуместную вибрацию телефона во внутреннем кармане, отпрянул от Тэхёна. — Спой House of cards, она не должна вызвать культурного шока у председателя Чона. — Она не рассчитана на одну партию. — А тебе уже подавай сольники? — пародируя голос Тэхёна ответил Чонгук. — Зато проявишь себя как надо и больше не будешь бояться света. Ей-богу, ты же и есть сам божий свет, что за абсурд? В другой ситуации Тэхён бы засмущался от такого комплимента, но сейчас он был сосредоточен на проблеме сильнее, чем на своем самолюбии. — И все же, без Чимина будет не то. — Мы… я буду смотреть на тебя, — уверенно ответил Чонгук. — О, ну тогда мне стоит постараться для хёнов. — Будет смотреть? Боже, что? — забило в колокола в голове у младшего. — Хёнов или хёна? — Чонгук не расслышал. Этот вопрос будет терзать его позже. Тэхён хотел сказать еще что-то, но не стал. Он не спеша побрел к райским дверям. Былое, скользкое волнение улетучилось. Теперь появился новый, переживающий трепет. Тэхён решил, что снимет смокинг перед выходом на сцену. Пусть это будет жестом неприличным, но пятно на рукаве, к которому он успел привыкнуть, не подарит ему очарования перед председателем Чоном. К тому же, такой поступок покажет Чонгуку, что макнэ научился главному — умению оставаться собой и не метать бисер перед свиньями. Чонгук задумчиво смотрел в спину уходящему. Он мог думать о том, как должно быть красиво Тэхён поет и каким необыкновенным образом раскрылся сегодня вечером этот светлый, смеющийся макнэ, но Чонгук опускался под тонны тяжелой воды все сильнее, по мере ухода Тэхёна. Он все еще думал о Хосоке. Двух друзей связывало куда большее, чем взаимовыручка и интересные отношения с председателем Чоном. Хосок был единственный, кто однажды догадался об отношениях Чимина и Чонгука, но тогда все удалось загладить довольно быстро — сказав чеболю, что он все надумал, пересмотрев дорамы. Чонгук подумал о том, а не слишком ли просто Хосок тогда отступил? Не оказался ли он еще более хорошим другом, просто сделав вид, что поверил? Но если Хосок все еще был в курсе и никому не сказал… Телефон еще раз завибрировал. — Да еб твою, — чертыхнулся Чонгук, открывая свои обновляющиеся переписки. / общий чат BTS / [23:20] Намджун: я не могу найти Чимина Сокджин: @Чимин, какого черта ты вытворяешь? Намджун: когда вы в последний раз его видели? Юнги: сначала мы стояли у колон, он выжирал все шампанское в радиусе трех метров… Сокджин: может Хосок знает? Намджун: Хосок тебе сейчас не ответит. Юнги: кажется, я знаю… он мог пойти в «подвал». Чонгук заблокировал телефон, не желая читать дальше. То, что он вообще стал читать эти сообщения было главной ошибкой вечера. Чонгук закрыл лицо руками, в надежде, что так прочитанное забудется. Перед глазами пронеслись события трехгодичной давности. День рождения Хосока и новый вид развлечений «подразни богатея», ничем хорошим это не закончилось. Пак Чимин, почему от тебя всегда одни неприятности? Как и от тебя, — ответил Чимин в голове у Чонгука. Ну и что теперь прикажешь делать? Темноволосый парень медленно вошел в зал. Вытащи меня отсюда, Чонгук! Вдалеке, у подножья лестницы, он видел Тэхёна, мечущегося взглядом по толпе гостей. Он кого-то тревожно искал. Чонгук, где же ты? — мысленно взывал один мембер и даже не надеялся второй, находящийся в помещении ниже. Там же, вдалеке, под светом самых ярких ламп стояла чета Чон, серьезные и напыщенные все, даже Хосок, но в нем хотя бы читалось переживание и сочувствие к макнэ. Мы оба пострадали от Чимина и теперь я смею колебаться в том, где мне быть? — корил себя Чонгук, не попадая под взгляд ищущих его глаз. — Я нужен Тэхёну. Я сказал, что буду смотреть. Не смотря на твердую убежденность в том, что ему нельзя сходить с места, кроме как подойти ближе, в сторону макнэ, в самой искренней и эгоистичной части своей души он уже знал какой путь выберет через мгновение и сейчас старался максимально оттянуть момент отвращения к себе. Чонгук выругался так, что был услышан несколькими престарелыми дамами. Он взъерошил свои старательно уложенные волосы. — Ты того не стоишь, ублюдок, я же знаю, — повторял нечто подобное несколько раз. Вдруг такая привычная этим вечером толпа стала душить его своими бледными женскими и темными мужскими спинами. Душили, вынуждая действовать, предпринимать «что-то» хотя бы в «чью-то» пользу. Чонгук сделал несколько вздохов, считая до десяти. Ему хотелось определить уровень собственной неадекватности и еще раз взвесить все варианты. Зачем? Он тянул время. Чонгук уже определился, просто искал аргументы в поддержку своего решения и не находил, от чего дыхание было тяжело вытягивать на десять счетов. Наконец он в последний раз посмотрел на Тэхёна, стыдливо отвел взгляд от тревожного лица, снял галстук, отбросив куда-то под стену, а затем ринулся быстрым шагом пробираться сквозь толпу зевак, взгляды которых были выжидающе обращены на импровизированную сцену. — Я имею честь… — громко заговорил кто-то в микрофон. Кто-то вносил раздор в эту толпу и хорошо, что этого кого-то не распознал председатель Чон, ожидающий выступления дебютанта. — Пригласить на эту сцену… Чонгук пролетел мимо своих друзей. Все вопросительно проводили его взглядом, но никто не задавал вопросов, они слишком волновались за Тэхёна, чтоб обращать внимание на необъясненное помешательство Чонгука. — Восходящую звезду Кореи… Киииим Тэхёна! Боковой выход из зала плотно закрылся за выбегающим Чонгуком, как закрываются двери лифта, разделяющие «успевших» и «опоздавших». Так он осознанно опоздал в мраморный зал и неосознанно летел быстрее света, оббегая путанные коридоры, спускаясь по корявой, уродски сложенной лестнице, созданной, казалось, чтоб переломать ему ноги еще до второго пролета. Чонгук задыхался, но не от усталости, а от переживаний. Возможно, он уже опоздал и клика разномастных чеболей успела обыграть Чимина невесть в какую извращенскую игру с не менее извращенскими условиями для проигравшего. Его долгом на этот вечер было ни на шаг не отходить от Тэхёна и Чонгук отошел, убежал на миллион шагов. Ты того не стоишь, Пак Чимин, — полыхало в груди огнем, его руки тряслись. Это ли фантомные боли? Чонгук остановился в нескольких метрах от знакомой двери и на пару шагов попятился назад. Нет, не сегодня, — он уже практически развернулся обратно. «Чон Чонгук, не смей отворачиваться, когда ты мне нужен!». Он мог бы сделать для Тэхёна больше, если бы не спустился вниз. Чонгук открыл незапертую металлическую дверь. Где-то над землей звучал чарующий баритон: Даже заранее зная, мы не смогли бы остановиться. Нет выхода. Мы в тупике. Нет выхода***. Да. Он пришел сюда за Чимином, потому что этот человек все еще находится в его мыслях, потому что этот человек все еще волнует его, особенно когда исчезает на весь вечер в неизвестном направлении, особенно когда Юнги прокладывает дорогу, говоря где искать.