Не моя вина, что я торгую оружием

      Так уж получилось, что с пиратами Томоко особо не сталкивалась. Сомалийских к тому моменту унасекомили, и нападали они только на всяких совсем уж маргиналов. С индонезийцами и малайцами, промышлявшими в Малаккском проливе, было заключено соглашение — 15% от стоимости товара и вперед, с песней. А в Гвинейском заливе, где было ещё одно пиратское логово, её суда просто не бывали. С легальными пиратами в виде таможни разговор велся в основном о суммах. Так что на море Томоко боялась только штормов да плохого технического состояния её сухогрузов.       В тот день Томоко сидела на борту судна «Norsk Queen», бороздившего Красное море. Несмотря на громкое название, эта развалина проржавела где только можно и нельзя, а условия проживания сама Куроки потом характеризовала как «очень плохие, и я на таком больше не поплыву, и за такое надо бы скидку процентов в десять». Но плавание, в целом, было спокойным. Угроз никаких — разве что от Йемена можно получить противокорабельную ракету в бок, но это бывает редко и вообще, о плохом думать вредно. До порта назначения — эритрейской Массауы — оставалось всего ничего, как к судну начали приближаться несколько катеров.       Томоко в этот момент сидела на раскладном стульчике в тени грузового контейнера и пожирала бичпакет. От трапезы её отвлекла команда, бегавшая и орущая что-то на разных языках. Отложив банку вонючего быстрорастворимого рамена, она пошла к борту поглядеть, что там такое, но уже на полпути над её головой прошла пулеметная очередь, ударившая в рулевую рубку и выбившая там все стёкла. Судно, и так идущее как черепаха, начало замедляться. Но катера продолжали стрелять. Куроки побежала к капитану и приказала ему наоборот, врубить «полный вперед». Но он категорически отказался, оттолкнул её и куда-то скрылся. Команды уже и след простыл. Охраны у судна не было — Томоко на ней привычно экономила. Положение было отчаянным. Теперь она осталась одна. Хотя нет — с ней оставался груз оружия!       Катера подошли ближе к остановившемуся судну. Один из катеров, явно главный, дал на всякий случай ещё одну очередь и начал подтягиваться к борту сухогруза. Но с палубы раздался шум мотора, а потом звук сильного удара металла о металл. Томоко решила выкатить против пиратов кое какой туз, припрятанный в рукаве. Из контейнера, стоявшего на палубе, выехала зенитная самоходная установка «Шилка». Это творение советских инженеров изначально предназначались для прикрытия советских танковых дивизий от атак натовских ударных вертолетов — для этого требовалась дикая скорострельность, хорошая проходимость и какая-никакая, но броня. Но так уж получилось, что в мире эти самоходки прославились как жуткое противопехотное оружие. Четыре ствола калибра 23 мм позволяли им буквально выкашивать всё, что не укрылось за толстой броней. За рычагами этой шайтан-машины сидела Томоко.       Пираты не поняли, что подписали себе смертный приговор. Бронированная машина проехалась по палубе, остановилась и чуть погодя начала вращать башню. Томоко порадовалась, что судно остановилось — наводить пушки было проще. Ещё ей повезло, что у одной из четырех «Шилок» на борту осталось немного топлива. Пользоваться самоходкой она умела лишь в общих чертах, и училась на ходу. Страх — великий учитель.       Первый катер продолжал самоуверенно палить из пулемета, но первая же очередь превратила его в кашу. «Шилка» продолжила вращать башню, ища новые цели. Остальные катера лихорадочно, как тараканы, начали разбегаться в стороны, но один за другим разлетались в мелкое крошево. Не удалось уйти никому. Томоко, трясущаяся от страха, медленно сползла на дно бронемашины и отключилась.       Очнулась она на кровати в госпитале. Медсестра, сидевшая рядом, сразу же куда-то ушла и вернулась уже в сопровождении двух эритрейских военных. Один из них говорил на местном языке, а второй переводил. Они дичайше извинялись за инцидент — их патрульный катер прибыл, увы, только через полчаса, но зато им удалось не только спасти Томоко и груз, но и поймать удиравшую на резиновой лодке команду корабля, а также двух раненых пиратов. Всех их сейчас допрашивают с пристрастием. Томоко не стала уточнять насчет «пристрастия», и только извинилась за несколько попорченную «Шилку». Офицеры ответили, что повреждений у самоходки нет, а её пальбу по пиратам засчитали за проверку в реальных условиях.       Через пару дней, когда её выписали из госпиталя, пришли распечатки допросов. Томоко позволили с ними ознакомиться. Среди кучи фраз «неразборчивый крик», «неразборчивые ругательства» и «молчание» она вычленила то, что ей нужно. Капитана судна подкупил какой-то мужичок, «такой нервный, белобрысый, средних лет, в круглых очках и сером пальто». «Заказчик» сказал, что при нападении пиратов надо стопорить машины и самим уходить с судна. За это им была обещана неплохая сумма (задаток — уже на счете в банке). От пиратов ничего вразумительного добыть не удалось — они простые исполнители.       Томоко присутствовала как свидетель на единственном заседании суда над командой и пиратами. Им всем вменялось столько обвинений, что хватило бы человек на двести. Обвинитель спросил у Томоко, сколько ей лет, гражданкой какой страны она является и стреляли ли пираты по ней из пулемета, после чего её отправили обратно в зал. Вообще, вся процедура отличалась быстротой — уже через полчаса пиратов приговорили к расстрелу, а капитана и матросов — к пожизненному заключению.       Впрочем, это мало занимало ум Куроки. Она всё ещё не могла прийти в себя от стрельбы по пиратам. Ей никогда до этого не приходилось ни в кого стрелять, а тут она устроила сразу оптовую поставку душ на небеса. И тот «мужичок» тоже не выходил из головы. Она вспоминала внешность того «представителя заказчика» из Албании — один в один по описанию.       Ей пришлось задержаться в Эритрее подольше. Как-то, гуляя по главной улице Массауы (в 50 шагах за ней «непринужденно» прогуливались два агента местной охранки), Томоко остановилась у витрины, как из проезжавшей мимо машины по ней открыли огонь. Агенты моментально выхватили пистолеты и начали стрелять в ответ. Томоко оцепенела от страха, как в старые добрые школьные времена. Собственно, это её и спасло — нападавшие ожидали, что она бросится вперед, на тротуар, и стреляли в основном именно туда.       После этого заглушенная было паранойя Томоко начала расти. Она сидела в своей комнате в штабе эритрейского флота, и боялась всех и вся. Ей совершенно не нравилась такая популярность. По правде говоря, ей вообще-то нравилось быть популярной — но хотелось, чтобы её любили просто так, а не из-за того, что она привозит кому-то стреляюще-бабахающие механизмы. Ну и тем более ей не нравилось быть популярной в качестве цели у наемных убийц.       Эритрейцы застрелили тех «автомобилистов», но вычислить, кто они, не составило труда. Пассажиры приехали откуда-то из Европы и официально работали на фирму «Мицуя Ltd.», да и машина числилась за ней. Налет армии на офис ничего не дал — оттуда уже давно все убрались.       Из Эритреи Томоко вылетала с ворохом заказов и тяжелым сердцем. Приземлилась она в Варшаве. При этом за ней следили две пары глаз — одни прятались за круглыми очками, а другие были настолько необычными, что их обладатель в свое время удостоился от Томоко прозвища «Смайлик».