Не моя вина, что я торгую оружием

      Естественно, Томоко промахнулась, сила удара была маловата, да и в любом случае она потеряла равновесие и грохнулась на пол своей камеры. Зато ей удалось зацепиться за какую-то тесемку, и потянуть за собой обоих охранников.       К счастью, она сохранила трезвость рассудка, и успела увернуться от падающего мужика. Недолго думая, она вскочила и пнула его по голове оставшимся ботинком. Второй и так валялся без сознания — удар головой об металлический косяк двери не прошел даром. Автоматы у них действительно были — так что теперь Томоко была вооружена. Проблема была в том, что они были вооружены то-ли карабинами M4, то ли М16А2 — короче, одними из многочисленных вариантов американской М16. А Томоко даже не знала, где у них находится предохранитель — ну не доводилось ей таким оружием торговать. Да и вообще, стрелять она умела только «в ту сторону».       Обобрав американцев и кое-как их связав, Куроки приступила к следующему пункту плана: «смыться отсюда». У неё теперь был автомат (точнее, два автомата), два дополнительных магазина к ним, фонарик, пара пистолетов и пара ножей. По её прикидкам, они должны были всё ещё находится в Сенегале, а значит, можно укрыться и попробовать сбежать.       С диким воплем «Банзай!» она выскочила из камеры и сразу же пустила пару коротких очередей вдоль коридора. Сидевший вдали охранник, бросив автомат, пустился бежать. Томоко, не переставая орать, бросилась за ним, на ходу подхватив брошенный автомат. Впрочем, вскоре бег пришлось прекратить — плохая физическая подготовка и вес трех штурмовых винтовок сделали свое дело. Куроки, останавливаясь, чтобы отдышаться, посмотрела, что именно бросил охранник — это оказался немецкий G-3. У американцев такого не было, у сенегальцев тоже. Но долго думать ей не дали — со стороны покинутой камеры раздались выстрелы. Она грохнулась на пол и начала отвечать, одновременно пытаясь ползти назад. После нескольких очередей выстрелы противника прекратились, и Томоко, приободренная, перешла в наступление, продолжая стрелять. Кто-то начал что-то орать по громкоговорителю, прикрепленному над брошенным постом охранника, но Томоко успокоила машину парой выстрелов. Тут ей в очередной раз пришла в голову «прекрасная» идея — пойти в радиорубку. Зачем и почему — она потом долго размышляла, но объяснения так и не нашла. Идти было решено по проводам — они должны были вывести её туда. Теоретически.       В коридоре стало темно — похоже, какой-то тактический гений решил выключить свет. Тут уже пригодился фонарик, который пришлось держать в зубах. Вскоре уже начинали попадаться следы боя — пятна крови, гильзы. Иногда стреляли — и Томоко стреляла в ответ. Но что самое интересное — кто-то постоянно шмалял одиночными и очередями вдалеке, и было такое впечатление, что бои идут по всему зданию. Постепенно, по мере продвижения по коридору, «сопротивление» становилось всё более частым, но почему-то уже после первых выстрелов затихало. Впрочем, патроны у Томоко тоже заканчивались — пистолеты за ненадобностью были выброшены, подходили к концу и боеприпасы к американским автоматам. Из «Гевердрая» стрелять она опасалась — больно уж отдача большая.       Провода привели её в какую-то комнату без окон и с кучей компьютеров, где сидело двое солдат в зеленой форме и американец. Томоко жестами приказала им лечь на пол, связать друг друга проводами от компьютеров. Затем, на всякий случай вырубила американца прикладом «Гевердрая». Проверила патроны — к американским карабинам остался ровно один, у немецкой винтовки было 20 патронов, так что долгую осаду выдержать было нереально. Нужна была помощь.       Ульрих с Утидой исчезли неведомо куда, «Тюрбан» в этой ситуации помочь не сможет. Поэтому было решено связываться вообще со всеми, чьи номера удастся вспомнить. Томоко взяла лежащий на столе кнопочный мобильник и, уже набирая номер северокорейского посла в Пакистане, вспомнила — она ведь не знала, где точно находится. Насчет американца было всё понятно, так что оставались двое местных солдат.       Томоко подошла к ним и начала их пристально разглядывать и переворачивать стволом винтовки, сами солдаты восприняли это со страхом. Сразу же на рукаве она увидела флажок кирпичного цвета с зеленой звездой. Итак, она в Марокко, и это уже осложняло дело. Просто так убраться не получится.       Она начала включать все компьютеры (древние пыльные тормознутые машинки, помнящие ещё молодого Билла Гейтса) в комнате и молиться, чтобы хоть один из них был подключен к интернету. И ей повезло — оставалось надеяться, чтобы современные сайты заработали в браузере Internet Explorer 5.       Через полчаса номера были выписаны, и Томоко начала звонить. В Россию, в США, в Японию, в ООН, в Китай… Короче, всюду и во все учреждения, где про неё хоть кто-то слышал. После одиннадцати звонков на телефоне закончились деньги, и Томоко начала готовиться к обороне, потому что абсолютное большинство абонентов явно ей не поверили.       В этот момент её позвали по громкоговорителю. Если быть точнее, попросили снять трубку с любого стационарного телефона в комнате. Она сняла трубку, не сводя глаз с двери. Очень знакомый голос на другой стороне провода, всхлипывая, спросил по-японски: — Томо-тян, это ты?       Куроки резко ответила, что, мол, это она, но с предателями разговаривать не очень горит желанием, а также попросила передать, что в случае штурма пристрелит американца. Утида, продолжая всхлипывать, сказала, что она никого не предавала, просто ей приказали переводить, а иначе обещали пристрелить Ульриха. Томоко этому не поверила, но вида не подала и спросила, чего они хотят. Утти передала кому-то вопрос и начала переводить ответ.       С каждым словом Утиды Томоко всё больше и больше приходила в состояние, которое можно выразить фразой «ЧТО?!». Неведомые собеседники обещали ей простить 200 убитых и раненых (патронов всего было штук 50-70), если она отзовет северокорейский спецназ (чего-чего?) и ГРУ (кого?). Она спросила у Утти, всё ли та правильно перевела — и оказалось, что правильно. Томоко начала сбивчиво объяснять, что она тут ни при чем, и успела позвонить только в посольства, однако внезапно в голову ей пришла мысль, что стрельба, вобщем-то, не прекращалась — а это значит, что в здании ещё кто-то сражается. Значит, кто-то пришел на подмогу!