коли повертається світ спиною
і знов поміж нами відстань і стіни
говори зі мною
говори зі мною
хай навіть слова ці нічого не змінять.*
(Іздрик)
Недосказанность — это проклятье для обоих. Тэхён знал, что ему не стоит обижаться. Чонгук ведь никогда и ничего ему не обещал, не обнадеживал, у старшего своя жизнь, он может иметь хоть тысячу тайн, испытывать чувства к кому угодно и поступать как угодно. Парадоксально, но от такого большого количества «умных» мыслей легче не становилось. Тэхён злился на себя за эту нервозность, удачно скрываемую безучастием во всем происходящем вокруг. Необычное поведение макнэ было списано окружающими на переживание о предстоящем выступлении. — Тэхенни, ты в порядке? — Хосок простаивал под дверью в ванную комнату как сторожевой пес. После того, как в США ночным рейсом прилетели Тэхён и Юнги, он не стал дожидаться прибытия остальных участников, скинув их встречу на Сокджина. Оказавшись на маленькой вилле, макнэ даже не донес вещи в комнату, он сразу же отправился в душ. Тяжелее ранних утренних подъемов для него были перелеты через океан. Голова весила тонну, но одновременно состояла из ватных шариков. — Да, хён, да, — Тэхён наспех протирал рубашкой запотевшее зеркало. — Они еще не приехали? — Нет. Сокджин даже с аэропорта не звонил. Тебе что-нибудь приготовить? — Я дождусь ужина, — выпивая уже вторую таблетку для нормализации давления. — Ну хорошо. Следующей проблемой после перелета стала новая обстановка. Единственная во всем доме комната, рассчитанная на одного человека, досталась именно Тэхёну. Он будто снова вернулся в общежитие трейни, где все материальные доказательства существования Тэхёна легко помещались в маленьком чемодане и коробке с бледно-голубыми стенами, длинной в 3 шага поперек и 5 шагов вдоль. Хосок не успел предупредить макнэ, что выбранное им помещение — комната прислуги, которую никогда не используют. Когда Ким вышел из душа, все банные принадлежности были свалены на тумбочку, полотенце — на стул, его тело — на жесткую односпальную кровать. Он заснул быстро, но много ворочался и периодически просыпался от фантомных шумов. Ему казалось, будто в комнате душно, тишина настойчивым прессом давила на голову Тэхёна. Чужая кровать была заполнена различными сковывающими движения предметами, которые он ранее не стал раскладывать по шкафчикам. Время от времени он просыпался — что-то падало на пол: телефон, расческа, папка с документами. Через несколько часов, сквозь закутанный в чистые, но неприятные телу простыни сон, Тэхён почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Глухой шорох становился все более навязчивым. Изнеможение не давало открыть глаза даже в такой не способствующей отдыху ситуации, пока по гладкому полу не завибрировал телефон и слух Тэхёна не стал острее. — Ты всегда живешь в таком сраче? — Чонгук не жаловался, — отвечает Тэхён прежде, чем успевает подумать, что говорит. Его слова были рефлексом на самый неожиданный для этой комнаты голос. Чимин. Чимин не знал, что его риторические бормотания найдут отклик у хозяина чемодана, в котором он настойчиво копошился. В момент поимки на его лице не дрогнуло не единой мышцы. Чимин встал с колен и повернулся к макнэ, уже сидящем на кровати, вполне собранным и бодрым для того, чтоб выразить недовольство взглядом. Тэхён видел на раздраженном лице Чимина неуместную улыбку. Пак выглядел точно как при их первой встрече. Снова выкрасился в зефирный розовый цвет, вел себя как человек, который переносит перелет на другой континент так же легко, как поход в другую комнату. Нет, даже лучше. Он выглядел так, как обычно выглядел на публичных мероприятиях. Очаровывал мягкой снисходительностью, был уравновешен и спокоен, мог заполнить собой все пространство, если бы захотел. Тэхёну стала ощутима их не такая уж и большая разница в возрасте, но гигантская в опыте и умении подать себя. Ничего в Чимине не выдавало угрозы, кроме его раздражения, витавшего в воздухе. Тэхён хотел сказать что-то еще более едкое, но Чимин его опередил. — Ты не знаешь Чонгука. — Ты тоже. Чимин откровенно смеялся над ним, как над самоуверенным и протестующим подростком, отрицающим всё ради факта отрицания. Не смотря на свой уверенный отпор, Тэхён ощущал в голове пустоту покорности перед сказанным, это злило. Чтоб казаться выше, он попытался встать с кровати, но что-то сдерживало его порыв. Происходил один из немногих за последние дни моментов, когда Чимин отвечал на взгляд Тэхёна. — Что ты искал в моем чемодане? — Тебе стоит уехать, Тэхён. — Ты такой жалкий. Я не знаю всего, но ты жалкий. Ты тонешь в жалости к себе. И его за собой тянешь, — силился сказать Тэхён, но слова растворились в воздухе, он не ответил, от чего еще сильнее злился. Чимин менял позу, переминаясь с ноги на ногу, как герой видеоигры, показывающий свои лучшие стороны. Будто при общении с врачом, макнэ пытался определить степень серьезности сказанного по манере речи старшего. Они говорили очень обтекаемо, но оба прекрасно знали, что стоит за этим разговором. В момент, когда доверие Тэхёна к Чимину треснуло (Тэхён не мог найти в своей памяти когда), все их уютные разговоры в первую неделю знакомства превратились в мыльные пузыри, что сейчас неприятно жгли слизистую. Тэхён недооценил Чимина, когда Чонгук всячески намекал на то, что за человек намеревается с ним дружить. Тэхён чувствовал себя одураченным дважды, потому что не знал причину такого поведения Чонгука. Может Чонгук подумал, что Тэхён заинтересован в Чимине, и так пытался убрать соперника? Сейчас все кажется другим. Тэхён проигрывал старшему еще не по факту, но уже в мыслях и ощущениях. — С того момента, как ты появился, все стало ухудшаться, — словно ждал, пока Тэхён закончит мыслительную цепочку. Их обмен фразами напоминал серию дешевого детективного сериала, где все актеры говорят без пауз в разговоре, будто читая листок со сценарием. — Чонгук несчастен. — Чонгук несчастен, потому что ты рядом. Ты мучаешь его, а он тянется ко мне. — Он соглашается общаться с тобой, потому что ты постоянно рядом, в этом и секрет. Чонгук праведник. Он не может отказать. Почему он с тобой? — не дает возможности ответить. — Чтоб отомстить, чтоб сбежать. Он хочет вернуться ко мне и хочет забыть меня, но не может ни того, ни другого, Тэхён. Чимин долго ждал ответ или когда Тэхён осознает услышанное. Его лицо, гладкое, как алебастр, напоминало посмертную маску, на которую падал тонкий розовый луч коридорного освещения. На секунду макнэ подумал, что именно свет мешал ему спать все это время. — Я так и думал, — злая усмешка. В дверном проеме мелькнула чья-то тень. Пак встрепенулся, бросил на прикроватную тумбочку выпотрошенную из чемодана фотографию и пошел к выходу, интересуясь только тем, кто прошел мимо комнаты. — Ты знаешь, что с этим делать. Тэхён смог встать только когда в дверном проеме исчез коридорный свет. Дверь закрылась так же резко, как и оборвался этот незваный сон.***
В солнечном луче глаза Чонгука светились янтарем, как застывший мед. Все то время, что он сидел в самолетном кресле, Чон смотрел либо на ясный свет из иллюминатора, либо на открытую вкладку с перепиской. Чонгук так и не нашел что ответить Тэхёну. Фраза о том, что им лучше не держаться больше за руки могла быть и предостережением от возможных слухов в компании, и простым нежеланием участившейся тактильности. Это сообщение могло значить что угодно, потому что Тэхён не объяснил причину, а опрометчиво дал волю фантазии Чонгука. Чонгук не стал фантазировать. Дело было в них. Чонгук думал, что он опять все испортил и эти мысли возвращали его в неприятные воспоминания, в которых Чон, с расфокусированными от слез глазами, хватал Чимина за руки и ноги, прося объяснить и не получая ответа. Снова и снова эпизод прокручивался в голове, но когда Чонгук отпускал свое воображение, образ Чимина стал растворяться и та ситуация происходила уже с другим человеком. Сейчас они сидели в соседних креслах делая вид, что этого никогда не было. У младшего стадия «Депрессия» из всех пяти этапов принятия неизбежного подходила к концу. Чимина практически не было видно в кресле. Чтоб не вызывать подозрений у Намджуна, он активно имитировал чтение книги; не смотрел на Чонгука даже боковым зрением, но хотел издавать как можно меньше звуков, в скромной надежде услышать его дыхание. Лидер был так увлечен повторением своей речи, что не заметил промолчавших весь перелет друзей. Пока все трое ждали машину Сокджина, старший продолжал повторять в голове заученные фразы, приглушая фоновое бормотание двух друзей. Кажется, Чонгук что-то обсуждал с Чимином. — Я не знал, что ты частично занимался декорациями, — поправляя лямку рюкзака, подмечал Пак. — Да, Намджун-хён поручил. Все пришлось делать в очень сжатые сроки. Я не думаю, что когда-то еще захочу взять на себя хотя бы долю ответственности лидера. — За последние несколько недель все мы так считаем, — Чимин ведет взглядом по фланелевой рубашке Чонгука и сжимает окоченевшую ладонь на чемоданной ручке. Все бы отдал, чтоб прикоснуться к этой теплой ткани. Чон бросает мимолетный взгляд на синие пальцы Чимина и очередной раз снимает блокировку телефона, проверяя тот на наличие долгожданного сообщения. Чонгук шумно выдыхает, раздражаясь на самого себя — ждет, что напишет человек, который видимо не хочет общаться. Чимину удалось вести светскую беседу с младшим всю дорогу, но как только Сокджин припарковался у виллы, Чонгук первым же оказался на пороге дома. — Ну! Открывайте, я голодный, — Чон колотил руками деревянную дверь, но когда та открылась, первым делом пошел не на кухню, а в гостиную. — Ну хоть бы переобулся, — Юнги обиженно посмотрел на тапочки, приготовленные для Чонгука и вышел из дома, чтоб помочь друзьям занести багаж в дом. Гостиная оказалась пустой, но здесь явно уже кто-то обживался. На заваленном подушками полу лежали два пульта от приставки, а экран плазмы оповещал о временной паузе в игре. — Он спит, — без уточнений в том, кто этот «он», констатировал Хосок, когда обошедший все «общие» комнаты Чонгук вернулся в гостиную. Чон старший протянул другу тарелку с сендвичем. — Ты ведь голоден? — Что? А, да. Боялся, что не успею к ужину, — Чонгук неуверенно принял содержимое тарелки и стал медленно жевать перекус. — Ну я так и понял. Тэхён и Юнги прилетели очень уставшие. Малой сразу пошел спать, а мы с Мином уже полдня рубимся. Выносливый, зараза. — Не обзывайся, детка. А то ведь могу и обидеться, — Юнги тащит по коридору сумки Намджуна и подмигивает Чонам самодовольной улыбкой. — Я ждал реванша слишком долго. Постепенно наступал вечер. Благодаря множеству прозрачных стен виллы, никто не торопился включать свет. Дом наполнился красивыми красками заката. Чтоб подарить себе время «обычной» жизни, мемберы попросили посторонних сотрудников компании не беспокоить их виллу до завтрашнего дня — подготовки к концерту. Пока Намджун составлял график для ребят, переговариваясь с главным менеджером по телефону, Сокджин с Чонгуком и Чимином готовили ужин, а Юнги и Хосок вызвались оформлять стол и выбирать фильм на последующий просмотр в гостиной. Мелко и быстро дробя овощи, Чонгук порезал палец. — Боже, дай посмотрю, — Чимин тянется рукой к младшему, но тот отскакивает в сторону и инстинктивно засовывает палец в рот, пока тот не начал кровоточить сильнее. Пак в удивлении расширяет глаза. — У тебя все руки в масле, — кивает младший, чтоб не выглядело так, будто он отстраняется от Чимина. Почему-то ему было важно это уточнить. — Бегом за аптечкой! — не предаваясь мыслям о произошедшем, скомандовал Пак и младший послушно вышел из кухни, не зная, что в комнату со всеми нужными по хозяйству вещами заселился Тэхён. Чонгук заметил его сразу и замешкал, решая: входить дальше или нет. Распластанный на очевидно узкой с непривычки кровати, запутанный в простынях, Тэ спал с очень изморенным лицом, вмятым в подушку. Его открытый рот жадно втягивал душный воздух, прилипшие ко лбу волосы добавляли макнэ мученического вида. Чон подкрался к кровати и присел на корточках у ее изголовья. Лицо макнэ не было непринужденным, но к облегчению Чонгука, закрытые глаза не выражали того раненного, непонятного ему чувства, которое исходило из Тэхёна, когда они виделись последний раз — на кухне особняка. Да, Чонгук почувствовал облегчение. Будто оправдал себя. Хотя бы спящий, но Ким не отторгает его. То, что эти оба не общались, пусть и совсем короткий срок, привело к сильной тоске. Быстрое привыкание и резкий отпор — Чонгук не знал чем себя занять, когда Тэхён «исчез» из их общения, будто оно и являлось большей частью жизни старшего. Наощупь он выискивал в тумбочке нужную коробку с красным крестом и ему практически удалось не потревожить сон Тэхёна. — Что ты искал в моем чемодане? — невнятно стонет где-то над ухом Чонгука и ему в раз становится страшно сделать следующий вдох, легкие постепенно начинают саднить. Тэхён переворачивается на спину. — Тэ? — неуверенно спрашивает Чон и поворачивает голову на спящего макнэ. Младший молчит, но появилась вероятность, что сон его неглубокий. — Мне просто нужна аптечка, — а затем абсолютно внезапно для себя добавляет, — я соскучился. Чонгук не спешил уходить. Вот так просто сел напротив изголовья кровати, открыл аптечку и принялся обрабатывать рану. — Я могу попробовать обработать, если хочешь, конечно. — Нет, я позову врача. — Чтоб похвастаться своей кражей? Ты явно не собирался просить кого-то о помощи. Вспоминая разговор, произошедший после дня рождения Хосока, Чонгук тепло улыбнулся. — Почему я опять ворую при тебе лекарства? Спящий Тэхён недовольно нахмурился, а затем его рука закидывается на лоб, будто символизируя полоску на знаке «стоп», не прикасайся. Чонгуку оставалось только смотреть. Если Тэхён сейчас проснется, он не будет знать, как объяснить то, что он сидит рядом и впитывает остатки чужой энергии взглядом. Рядом с Тэхёном Чонгук чувствует себя на подъеме, изредка это чувство мешается с контрастным умиротворением. До определенного момента в «них» не было места дискомфорту. Мы столько раз помогали друг другу… — …что же происходит сейчас? Чонгук обработал палец, заклеил порез и положил аптечку на место. Чтоб немного охладить воздух в комнате, он приоткрыл окно, а затем, руководствуясь не подсознательным порывом прикоснуться, а исключительно невинным любопытством, провел тыльной стороной ладони по щеке Тэхёна. Ким закинул руку за голову. Мягкая кожа младшего была очень горячей. Чонгуку захотелось разбудить его, спросить, как Ким себя чувствует, возможно, померять температуру? Не смотря на целый ряд опекаемых вопросов, он зачарованно и эгоистично наклонился еще ниже, и еще, пока не стал дышать младшему в ухо. Теперь единственными звуками этой комнаты были дыхание Тэхёна и сердце Чонгука, набивавшее скорее военный марш, чем размеренный стук среднестатистического, спокойного человека. Легкая тревожность, больше напоминавшая приятное волнение и все это — результат какой-то древней магии? Чон смотрел на густые ресницы, милую родинку на носу, растрепанные волосы. Он мягко коснулся губами чужого виска и пол начал плыть под ногами. Сейчас Чонгук провалится — в волосы Тэхёна или под паркет. Эй, Тэ? Я буду твоим первым фанатом, если захочешь. За дверью послышались шаги. Чон испуганно отпрянул от Тэхёна, и попятился к выходу спиной, попутно спотыкаясь о разбросанные на полу вещи. Уходить не хотелось. Быть замеченным — тоже. Когда Чонгук закрывал за собой дверь, ему показалось, что глаза вновь заворочавшегося Тэхёна слегка приоткрылись. Возможно, Ким посчитает это сном.***
Еще в далекие времена их дебюта, Юнги сказал Чонгуку, что глядя на него, хочется верить в фразу о том, что талант рождает в человеке интеллигентность. Чон часто вспоминал эти слова, потому что сказаны они были без восхищения, а с какой-то трагичной констатацией, будто в указание на недостаток, излишнюю «домашность» макнэ. С тех пор, для авторитета у старшего, для совершенствования себя и своего образа, Чонгук кичился и нередко специально нарушал нормы этикета. По началу таких ситуаций было очень много, он творил всякие безрассудные вещи даже через силу, чтоб показать, что он не пай-мальчик и вообще способен на многое, даже не прибегая к упоминанию о своих талантах. Со возрастом подростковая категоричность стала гармонизировать с его перфекционизмом, стремлением к балансу, но в самые нестабильные моменты порыв авантюрности возвращался. — Он никогда не выступал на такой сцене, мы должны быть надежной поддержкой, — доносились до Чонгука отголоски разговора друзей. Чон сидел на барном стуле, не выпуская из рук телефон. Все шестеро друзей уже собрались на кухне, в ожидании готового ужина. — Перелет пережил, и тут справится, — ободряюще ответил лидеру Хосок. Чон словил на себе взгляд Сокджина, с которым заранее было оговорено не рассказывать об аварии при подготовке декораций. — Я нашел у себя в машине упаковку от таблеток. У него гипотония? Никто из присутствующих не прокомментировал замечание Джина. Повисло недлительное молчание, после которого Намджун решил перевести разговор на тему ужина, а позже сказал: — Не будем его будить, пусть отдохнет столько, сколько потребуется. Дальше происходит следующая ситуация. Каждый из друзей выбирает себе место за обеденным столом. Все происходит быстро и произвольно, но выглядит так, будто это четко отрепетированная сцена. Намджун садится во главе. Слева от него оказываются Юнги и Хосок, справа Джин и Чонгук, моментально и нагло забрасывающий босую ногу на соседний стул. Чон наконец-то вышел из транса, как раз в тот момент, когда надо было проявить активность. Выглядело это как не самое подобающее поведение за столом, но у любого надрыва интеллигентности Чонгука всегда была своя причина. — Что из еды сразу отложить для макнэ? — Чимин чуть ли не впервые употребляет эту официальность в разговоре о Тэхёне. Он потянулся через Юнги, чтоб поставить тарелку с салатом в центр стола. — Садись за стол, Чиминни. Ты уже и так натрудился сегодня. Я отложу ему немного пасты, — на этих словах Намджун встает, убирает с колен мягкую тканевую салфетку и кладет ее на стул. — Вот так значит это происходит? Вы хладнокровно выберете мне ужин вместо меня? — Тэхён подходит к лидеру со спины и кладет руку ему на плечо. — Простите, что так вышло. Вам стоило разбудить меня. Чимин смотрит на полосатую пижаму Тэхёна, а затем на ближайший свободный стул. Возле Юнги. Пак мешкается, стоит перед выбором: пройти мимо этого места и встать над Чонгуком, попросить его убрать ногу, сесть рядом или же просто опуститься здесь, сесть как ни в чем не бывало возле Юнги, потому что так быстрее и проще, правильнее, менее подозрительно. Чимин смотрит на угол стола возле Чонгука, Чон смотрит на Тэхёна. Стул возле Юнги отодвигается и среди друзей, как по щелчку, заводится беседа о том, кто что будет пробовать первым. Чимин расслабленно участвует в разговоре, советуя Хосоку и Юнги попробовать те блюда, которые он приготовил, но мысли его витают где-то в моменте минутой давности. Он выбрал самый простой выход из ситуации, без боя и неловких ситуаций, а теперь сидит и видит боковым зрением, как Тэхён медленно идет вдоль стола, чтоб занять место напротив — рядом с Чонгуком. Чон быстро убирает ногу, не сводя глаз с заспанного Тэхёна. Младший все еще выглядит неважно, но глаза его кажутся почти не опухшими, будто тот несколько раз умывался холодной водой. — Как дела? — спрашивает Чонгук так, чтоб его услышал только Тэхён. Ким целеустремленно накладывает в тарелку еду, пока посуда не начинает ломиться от количества набранных блюд, и только потом отвечает. — Нормально, — не глядя на вопрошающего. Тэхён заинтересован только в том, чтоб поужинать и, возможно немного пообщаться с кем-то другим, не Чонгуком. Через 10 минут разговор продолжается. — Вкусно? Этот салат я готовил. — Неплохо, Чонгук-хён. — Что бы ты добавил или убрал? — Чонгук радуется быстрому ответу. — Много соли. Из-за нее теряется вкус, — на этих словах Тэ откладывает вилку в сторону и тянется за стаканом воды. — Со специями было бы гораздо лучше. — Почему съехал с моей комнаты? — Ты можешь говорить потише? — последний вопрос произносится с едва открытым ртом. — Эй, Тэхённи, — младшего отвлекает Намджун. — А как так вышло, что ты спал в гостевой комнате? Тэхён принимается отвечать и фраза за фразой вплетается в другие разговоры, оставляя Чонгука вне своего внимания. Чон рассматривает полупустую тарелку и ждет, пока младший хотя бы на секунду отвлечется. Лицо Чонгука становится все мрачнее. Он ждет так пять минут, десять, двадцать, затем его аппетит пропадает вовсе, а терпение становится размером с маковое зернышко. Когда Джин преступает к рассказу о выборе десерта, Чонгук опускает руку под стол и хватается ею за запястье Тэхёна, поправлявшего салфетку на своих ногах. К счастью, Ким никак не выдает своего удивления, лишь немного собирается на стуле и выпрямляет спину. Не смотря на то, что у обоих сейчас кровь в ушах заглушает абсолютно любые звуки, а сердце, что называется, становится ощутимым, Тэхён спокойно выворачивает руку в сторону большого пальца Чонгука. Простой и эффективный прием высвободиться, но Чон в тот же момент перехватывает ладонь и просовывает свои пальцы между пальцев Тэхёна. Если макнэ начнет вырываться, другие заметят, и об этом знают оба. Тэ вцепляется кончиками пальцев в костяшки Чонгука, но не доставляет ему такой боли, чтоб сразу отпустить. Чон ведет себя странно — он прижимает ладонь Тэхёна к его ноге и будто пытается разжать ладонь, но как только Ким тянет руку наверх, старший моментально сжимает пальцы и снова фиксирует чужую руку на ноге. Так происходит несколько раз, пока Тэхён не сдается и не оставляет свою ладонь лежать на ляжке, внутренней стороной к верху. — Это не похоже на классический шоколадный фондан, и если вы действительно любители такого, то сразу почувствуете разницу, но… Тэхён правда пытается слушать внимательно, и в тот же момент прямо по центру его ладони начинают водить пальцем. Ким поворачивает голову на Чонгука с изумлением в глазах, кадык его нервно ходит вверх и вниз, в то время как Чон абсолютно спокойно смотрит куда-то вдаль, будто сосредоточенно слушает рассказ о тонкостях переделанного фондана. — Какого черта? — едва сдерживаясь, чтоб не сказать на обычной громкости, спрашивает Тэхён и не получает ответ. Движения пальцев по ладони становятся более навязчивыми. Чонгук буквально вдавливает в чужую кожу четкие линии и Тэ со временем замечает, что узор этот повторяется. Снова и снова. Чонгук пишет: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?» Ким пропустил еще пару повторений, чтоб убедится, что ему не кажется, а затем словил пальцы Чонгука, пригвоздил его ладонь к своей ноге и стал отвечать точно таким же способом.«Ничего».
Чонгук не дает прервать этот разговор, продолжает «писать». «Ты меня избегаешь. Ты меня избегаешь?»«Нет».
«Чем я обидел тебя?»«Оставь меня в покое.Пожалуйста».
«Мне тебя не хватает». Ладонь Тэхёна непроизвольно дергается и он мысленно цыкает на бурную реакцию своего тела. «Давай поговорим».«Нет».
«Почему?»«Почему ты опять взял меня за руку?»
«После отбоя. На террасе».«Я не приду».
«Объясни мне все.И тогда я больше не стану тебя беспокоить». — Боже, ты так вкусно рассказываешь, я уже не могу дождаться десерта! — воскликнул Чонгук и Тэхён от неожиданности дернул головой в его сторону. — Да уж. Диета диетой, но мне тоже придется попробовать, — одним лишь голосом, но не взглядом подыграл Тэхён глядя в глаза сидевшему рядом. Хосок, старательно отвлекавший Чимина все это время, первым не без лишнего шума встал из-за стола, чтоб помочь Джину сменить приборы для последнего блюда. — Какой фильм сегодня смотрим? — Тэхён встает вторым и до конца вечера держит зрительную и физическую дистанцию от Чонгука. — 500 дней лета**. — Звучит как мелодрама, — Намджун высказал нейтральное предположение, но Юнги, подносящий стакан с колой к губам, тут же отставил тот на стол и упер руки в бока. — Так. Я не понял. В этом доме что, не ценят фильмы с хорошим концом? — Думаешь, все закончится хорошо? — Джин складывает тарелки в посудомоечную машину и тихонько напевает строчку «Doyouwannagosomewhere?»*** с перебивкой на мелодичное мычание. — Смотря что считать хорошим концом. Так или иначе, это же мелодрама. Там, где любовь, там и хороший конец, — Юнги глубокомысленно поднимает указательный палец вверх, будто изрекает древнекорейскую мудрость, а затем выходит из кухни, сопровождаемый изумленными взглядами друзей. Через час на полу гостиной образуются ленивые кучки айдолов в мятых футболках и разноцветных пижамных штанах. Перед большинством тарелки с попкорном, которые стоят там только для общей атмосферы, на деле почти все наелись так, что точно не захотят кушать до самого утра. Тэхён, Намджун и Юнги были единственными, кто правда сосредоточился на просмотре фильмов. Чонгук время от времени прогуливался на кухню за дополнительными порциями попкорна, отряхивая (будто от спортивного напряжения) руки. Привычные к такой ненасытности друзья не обращали внимание на происходящее и только Чимин каждый раз косился взглядом в сторону уходящего. Чонгук нервничал.***
— Нельзя болеть. Тяжелое одеяло стелется по плечам Тэхёна теплотой так, будто полотно уже было согрето прежде. Макнэ не вздрагивает от тихого голоса, потому что слышал шаги издалека, от чего не становится спокойнее. Он пришел на террасу как только все звуки в доме затихли. В десятках метров от Тэхёна океан неуверенно подступал и отходил от берега, как и молодой человек, что сейчас стоял здесь уязвимо, почти напугано. Чонгук еще несколько минут не решается заговорить. До этой минуты ему казалось хорошим решением взять инициативу в свои руки и вернуть все на свои места. Сейчас же Чон не был уверен, что хочет услышать ответы на свои вопросы. Он боялся, что Тэхёном движет скрытая ранее жестокость к чувствам других. Так уже бывало раньше. Мы убиваем то, что изучаем. Археолог, раскапывая древний курган, так или иначе разрушает его задумку, то, каким задумывалось сооружение — это практически невозможно узнать. Нужно ли вскрытие, чтоб понять внутренности человеческих отношений? Определенно. Убьет ли это их? Такое случается иногда еще даже до начала раскопок. — Ты просил не брать тебя за руку. — Да, — с надрывом отвечает Тэхён и тут же прочищает горло. — Но теперь мы совсем перестали общаться. Неожиданный финал. Чонгук становится рядом и опирается локтями о перила, заделанные под древесину. В голове мелькает идея предложить прогуляться по пляжу, но он молчит. Обоих освещает только яркая луна. Ее оттененное голубым свечение делает руки Чонгука еще более бледными, от чего Тэхён едва не спохватился отдать одеяло хёну, который вышел на улицу, как и он, в одном только свитере. — Я просто хочу узнать, что случилось, — Чон отворачивает взгляд от океана и внимательно смотрит на макнэ. Исчезло давление, исходящее от Чона во время ужина, только покорное ожидание ответа и затопленная чернотой радужка глаз. — Чонгук…помнишь наш разговор, после того, как меня избили? — Когда ты напился и схватил меня за руку? — Чонгук прыснул, склоняя ухо к плечу. Тэхён выпучил глаза в притворном удивлении, будто не понимает о чем речь. Он-то хорошо помнил то, что сделал, но это воспоминание было совсем не то, о чем изначально должен был пойти разговор. — Тогда я сказал кое-что. О том, что не стоит усложнять того, чего нет. — Угу. — Мне не стоило так говорить. По крайней мере я не знал твоей ситуации от и до, — закутался в одеяло сильнее, — да и сейчас не знаю. — Почему твое мнение поменялось? — Я молол что попало. А теперь переосмыслил некоторые вещи, — Чон видит, как взгляд Тэхёна плутает по его рукам, плечам, но так и не доходит до глаз. — В любом случае, Чонгук, следуй своим чувствам. — А ты всегда следуешь своим? Ким растерянно сбивается в дыхании. Конечно же не «всегда». — Это другое. Воротник свитера слегка стесняет шею Чонгука, раздражает. Если этому разговору и суждено закончиться по готовому сценарию, то пусть все произойдет как можно быстрее. — Я думал, мы достаточно близки, чтоб говорить все прямо, — низкий голос. Чон разворачивается спиной к океану, скрещивает руки на груди и продолжает всматриваться в Тэхёна. — Мне жаль, что я столько раз пытался, осознанно или нет, привлечь твое внимание… — макнэ отводит взгляд в сторону, будто говорит о самых постыдных поступках, но признаться стоило в большем. — Не понимаю. Почему ты извиняешься? Спрашивая об одном, Чонгук чувствовал, как еще сотня вопросов накатываются снежным комом в его мыслях. В груди что-то возмущенно трепетало, будто весь он упадочно спал до этого времени, а теперь вдруг готовился участвовать в дебатах и возмущенно хлопать рукой по столу, словно от этого зависела вся его жизнь. — …я делал это, когда выбирал какую песню буду петь с Сокджином и Хоби хёнами, когда проснулся на твоем плече и остался лежать на нем, пока ты не проснешься, когда стирал твою футболку, когда попросил тебя помочь с отработкой песни, хотя у меня и не было особых проблем с ней, когда… — Тэхён! Тэхён закусывает губу и жмурится от оклика своего имени, которое могло перебудить половину дома. Океан неуместно тихий, вместе с небом и луной слушающий все, что происходит прямо перед ними. — Посмотри на меня. Тэ поворачивается к Чонгуку и медленно поднимает взгляд полный страха. Брови старшего в опасливом недоумении тянутся вверх. — Что не так? Тэхён сдает себя. — Мне жаль, что я встал между тобой и Чимином.***
— Менеджер Чхве! Вы в такое время еще не спите? Похвально. — Вы просили перезвонить, как только узнаю о решении Тэхёна. Я не смог сегодня связаться с ним, а потом подумал, что, возможно, ему будет комфортнее выслушать суть предложения от вас. Вам удобно будет встретиться после нашего возвращения в Корею? — Знаете, по счастливой случайности я тоже сейчас в Америке. Как насчет организовать нашу встречу сразу после концерта? — Да, конечно! — Тогда договорились. И…менеджер… — Да? — Рад, что вы обратились именно ко мне. — Надеюсь на наше тесное сотрудничество, господин Кан. Нгок отложил телефон в сторону, кривясь в довольной усмешке, которая едва не осветила полумрачное помещение. Он мягко прошел к просторному окну своего отельного номера, подкидывая в руке яблоко, а затем с удовольствием откусил сочный фрукт. Так, песчинка за песчинкой, рушился замок, построенный Намджуном несколько лет назад. Удовольствию молодого чеболя не было предела. Он хотел остаться в этом моменте подольше. Хотел, чтоб его брат видел происходящее. — Видишь как все просто, Хиджин? Утонченная девушка, вызывающе лежавшая все это время на кровати, отвлеклась от телефона на призыв своего имени. — Скоро в нашем будущем агентстве появится еще одна звезда. Ты что-нибудь слышала о Ким Тэхёне?***
Сознание жестоким цензором стирает все ненужное. Наш мозг защищает нас от нового, непривычного, подталкивает к повторению пройденного, уже усвоенного материала, потому что так проще. Другими словами: может к горячему чайнику ты и не потянешься второй раз без рукавичек, но обидного в оскорблении от любимых не услышишь, потому что работает установка «это и есть любовь». Каждого учат любить наши любимые. Не всем везет с учителями. Чувства Тэхёна были у Чонгука под самым носом. Они висели над ним тенью, стелились светом, выскакивали чем-то пугающим и служили успокоением в разные моменты их взаимодействия, но он никогда. Никогда не доходил в своем сознании до вопроса о причине. Почему Тэхён так смотрит на него. Почему он столько думает о Тэхёне. — С чего ты взял, что становишься между нами, Тэ? — Я подслушал твой разговор с Чимином. Случайно. Чимин сказал, что любит тебя. — А еще он сказал, что я нравлюсь тебе. Ты веришь всему, что можно услышать от Чимина? Чонгук ответил быстрее, чем успел подумать, так и вырвалась фраза Чимина, о которой он иногда думал, но не решался воспринимать как что-то реальное, достойное произношения. Пока Тэхён сжимал ладонью перила веранды, в голове макнэ рекламными блоками выскакивали варианты для ответов и последующих действий. О стенки его черепа настойчиво бился пульс. Чонгук сделал шаг к Тэхёну, тот отступил в сторону. — Он не похож на искреннего перед чужими. Но если принимает за своего, то его словам можно верить, я думаю. О любви он сказал тебе, а не мне. Вы достаточно близки. — О тебе он тоже мне сказал. Так что теперь, я тебе нравлюсь? Чонгук испытывал какое-то садистское наслаждение, пытаясь выжать ответ. Ему было приятно издеваться не над Тэхёном, а над собой. Вот сейчас он услышит нет и мир не расколется на части. Но Чон точно знает, что ему будет больно услышать этот ответ. — Чонгук, ты не можешь о таком спрашивать. — Уже спросил. Есть такой тип людей, который всегда пользуется удачным моментом. Такие люди заявляют о своих намерениях упрямо, с напором, накрывают чувствами как гробовой плитой и называют это словом любовь. Тэхён очень боялся быть обременителем. Был открыт в своих чувствах и мнениях насчет чего угодно, кроме людей его окружавших. — Если я скажу правду, это повлияет на что-то? — Нет. Это будет просто ответ на мой вопрос, после которого мы закроем все непонятные для нас обоих темы и все будет как прежде. — Тогда нет. Нет, ты мне не нравишься, Чон Чонгук. Тэхён улыбнулся слегка по-сумасшедшему, боясь того, как ровно прозвучал его собственный голос и как спокойно моргнул Чонгук, смахивая с себя услышанное. Чон замешкал чуть больше необходимого, прежде чем продолжить разговор. Он тоже хотел улыбнуться Тэхёну, но получилось только нервно дернуть уголками губ. — Ну вот. Видишь. Как. Все просто. — Что насчет тебя и Чимина? Карие глаза напротив Чонгука смотрели с таким грустным интересом. Отчего-то Чон вспомнил, как они с Тэхёном возвращались из кино, держась за руки и как макнэ вздрогнул при их касании, но затем моментально расслабил пальцы и вел себя так, будто ничего не случилось. Это казалось самой правильной вещью мирового уклада как то, что снег превращается в воду, а солнце освещает небо. — Раньше я сходил с ума каждый раз, когда он заходил в комнату. Так начался его долгий рассказ. Чонгук мысленно решил, что Тэхён будет единственным, кто узнает эту историю. Они все-таки решили пройтись по пляжу. Сделали несколько шагов вдоль небольшого отрезка суши, а затем сели на холодный песок, заворачиваясь в одеяло Чонгука. Слушая прерывистый монолог с тщательно подобранными словами, Тэхён склонил голову на плечо Чонгука. Он позволил себе эту вольность за свою ложь во благо. Больше между ними не будет ничего «такого», макнэ осталось потерпеть еще немного и он сам исчезнет из жизни Чонгука с куда более меньшими последствиями, в сравнении с Чимином. Чон упускал многое. Не вдавался в подробности о своих страданиях, говорил максимально сухо. К тому моменту, как в рассказе появился Тэхён, он и вовсе перестал как-то объяснять свои поступки, а также неосознанно перестал говорить о своих чувствах. Просто пересказывал фрагменты диалогов, как строчки из книги, во время гадания по страницам. Тэхён это заметил. — Как-то так и было. Так что не думай, что ты становишься между нами. Нет никаких «нас». Чонгук удивился тому, каким легким стал его первый вдох после окончания истории. Больше у него нет необъяснимо липкого, трусливого чувства, будто он обманщик. Когда наступит утро, не о чем будет жалеть. — Я никому не расскажу, — Тэхён напрягается под боком у Чонгука. Он молчит, но Чон буквально чувствует, как макнэ с усилием сдерживает свои мысли. — Можешь сказать, что думаешь. Меня это не обидит. — Ты простил его? Чонгук едва не рассмеялся на нервах, больше походило на кашель. — Что? — Я думал, что ты спросишь, каков будет мой ответ для него. — Нет. Думаю, что я уже знаю. Старший, как под гипнозом, всматривался в дорожку лунных бликов, стелящуюся по океану. Он сам не знал, что ответить Чимину. Раньше Чонгук был на все сто процентов уверен, что этот хён вычеркнут из его жизни. Он в ней мертв. Но пересказав всю их историю вслух, мысленно вспомнив о видео, которые однажды записал для любимого человека, он уже не был уверен ни в чем. Сто процентов. Невозможная вероятность. — Останемся здесь? — Давай. Они промолчали еще несколько минут, каждый борясь со своим комом, подступившим к горлу. Чонгук повернул голову и уткнулся холодным носом в волосы Тэхёна, приятно пахнущие зелеными яблоками и чем-то пряным. По щеке старшего, все-таки, опустилась одна горячая слеза, быстро протянувшая линию к подбородку. Ему было страшно. Чонгук упускал что-то важное, хоть и цеплялся за это изо всех сил. — Я хочу посидеть еще, но Тэ. Ты носом шмыгаешь. Замерз? Может пойдем в дом? — Нет, давай еще посидим, — закусывает губу и медленно сглатывает. — У меня…такое чувство. Чувство, что мы не скоро сможем это повторить.