Our love is six feet under
I can't help but wonder
If our grave was watered by the rain
Would roses bloom ?*
(Billie Eilish — Six Feet Under)
— Утонченное саморазрушение. Необыкновенно быстротечный день. Юнги выдыхает дым и протягивает сигарету Тэхёну. — Я так не считаю, хён, — с сомневающимся взглядом берет сигарету, — даже не знаю, а что действительно помогает в такой ситуации? Ким снова пропевает в мыслях все партии из предстоящего выступления, и разглаживает рукава летящей светло-голубой рубашки с разводами. Каждый этап подготовки к концерту пройден. Тэхён готов, и сделает всё как его учили хёны. Он готов, и осталось только выступить. Этот вечер — рубеж к новому этапу жизни. Ни радости, ни уверенности. То, к чему он стремился со дня прослушивания, теперь кажется важным совсем по другим причинам. Тогда он просто хотел стать айдолом, теперь — хочет быть «достойным для достойных». Оправдать ожидания, потраченное время и деньги, всевозможные скандалы, связанные с его появлением… заставить гордиться Чонгука. Заставить гордиться Чонгука. В свете желтоватых и бледно-сиреневых софитов стоять рядом с ним и видеть мягкую, теплую улыбку. Обрести покой в этих глазах, прожить момент, который никогда больше не повторится, как и все в этой жизни, а потом ждать новых мгновений, снова и снова. Но так не случится.Сегодня утром он узнал, что менеджер видит другую развязку последующих событий. Нет, не просто видит — предлагает. Тогда Тэхён заулыбался, внутри плача, потому что только он подумал о том, чтоб избавить себя от мучений неразделенным чувством, как ему тут же попалась такая возможность. Тэ — не Чонгук, и не станет вязнуть в своем несчастье. Он не будет консервировать, будто закапывая в соль, а пойдет на поводу у врожденной тяге к жизни и исчезнет. Наверное. Тэхён натягивает рукав к краям пальцев и хмуро рассматривает нежный перелив ткани. Его ведь больше не должны волновать такие вещи, как внимание одного конкретного хёна. Разговор на пляже окончательно закрыл перед ним все двери, но что-то не позволяло ему дать предложению менеджера немедленно утвердительный ответ. Тэхён в сомнениях стоял на пороге и будто не хотел искать другой путь. Он ошибался тысячи раз и всегда признавал ошибки, но только не сейчас. Что-то вынуждало ждать, заставляло верить, что спокойствие, переросшее в неразъясненное напряжение между ними, имеет значение. Мелкое для масштабов окружающего мира — необыкновенно важное в рамках их микрокосмоса. — Не концентрируйся на своей ответственности. Если ты сделаешь все от тебя зависимое, этого будет достаточно. Тэхён кивнул, отвлекаясь на чужой голос. Юнги прав, молодого айдола тщательно проинструктировали так, будто он сам ничего не узнавал заранее. Показали куда можно и нельзя подходить, зачем нужны экраны у краев сцены, сколько будет камер и сколько людей позаботится о его безопасности на сцене. Весь этот день Тэхён был в надежных руках профессионалов, он позволял наносить на свое лицо макияж и протягивать проводки наушников под рубашкой, липнувшей холодным потом.Он перекидывался ободряющими фразами со всеми, кто не меньше него переживал из-за концерта, и всё будто идет своим чередом. Но время подготовки проходит мимо него. Часы глотают друг друга один за другим, быстро, однако создается впечатление, что он не спит уже сутки, а все только ждет и ждет своего выхода. Как только Тэ видит огни сцены, эти огромные куски пространства, которые ему придется заполнить собой, он клянется, что чувствует каждое волокно сердечной мышцы. Она мелко дергается на любой громкий звук, выделяющийся из умиротворяющего рабочего гула, держит в напряжении, напоминает о том, что это выступление определит для него всё. Живот болезненно скручивается. Больше всего он боится, что концерт превратится в забастовку и того, что на кого-то из группы могут напасть. Тэхён вспоминает, как они с Чонгуком не могли проехать к особняку из-за толпы разъяренных фанаток и со стыдом отмечает, что хотел бы, чтоб его сейчас нашел и утешил Чон, а не Юнги. — Не переживай слишком сильно, Тэ. Групп будет много, не все здесь пришли посмотреть именно на тебя. — Ну да, как минимум половина пришла Ким Чонина в армию провожать. Тэхён, наконец, отвлекся от размышлений, затянулся, и тут же стал жертвой горького удушья, спровоцированного табаком. Голова неприятно закружилась. Мин прыснул и забрал сигарету обратно, всматриваясь в подсвеченные арки на входе в стадион. Они стояли как супергерои, бдящие за безопасностью города с высоты заброшенных поместий. Вместо дома - пристройка главной сцены, вместо города — самый большой стадион в прибрежном штате США. Оба уже полностью готовы к выступлению, упираясь локтями в перила, а ногой в тонкую перекладину, парни наблюдали за тем, как муравьиные ручейки зрителей постепенно просачиваются в чашу стадиона. — Когда я покидал общагу трейни, кто-то оставил записку на моей подушке. Там было сказано, что любой успех имеет свой срок годности. — Что за пафосная чушь? — Да, я тоже так сначала подумал, — Тэхён говорит это и слова, сказанные вслух, кажутся осязаемыми. Срок годности не так важен, как цена успеха. В толпе людей, за которыми они сейчас наблюдают, могут быть те, что подожгли дерево у особняка BTS. Те, кто винят его в уходе Намджуна.– Думал, что это кто-то из завистников написал. Но в какой-то мере он мог оказаться прав? Сегодня ты дебютируешь в одной из самых перспективных групп Кореи, а завтра о тебе даже не вспомнят. — Хм, поговорим об этом, когда выступим на Грэмми? — Юнги улыбается, а в его темных глазах мерцает азартный огонек, совсем не похожий на отбрасывание света стадионных светлячков. — Думаешь у успеха Битлз есть срок годности? Он будет жить даже когда не станет всех еще живых участников. — Звучит так, будто ты собираешься покорить мир, — Тэхён с улыбкой замечает, что ему становится немного спокойнее. — Почему стоишь здесь, а не знакомишься со своими сонбэ? — Голова болит. Вышел подышать. — Далеко же ты забрался, чтоб «просто подышать». Юнги неуютно интенсивным взглядом косится на Тэхёна, а затем докуривает сигарету, тушит о перекладину, и похлопав младшего по плечу, разворачивается на уход. Тэхён не врал в том, что голова у него и правда болела. Возможно, сказывалось низкое давление, а может дело было в том, что он слишком много думал, но Тэхён старался дышать максимально глубоко, и смотреть не прямо в пропасть под ногами, а куда-то в даль. — Тебе идет новый цвет волос. Постарайся вернуться, пока не начали искать. А, и…твой Чондэ-хён уже приехал. Могу представить тебя, только постарайся контролировать свои восторги. Тэхён кивнул, изображая легкое удивление. Он уже давно перегорел желанием перезнакомиться со всеми возможными кумирами-вокалистами, но позволил Юнги думать так, как тот считает нужным. Мин закрыл за собой дверь, мысленно отмечая, что он правильно сделал, когда не высказал предположение, что Тэхёна уже кое-кто ищет. Все-таки догадкам лучше оставаться догадками, а тревожный взгляд Чонгука, блуждающий по углам фуд-корта, мог означать что угодно. Тэхён влюблен, и худшее, что можно сделать в отношении влюбленного человека — это обнадежить его.***
Чонгуку стоило бы сосредоточиться на работе. Он тратит полдня на помощь Намджуну и Сокджину, но по итогу только мешает, рассеяно путаясь под ногами, и то и дело раздраженно поднимая выпавшие из рук вещи. Старшие несколько раз с переживанием спрашивают о причинах такого состояния, на что Чон виновато качает головой и приступает к новым попыткам сделать все как положено. По итогу хёны вежливо просят Чонгука оставить мучения, и пойти отдохнуть перед концертом. Прикажи себе не думать о белых кроликах, и непременно будешь думать о них. Ни предстоящее выступление, ни ворох мелких поручений, которые он взвалил на себя, ничего не имело тот же вес, что и слова Тэхёна, так спокойно пущенные по воздуху в ту ночь. Все будто бы вернулось на несколько недель назад, но Чонгук уже не был уверен, что так, как раньше — это действительно «необходимость» для него, Тэхёна, и для всех остальных. Чон мысленно переставлял карточки из разных фраз и выражений, переигрывая состоявшийся разговор, представляя какие еще могли быть исходы, но каждый расклад неизбежно заводил в тупик. Макнэ был честен с ним, сказав, что Чимин ошибался — Тэхён не видит в хёне никого, кроме как друга. Все искренне, и нет причин расстраиваться, но вдруг маленькое, уязвленное бледно-зеленое существо с опущенными вниз уголками губ, водит ладошкой по стенкам сознания Чонгука, безуспешно успокаивая себя. Зеленый — цвет надежды? Чонгук не может отогреться после тех спокойных, бездушных улыбок, которыми они обменялись, прежде чем поговорить еще на множество тем, пока внутри брыкается и затихает обиженная надежда. Откуда ей было взяться? Чон не знал, и опасался того, что еще мог не знать о себе. До выхода на сцену еще около 15 минут, Чонгук отходит от команды концертного персонала с раздраженной потребностью самостоятельно налить себе воды из кулера. — Чонгуки, ты посмотри на себя! Быстро растешь. Чон торопится поклониться, прежде чем обнаруживает кто к нему обратился. Когда младший поднимает взгляд, рука Кая уже приветливо хлопает его по плечу. Старший коллега широко улыбается и небрежно поправляет съехавший с ровного положения воротник блузы Чонгука. Чон находит эти касания чем-то не особо уважительным, учитывая их неоднозначные отношения, но благодарно кивает в ответ. Еще год назад он обязательно попытался бы увернуться от коллеги, особенно после того, как Чимин назвал того как? «Ходячим фетишем»? Чон уже не может вспомнить. Возможно тогда Чонгук закатил бы глаза, поспешил бы парировать какой-нибудь дурацкой хвастовской новостью о его взаимодействии с младшим из своих хёнов, но сейчас… Ни ревности, ни какого-либо интереса к личности Чонина. — Здравствуй, Чонин-хён, — в голосе не звучит личная неприязнь. — Нет, ну правда, возмужал. Вот что любовь с людьми делает? — Что? Чон перестает моргать, уставившись на рот Чонина, будто хочет заново услышать сказанное и в этот раз, для достоверности, прочитать по губам. — Я смотрел то интервью Чимина с Японии. Он там что-то о твоем разбитом сердце говорил. — Ох, это было так давно. Поражаюсь твоей памяти, хён. — Знаешь, я вообще искал Сокджина-хёна, времени мало, а у меня к нему есть… — щеки постепенно краснеют, а голос Кая становится заметно тише, и Чонгуку приходится слушать внимательнее, пока старшего резко не перебивает голос неподалеку. — Разбитые сердца приносят хороший доход, в отличие от разбитых групп. Чонгук сразу узнает его. Узнает, и смотрит на запястье, где находится несуществующий циферблат, чтоб низким голосом ответить: — На часах далеко не ужин, а тебе время накидаться, Нгок? — Обижаешь, Чон. Это содовая. Чонгук стискивает зубы, памятуя свою последнюю встречу с чеболем. Он и без того не был настроен на светские беседы, а с таким подбором собеседников и подавно. — Как ты сюда попал? — Чонин с похожей реакцией бросает взгляд на Нгока, а затем осматривает зал в поиске тех айдолов, кто мог бы провести сюда постороннего. — Оу, — уклончиво, — у меня для вас две новости. — Начинай с хорошей. — А я сказал, что есть хорошая? Кай кривится в недоумении и едва не закатывает глаза, глядя на хвастливого подростка. — Да шучу я! Первая: у меня новый бизнес, Чонин-хён. Мечтаю об агентстве, в котором захотели бы работать такие, как ты. Кай смешливо приподнимает бровь на многозначительные подмигивания подростка, в то время как Чон находится на шаг от того, чтоб вывести чеболя как можно дальше, и попросить о личном собеседовании без охраны и помощников, что в прошлый раз едва не переломали Чонгуку ребра. — Что? Хочешь о чем-то поговорить со мной, Гук? — Так какая вторая новость? — Чонин пытается предотвратить уже давно начавшийся конфликт. — Я видеть твою рожу не хочу, не то, что разговаривать. Чон дурит себя утешительной мыслью, что не он один так среагировал бы на появление давнего врага. Будь здесь Намджун и Хосок, они непременно бы… Были умнее и сдержаннее, черт бы их побрал. — Эй, — Кай кладет руку между лопаток Чонгука, призывая воздержаться от публичных резких высказываний. В глазах старшего, неожиданно, сочувствие и покровительственная настойчивость. — Да ничего страшного, Чонин. Я его понимаю, не каждый день группа на грани распада, еще и по вине участников, закрутивших роман, не так ли? — Заткнись! Со стороны могло казаться, что Чонгук только и ждал, чтоб его спровоцировали, на деле же он скорее наоборот, хотел, чтоб его остановили. Чон сжал кулаки так, что побелели костяшки. — Чонгук, — неясно, звучит это в его мыслях или где-то совсем рядом, но шаг, который он делает к Нгоку не заканчивается дракой, хотя оба уже дышали друг другу практически нос в нос. Кто-то аккуратно прихватывает Чонгука за локоть и заставляет выдохнуть. Наконец-то ты пришел. — О, привет, Тэхёни, ты-то мне и нужен, — Кан радостно улыбается Тэхёну и подмигивает Чонгуку. Чеболь расправляет рукава пиджака и уже готовится к личному, правильному знакомству по всем правилам этикета, но Ким даже не смотрит на него. — Чонгук, — отчетливо и требовательно. Тэхён смотрит в глаза Чонгука и будто передает старшему свое спокойное, размеренное дыхание. Они смотрят друг на друга, пока выражения их лиц не становятся зеркально одинаковыми — беспристрастными, оба смягчают взгляд, а затем Тэхён тянет Чонгука за локоть и гипнотическим голосом заставляет подойти ближе. — Намджун уже собирает всех. Пойдем. — С каких это пор Намджун собирает нас перед выступлением? — неуверенно уточняет Чонгук, когда оба оказываются уже достаточно далеко от нежелательных ушей. — Я думал, в этот раз мы обойдемся утренними напутствиями, как и всегда. — Так ты хотел остаться с теми двумя? — Ну Чонин не так плох, — теплая ладонь отпускает его локоть и на том месте сразу становится холодно. Тэхён выбирает странный путь под сцену, ведущий по плохо освещенному коридору, битком набитому коробками из-под музыкальной аппаратуры. Что-то подсказывало Чонгуку, что так идти намного дольше, и он точно не был уверен в том, что там вообще можно было ходить артистам. Тэхён перешагивал между коробками как шарик для пинбола, отскакивающий от стенок, за ним было трудно успеть. — Думаешь? Мне казалось у тебя должно быть другое мнение на его счет, — пожимая плечами, отвечает Тэхён, и надеется, что его голос не слишком непринужденный. Ким злится за эти неоднозначные намеки, мысленно просит себя прекратить разговаривать с Чонгуком о чем-то, кроме как о сцене и музыке. Нужно потерпеть всего немного. План, по которому он хотел не пересекаться с хёном вплоть до выступления, с треском провалился. Глаза сами ищут что им нравится, потому Тэхён с легкостью нашел Чонгука и оказался ему нужным, сам того не желая умом, не сердцем. — Мы же сейчас не убегаем от стаффа? Тэхён оборачивается, замедляя шаг, и сверяет Чонгука беспокойным взглядом. — Нам и правда хорошо бы уже оказаться за кулисами, но я не хочу пересекаться со своим менеджером. — Не понял. — Сегодня утром он… — едва не падает, спотыкаясь. — Неважно. — Предупреждаю: многие захотят стать твоим новым менеджером после этого концерта. Что думаешь? — Не думаю об этом. — Почему? Это нормально, сотрудничать с разными людьми. Ты будешь развиваться как артист, хорошему артисту — лучшие специалисты. Они продолжают идти, а к Чонгуку приходит ощущение, что он сказал что-то не то. С Тэхёном в последнее время он себя так и чувствует, и все не может понять — навязано ли это чувство. Коридор стал шире, теперь оба идут практически вровень. — Ты когда-нибудь боялся, что в нужный момент, рядом не будет того, кто смог бы как следует защитить? А ты? — мысленно парирует. Тэхён хмурится, стискивает кулаки. Молчание, как ответ, заглушено цоканьем их туфлей и шумом уже как час идущего концерта. Чонгук, идущий на родные звуки, машинально ускоряет шаг, и взлетает на лестницу, ведущую, скорее всего, прямо за кулисы. Он вытягивает руку назад, чтоб схватиться за Тэхёна, но ловит пустоту. Колебания воздуха, созданные старшим, доносят до макнэ запах духов, которые окружали его, пока он жил вместе со своим хёном. Ким смотрит на отдалившийся силуэти срывается. — Да какого, блять, черта, Чонгук? Одна из коробок с грохотом валится на пол. Вот оно. Тэхён в панике, потому что принял решение. Тэхён знает, что им придется проститься, а Чонгук нет. Тэхён не хочет подниматься, потому что это будет его первый и последний раз на сцене рядом с… Нет. Чонгук не должен об этом знать. Как цинично все происходящее, между ними ведь был уговор быть друг с другом честными, тогда, в комнате Чонгука. Выходит, что те слова, по стечению обстоятельств, оказываются не стоящими и гроша для обоих в момент, когда надо скрываться от…чего? Чонгук останавливается и смотрит на Тэхёна. Обиженный зеленый зверек внутри должен был бы ликовать от того, что ему удалось чем-то зацепить обидчика, но Чон вообще не рад происходящему. — Я имел в виду менеджеров, — прокрутив в голове сказанное раньше он оправдывается, и виновато спускается с одной из ступенек. — Прости. Мне плохо, а ты задаешь очевидные вопросы. У старшего внутри все еще покоится огромная глыба льда, а у макнэ закипает кровь от лжи, которая очередной раз впитывается в их разговоры. Лицо Тэхёна — сделано из воска лунного оттенка, абсолютно никак не выдает внутренний пожар. Чонгук не заметил этого сразу и наверняка, но когда увидел — не сомневался в том, что перед ним. В мягко выкрашенных глазах Тэхёна плескалась прозрачная пелена, которую он напряженно сдерживал поджатыми губами. Недосказанность Тэхён равнял с ложью, а то, что подумывал сделать после концерта — предательством. Может именно это слово заставляет его глаза портить образ спокойствия. Небольшой зазор в конструкции сцены пропускает луч софита прямо между ними и макнэ делает шаг на встречу свету. Локоны волос становятся ярче, все-таки, Ким окрашен в темного шатена, не брюнета. В свечении кружатся и опускаются вниз маленькие блестящие пылинки. Яркий луч падает на лицо Тэхёна. Чонгук не без удивления следит за тем, как тот настойчиво глотает ком в горле, и из-под лба посылает старшему взгляд с вызовом. — Мы с тобой друзья, Чонгук? — Да. — И все? Вот какой разговор напоминала ему эта ситуация. Может не по содержанию, а по атмосфере. Макнэ сильный и красивый, наверное даже настолько, что у Чонгука пропадает потребность дышать, но появляется необходимость быть ближе. Чон опускается так, чтоб его отдаляла одна ступенька, тянет руку к чужим волосам, прямо как при их первом разговоре тет-а-тет. Как только пальцы касаются их, оба вздрагивают и не знают куда себя деть, но смотрят глаза в глаза. Такой надрыв напоминает те прощания на вокзалах, когда хочется притянуть человека к себе и забыть все, что должно случиться дальше. Тэхён поднимает подбородок, его лицо теперь видно еще четче. Чонгук задумывается над тем, что возможно этими руками, теми, что сейчас касается темных волос, закопал в прибрежном песке возможность сблизиться с Тэхёном, потребность в чем безусловно была, но столько времени подавлялась. Чем бы закончилось сближение? У Чонгука пересыхает в горле и приходится прокашляться, прежде чем сказать: — Тебе идет новый цвет. Ему необходимо было сказать хоть что-то, иначе он начал бы действовать. — Я боюсь. — Я тоже. Тэхён непонимающе смотрит на быстро ответившего Чонгука и руку, которую тот сначала опустил с волос на висок, а затем вытянул в сторону чужого запястья. — Возьми меня за руку. Чонгук видит, как Тэхён мешкает, отводя глаза в сторону. Это сомнение задевает. Когда ты спал, я целовал тебя в висок, а ты не можешь даже… — В чем дело? — Как только мы поднимемся, сцена будет в пяти шагах. — Именно так. На сцене ты тоже будешь рядом со мной. Четко озвученный факт. Не отойдет ни на метр. Плевать на обиженное существо, на то, что его избегают, на то, что он, кажется, безответно влюблен в Тэхёна? Так ли раньше приходило к нему это чувство — влюбленность? Чонгук пристально всматривается в родинку на чужом лице, даже не замечая, что его слова остались без ответа. Может это что-то другое. — Если захочешь, ты всегда будешь рядом со мной. И теперь Тэхён хватается за ладонь Чонгука с такой скоростью, с какой перебивают глупых друзей, когда те случайно начинают выдавать чужие тайны и их необходимо заставить молчать. Оба поднимаются наверх держась за руки и едва оказавшись за кулисами, врезаются в проходящую мимо парочку: парня и девушку. Те что-то увлеченно обсуждали, рабочие бейджи болтались на их шеях от того, что чья-то фраза подхватилась звонким хохотом. Чонгук засматривается на эту картину и чувствует зависть вперемешку с неверием в увиденное. У них все так просто и легко, что это кажется сериалом наяву. Молодые и счастливые, но уже точно не студенты, для них будто и не существует многочасовой подготовки к концерту, хаотично возникающих проблем в организации, нервного начальства и завистливых взглядов той части стаффа, что за работой не находят время на личную жизнь или хотя бы обыкновенное общение. Девушка первая осознала кто им встретился и рывком вытянула свою ладонь из чужой руки. Она попыталась вычитать в глазах Чонгука суть его реакции, но не сумев ничего понять, поклонилась и локтем пихнула парня, чтоб тот последовал ее примеру. Знакомый голос отвлекает от размышлений, Чон рефлекторно дергает рукой, проверяя, чувствует ли он Тэхёна в своей ладони. — Ну и где вас носит? Из ниоткуда появляются хёны. Возможно, они все это время были в нескольких метрах, а Чонгук их не заметил. Юнги приводит за собой персонал для проверки исправности микрофонов, Намджун стоит у самого края, отделяющего сцену от кулис. Лидер едва заметно подскакивает на месте и трет пальцами нос, прокручивая предстоящее выступление в голове. Никто не смеет ему мешать в процессе настройки на сцену. — Мы просто… — Ты что, хочешь провалить первое выступление Тэхёна? — Сокджин, не комментируя стеклянные глаза макнэ, только ободряюще хлопает того по плечу и с осуждением качает головой в сторону Чонгука. — Тебя искал Чонин-хён, — внезапно вспомнилось, но причину поисков никто ему так и не озвучил. Чон вообще не мог сосредоточиться ни на чем, кроме как на приятном ощущении силы, радостного подъема от того, как крепко его держал за руку Тэхён. — А вас искал я! Серьезно, малой. Откусил бы тебе голову, если бы опоздали, — Хосок в своем лучшем настроении — настроении перед концертом. Он приглашающим поклоном придворного шута указывает всем в сторону Намджуна, и остальная часть группы двигается к лидеру. У каждого скручивает живот от приближения тревожного, но долгожданного момента выхода на сцену. Это адреналин или, может, эндорфины. — Чонгук никогда не опаздывает, — не громко, но так, чтоб услышали все, кто должен был. Чимин подходит к ним со спины и, скользя от локтя к пальцам, берет Чонгука за руку точно так же, как его все это время держал Тэхён. Он будет хорошим мальчиком, не хочет смущать Чонгука, и чтоб такой поступок не выглядел как поступок, Пак запускает цепочку в другую сторону, цепляясь за Хосока, тот находит Юнги, Мин хватает Джина, а старший невесомо, ласково кладет руку на плечо лидера. Так они обмениваются энергией друг с другом. Старшие улыбаются, все взгляды направлены в сторону сцены. Не осознавая того, Чимин создал новую символичную традицию, руководствуясь абсолютно другими целями. — Спасибо, хён, — одними губами. Чон благодарно улыбается и получает сдержанную улыбку в ответ. Чимин сейчас смотрит только на него: пальцы не дрожат, но держат ладонь как хрустальную вазу. Пак единственный из группы, кто отказался от очередного окрашивания и остался со светлым оттенком волос. Сейчас его пепельный спокойно принимал мерцание окружающей обстановки, от чего Чимин становился то «розовым», то «зеленым», то «темно-синим». Макияж скрыл его бледность и нездоровую худобу, а одежда возвращала вид прежнего артиста. Того, кем Чонгук восхищался, сколько себя помнит в качестве айдола. Изменилось одно — взгляд. Теперь Чимин не сквозит безразличием по всему, что попадается на его пути. Он либо понял чего хочет, либо просто научился фокусироваться. Есть ли какой-то шанс стать теми, кем мы были раньше? «Такого не будет» — думают оба, Чимин и Чонгук. До их появления на сцене осталось две минуты.***
Тэхён был счастлив, правда счастлив. Его сердце немного парит над облаками, а глаза так легко привыкают к многочисленным вспышкам света, будто Ким всегда был здесь. Боже, он сейчас лишится рассудка, это действительно происходит с ним наяву. Дай ему волю — исполнил бы весь репертуар, что уже успел выучить. Тэ испытал катарсическое удовольствие, выступив с FakeLove, показал себя во всей красе в MicDrop, наладил контакт с публикой вAnpanman и полностью отпустил душу в последней, самой болезненной и важной — SpringDay. Его приняли. Тэхён не знал, но приняли еще даже до выхода на сцену, крики, которые сопровождали его партии, были не агрессивным гудением, а восторженными возгласами. Окрыленный. Не случилось ничего из того, чего он опасался. Никаких нападений и неполадок с микрофоном, никаких фальшивых нот и спутанных движений хореографий. У него кружилась голова, подкашивались ноги, но это были лишь внутренние переживания, снаружи он держался на уровне со своими хёнами, отдал всего себя, как и советовал Юнги. Выступление длилось почти 20 минут, но пролетело быстро. Чонгук обещал, и все время находился рядом, его всегда можно было найти невооруженным глазом, и это действительно успокаивало. Несколько раз они пели в обнимку, Хосок создал хоровод из всех участников, скачущих вокруг новичка, а Тэхён, смущенно прижимая руки к лицу, расцвел на сцене, как и ожидалось всеми, кто открыл ему двери в индустрию. Глядя на него, Чонгук не знал, как устоять на одном месте. Ему хотелось носиться по площадке, всем показать, какой этот макнэ удивительный и талантливый, пусть арми полюбят его также, как и все в группе. Как Чонгук, который сам возложил на себя ответственность за то, чтоб эти моменты запомнились Тэхёну на всю жизнь. Однажды побывав на сцене стадионного концерта, захочешь выступать здесь всегда. И пусть сегодня эта сцена принадлежала множеству артистов, именно в эти несколько минут зал был единым океаном с BTS. Так было не всегда. Никто этого не ожидал, но лайтстиков в виде бомбочки оказалось заметно больше, чем обычно на смежных концертах, а поток людей, поддерживающих группу, стал намного шире одного фандома. Кажется, для группы наступил новый этап. Благословленная ночь. Они ловили взгляды тех, кто стоял под сценой и чужие лица навсегда оставались в их памяти: радостными улыбками, плачущими от нахлынувших эмоций глазами. От этой встречи и к следующей — так проходит жизнь айдолов: яркими вспышками, знакомствами душой с теми, кого, возможно, никогда не увидишь, скользкими взглядами журналистов и тех, кто борется с ними за право подольше остаться на сцене. Намджун, Сокджин, Юнги, Хосок, Чимин и Чонгук впервые получили настолько масштабный отклик на выступлении, а потому их эйфория не многим отличалась от чувств Тэхёна, периодически застывающего на месте, чтоб насладиться видом мерцающих огоньков, что колыхались в разные стороны, в зависимости от наклонов его руки. По большей части, «скелетом» выступления: подбором песен и визуальной части, занимались Намджун и Чонгук. По обоюдному решению, без слов понимая друг друга, как и всегда, они сошлись на том, что нужно заканчивать на светлой ноте, с упором не на шоу, а на контакт с аудиторией, чувствами. Последние куплеты группа допевала, сидя на высоте около 15 метров от сцены, на манер фотографии «Обед на небоскребе»: со свисающими вниз ногами. Большой экран задника транслировал красивую нарезку кадров природы с превалирующими зелеными и голубыми цветами. В момент перед плавным опусканием конструкции, парни встали и обнялись за плечи. Они поочередно дарили улыбки друг другу и залу, покачивая головой в такт музыки, выкрикивая различные признания в любви, когда наступал проигрыш. Завершение счастливого момента — это всегда немного грустно, но от того и ценится больше. Выступление еще не закончилось, а каждый уже видел себя на следующей встрече, в новом образе, но со старым влечением домой. Сцена их дом. — BTS И АРМИ — ВМЕСТЕ НАВСЕГДА! — договаривал Намджун, и в его голосе улавливалась рано наступающая тоска по этому моменту. Он понимал, что не успел сказать всё этим парням рядом с ним, и этим людям, приходящим на концерты из раза в раз, чтоб быть вместе с группой. Чонгук крепко сжал плечо лидера и улыбнулся, вытирая чужую слезу. Он хотел о чем-то пошутить, чтоб облегчить боль прощания, одного из последних прощаний Намджуна в качестве лидера группы, но не нашел что сказать. Боясь того, что тот самый день однажды настанет, и Чонгук лишится опоры, младший отстранился от Намджуна, погряз в своих душевных проблемах, блокируя в голове все, что связано с лидером. Сейчас, когда они стоят перед многочисленной публикой, оба согласились бы, что это не многим отличается от того, чтоб оказаться наедине. Достаточно лишь контакта понимающих глаз. Чонгук почувствовал вину, Намджун почувствовал вину, и оба, пожиная плоды своей глупости, понимающе кивнули друг другу. Приходит очередь Чонгука выкрикнуть для арми что-то важное, он набирает в легкие побольше воздуха и уже готовится открыть рот, как вдруг его с большой силой тянет вниз и парень едва не теряет равновесие, покачиваясь от вида пропасти прямо под ногами. Чон повернул голову в сторону объекта притяжения и в недоумении потянулся за хёном. Сокджин падал. Джин тянул его вниз за плечо, но он определенно был в сознании и уж точно его косило не вниз с подвешенной в воздухе площадки, а именно к самой площадке. Ким смотрел на Чонгука кричащими глазами, но продолжал улыбаться. Происходящее выглядело жутко, воспринималось чувствами быстрее, чем головой. Прямо за Джином лежал Тэхён, абсолютно без сознания, раскинув руки в стороны. Рядом с макнэ валился старший, изображая шуточное падение, будто они с Тэхёном играют, но взаправду никто не играл. Твою мать! У Тэхёна закрыты глаза и он не шевелится. Сокджин не может ничего сказать, потому что его микрофон включен, экраны передают происходящее издалека, чтоб не захватывать лица по очереди пугающихся айдолов. Публика ничего не понимает, у Чонгука и остальных есть несколько секунд чтоб разрешить ситуацию. — С дебютом, Тэхён! — Чон делает разгон и запрыгивает на двух валяющихся друзей, изображая крепкие объятия. Ладони у Тэхёна очень холодные, губы под стать коже — серые. Он встречается глазами с Сокджином, продолжающим разыгрывать потасовку и видит в них точно такой же леденящий страх, как ощущает у себя под ребрами. Конструкция опускается невообразимо долго, Чонгук лежит на бездыханном Тэхёне и видит, как тени хёнов загораживают этот спектакль, должно быть, озвучивая стыд, и извиняясь за дурачество. Чонгуку сейчас абсолютно плевать. Он встревоженно смотрит на бледное лицо, а затем срывает с себя микрофон и начинает легонько потряхивать за плечи Тэхёна. — Тэ? Тэхён? — суетливо убирает прилипшие к лицу длинные пряди волос, вытирает рукавом вспотевшие лоб и шею. — Господи, Тэхён. Пожалуйста, приди в себя, — будто просьба подействует. Он не знает сколько еще так возился, прежде чем сел, обнял макнэ так, чтоб его лицо было скрыто от всех, и крепко сжимая чужую руку, помахал ею зрителям. Они как-то объяснят это прессе. Скажут, расплакался на эмоциях, застеснялся.Они как-то решат этот вопрос. — Тэхён, пожалуйста, — конструкция погрузилась под сцену, участников растащил по сторонам стафф, чтоб подобраться к Тэхёну, а Чонгук не подпускал. Вцепился в младшего, как в самое ценное, и пустым взглядом смотрел по сторонам, раскачиваясь вперед-назад. — Чонгук, нам нужно осмотреть его. — Чонгук, пусти же. Резкий взгляд на Чхве. Еще сильнее прижался. — Господин Чон, у Тэхёна могут быть проблемы с дыхательной системой, нам нужно осмотреть его, — мельтешит женщина в белом. — Давление. У него всегда низкое давление. Руки холодные. Но сегодня были теплые! Еще до выступления… — Чонгук говорит очень быстро, выпуская обмякшее тело из своих объятий, помогает аккуратно опустить голову на пол. Он поднимается на ноги и продолжает стоять рядом с медсестрой, загораживает широкой спиной проход всем, даже «своим». — Что с ним? Женщина молча проводит осмотр. — Это может быть обычный обморок? Молча орудует фонариком. Молча щупает, гладит, прижимает пальцами. Все время осмотра молчит. — Предположительно да, — Чонгук аж дергается от неожиданности, ведет себя как животное, застывшее в свете автомобильных фар. — Везем в больницу? — уточняют из толпы. — Не считаю необходимостью. Господа, расступитесь. Нужно транспортировать молодого человека в более просторное место. — Я помогу вам выйти отсюда. Чонгук похож на телефон в авиарежиме. Делает все исправно, но не принимает сигналы извне. Он напрашивается помочь бригаде медицинской помощи понести Тэхёна, те принципиально упираются, но отогнать не могут. Чон идет перед людьми с носилками прочищая им дорогу, периодически оглядывается чтоб проверить, очнулся ли Тэхён. Намджуном было принято решение оставшимся составом отвлекать внимание прессы. Может так они выиграют время, пока их менеджеры решат какая версия затирания проблемы будет самой правдоподобной и выгодной. Участники разбрелись по углам разных конференц-помещений, и принялись за работу. Чимин снова поступает послушно, но на его душе очень неспокойно. Пожалуйста, пусть Чонгук ни во что не вляпается. Он прекрасно понимает, что призрачно запланированный разговор снова откладывается: сначала Чон выведет медицинских работников, затем, как и остальные, станет отбиваться от журналистов, ему просто будет не до Чимина. Не смотря на это, Пак принял решение думать не о себе. Нужно было отвлечь на себя побольше внимания СМИ, и выболтать им какие-то несусветные бредни о своих увлечениях, идеях и планах на будущее. Вдох давался с трудом, старая травма ноги все выступление не напоминала о себе, но теперь завыла. Чимин поковылял к толкучке с фотоаппаратами, перехватывая у стаффа свой телефон, чтоб если что быть на связи. Как никогда он жалел о том, что не может стирать людям память, не может лечить травмы, и не может управлять своими чувствами. Немного ранее, следуя за хёнами, Пак вроде разглядел в толпе зевак, толпящихся под сценой, знакомое, неприятное лицо, но отвлекся на чей-то вопрос, и мираж был упущен. Показалось?***
— Мхм… В просторном помещении, точечно освещенном лампами от зеркал для нанесения грима, не было никого, кроме этих двоих и редкого нагромождения коробок, костюмов, рабочих чемоданов. Пусто, уж Чонгук об этом позаботился. — Как ты себя чувствуешь? Тэхён открыл глаза и спокойно осмотрел незнакомые стены серого цвета. По высоте потолков это все напоминает один из широченных залов около VIP-лож стадиона. — Как человек, всравший свое первое и… — сделал вид, что не осекся, а закашлял, — выступление. — Это не так, — Чонгук кладет руку на чужую ладонь. Он видим для Тэхёна в расфокусе, но все равно рад, что тот пришел в себя так быстро. — Где… где мой менеджер? Я потерял сознание. — Да. Тэхён освобождает ладонь и подносит руки к лицу, чтоб провести кончиками пальцев по обоим сторонам носа.Со стоном выдыхает. — Пожалуйста, скажи, что на стадионе это не заметили. Точнее нет, не ври. Скажи, что это заметили, но не поняли, как не надо… — Скажу, что все будет улажено в лучшем виде, как и всегда. Тэхён устало прыснул и посмотрел на Чонгука, который отчего-то выглядел необыкновенно счастливым. Макнэ это настораживало, он не догадывался, что само его состояние делает Чонгука таким. — Чего лыбу давим? — Ты так напугал меня, дурачок, — Чонгук снова тянется к чужой ладони. Не может без этого прикосновения, но в отличие от ситуаций в прошлом, не ищет никаких объяснений. — Я сам испугался не меньше твоего. Представь, стоишь ты на сцене, все здорово, но немножко кружится голова. Потом не немножко, а потом, — по мере того, как каменеет лицо Чонгука, Тэ начинает опускать подробности. — Тебе-то чего пугаться за меня. — Потому что это ты. — Хм, да? Что да? Что да?— Чонгук не понимает интонации, это да в плане удивления, или просьба объясниться, или что? Тэхён общается очень мягко, как когда-то. В его личности нет сил притворно упираться общению, холодно и односложно отвечать. Чонгук думает, что это усталость, Тэхён думает, что будет очень скучать по нему. — То, что я младше на неделю, не такой уж большой срок, чтоб трястись надо мной, как над настоящим макнэ, — скромный, немного качает головой в сторону, будто спорящий ребенок. — Тэ, — глубокий вдох. Он попробует как следует объясниться в другой раз, но сейчас, раз уж сложилась такая ситуация, Чонгук принимает решение проверить. И себя в том числе. — Я сам это отследил не сразу, но в чем сомнений нет, так это в том, что у меня к тебе особое отношение не потому, что ты макнэ. Тэхён становится заметно бодрее. Да, прямо как мышь, разбуженная котом. Он подтягивается на руках, чтоб принять на мягкой софе сидячее положение, и таким образом сровняться по высоте с Чонгуком. Немного страшно, хотя вряд ли Тэхён это осознает, скорее списывает на нестабильное давление. Вот опять Чон это делает. Ставит его в неловкое положение своими фразами, которые для Чонгука уж точно ничего не значат, но для Тэхёна они буквально все. Казалось, оба откатываются в уже пройденный, оговоренный этап. Как объяснить это все Чонгуку, не выдавая главный секрет? — Не говори так. — Почему? — Не знаю. Просто думаю, что тебе не стоит так говорить мне. Ты говоришь так другому. — Хорошо. А как мне говорить? О чем ты хочешь пообщаться? Так лучше. Тэхён задумался, как над самой заветной мечтой. Он потянул выше плед, которым были укрыты только его ноги, и загадочно закатил глаза, прежде чем улыбнуться Чонгуку. — Не знаю. Просто давай говорить. Кстати, Чонгук. — М? — Есть к тебе пара небольших просьб. — Слушаю. — В моей прикроватной тумбочке, в самом верхнем ящике, лежит конверт. Я его наспех зашвырнул, но он точно там лежит. Если меня, все-таки, отправят сегодня в больницу вместо дома, забери его. Пусть побудет у тебя, хорошо? Мне так спокойнее. — Хочешь, чтоб я проследил за твоей вещью, пока тебя не будет? — Чон, звучит так, будто ты сам себе не доверяешь. — Хм, ну да. — И вторая просьба. Не уходи отсюда, пока за нами не придут увозить домой. — Хорошо. Чонгук приклеен к ножке софы, на которой сидел макнэ. Он если и уйдет с этого стадиона без Тэхёна, то только на тот свет.